По былинным местам. Записки путешественника

Эльвира Сапфирова

Кто не любит путешествовать?!Море – великое поле, безбрежное, безграничное, но вызывает все-таки некоторое беспокойство. То ли дело – река! Берег, как надежда, вот он, рядом. Если что, как-нибудь доплывем! Самонадеянно? Зато придает уверенность. По реке плыть – несказанное удовольствие. Это праздник души, водопад впечатлений, фейерверк знаний!Жизнь на судне ни с чем не сравнить. Сказка! В эту сказку и попала автор очерков с пассажирами лайнера, плывшего по древней священной реке Оке.

Дизайнер обложки Эльвира Ивановна Сапфирова

© Эльвира Сапфирова, 2021

© Эльвира Ивановна Сапфирова, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-1196-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Круиз по былинным местам

Путевые заметки

Кто не любит путешествовать?! Кто не мечтает поплавать по разноцветным морям, покачаться на волнах Черного или Красного моря, увидеть седые волны Белого или насладиться дайвингом в Желтом море!

Море — великое поле, безбрежное, безграничное, но вызывает все-таки некоторое беспокойство. То ли дело — река! Берег, как надежда, вот он, рядом. Если что, как-нибудь доплывем! Самонадеянно? Зато придает уверенность.

И не только. По реке плыть — несказанное удовольствие. Это праздник! Праздник души, водопад впечатлений, фейерверк знаний!

Каждое утро встречаешь в новом городе. Где еще такое возможно?

Жизнь на судне ни с чем не сравнить. Чувствуешь себя царицей: хочешь петь под аккомпанемент аккордеона — пой! Хочешь слушать певцов или музыкантов — пожалуйста, вот они перед тобой; хочешь научиться делать оригами — учись! Сказка!

Но это лишь дополнение к главному. А главное — это поток знаний о жизни маленьких и больших селений по берегам реки и о ней самой. Он волшебно будет литься и из речи экскурсоводов на суше, и из репродуктора в каюте, и на палубе. К концу путешествия кажешься себе огромным раздутым шаром, наполненным экскурсиями, храмами, соборами, судьбами, встречами. Уже нет свободного места в нем, а ты все впихиваешь и впихиваешь туда невероятно интересные факты, броские образы. А дома эйдетическая память восстановит каждый день, каждый город, каждый характер встреченного на пути человека, и ты понимаешь: с новой навигацией — снова в путь!

Глава 1 Теплоход «Бородино» и его пассажиры

В эту зиму в средней полосе России снега выпало так много, что Ока, вскрывшись ото льда, отяжелела, забурлила. Она с трудом умещалась в берегах, а тут еще талая вода из ручьев и безлесных полей и оврагов, не спрашивая разрешения, напористо и своенравно врезалась в русло, заполненное до краев. И река не выдержала, развела руки-рукава и, не удерживая больше мощный напор, разлила свои воды на многие километры вокруг.

Ура! Теперь появился новый маршрут круиза по Оке из Москвы до Нижнего Новгорода.

Путевка в кармане — и я в столице. Еще издали виден нарядный, похожий на белого лебедя, теплоход. Двухпалубный красавец стоял тихо, спрятавшись за деревьями, будто притаился, будто не хотел, чтобы его лишний раз беспокоили. Остановилась, поглядела на него с восторгом, предвкушая удовольствие от путешествия, и ускорила шаг.

Подошла к пристани, — и ахнула! Сколько же ему лет?! И плавает?! Ни вымытые до блеска палубы, ни сверкающие на солнце свежевыкрашенные борта не могли скрыть безжалостного возраста.

Теплоход недовольно пыхтел серой гарью и сердито бурчал, как трактор «Беларусь», в ответ на бесцеремонное разглядывание. На пирсе в ожидании посадки уже стояла толпа людей с багажом. Все солидные, элегантного возраста, со вкусом одетые и уверенно разглядывающие соседей в очереди.

Пристроившись в хвосте, обратила внимание на пару, что подходила к трапу. Сочетание не сочетаемого. Она высокая, дородная дама, холеная, в шикарной шляпке и миниатюрным ридикюлем. Он квадратный, лысый с огромными чемоданами на колесиках и хозяйственной сумкой через плечо.

Продвигаясь вперед, он суетливо толкал багаж, забегая то слева, то справа, при этом не выпуская сумку из рук. Странно, что ценного можно хранить в базарном аксессуаре? Наконец, они у трапа. Морячок-практикант, помогая толстяку втащить груз на трап, весь покраснел и вспотел от натуги.

Женщина в это время спокойно стояла, облокотившись на стойку регистрации пассажиров. Как только чемоданы оказались рядом, она с нетерпением распорядилась:

— Ваня, ну давай же скорее документы!

Из хозяйственной сумки тотчас же была изъята пачка бумаг, и холеная дама с достоинством положила их перед двумя тоненькими, светловолосыми девушками, оформлявшими пассажиров.

— Девушка, — нетерпеливо сказала она, — у нас двадцать четвертая каюта. Вы мне ключ дайте, а потом будете разбираться с бумагами, сколько хотите.

В ответ тишина. Дама нервно стучит пальцами по стойке. Не выдержав молчания, она недовольно распорядилась, обратившись к матросу:

— Молодой человек, будьте добры, отнесите чемоданы в каюту.

Проводив взглядом багаж, она тряхнула шляпкой и капризно бросила в сторону стойки:

— Девушка, ну что Вы копаетесь?! Документы в порядке, не сомневайтесь!

— Да, да, конечно, — устало улыбнулась та и положила ключ на стойку. — Вот, возьмите.

— А распечатка плана круиза?

— К сожалению, нет. План каждого дня будет стоять здесь на столе после ужина, — последовал сдержанно-вежливый ответ.

По полному лицу пассажирки пробежала тень разочарования. Она недовольно поджала губы, но промолчала.

Муж взял ключ, подхватил даму под руку:

— Не задерживай очередь! Пойдем!

Осматриваясь, и я, наконец-то, вошла, внутрь теплохода,. Праздничное, возвышенное настроение таяло с каждым шагом. Внутренний вид нашего лайнера в полной мере соответствовал внешнему. Доски под потертым ковролином вздыхали и скрипели под ногами и колесиками чемоданов. Более чем скромная обстановка средней палубы «Бородино» не обещала ни блеска, ни комфорта.

Около стойки туристов встречали трое. Мужчина в форме, невероятно худой, болезненно-костлявый, с грубыми чертами лица, стоял молча, только слушал, смотрел на входящих людей и изредка кивал бритой наголо головой в знак приветствия. Неужели капитан?!

Второй был среднего роста, плотный, как гриб-боровик, красный и потный в несвежей рубашке. Это начальник круиза, Олег Львович, так к нему обращались девушки за стойкой. Он устало, озабоченно поглядывал на проходивших пассажиров, здоровался с каждым, кивая, и разговаривал с товарищами, обсуждая, по-видимому, важную проблему. В его крашенных хной темно-рыжих волосках пряталась уже обширная плешь, но взгляд был наивен и простодушен.

Перед нами положили ключ. Амбарный. Один на двоих. Мы сникли…

Молча подошли к двери каюты. С первого раза попасть в развороченное отверстие не получилось. Напряжение внутри росло. Вот это теплоход! Вот это сюрприз! А он плавает?!

Дверь упала, и глубокий затхлый запах старости вытолкнул нас наружу. В носу все пересохло, в глазах — слезы, в груди — кашель, а во всем теле — страх. Как же здесь спать?! Негодование, злость, обида захлестнули.

Выскочив из каюты в коридор, огляделась, увидела: не я одна, такая недовольно ошарашенная. Дверь соседней каюты тоже распахнута. Проветривается. А внутри ноющий мужской голос, будто мои мысли произносит вслух:

— Лера, я не могу, — стонал он, — я не выдержу здесь и часа! У меня же астма!

Он остановился, вытер лысину батистовым платком, сморщил плаксиво нос и шагнул к двери, но остановился в нерешительности и, взглянув на опухшие с глубокими канавками от застежек ноги жены, что лежали на его диване напротив, хлопнул себя по бокам и воскликнул с сожалением:

— Нет, нет, не могу! Нет, я задыхаюсь!

— Кыш на палубу! — властно и спокойно приказала лежавшая женщина, — разлетался!

Мужчина схватил сумку, проскочил мимо меня, поднялся по крутой лестнице на верхнюю палубу. Я уныло полезла следом.

Конечно, она права. Подумаешь, воздух! Проветрится. Старый теплоход? Ну и что!? Плавает же! По Оке ни на каком другом и не поплывешь.

В мои размышления вторглась музыка, веселая, зажигательная. Это на соседнем теплоходе женский голос энергично страдал от неразделенной любви и жаловался, что «на теплоходе музыка играет, а» она стоит «одна на берегу». Счастливые туристы, пританцовывая, размахивали разноцветными шарами, зычный баритон в рупор, на всю Москву-реку поздравлял всех с началом круиза. Мы с интересом наблюдали, как соседи прижимали к груди шарики, наверное, что-то шептали, загадывая желание, а потом под наши завистливые взгляды с криком «ура!» и оглушительным гудком теплохода, отпустили шарики в голубое, высокое небо к жгучему солнцу.

Счастливчики! Они поплыли. Там началась сказка.

А у нас тишина. Народ, самостоятельно осваивая лайнер, бродил по палубам. Неожиданно и наш теплоход вздрогнул, выдохнул черным дымом, загудел, затрясся — и поплыл. Все заулыбались, поглядывая друг на друга и на уплывающий веселый, праздничный теплоход. Мы тоже плывем! Вдруг над рекой раздался громкий чих, потом кашель, шипение и из репродуктора прохрипело:

— Граждане, товарищи экскурсанты! Кто свободен, можете собраться в концертном зале для получения инструктажа. Итак, повторяю, Желающие могут пройти в концертный зал для получения инструктажа. Поздравляю с началом круиза.

На палубе люди остановились в недоумении, переглянулись. И это все?! Любопытство охватило всех, и семьдесят шесть пассажиров бодрым шагом, дружно, под звуки «Марша славянки» ринулись на нос теплохода…

Но камерный зал мог вместить лишь первых, самых любопытных. Остальные остались в коридорах и на палубе. Без поздравлений. Без инструктажа. Обидно.

Зато мы плыли по Москве-реке. Несмотря на неудачное начало круиза, меня охватило гедонистическое ощущение триумфа. Вот река! Вот теплоход! Я путешествую… плыву!

Река играет с солнечными бликами, с берегов доносится музыка, рядом то и дело проплывают большие и маленькие прогулочные катера, а на причалах еще несколько стоят в ожидании пассажиров. День и ночь снуют они по реке, работают. Река дарит многомиллионному городу прохладу, воду, а в непогоду возмущается, бьет волной о берег, пенится. Стою, любуюсь, шумными московскими набережными и вспоминаю пражскую, откуда недавно вернулась. Влтава там даже не пенится. Вода зеленая, тяжелая, с тиной, и ее кажется совсем мало. Запруда на реке в районе Праги больше походит на болотце. Плывешь на катере и диву даешься, как только суда не наскакивают друг на друга. Приглядишься. А они все по кругу плывут. Десять минут — и все удовольствие! Дальше межень.

То ли дело Москва — река! Она широкая, нарядная, закованная в гранит. И справа, и слева гремит музыка, а на нашем теплоходе тишина. Нет праздника. Жаль. Стою у борта и всматриваюсь в даль. И тут слух улавливает знакомое название деревеньки. Исчезнувшей деревеньки. Прислушиваюсь. Говорит пожилая женщина, не торопясь, как о чем-то давно уже решенном:

— Нет, в Касимове я не останусь. Сестер и так видела. Мы же решили ехать в Пителино, значит, едем.

Она помолчала и уже мягче продолжила:

— Дюшка поедет к Кате, посмотрит, как живут прабабушки и увидит Касимов, а мы с тобой на такси. Час туда, час назад, еще и останется время походить, погулять, вспомнить…

— А давление? — озабоченно возразил голос помоложе.

— Не волнуйся. Таблетки на что? Не спорь! Сколько лет ждали этого маршрута! Вот на поезде ехать было бы тяжело, а здесь — благодать!

Я обернулась. За столиком напротив сидели четыре женщины, невероятно похожие, только разного возраста, будто взяли молодое, цветущее лицо и показали его в разные этапы жизни: от молодости до глубокой старости. Все голубоглазые, круглолицые и курносые с пухлыми, румяными щеками. Старшая — седая, сухонькая женщина среднего роста, полная сил и энергии. Ее живой проницательный взгляд остановился на моем лице, внимательно его рассматривая. «Наверное, знакома с физиогномикой», — подумала я. — Интересно, что им нужно в этой Богом забытой деревне?! Да и есть ли она сейчас? Уже в семидесятых годах там жили одни старики, а заколоченных изб было больше, чем светящихся огоньком. Рязань и Москва энергично выгребала молодежь.»

Мы разговорились. На мой вопрос о деревеньке уклончиво ответила:

— Хочу поклониться местам, что спасли от голодной смерти во время войны.

Сколько же ей лет, если хорошо помнит дни и ночи Великой Отечественной войны! Хотелось расспросить, узнать подробности, но холодный взгляд и плотно сжатые губы женщины остановили меня.

Плывем час, другой, третий. Динамик молчит, матросы снуют, теплоход пыхтит, а по голым берегам Москвы-реки все селения, дома, храмы, и вдруг — маленькие фигурки людей в китайских панамах копошатся в земле. Вот это да!!! Уже до Москвы добрались.! А ведь после их работы даже сорняки в обморок падают — не растут!

Кругом тихо, голо. Солнце нещадно печет. Даже вода от жары не спасает. Еще видны окраины столицы, и городская река серая, безжизненная, безразличная. С тревогой провожаем гигантские теплицы и усеянные шлангами берега реки..

Какая странная современная любовь к родной земле, к родной реке?! Отдал взаймы — и лежи на печи. Наши деды сражались за каждую пядь. Она пропитана кровью наших предков! А внуки сдают ее в аренду. В народе говорят: ленивый да трусливый своей земли не убережет.

Глава 2 Река ледникового периода

Вечереет. Комары с жадностью набрасываются на сидящих за столиком туристов. А берега вдруг стали одеваться кустарником, редкими деревьями, а потом река будто вырвалась на волю, в лес, ожила, и теперь, полная сил и мощи, несла наше судно легко, играючи. В ее воде, как в зеркале, отражались прибрежные кусты и верхушки деревьев. Теплоход скользил нежно, осторожно, будто боялся взбаламутить прозрачность. Тишина. В береговых зарослях в волшебной тишине заливаются птицы. Это ли не рай?!

Первая ночь на теплоходе пролетела как одно мгновение. Так много новых интересных людей, такой воздух, что даже снов никаких не приснилось. Кажется, только глаза закрылись, а уже солнце встало, тело бодро, душа ищет приключений.

Динамик голосом Высоцкого призывает приседать до упаду, но кто в столь преклонных годах будет карабкаться по винтовой лестнице на солнечную палубу!?

Завтрак в ресторане. Звучит красиво и многообещающе. Напротив сидит Илья Павлович, мужчина грузный, метра два роста, с одышкой. Он бывший машинист, железнодорожник и, как я потом поняла, тонкий знаток женщин. В ожидании первого блюда сосед философски замечает, серьезно глядя на яркую блондинку с эклектическим вкусом:

— Как только находишь свою половинку, вокруг начинают бродить другие половинки и заставляют тебя сомневаться.

Мы, улыбаясь, сочувственно киваем, и Илья Павлович, наклонившись, доверчиво рассказывает, что до сих пор не понимает, почему от него ушла третья жена.

— Понимаете, я ведь никогда женщине ни в чем не отказываю. Это не умно, — говорит он серьезно, намазывая горчицу на черный хлеб. — Просто нужно хорошо объяснить, что с ней случится после исполнения ее желания. Вот и все!

Молоденький юркий официант скользит между столами. Илья Павлович некоторое время вглядывается в десертную тарелочку, на которой положены две ложки овсяной каши. Съедает мгновенно, разворачивает не успевшего далеко уйти официанта, и говорит:

— Каш пять порций! Каждое утро! Понял?

Мы опускаем глаза в свои тарелки, пряча улыбки. Зря улыбались. Несколько дней такой детсадовской еды — и в животах заурчало, забурлило… Захотелось уже какой-то здоровой пищи. Например, здоровый кусок отбивной.

После завтрака большинство моих попутчиков шагала по кругу от носа теплохода к корме и назад: изгоняла калории. Замечали ли они красоту реки, берегов? Скорее отмечали, фиксировали. Остальные сидела за столиками, как правило, на солнечной стороне, подставляла лицо солнышку и, дыша глубоко и спокойно, созерцала прекрасный мир вокруг.

Как Москва-река слилась с Окой, увидеть не удалось. Это действо было ночью, и мы дружно спали. Но утром Олег Львович нам об этом сообщил по радио:

— Уважаемые экскурсанты! Послушайте информацию.

Звуки знакомого тенора заставили остановиться и прислушаться. Я обрадовалась. Наконец-то, на вторые сутки путешествия можно услышать что-нибудь о местах, мимо которых проплываем.

— За ночь мы проехали следующие населенные пункты: Воскресенск, Коломну, — он остановился, вчитываясь в название незнакомого города, с шумом громко вдохнул и произнес, — Кораблин.

Что-то его явно смущало, и он прочитал еще раз:

— Кораблин.… Кораблино — это город, одиннадцать тысяч жителей.

Пауза. Только шелест страниц и учащенное дыхание. Гуляющие на палубе женщины переглядывались, осуждающе качали головами. Может, ослышались или ошиблись? Но динамик голосом директора круиза еще раз уверенно и неправильно повторил названия города:

— Кораблино и сейчас крупный текстильный центр России. Река Ока…

Динамик щелкнул и затих.

— Да что же это за радиогид нам достался, а?! Ни читать, ни рассказать, — хлопнул по перилам возмущенный Илья Павлович и, обратившись к динамику, будто его мог услышать Олег Львович, громко крикнул:

— Кораблино, Кораблино. Он находится на реке Проня, далеко, далеко от Оки!

Сидящие рядом женщины улыбнулись, одобрительно закивали.

— Набрали команду! Одни двоечники, — сказала с сожалением полная седая женщина своей подружке, сидящей напротив, и решительно сделала стежок в вышивке. На ее коленях, укутанных шерстяным пледом лежала коробка с нитками и схема рисунка; поверх палевой ветровки на шее красивый цветастый шарф. Глядя на них, я подумала, что учителей невозможно спутать ни с кем.

— И куда делись образованные специалисты?! — с болью в голосе откликнулась ее соседка и повернулась к мужчине, — на днях слушала интервью Министра просвещения какой-то республики. Журналист ее спрашивает: « А сейчас в школе изучают творчество Радищева?» Она, не задумываясь, отвечает: «Конечно, «Горе от ума» не изымалось из программы.»

— С такими знаниями руководит образованием?! Анекдот! — с недоверием воскликнула вышивающая женщина.

— Хороший анекдот! На всю страну телевидение ославило и министра и правительство, назначающее таких вот двоечников министрами.

Динамик молчал. Он будто чувствовал недовольство туристов. А я с ожиданием посматривала наверх: вдруг заговорит, но напрасно. Ни слова, ни звука. Плыть по таким историческим местам, по такой красивой реке Оке и ничего не узнать нового! Вот не повезло!

— Не огорчайтесь так, — обратилась ко мне женщина, оторвавшись от шитья Поправив на носу роговые очки, она снова принялась вышивать крестиком нарисованный букет полевых цветов. — Что Вы хотели бы услышать? Меня зовут Валентина Петровна, это моя подруга — Рита Олеговна. Извините, что не по современному, не по-американски знакомлюсь, сорок лет честно служила людям, государству, отчество заработала.

Я представилась и замялась, но женщина так дружелюбно посмотрела, приглашая к разговору, что не ответить было нельзя.

— Надеялась, может, что-нибудь интересное скажет, — махнула я рукой в сторону динамика.

— А вы на Оке первый раз? — делая стежок, спросила Валентина Петровна.

— Нет. Училась в Рязани, а речку как следует и не видела. Познакомилась с ней весной, когда отрабатывала три года после окончания института в сельской школе. В степи выросла — никогда половодья не видела. А тут такое началось! Куда ни глянь — везде вода! Сидим в деревне, как на острове. Ослепительное солнце каждое утро в окно и стылая чистая, как в роднике, синь воды. Неделю любуешься, две, а потом, как на грех, поднимается в груди жгучее желание посетить цивилизацию, похрустеть городской булкой, полакомиться эскимо. Вроде и свободна, но в плену. Каждый вечер ходила на берег колышки ставить, чтобы видеть движение воды.

— Да Ока славится своими разливами, — задумчиво глядя на реку удивительно голубыми глазами, сказала Валентина Петровна. — А я родом из древнего города Неринска, современное название — поселок Шилово. Ночью будем проплывать Уже в 12 веке он упоминается в летописях, и дружина, и жители сражаются с Батыем! Недалеко от Неринска, в Урсовском городке родился Евпатий Коловрат. Сейчас в Шилове на центральной площади, около Дома Культуры, высится огромный памятник русскому воину-защитнику, что сражался малым отрядом с целым вражеским войском и остался непобедимым.

— Недавно великолепный фильм сняли об этих событиях, — вставила я, — Вы смотрели?

— Конечно, смотрела. Настоящих героев показали. Маленький отряд рязанских воинов нападает на войско Батыя. Невероятно. Сколько смекалки, какое страстное желание отомстить врагу! Особенно впечатляет последний бой. Наверное, так оно и было на самом деле.

— Да, былинный герой! А памятник поставили лишь в конце прошлого века. В новостях по центральным каналам целое действо показали!

— Главное, что поставили, — твердо сказала Валентина Петровна. — А под селом Ерахтур, недалеко от Неринска, высится курган, называемый Добрынин остров. Сколько раз за грибами мимо него проходила, проезжала и не знала, какое это святое место, не знала, что на нем могила богатыря. На этой горе Добрыня Никитич жил, нес службу, здесь же и погиб в битве с кочевниками.

Валентина Петровна вздохнула, взглянула на меня вскользь, как бы оценивая, колеблясь, потом решительно сказала:

— Много веков земляки мои хранили о богатыре память, а в конце прошлого века любопытные крестьяне раскопали курган, осквернили могилу богатыря. Себе забрали и кольчугу, и меч, и шлем. Отблагодарили воина-героя, защитника….

Валентина Петровна опять тяжело вздохнула, будто сожалела, что не остановила крестьянский вандализм, не уберегла святыню, поправила плед на коленях, поставила на столик сползающую коробку с нитками, потом улыбнулась и, видя наше нетерпение, продолжила:

В 14 веке крепкое село Неринск царь пожаловал боярину Шилову, Дмитру Александровичу, с сыновьями за доблестную и верную службу. С тех пор зовется эта древняя крепость Шиловым. Сейчас это поселок городского типа, большой районный центр, 14 тысяч жителей. Раньше было больше. Работать негде, молодежь уезжает…. Хоть бы луна поярче светила, чтобы посмотреть издали на родное село.

Валентина Петровна склонилась над пяльцами, и ее седые волнистые волосы в лучах солнца сверкнули фиолетовым оттенком.

— Что, наш теплоход не останавливается там?

— Пристань развалилась, — она тяжело вздохнула. — Раньше по Оке много барж ходило. Летом это самая дешевая дорога. Зимой суда стояли в затоне. Сторожил и чинил эту пристань один страшный человек с черной бородой, огромного роста, и в тельняшке. Он с семьей жил на барже. Мы бегали кататься на затон с горки, а он всегда нас прогонял. Голос у него, как раскаты громы. Как закричит: «Вот, я вас сейчас!», нас будто ветром сдувало с берега. Боялся, как бы наши санки не нырнули в заводь. У него был маленький сын. Мы как увидим его, спрашиваем: «Ты откуда?», и он неизменно отвечал: « С баржи!». Хохот стоял всегда минут пять! Вот так детство и юность на реке прошли. Плавали до посинения, но около берега. На лодке и то переплывать страшно было: унесет И еще одного боялись — омутов. А их на Оке…

Конец ознакомительного фрагмента.