Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

Эллина Наумова

Когда молодых, успешных, любящих друг друга супругов травят вином, а потом душат подушкой в собственной спальне – это чересчур даже для изобретательной жестокой Москвы. У полковника Измайлова ничего не получается с расследованием. У Полины тоже. Но она никогда не сдается. И для начала принимается считать ошибки полковника – первая, вторая, третья…

Глава вторая

Однажды в юности моя любознательная мама вычитала в какой-то брошюре, раскрывающей жуткую сущность акул капитализма, забавную фразу: «Он выбрал самый легкий путь к богатству — родился богатым». Похихикав над словом «выбрал», слегка одурманенная конспектированием материалов партсъездов и трудов основоположников марксизма-ленинизма, но бесшабашная по натуре девушка вдруг не очень по-комсомольски подумала: «Везет же! И денег куры не клюют, и ни в чем не виноват. Никого по потогонной системе Тейлора не эксплуатировал, ничего не крал». И испытала зудящее чувство зависти к неповинному в своем громадном капитале американцу.

Так вот, Саша Косарев тоже не ошибся материнским чревом и родился богатым. А к моменту окончания учебы в Англии был уже очень и немодно богат. Это Сашино определение — немодно. Потому что за его «предками» никто никогда с горячими утюгами не бегал, и снайперов именно на них не напаслись. А ведь практически все, с кем он сейчас имел дело, либо так или иначе унаследовали деньги павших товарищей, либо чудом избежали отстрела, вовремя уехав за границу и отсидевшись там в пору полного беспредела.

Можно было предположить, что родичи Саши сами орудовали электроприборами или нажимали мозолистыми пальцами на курки. Но мимо, мимо. Просто его прадедушки и дедушки и по отцовской, и по материнской линиям с юности до глубокой старости занимали должности выше средних в административно-хозяйственных структурах при всех правительствах. Отец Саши твердо шел по их стопам, но уже знал, куда безопасно и выгодно вложить деньги. Бизнесом-то люди занимаются не только во чистом российском поле, но и за надежными кремлевскими стенами.

Сашу на семейном совете решили в АХЧ не пристраивать. Клану нужен был не госчиновник, а вольный предприниматель. Один из дедов, благословляя, сказал ему:

— Теперь, малыш, мы в тылу, ты на передовой. Но качество тыла у тебя непревзойденное.

Молодой Косарев не раз убедился в этом. Он отвоевывал свои миллионы комфортно, не имея нужды озираться, глядя только вперед и неизменно убеждаясь в точности разведданных. В нем счастливо уживались стратег и тактик, удалец и рационалист, трудоголик и медитатор. Он был талантлив и со связями, этим все сказано.

Опять же неуемная моя мама, заметив недавно, что я «какая-то поникшая», пересказала мне слышанную по радио историю. У нее одно средство от хандры, признаки которой она замечает в людях задолго до того, как они их почувствуют, — рассмешить. Так вот, спасатели МЧС выловили из вырубленной моржами проруби троих подростков. По дороге в больницу выяснилось, что детишки вышли на тонизирующий морозец обсудить свои сердечные проблемы. После обсуждения Ира бросилась в ледяную воду, потому что Коля ее больше не любит, а любит Лену. Коля сиганул за отвергнутой подружкой с воплем: «Если Ирка умрет, я жить не останусь»! А счастливая его избранница Лена без колебаний бултыхнулась следом, ибо «не могла смотреть, как Коля тонет вместе с этой дурой Иркой».

В юности Саша Косарев вполне мог оказаться в подобной ситуации, влюбляясь часто, буйно, до умопомрачения. Трижды он был настолько близок к самоубийству по страсти, что не находил иного объяснения собственному существованию, кроме: «Бог миловал». Опытным путем он установил максимальную длительность своих увлечений сильного накала — полгода. И перестал мечтать о любви до гроба. Поэтому, когда его хитроумные дедушка с бабушкой решили привлечь к делу выгодного, но осторожного и разборчивого инвестора, женив Сашу на его дочери Вале, мальчик не стал противиться. Рассудил: все равно запредельное чувство вот-вот уляжется, так пусть сразу будет штиль. Валя, окончившая медицинскую академию, по замыслам родных должна была возглавить свой частный лечебный центр, чего совсем не хотела. Саша был ей до лампочки, но она благосклонно отреагировала на его стандартные ухаживания. Надеялась, что замужество избавит ее от ответственности за вложенные в бизнес укрепления здоровья нации деньги семьи.

Молодые циники расписались, обвенчались, украсили собою грандиозный свадебный банкет. И в первую брачную ночь, хорошо выпив наедине шампанского, решили не пренебрегать близостью. К утру влюбились друг в друга намертво. В буквальном смысле — не ощущали, что живы, когда хоть неожиданно ставший самым дорогим голос по телефону не слышали. Им было чудесно вдвоем. Поэтому, когда предприимчивые родственники мощным хором затянули песню о детях, Валя предпочла открыть медицинский центр, лишь бы отстали на несколько лет.

— Дайте сначала самореализоваться профессионально, чтобы было, о чем рассказать этим самым детям, — потребовала она.

Семейство Косаревых пробовало возражать, но Валина семья встала на сторону своей разумной и небездарной наследницы. Конфликт зрел под толстой кожей укрупнившегося клана медленно и болезненно. Вскрыл его Саша скальпелем одной фразы:

— Я сделаю ребенка тогда, когда сделаю.

Без наркоза обошелся, но все стерпели.

Любовь — это общее название множества чувств и ощущений. Она у всех разная, в зависимости от того, что из этого множества преобладает. Поэтому, если человек «тоже любил» или любит, не факт, что он поймет вас полно и правильно. Даже любящие друг друга чувствуют неодинаково. Саше с Валей повезло, у обоих доминировала радость. А она способна привести к гармонии все, даже саму себя. И коли «любовный пламень» — устойчивое словосочетание, то можно сказать, что чета Косаревых не разжигала костра, не поддерживала огонь, неустанно подтаскивая найденные или ворованные горючие материалы, не защищала его от ветра и дождя и не боялась перекидывания на ближайшие деревья. Пламень этих ребят напоминал скорее газовую горелку хорошей плиты в роскошной кухне — тепло, красиво, безопасно и легко регулируется. При желании можно увеличить подачу газа до упора. И тогда над голубыми язычками воспылают алые венчики. Как отблески костров, запаливаемых людьми, в любви которых преобладает не радость, а нечто иное.

Поскольку Саша с Валей не стремились к тому, чтобы искры их костра долетали до облаков, у них доставало сил вскипятить на своем ровном газовом огне чайник для друзей, а то и приготовить обильный праздничный обед. Попросту говоря, они безотказно помогали попавшим в переплет человекам. Таково основное свойство радости — не переваривается, но излучается вовне и возвращается вновь.

Все это я выпалила Вику на одном дыхании, готовя утренний кофе. Полковник не перебивал, но к моменту упоминания круговорота радости в природе очевидно пал духом и забормотал:

— Так, про газ, чайник, обеды я понял. Стоишь у плиты, ассоциации кухонные.

— Ага, командир, мои заботы бабьи, — обиделась я, потому что противопоставление пламени костра и газа мне самой очень понравилось, и, по-моему, идеально передавало суть взаимоотношений Вали и Саши.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — продолжил раздражаться Измайлов.

— Для общего развития.

— Мы прекрасно осведомлены обо всех родственниках Косаревых и их бизнесе. Должен заметить, что у тебя о нем романтические представления.

— Тогда хоть про любовь подумай, — вздохнула я. — А то у нас с тобой ни костер, ни газ, а какой-то самостийный степной пожар получается.

— Про любовь с твоего позволения чуть позже. Поленька, давай без философии, по существу. Враги у них были?

— Как же без философии, если люди неимоверно подлы, Вик? Знаешь, есть выражение: «Слишком хороший человек». Это про ребят. Одни в таких увлеченно выискивают изъяны, другие искушают, третьи, получается, уничтожают. Но открыто с Косаревыми никто не враждовал.

— Я бы тоже не отважился, — разочарованно буркнул полковник. — И тебе не посоветовал бы. Хотя мои советы для тебя мало что значат.

— Зануда ты, Вик. Они нашему знакомому, то есть его умиравшему ребенку, оплатили две операции в Германии. Спасли. Однокласснику, когда он судился с родственниками из-за квартиры, нашли за свои деньги толкового адвоката. Тот раскопал в Вологде какую-то справку, и парень с семьей не остался на улице.

— За гонорар от Косарева адвокату справку было проще купить.

— Перестань. В любом случае Саша с Валей не заставляли его это делать. И все понимали, случись что, Косаревы — последняя надежда. Ну, а тайная ненависть на то и тайная, чтобы о ней знал только ненавистник.

— Ладно, друзья особо близкие, доверенные лица?

— Это ты к тому, что кто-то должен был притащиться с ними ночью, подсыпать в бокалы снотворное, дождаться, пока уснут, то есть не чужой человек? Тут я тебя разочарую. Не было у них особо близких и доверенных. Всегда существовала грань, которую они никому не давали перейти. Это часто бывает с тем, кто слишком занят друг другом, слишком связан родственными узами, слишком загружен работой. А тут — все вместе сразу. Пожалуй, Лиля Сурина и Аня Минина дружили с Валей, а Егор Бадацкий с Сашей. В наиболее соответствующем значению слова дружить смысле.

— Видишь, пошло дело. Родственники в качестве душеприказчицы назвали нам некую Ольгу Суховей.

— Нет, она замещала Валю в Центре, нареканий не вызывала. Не то. Скорее, соратница, чем подруга.

— Теперь я тебя разочарую, детка, — сказал Измайлов тоном, каким зачитывают приказы о премировании сотрудников. — Никто с Косаревыми ночью не притаскивался. У нас есть свидетели, которые видели, как они вернулись домой. Служитель гаража клянется, что люди приехали вдвоем в хорошем настроении. Охранник в холле подъезда подтверждает это. А сосед по лестничной площадке возвращался с собакой, поздоровался, сразу пожелал спокойной ночи. Они как раз отпирали дверь, и с ними чужих не было.

Измайлов посмотрел на часы. Если бы я не заторопилась, успела бы подумать, стоит ли открывать рот. Хотя при моей склонности сначала делать, потом говорить и уж после думать, результат скорее всего был бы тем же. В общем, я ляпнула:

— Значит, кто-то ждал их внутри. Или явился немного позже. Между прочим, ключи есть у домработницы Илоны. Бадацкий обретался у них два месяца, когда возвратился из Америки. Продал в Москве все, думал, приживется в Нью-Йорке, но не сумел. Пока квартиру купил, пока отремонтировал. Наверняка пользовался ключами, мог сделать слепки на память.

— Сосед, когда выгуливал собаку, смотрел на окна. Свет у Косаревых не горел. Если бы они кого-то у себя оставили…

— Может тот, кого оставили, спать лег?

— Поленька, достаточно. Я проникся. Они человеколюбивые, отзывчивые, добрые. Но все-таки не об обитателях панельной двушки с толпой беспробудно пьянствующих родственников речь.

Я понуро кивнула. Гость, которого пустили на ночлег, вряд ли отправился бы на боковую, не дождавшись хозяев. А они возвратились домой еще до полуночи. Вариант, при котором некто проник в квартиру и, не включая света, сюрпризом их поджидал, тоже никуда не годился. Оставался поздний визитер. О чем я и сообщила Вику.

— Да, там охраннику позвонили и сказали, что жена рожает. Сменщика он по телефону не нашел, на свой страх и риск бросил пост на пару часов. Оказалось, с беременной женой все в порядке. Кто-то то ли жестоко пошутил, то ли отомстил нервотрепкой, то ли выманил из подъезда. Спасибо за завтрак. Особая благодарность за то, что, вернувшись в разум, поведала о друзьях и домработнице. Доступ к ключам — это интересно. Я побежал.

Измайлов поднялся, чмокнул меня в нос и ринулся к выходу.

— Вик, все же проверьте, не светились ли окна Косаревых, когда их не было дома. До выгула соседской псины, — твердо потребовала я.

Полковник обернулся и нежно сказал:

— Делать нам больше нече…

Тут его качественно перекосило, и он по слогам произнес:

— Про-ве-рим. Не смей лезть в это де-ло. Доб-ром пре-ду-преж-даю.

— Удачи, милый, — проворковала я. — Не полезу, не бойся. Как ты верно подметил, я вернулась в разум. Это преступление мне не раскрыть. А вам, как говорится, помогай Бог. Остальные будут только мешать.

— Почему? — озадачился Измайлов, стоя в прихожей — одна нога в тапочке, другая в ботинке.

— Скандал чую, — честно сказала я.

— Убийство — это всегда скандал, — назидательно бросил полковник.

И совершил первую свою ошибку. Потому что скандал скандалу рознь. В тот, который подразумевал Вик, нельзя было ввязываться. В том, который предрекала я, необходимо было увлеченно участвовать. Истина нередко спрятана внутри скандала. И, если не отвлекаться на себя — как я их всех раскусила — ее можно отыскать.