Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

Эллина Наумова

Когда молодых, успешных, любящих друг друга супругов травят вином, а потом душат подушкой в собственной спальне – это чересчур даже для изобретательной жестокой Москвы. У полковника Измайлова ничего не получается с расследованием. У Полины тоже. Но она никогда не сдается. И для начала принимается считать ошибки полковника – первая, вторая, третья…

Персонажи вымышлены, любые

совпадения случайны.

Иллюстратор Вячеслав Уртеко

Дизайнер обложки Вячеслав Уртеко

© Эллина Наумова, 2017

© Вячеслав Уртеко, иллюстрации, 2017

© Вячеслав Уртеко, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4490-0361-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

После новогодних праздников полковник Виктор Николаевич Измайлов руководил своим убойным отделом из последних сил. За то, что из последних, по-женски отвечаю. Я же кормила его ужинами, которые он мерно жевал в полудреме. И наблюдала за дальнейшим полноценным отдыхом, то есть попытками не заснуть в кресле мгновенно, а успеть хоть газету раскрыть. Почему нельзя лечь в постель, не пошуршав периодикой, я так и не уразумела.

Нет, полковник не отмечать все подряд устал. Но, кто бы мог подумать, что кроме бытовухи (теща там зятя молотком приласкала за всю свою и дочкину разнесчастную жизнь), которой Виктор Николаевич, являясь особо ценным кадром, не занимается, на святках столько удачливых и богатых господ переселятся с помощью убийц на тот свет. Казалось, чем больше было вокруг разубранных золочеными звездами и посеребренными ангелами елок, чем чаще просвещенные батюшки призывали к любви, тем сильнее мирян тянуло на изощренные мерзости.

Я поделилась соображениями с подругой Настасьей. Я с друзьями делюсь всем, но они порой признаются, что именно без моих соображений могли бы обойтись. Плакали бы, тосковали, но терпели.

— А попробуй посуществуй в Москве. Не так, как ты, приподнято. Просто. В любом мегаполисе. Да хоть в деревне! — откликнулась особо стойкая к моим завихам Настасья. — И везде найдется местный воротила, который всем поперек горла. У нас же слово мироед и уверенность в том, что всякий богат, потому что мы бедны, в генах сидит.

— Или потому что нам лень отнять у богатых, — встряла я.

— Мне не хуже, чем твоему Викнику известна последняя статистика, — не соизволила отвлечься на обсуждение революционного настроения масс Настасья. Она упорно сокращала имя и отчество Виктора Николаевича Измайлова до фамильярного Викник. — Кто штопает недобитых, недострелянных и недорезанных?

— Ты. Ты хирург, кандидат медицинских наук, — опасливо признала я, соображая, не лишним ли будет еще и комплимент ее внешности. Потому что Настя схватила со стола кухонный нож и остервенело им затрясла.

— Вообще-то, Поля, дело не в месте, а в количестве воротил. На Москве их в избытке. Следовательно, и завистников не мерено. Геометрическая прогрессия.

— Настасья, ты гений, — льстиво пробормотала я. — Немедленно отдай нож.

— Нож? Тебе?! — подскочила ко мне вплотную подруга. Я мысленно поклялась никого никогда больше не утомлять отвлеченными от насущных человеческих нужд разговорами. — Колбаса где? Я у нее поесть прошу, а она чушь несет. Чем больше в мире добра, тем больше, видите ли, зла!

Мне удалось быстро ее успокоить. Колбаса для этого доктора — лучшее лекарство. А тут на мое счастье в холодильнике окорок случился.

После очередного вялого ужина Измайлов не замаскировался под газетой, а превозмог тяжесть собственных век, будто доказывал, что они не связаны напрямую с желудком, и спросил:

— Поленька, ты ничего не слышала о Косареве?

Я даже с ответом запоздала — настолько отвыкла за последние дни от всех вопросов, кроме одного: «У тебя, надеюсь, все хорошо, детка»? Потом радостно зачастила:

— Конечно, слышала. Кто же о нем ничего не слышал, Вик!

— Я по-стариковски как-то выразился, — закокетничал полковник.

При чем тут возраст определить было невозможно. Вик явно нуждался в моральной помощи. И я ее охотно оказала:

— Знаешь, временами кажется, будто тебе мои двадцать пять, а мне твои сорок пять. Я такого напряга, как у тебя, не вынесла бы. А что, и до Косарева очередь дошла?

— Детка, пресловутой очереди на прием к судьбе не существует.

— Врешь, Вик.

— Ну, у каждого свое мнение. Твое дело журналистское. Кстати, допустимо ли добавить, творческое?

— Убью!

— Это ты мне, убойщику со стажем? За что, впрочем, и люблю.

— Полковник, прекрати томить журналистку.

— А вот журналистика тут совершенно ни при чем. Я заговорил с тобой о Косареве, как со…

— Со сплетницей.

— Ты сказала. Не обидишься? — засмеялся он. И вдруг горько упрекнул: — Поль, не притворяйся. Будто мало ты со мной, с подругами, да с половиной города сплетничаешь.

— Сам такой, — гордо ответствовала я. — Все ваши расследования на три четверти есть собирание сплетен о жертвах и подозреваемых. И то, что вы называете сплетни фактами, ваша проблема.

— Невысокого же ты о нас мнения, — вздохнул Вик и мученически прикрыл глаза.

Подозреваю, чтобы подремать пару минут. Я воспользовалась паузой в нашей содержательной беседе и принялась лихорадочно соображать, чтобы соответствовать присвоенному мне Измайловым званию всезнайки. Если Вик заговорил о Саше Косареве, значит, либо тот кого-нибудь, либо его кто-то убил на святках. Именно тогда, когда я принципиально, вопреки традиции свожу общение к минимуму, прекращаю суетиться и, в сущности, ненадолго очеловечиваюсь. Какое безобразие! Уж с этакой-то новостью друзья — приятели могли бы пробиться через все условные заграждения. Хотели посмотреть на мои корчи, когда до меня до последней дойдет нечто сногсшибательное? Уже не получится, спасибо Виктору Николаевичу. Кстати, его обращение ко мне означало, что убойщики в теснейшем и темнейшем тупике. В иных ситуациях полковник о делах своих праведных молчит, как неродной.

И тут я прекратила соображать и начала осознавать. Сашка Косарев ни убить, ни заказать никого не мог. Получалось, что земного бытия лишили его — безумно богатого, да, но светлого, легко раздающего свое направо и налево. Не гуманно, по меньшей мере, по отношению к сиротам и инвалидам, которым он щедро помогал. И вообще, у кого рука поднялась? На Сашку! Уму непостижимо, зато душу вдруг защемило адски. Я схватилась за телефон.

— Поля, не спеши, — медленно попросил Измайлов, открыв глаза. И то была медлительность не сонного, но милосердного мужчины. — Разумеется, ты уже нарушила сове табу, подключилась к связи, и сейчас грянет твоя внесвяточная жизнь. Но я не все тебе сказал.

— Ты мне ничего не сказал. Что с Косаревым?

— Убит.

— И что еще сейчас можно говорить? — завопила я, раздираемая единственной потребностью — спрашивать народ. Ведь с полковником этот номер не проходит. Ему почему-то всегда надо только отвечать.

— То, что их с женой вместе… В спальне…

Меня даже на короткое горестное восклицание не хватило. И Валю тоже? Обоих весельчаков, симпатяг, знатных гостеприимцев разом? Хотя друг без друга они жить не собирались. Даже ездили и летали всюду вместе. Дескать, если суждена гибель в какой-нибудь катастрофе, погибнем вдвоем. Об этом же все знали! Мне стало на миг легче.

— Вик, это случайные грабители, — не совсем своим голосом заявила я. — Ни один, хоть раз пообщавшийся с Косаревыми, не покусился бы. От них радость исходила. Они ею любого подзаряжали. Они стольких людей избавили от грехов уныния и отчаяния, ты себе представить не можешь.

— Поленька, а я завел бы речь о Косареве, будь это ограбление?

Измайлов, вероятно, щадя остатки моего разума и своего профессионального самолюбия, дозировал информацию.

— Ты хочешь сказать, их убили ночью в супружеской спальне и ничего не украли? — жалобно спросила я, подсознанием понимая, что вместо способности понемногу, строго отмеренными Виком порциями, воспринимать суть, стремительно тупею и в сознании окажусь еще не скоро.

— Именно. Ничего, — мрачно ответил Измайлов.

— А если грабители взяли часть? — проявила полное неумение без сопротивления переключаться со сносного на худшее я. — Сколько бы вы в доме ни нашли, там могло быть гораздо больше.

— А смысл? Коли уж убил, зачем отказываться от пяти тысяч долларов и кредиток?

— Чтобы вас запутать, разумеется.

— Для этого и пяти тысяч оставленных рублей хватило бы. Не миллионер же их собственными руками убивал. Потом, близкая подруга покойной заявила, что все драгоценности на месте.

— Кто их все подругам покажет, Вик? — возразила, было, я. И со стоном признала: — Только одна Валя и могла. Нараспашку жила.

— Второй раз замкнули круг с грабежом. Вырывайся уж из него, детка. Рассказывай о Косаревых.

До меня, наконец, дошло главное. Ребята Вика сделали все — соседей опросили, родных и знакомых потревожили, офисы перетрясли. Это только кажется минутным делом. В действительности то, что привиделось «в это самое время» тете Мане и послышалось дяде Мите, надо проверять у других теть и дядь. Да не введет никого в заблуждение лексика коммуналок. Везде есть такие Мани и Мити, пусть и щеголяют они в бриллиантах и откутюрных галстуках.

— Вик, как это произошло? — спросила я. — У меня сейчас с головой беда, я связно выражаться не могу. Начинай ты, я пока с мыслями соберусь.

Измайлов посмотрел на меня долгим коктейльным взглядом. Неодобрение и жалость в нем присутствовали явно, нетерпение чувствовалось, в остальных ингредиентах разобраться я не успела. Полковник счел за лучшее отвести глаза и дать мне возможность очухаться.

— Господа Косаревы позавчера около полуночи вернулись с вечеринки, мирно легли спать, сексом не занимались…

— Откуда тебе последнее-то известно, ясновидец?

Я пыталась насмешкой оградить себя от того, что о Косаревых теперь можно говорить все, не заботясь о приличиях. Попытка не удалась. Пришлось промямлить:

— Ах, да, судмедэкспертиза.

От того, что с их телами теперь и делать, что угодно можно, стало еще гаже. Измайлов явил высокопробный образец смирения, продолжив:

— Утром шефа не дождались в головном офисе, что само по себе явилось для приученных ходить по струнке подчиненных стрессом. Ни домашний, ни сотовый телефоны не отвечали. Это уже был шок. Заместитель поехал к нему и обнаружил закрытую, но не запертую дверь в квартиру и два трупа в спальне.

— А он прямиком в спальню направился от незапертой двери?

— Не трудись, Поленька. Парень чист, если я хоть что-то смыслю.

— И все-таки, — уперлась я, рискуя его оскорбить. — Элегантный ход — убийца находит трупы.

— Начиталась, — проворчал Измайлов. — Насмотрелась. Сколько раз тебе повторять, детективы и сериалы ничего общего с сыском не имеют.

— Есть и высокие образцы, — заступилась за жанр я.

— Нет, — отрезал убойщик. — Звал он хозяев. Снял в прихожей ботинки…

— Как трогательно.

— Ходил из комнаты в комнату, пока не набрел на нужную…

— Это такой специфический полицейский юмор насчет нужной комнаты?

— Слушай, я уже жалею, что сказал об убийстве, — взорвался Измайлов. — Узнала бы сама дня через три, включив телефоны. Я нечасто обращаюсь к тебе за информацией, Поленька. Хотя источник ты бездонный. Иногда сам себя спрашиваю, почему.

— Гордыня проклятая, — подсказала я.

— Нет. Просто себе дороже выходит.

— Ладно, извини, это я от растерянности.

— Ты и растерянность? Несовместимо. А я просто подумал, вдруг тебе известно о Косаревых нечто, неведомое другим их приятелям. Ты девочка чуткая, наблюдательная, нахальная, умеешь вызывать на откровенность.

— Я не нахальная, я последовательная.

— Не будем увязать в спорах о терминах. Нам зацепиться бы за какой-нибудь сучок. А то все гладко-гладко. И расследовать надо. Представляешь, что в начальственных кабинетах творится, — сердито бубнил полковник.

— Тогда хоть просвети, в каком состоянии расследование, — мирно попросила я и погладила Вика по руке. Она была горячей и сжатой в кулак.

— В паршивом, — признался он, но не расслабился. — Понимаешь, их очень странно убили. Подмешали в вино сильнодействующее снотворное — лошадиную дозу. А после, спящих, задушили подушками.

— Что, что? — поразилась я. — Кто из нас грешит неуемным чтением детективных романов, Вик? Вино, снотворное, подушки… Это какой век?

— Любой, наверное, — пожал плечами Измайлов. — Вообще-то способ бесшумный, надежный и довольно быстрый. И справиться с обоими может один человек, даже физически слабый — старик, женщина, подросток.

— И самообслуживание не исключено. Выпил усыпляющего, подушку на лицо, и вечный покой. Сначала снится, потом настает.

— Случается, представь себе. С молодыми, здоровыми и богатыми. Только еще ни одному трупу не удалось вернуть подушку с лица под затылок.

— Вик, а почему убийца дверь не запер? Их долго искали бы.

— Значит, хотел, чтоб надолго.

Он так меня озадачил, что даже холодное ощущение кошмара ослабело. Но не настолько, чтобы восстановились мыслительные способности. Поэтому я продолжала задавать вопросы. Полковника они все заметнее раздражали, но он держался.

— Вик, следы борьбы были? Неужели они так крепко заснули?

— Так крепко. Следов борьбы не было. Идеальный порядок. Только в кухне два бокала и открытая бутылка, из которой отлито вина на два полных бокала. Снотворное было только в них.

— А какое вино?

— Поленька, таким заинтересованным тоном про вино спрашивают только алкоголики, — продемонстрировал норов Измайлов. — Бордо. Не слишком дорогое для господина Косарева, мягко говоря.

— И в бокалах оно же? — все не удавалось уняться мне.

— И в бокалах, — процедил Вик.

— Невероятно, — наконец, употребила утвердительную форму я.

— Вынужден согласиться.

— А в твоей практике были похожие убийства? Или хоть отдаленно напоминающие?

— Опять. Я уже обрадовался, думал, ты перестала спрашивать. Яд в вине был, удушение подушкой было, сочетаний не было, — устало сказал полковник. — Я полагал, что это — книжный вариант. Несведущему человеку такая смерть представляется легкой. Но это не правда. Удушье всегда мучительно. Обогатил кто-то мою практику. Так ты расскажешь о Косаревых?

— Немного. Но выложу все, как на духу. Если понадобится, расспрошу общих знакомых. Найди этого подонка, Вик. И не злись, последнее. На какой вечеринке они веселились и с кем?

— На домашней с тремя деловыми партнерами и их женами. Все прошло чинно и мило.

— С деловыми… Тогда понятно.

— Что? — вскинулся Измайлов.

Вот это реакция! А я собралась предложить ему выспаться, утром встать на полчаса раньше, чем обычно, и договорить.

— Видишь ли, милый, Саша с Валей не были ханжами. И в гостях пили так, чтобы дома не добавлять. Я, откровенно говоря, удивилась их обоюдному желанию принять на грудь в полночь. Но посиделки с партнерами имеют свои особенности. Ребята могли не добрать из осторожности.

— Вот-вот, ради таких деталей я и затеял разговор. Слушаю тебя внимательно.

— Ты сейчас работаешь, да? — неожиданно вырвалось у меня.

Голова разболелась, почему-то заныло левое колено и захотелось плакать.

— Поленька, давай выспимся, утром встанем на полчаса раньше и договорим, — строго сказал Измайлов.

Со всхлипом: «Ты читаешь мои мысли», я повисла на шее любимого полковника. И ему все-таки пришлось разжать кулаки. А в шесть утра мне пришлось выполнить свое обещание.