Гамблер

Эллен Джевери, 2023

«Месть» просто головокружительна, но «правда» – убийственна. Она ломает тебя на части, безжалостно рвёт на куски, она разбивает тебя на сотни мелких осколков, что больше невозможно соединить в едино.С каждым шагом я приближалась к правде и с каждым шагом убеждала себя, что после неё останусь в живых. Кто-то считает правду слишком сладкой, ошеломительной, но на самом деле она не так проклята как сама ложь.«Судьбу переиграть невозможно, но попробовать противостоять ее испытаниям – путь к невообразимому…»

Я не убийца… Ведь так?

Susan.

Многие говорят «Умей подготовить себя к худшему…»

Для чего? Чтобы не разочароваться в будущем?

Когда я ехала в этот город, у меня не было фальшивых надежд на счастливое будущее здесь. Я совсем не надеялась увидеть красивых мест, найти замечательных друзей или бойфренда. Плохо ли это? Думаю, нет. Но и не хорошо. Всегда нужно оставлять хотя бы капельку надежды, правда, на тот момент, у меня таковой больше не осталось.

Существует только три двери.

Дверь будущего всегда заперта, в отличии от прошлого и настоящего, что всегда открыты.

И стоит однажды оказаться между прошлым и будущем, как вы оказываетесь в ловушке собственных мыслей. Я по правде завидую тем людям, которые научились быть в настоящем. В моменте.

— Чего ты хочешь от своей жизни?

«Хочу чтобы меня признали без вести пропавшей или мертвой и, наконец, отдохнуть от этой повседневной, самоуничтожающей рутины»

— Я бы хотела научиться играть на фортепиано.

— Правда? — спрашивает психолог.

— Правда, — снова вру я и натягиваю улыбку, чтобы мой тон казался более дружелюбным.

Здесь невыносимо до тошноты. Этот интерьер сделан в светлых оттенках, наверное, чтобы обеспечить пациенту спокойствие. Правда, никто не учёл, что в похожих цветах палаты психбольниц.

— А что Вы хотите от своей жизни? — от моего вопроса, женщина опешила. Вряд ли она ожидала похожую стрелку на себя. — У вас есть мечта?

— Я хотела бы стать главным психологом в центральной больнице для сирот. Только я зову это не мечтой, а целью.

— Разве мечта и цель не одно и то же?

— Мечта лишь в голове, а цель — действия.

Обливаю лицо холодной водой, смотрю в зеркало и теряюсь, когда в отражении вижу не себя, Сьюзан, а беспомощного ребенка, с жалким и измученным отчасти видом.

Эти жалкие опухшие глаза смотрят прямо в мои, пробирают до дрожи, просят помощи. А я все смотрю. Смотрю и бездействую. И хуже становится даже не от собственного вида, а от мысли:

« — Я не могу помочь или просто… не хочу?»

— Когда я посмотрю на тебя в следующий раз и вспомню этот момент — обязательно помогу тебе. Сейчас нет.

Никогда не понимала, кто смотрит на меня по другую сторону зеркала. Будущий мэр города, балерина или растерзанная жизнью девушка, торгующая свои телом.

Будущее всегда пугало меня, сколько я себя помню. Страх перед неизвестностью… Никогда не знаешь, что произойдёт с тобой спустя час, завтра или через несколько лет. Кто знает, может быть, прямо сейчас на меня обвалится потолок и все мои невыполненные цели канут в пропасть. Конечно, бывают моменты, когда дни повторяются, сплетаются между собой, и вскоре ты теряешься во времени. И, как правило, именно после этой череды повторений наступает день, который переворачивает всю твою жизнь с ног на голову. Резко и неожиданно.

Взгляд спадает на ладони. Тело онемевает, конечности задрожали. Разум забил тревогу, глядя на то, как по коже моих рук медленно растекается алая жидкость. Только… Это не моя кровь.

Она чужая.

Стук в дверь.

Вздрагиваю.

— Сьюза-а-н? Я знаю, что ты не спишь! Я скупила у Джереми все ириски для тебя, открывай!

Снова смотрю на руки.

Ничего.

Открываю входную дверь и сразу же жмурюсь от яркого света и горящей копной волос под лучами солнца.

— Ну наконец то! Даже бабуля Джинкс уже заканчивает седьмой подход вокруг супермаркета пряжи, а ты все ещё спишь!

— Откуда ты знала, что я не сплю?

— Сейчас только шесть утра.

— И поэтому это время мотивирует взять велик и поехать до Сьюзан? — пытаюсь усмехнуться я, но выходит жалко.

Девушка снимает со своей головы васильковый шлем и с сожалением оглядывает мое лицо.

— Ты винишь себя в этой трагедии?

Сердце который раз за день замирает. Вот уж не думала, что подруга попадет настолько метко.

Я снова смотрю на свои ладони и глубоко вздыхаю. Тёплая ладонь коснулась моего плеча.

— Она хотела мне что-то сказать. Почему я?

— В любом случае, мы не сможем узнать, что именно. Неделя прошла. Мне также жаль Грейс, но… это не должно продолжаться вечно. Жизнь продолжается, с Грейс или без неё. Ты ведь это понимаешь?

— Разве тебя не пугает то, что начинает происходить в этом городе? Ты говорила «Мы подростки. Мы слишком невинны, чтобы идти на плохие вещи, созданы для того, чтобы веселиться и…»

— Ты думаешь, что в смерти Грейс кто-то виновен? — перебивает меня Джек, и я сразу же замолкаю. — Что это не обычное самоубийство?

Мысли вслух меня подвели, я не должна была говорить этого. Она не должна выйти на его след.

Мне нельзя рисковать.

— Просто пообещай мне, что ты будешь осторожна, Джек. Не хочу переживать тот момент еще раз. Не хочу увидеть вместо Грейс — тебя.

Девушка держала паузу, затем кивнула и немо прошептала обещание.

— Грядёт что-то ужасное.

***

Двадцать девять голосов. Боль в пояснице тянется вниз. Слежу за тиканьем часов над доской, и уже мысленно представляю, как моя пятая точка, наконец, срывается со стула и несется прочь из этой беспощадной игры за жизнь.

Старшая школа никогда не внушала мне доверия. Помню, как в пятом классе восхищалась старшеклассниками «Такие взрослые… Вот бы поскорее очутиться на их месте.» Какого было мое разочарование, когда беззаботное детство пронеслось перед носом, а чувство скорого совершеннолетия не привело к ожидаемому восторгу.

— Эй, Сьюзан! — незнакомка с автобуса подбегает ко мне и пытается отдышаться.

— Одри, кажется? — вспоминаю я, и та эмоционально кивает.

— Видела тебя с Беверли.

— Что за Беверли?

— Беверли Паинс. Та чудачка, с которой ты позавчера разговаривала в коридоре.

— С ней что-то случилось?

— Не с ней, с тобой! — выпалила девчонка мне в лицо, на что я поморщилась. — Мой тебе совет — не связывайся с ней! Она чокнутая!

— Чокнутая? Она сделала что-то плохое?

— Ужасное! Это произошло года три назад. Ты здесь еще не училась. Беверли чуть не отправила Люси на тот свет! Подожгла ей волосы!

Меня скривило, как и лицо Одри.

Неужели она говорит правду?

— Я помню этот запах гари… и эти.. крики. Бедняжка Люси… Врачам удалось спасти ее с силой Господа. Отделалась ожогами третьей степени.

Мои догадки подтвердились… Понятия не имею, кто такая Люси, но теперь точно знаю, что эта светловолосая девочка не в себе.

— Наверняка этому должно быть своё объяснение. Беверли ведь не могла навредить без причины, разве нет? Что ей сделала Люси?

— Смотрела на неё дольше минуты? Я не знаю. Люси ничего ей не сделала, она никому не желала зла.

— Должно быть, родители этой Беверли были в панике, когда узнали о поступке своей дочери?

— У неё нет семьи.

— Нет семьи?

— Она из приюта святой Девы Марии. Много раз пыталась сбежать оттуда, но ее всегда находили и отправляли обратно.

— Странно, что она оказалась здесь. Беверли опасна не только для себя, но и для других. Неужели это не заметно?

— Все думали, что это поможет ей прийти в себя.

— Это работа психолога. Точно не школы.

А ведь всего несколько минут назад, я разговаривала с ней…

По телу пробежали мурашки. Что той девчонке мешало навредить мне, за просто так?

— Я надеюсь, ты услышала меня. Что бы она ни говорила тебе, что бы ни просила сделать — не слушай ее! Она залезет тебе в голову, внедрится в доверие, а потом… — Одри выдержала паузу, боясь подобрать нужные слова и произнести их вслух. — Если не хочешь пройтись по ее грани спятившего, как это сделала Люси.

После смерти Грейс ночь подкрадывалась чрезмерно быстро. Первый раз, за эту неделю, я вышла в школу. Как и сегодня же мне пришлось задержаться в библиотеке и дописать проект по химии.

Ноги неторопливо ведут меня в сторону дома. Здесь так тихо… Полная тишина, пугает и манит одновременно. Не хочу уходить отсюда.

В лицо ударяет ледяной ветер и пронизывает все тело. Смешанное, приторно мерзкое ощущение. Чувствуешь холод, а вместе понимаешь, что живой.

Тишина обрывается стуком спереди. Поднимаю голову на звук, на темный силуэт, обрамлённый по краям светом. Неожиданно тень выпускает что-то блестящее из рук, и вещь разбивается об землю. Силуэт прячется за угол.

Нож.

Подбегаю к углу, останавливаюсь возле оружия и не решаюсь подобрать его. Заворачиваю. Парень стоит уже в нескольких метрах от меня. Невольно стискиваю зубы. Тот начинает пятиться назад и по итогу снова исчезает во мраке.

Этот сумасшедший не оставит меня в покое до тех пор, пока я не сделаю то, чего он хочет — чтобы я следовала правилам его игры.

Только с какого момента она началась? Тогда, на школьном дворе? В классе?

Когда?

Сжимаю ладони в кулаки и ступаю вперёд. Погружаюсь во мрак и затем выхожу на освещенную улицу. Начинаю оглядываться. Паника подступает.

Парень исчез.

Вдруг в мои ноги падает небольшая плитка. Поднимаю глаза, на крышу двухэтажного здания. Силуэт в капюшоне ненадолго наклоняет голову набок и спрыгивает на крышу следующего невысокого дома.

— Постой!

Теряю из виду. Смотрю на пожарную лестницу, извивающуюся по дому.

— Да когда же ты наиграешься?..

Подбегаю к лестнице и забираюсь на самый верх здания. Я снова потеряла его…

Спереди послышался приглушенный удар, а именно, у конца крыши. Именно так бы звучал глухой удар, стоило человеку сорваться вниз, на асфальт.

Неуверенно подхожу к краю, осматриваю выступ и гляжу вниз. Пусто.

Внезапный толчок в спину, сердце подпрыгивает и вместе с этим происходит резкий рывок назад. Мой телефон выпадает из кармана кофты, летит с крыши и разбивается. Даже не хочу смотреть на того, кто стоит позади меня и держит за шкирку, чтобы не полетела вслед за мобильником.

— Будь это кто-то другой, это бы был твой последний забег, — парень оттаскивает меня от края, отпускает и снимает свой капюшон. Теперь под светом луны его темно-русые волосы кажутся пепельными.

— А я уже понадеялась, что ты всё-таки доигрался. Адекватный человек не станет играть со смертью. Ты ненормальный!

— Ненормальным быть весело.

— Я следую правилам, как ты и хотел. Теперь игра становится интереснее, не так ли?

— Попробуй сделать ее еще интереснее.

— Я могла бы скинуть тебя отсюда. Это будет считаться жульничеством?

— Правила созданы для того, чтобы их нарушать. Можешь попробовать.

— Только от нарушении твоих, это обойдется мне очень дорого.

Русоволосый двинулся на меня.

Снова пытается запугать…

Стою неподвижно, а он подходит почти вплотную. Близко. Слишком близко. Оглядываю темный оттенок его зелёных глаз и дышу спокойно, по крайней мере, мне кажется, что спокойно.

— Ты слишком глупа и наивна для того, чтобы говорить о цене. Продолжаешь жить иллюзиями, только вот ты явно не из тех, кто тащится за чужой жизнью.

— Ты также сбегаешь от реальности. Так же, как и я.

— Не смей сравнивать меня с собой, — нервно усмехнулся он, пытаясь держать себя в руках. — Я уже давно принял реальность как должное, пока ты видишь сон. Всячески отрицаешь настоящее, проживая в своём мирке. А кто ты без него?

Неконтролируемо сжимаю ладони в кулаки.

— Стоит тебе лишиться иллюзии, как сразу же станешь такой же жалкой и беспомощной, как все остальные.

— Раз иллюзия тебе не знакома, значит ли это, что ты такой же жалкий и беспомощный?

Парень достаёт из кармана пистолет и приставляет к моему подбородку. Я дрожу.

— Когда под твоим контролем вся реальность тебе больше не важен никакой сон. Тот, кто находит баланс между своей ложью и правдой, уже не пытается выявить это у остальных. Он знает все наперёд.

— Ты не выстрелишь.

— Только если ты сама веришь этому.

Проходит секунда, две… Минута. Убеждаю того взглядом, ведь слова сейчас стали слишком рискованной ценностью.

Тот приподнимает свой подбородок и опускает оружие. Бесшумно выдыхаю.

— Не вздумай верить другим, пока себе не поверишь. Лучше проживать в иллюзии, чем умереть в своем теле и не со своим разумом, — он опускает тон и обходит меня, встав прямо за спиной. Я чувствую горячее дыхание. — Не смей потерять себя. Даже тогда, если за это придется отдать все, что приходится скрывать от глаз остальных.

— Я ничего не скрываю. У меня нет безумных мыслей.

— Психопат говорит то же самое, прежде чем ему вколют снотворное.

Мертвый аромат вишни растворился, и эта ночь была последней, когда я почувствовала его.

— Ай! Мои волосы! — вскрикнула Джек вместе со мной, на Тейлора.

— Мне надо! Я вычитал в интернете, что чем больше волос женщин я насобираю к своему двадцатилетию, столько у меня и будет девчонок до конца жизни.

— Ещё скажи, что ты в это веришь, — откликнулась я, почесав больное место на голове.

— Ну у меня пока только два волоса. Надо же… Остался всего год! — Джек выбивает из руки брата волосы и сердито въедается голубыми глазами, смешно надув губы. — Ну ты и жлоб!

— И ровно ноль минут до твоей очереди идти за пончиками.

— Он не сможет пойти за пончиками. Мистер Харисс больше не впускает его.

— Да он же сам разрешил мне взять огнетушитель!

— Огнетушитель?

— Я спросил, могу ли я его одолжить, а он ответил — как только пони научатся летать. Ну, я и взял.

— Он ведь не сказал «да»!

— Но и не сказал «нет»!

— Ребят-ребят, — сползаю с кровати и встаю между ними. Не хватало еще и того, чтобы они подрались. — Я могу сходить за пончиками. На улице не слишком темно, к тому же, сегодня суббота. Не думаю, что кто-то захочет бегать за мной по всему городу в выходной день.

— Отец будет в бешенстве если узнаёт, что этот опять напортачил у его друга…

— Да ничего я такого не сделал! Слышите? Не сделал! — отнекивается зеленоглазый, потом успокаивается и невинно пожимает плечами. — Та выдавливалка пончиков уже давно нуждалась в починке.

— Нам конец… Нужно попросить прощение у Мистера Харисса. Бегом, — рыжеволосая берет парня за руку и начинает тащить за собой, из комнаты.

— Прощение?! Да он с цепи срывается и ждёт, пока ты притащишь меня обратно, как и в прошлые разы!

— Не такой он и плохой, не неси чушь! — послышался крик уже слабее, когда ребята вышли в коридор. — Искорка, Арон и Хагрид на тебе!

— Я не хочу ещё раз попасть в обезьянник отца! И в самодельную печку Харисса для попкорна! Я не попкорн!

Дверь захлопывается.

В доме наступает тишина.

Мне не по себе. Подумываю догнать друзей и либо пойти вместе с ними, либо уговорить вернуться в дом.

Я думала слишком долго. Крики с улицы замолкли. Ребята ушли.

Мысли о недавней ночи не давали покоя… Тот псих все ещё на свободе, так откуда мне знать, как хлопотно он подбирает свою следующую жертву? Откуда мне знать, что он прямо сейчас не под этим окном?

Пытаюсь отряхнуться от мыслей. Оббегаю яркую комнату взглядом и решаюсь выйти за ее пределы, найти Арона и Хагрида — единственная разумная и спокойная мысль, пришедшая в мою голову.

— Арон? Где ты, малыш? — зову я собаку, но ничего. Пытаюсь найти кота. — Эй? Хагрид?

Передо мной длинный коридор. На пол сбоку упала разрезающая линия, что вырывалась из приоткрытой двери.

Я помню эту комнату, когда проходила мимо неё сегодня днем. Тейлор тогда попытался взломать замок мизинцем, а затем выбить ее ногой, но не успел. Джекилайн оттащила его раньше, прежде чем его нога успела коснуться дерева. Позже Джек объяснила, что их мама никогда не разрешала соваться туда, без ее ведома.

Останавливаюсь возле разреза света, сбоку дверь. Повеяло запахом краски. Закрываю глаза и сжимаю ладони.

— Не стану я копаться в чужом доме, — уговариваю себя, пытаясь не идти на искушения. — Это всего лишь… краска.

Не замечаю, как мои глаза уже бродят внутри комнаты, в которую меня так манил знакомый запах. Не замечаю, как я захожу дальше. В центр комнаты.

— Краска…

Множество картин на стенках, на полу, по которому рассыпаны цветные капли. Яркие и мутные произведения, полупустые и полностью закрашенные. Портреты людей, капли кразки, мазки…

— Такие картины, многого стоят… — одурманено шепчу я.

— Особенно, когда ты являешься их автором, — получив ответ, испуганно оборачиваюсь.

Это была высокая темноволосая женщина, не похожая на свои года, с длинными волнистыми волосами и голубыми как хрусталь глазами. Невинную улыбку обделяли еле видные ямочки.

Мама Тейлора и Джекилайн…

— Миссис Хилс, я…

— Не стоит, — перебивает меня та, услышав мое неловкое заикание. — Я знаю о твоей мании. Джекилайн говорила, что природа обделила тебя настоящим даром.

— Она преувеличивает…

— Не смей обесценивать себя, милая. Ты рискнула тратить время на то, что твоей душе угодно. Не каждый бы смог идти до конца, внушая себе, что это дело не для его рук. Негативные мысли разрушают талант, — женщина выравнивается рядом со мной, так же глядя на работы.

— Это… Это Вы их нарисовали?

На ее лице появилась добрая улыбка. Пальцы аккуратно пробежались по золотистой рамке.

— Правда, осознание этого слишком далеко от разума… Странно, не правда ли?

— Не верить собственным глазам и думать, что это лишь сон?

Она оборачивается ко мне. Понимаю, что могла брякнуть что-то лишнее, поэтому закусываю губу, отступаю на шаг назад и скрепляю руки в замок, уговаривая себя молчать. Однако мои опасения были напрасны. Женщина удивилась, но скорее от того, что я попала в точный ход ее мыслей.

— Мне не стоило заходить сюда.

— Ерунда, — спокойно отмахивается та и выдерживает паузу. — Ничего не происходит случайно. Кто-то позвал тебя сюда, значит, так было нужно. Ты должна была увидеть это, а для чего покажет время.