Синева

Элла Чудовская, 2023

Я сижу под нависающими ветвями цветущей магнолии и не чувствую ничего, кроме резкой вони свежевыкрашенных ворот. Жена выбрала самый неприятный оттенок охры – светло-рыжий, как… я не знаю, как выразиться поприличнее. Белая красавица заходится буйным цветом – зовет жуков и букашек полакомиться сладким нектаром, – а они по большой дуге огибают наш двор. Да уж! Была бы польза от этой затеи. В прошлом году какие-то полоумные гиды проложили по нашей улице новый туристический маршрут. Все началось с пронырливых китайских туристов, они семенили тараканьими шажочками и льнули ко всем щелям, чем приводили в замешательство местных жителей. Но китайские группы имели начало и конец, как похоронные процессии, их можно было переждать. Шведы, немцы, англичане с красными лицами парами и тройками рассеивались по улице, замирали восковыми фигурами, гремели жестяными пивными банками… И их тоже можно было перетерпеть. Невыносимым стало нашествие пришлой красоты. Девочки, девушки, женщины и какие-то неопределяемые…

Не моргни

— Ларкин, бросай ты эту возню, пошли…

— Ты чего? Куда?

— Пошли на море.

— Да ну тебя! У меня суп варится, машинка стирает…

— Выключи все, пошли…

— Надо тебе — иди. Отстань. Лилу вон возьми.

— И Лилу возьмем. Лар, не надо больше ничего.

— Как не надо?! А что ты на обед есть будешь? И ты же работать собирался. Опять филонишь?

— Я тебе говорю — больше ничего не надо. Ни-че-го. Понимаешь? Нет причин что-то еще делать. Потом нет. Никакого потом больше нет. Ни обеда потом нет, ни обязательств по контракту…

— Макар, ты что? Ты меня пугаешь. Что случилось?

— А ничего не случилось. Они не договорились.

— Шутишь…

— Какие шутки, Лар! Иди надень сарафан в маках, мой любимый. А я пока соберу фрукты, вино с собой. Какое хочешь: белое, красное?

— Да все равно, Макарчик. Ты с чего, вообще, взял это? Ты все придумал, да?

— Давай-давай, переодевайся быстренько. Сыр брать?

— Ты!.. Ты не можешь так со мной! Я все утро на кухне!

— Лар, давай по дороге обо всем поговорим. Просто доверься мне.

Они шли вдоль песчаных дюн, солнце стояло высоко, ветер скрипел жесткими стеблями осоки, забрасывал рыжеватые локоны женщине на лицо, оплетал ноги юбкой. Лила бежала впереди, выбрасывая из-под лап фонтанчики мелкого песка, припадала брюшком к земле, замирала, хитро склонив мордочку набок, ждала приближения хозяев, подскакивала и бежала прочь стремглав и во всю прыть.

Макар нес неудобный короб для пикника, без конца поправляя и прилаживая его к своему телу, своему шагу. Приставив ладонь ко лбу козырьком, оглядывал чуть заметную складку горизонта, где пронзительная блестящая синева встречалась с матовой.

Море, весеннее, еще холодное, глянцево перекатывалось вдалеке, с тихим шелестом наползая на берег хрупкой белой полупрозрачной пенкой.

–…и Машка просила у меня рецепт айвового варенья. Представляешь, все, что я им отправила, уже съели. Этого сколько банок было? А на рынок у них привезли такую айву хорошую. Машка целый ящик купила. Я забегалась и не позвонила.

— Так позвони.

— Да, позвоню.

Макар остановился, погрузил босые ступни в теплый, шелковистый песок. Поставил корзину.

— Ой, сети нет. Макар, а у тебя?

— У меня тоже нет, Лар. Вообще мертвый телефон.

— Мертвый… Так странно. И людей совсем нет. Мы тут одни.

— Мы вообще одни.

Песок мягкий и теплый. Море ленивое и холодное. Небо синее и чистое. На темной шерстке Лилы золотом блестит песчаная пыль. У Лары на переносице проступили первые веснушки. Машка ругается на тупые ножи и кромсает твердую айву. У Янека первый велосипед…

Надо запомнить все самое важное.

Лара подошла близко-близко.

Макар взял ее лицо в свои ладони.

Лила втиснулась между ними, поднялась на здание лапы: и я!

Солнце моргнуло.