Узы магии. Танец с принцем фейри

Элис Кова (2021)

Катрия поклялась никогда не влюбляться — в ее семье «любовь» была весьма жестока. Когда девушку за выкуп выдают замуж за таинственного лорда Фенвуда, она не ищет чувств, а хочет лишь спокойной жизни. Однако в нового мужа трудно не влюбиться. С каждым днем их интерес друг к другу растет, но жизнь Катрии переворачивается с ног на голову: странные правила, крики по ночам, нападения фейри, которых она всегда считала вымыслом. Став свидетельницей ритуала, не предназначенного для людских глаз, Катрия переносится в Срединный Мир. Человеку нелегко выжить среди фейри. Но у Катрии нет выбора. Лорд Фенвуд — истинный правитель фейри, владеющий силой древних королей. Случайно украв магию у мужа, Катрия становится той, кто может спасти народ фейри от кровожадного монстра. Но кто спасет ее саму от любви, которая вопреки клятвам уже охватывает сердце?

Пять

По ночам я по-прежнему слышу странные звуки, но со временем мне все лучше удается не обращать на них внимания. К счастью, за прошедшую неделю никто не кричал. Как-то раз, уже проваливаясь в сон, я уловила тихую музыку, сопровождаемую звоном колокольчиков, которая словно лилась откуда-то издалека. В другую ночь от двери в главный зал доносились тяжелые удары и ворчание. А как-то в дальней части поместья кто-то смеялся.

Забавно, как быстро человек способен привыкнуть к новым обстоятельствам. Теперь я почти не просыпаюсь от странных звуков. В первую ночь после разговора с лордом Фенвудом на поляне я проверила ведущую в мое крыло дверь. Ручка повернулась без труда. Он исполнил мою просьбу, а я в свою очередь тоже держу слово и не пытаюсь ее открывать. И отлично сплю по ночам.

В первую неделю жизни в поместье я нахожу странный покой в веренице сменяющих друг друга однообразных дней. Приятно, когда тебе никто не приказывает и не ждет, что ты от рассвета до заката будешь исполнять чужие прихоти. Я вольна бродить по заросшим кустами тропинкам или на своей поляне играть на лютне, не заботясь больше ни о чем на свете. Пару раз я снова ощущаю присутствие лорда Фенвуда, который слушает мою музыку. Однако он не дает о себе знать.

Потом на смену покою приходит скука.

На седьмой день после приезда, проснувшись утром, я лежу в постели и тупо пялюсь в потолок, не находя в себе сил даже подняться. Да и какой смысл вставать с постели, если нечего делать? Дома у меня хотя бы имелась цель. Что-то постоянно требовало починки, и я бралась за работу, к вечеру испытывая удовлетворение, что день прошел не напрасно. А еще у меня была Дымка, за которой я ухаживала и ездила верхом.

Выходя замуж, я надеялась найти новую цель, при этом даже не представляя, понравится ли мне она. К примеру, создание дома и семьи — над этим можно и нужно работать. А безделье совершенно отупляет.

— Вы сегодня не ходили в лес, — замечает Орен, за ужином наливая мне вина.

Когда он успел изучить мои привычки? Мы общаемся лишь утром и вечером, я никогда не вижу его в середине дня.

— Нет… — Я гоняю вилкой по тарелке несколько картофелин. — Просто не хотелось.

— Все хорошо?

— Да… хотя, честно говоря, не знаю…

— Вам здесь неудобно?

Похоже, он потрясен, что меня могло что-то расстроить или разочаровать. Оно и понятно, ведь я живу в уютном раю, где любое желание исполняется по первому моему слову.

— Вовсе нет. — Я издаю горький смешок. — Возможно, отчасти в этом-то и проблема. Наверное, я настолько привыкла жить не в самых приятных условиях, что теперь, когда вокруг все спокойно, я просто не понимаю, куда себя деть.

— Вам что-то нужно?

— Ну, не в плане вещей… но у меня есть одна просьба. Можете спросить, не согласится ли лорд Фенвуд сегодня вечером выпить со мной по стаканчику?

Орен хмурит тонкие седые брови, изучая меня глазами-бусинками.

— Я могу спросить, — кивает он и уходит.

А я до конца ужина гадаю про себя, что означало непроницаемое выражение на его лице.

Орен не возвращается. Я несу свою тарелку на кухню, уже привычно мою ее и убираю на полку.

По пути в свою спальню замечаю, что дверь в кабинет открыта. У камина вновь стоят два кресла, возле них на столиках ждут запотевшие бокалы с каким-то холодным напитком.

Я торопливо занимаю свое кресло и ерзаю, устраиваясь поудобнее. А после опускаю руки на подлокотники и откидываюсь на спинку, прижимаясь затылком к кожаной обивке. Я ни за что на свете не стану смотреть, даже если что-то меня испугает. Хочу, чтобы эта встреча прошла гладко. Я лишь сейчас осознаю, насколько сильна моя потребность наладить связь с хозяином дома. Пусть я не жду от него любви, но мне не помешает его дружба, общая цель и просто человеческое понимание. Ведь в поместье даже в худшие моменты со мной рядом была Лаура.

О, милая сестренка. Я каждый день гадаю, как у нее дела.

— Вы желали меня видеть? — вырывает из мыслей его волнующий голос.

Интересно, понимает ли лорд Фенвуд, что каким бы уродливым себя ни считал, с таким голосом он способен завоевать расположение любого мужчины или женщины?

— Верно. Хотела предложить вместе выпить.

Я поднимаю свой бокал и отвожу его в сторону, чтобы видел лорд Фенвуд. Раздается шорох приближающихся шагов, и он без всякого предупреждения тихо звякает своим бокалом о мой. Он близко — поверни я голову, смогу его увидеть. Но на это я не решаюсь, а в свете тлеющих в камине языков пламени вновь различаю в отражении оконного стекла лишь его высокую тень.

— За что выпьем? — интересуюсь я.

— К примеру, за то, что благодаря мне вы до сих пор живы, — мрачно усмехается он.

— Я не настолько безрассудна, — со смехом отзываюсь я.

— Но обо мне такого не скажешь. — Кресло позади меня сдвигается, когда в него садится лорд Фенвуд.

— В самом деле?

— Особенно в молодые годы. — Когда он делает глоток, в его бокале звенят кубики льда. — За все время, что Орен заботился обо мне, я не раз доставлял ему беспокойство.

— Орен с вами уже давно?

— Да, он с детства присматривал за мной.

— Вы знали своих родителей? — мягко спрашиваю я, отчетливо понимая, насколько сложной может оказаться эта тема.

— Да.

— Как давно они умерли? — Я изучаю жидкость лимонного цвета в своем бокале.

— С чего вы взяли, что они мертвы?

— Слышу в вашем голосе. Когда люди теряют близких, в их тоне появляются особые нотки. Потеря оставляет пустоту внутри, которая всякий раз при упоминании ушедших отзывается глухим эхом. — Я делаю глоток, пытаясь убрать эти отголоски из своего собственного голоса. — О, чудесный напиток. И сладкий, как мед.

— Это медовуха. Не лучшая бутылка из моих запасов, но, конечно, не самая худшая.

При мысли о том, как он в какой-нибудь пыльной кладовой выбирает бутылку специально для этой встречи, я едва заметно улыбаюсь.

— А вы кого потеряли? — интересуется он.

Моя улыбка тут же гаснет.

— Обоих, — отвечаю я. — Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Отец как-то сказал, что она не создана для этого мира, слишком хороша для него. Но ему повезло, что мама хотя бы оставила ему меня.

— А ваш отец?

— Как вы знаете, он управляет… управлял торговой компанией…

Я замолкаю. С момента его смерти прошло не так много времени. Я старалась отгородиться от нее, запрятать поглубже, в то же потайное место внутри, где скрыта боль от потери матери. Однако это не одно и то же. Я жила рядом с отцом. От мамы же остались только поблекшие воспоминания и эмоции, запечатленные в моей душе.

Лорд Фенвуд терпеливо ждет, позволяя мне на несколько минут затеряться в своих мыслях.

— Жена отца, Джойс, потребовала, чтобы он уделял делам больше времени и чаще отправлялся в плавание на торговых кораблях. Он почти перестал бывать дома, и порой мне даже не сразу удавалось воскресить в памяти черты его лица. А потом… корабль, на котором он плыл, пошел ко дну. Тел так и не нашли, и на какое-то время вспыхнула надежда, что им удалось спастись. Но это случилось уже достаточно давно…

— Я глубоко сожалею. — Лорд Фенвуд говорит искренне. Еще ни разу во время бесед с ним я не улавливала запаха лжи в его дыхании. Поразительно, но все, что я до сих пор слышала в этом доме, похоже, было правдой.

— Я с этим смирилась.

— Как и все мы.

Хотя мы сидим спиной к спине, я мысленно представляю себе его позу. Наверное, он откинулся на спинку кресла, как и я. И если увидеть нас со стороны, может показаться, будто мы, отчаянно нуждаясь в поддержке, пытаемся опереться друг на друга. Одни в мире, отрезанные от тех, кто любил нас сильнее всего.

— Орен сказал, что вы чем-то расстроены. Сегодня годовщина смерти одного из ваших родителей?

Я качаю головой и, вспомнив, что он меня не видит, добавляю:

— Нет, мама умерла ранней осенью, а отец летом.

Лишь произнеся это вслух, я вдруг осознаю, что первая годовщина смерти отца была совсем недавно. И как же сильно за этот год изменилась моя жизнь. Очевидно, мне стоило бы сильнее горевать. Однако некоторые эмоции столь неистово пылали во мне, что, по всей видимости, просто сгорели, обуглив при этом края моего сердца.

— К тому же «расстроена» — слишком сильно сказано, — сделав над собой усилие, произношу я. — Наверное, мне просто хочется чем-то заняться, отыскать для себя здесь какую-то цель.

— Зачем вам что-то делать? Просто отдыхайте в роскоши, которую я вполне могу вам обеспечить.

— В том-то и дело, что я не создана для безделья и роскоши.

— Вы старшая дочь лорда-торговца, — усмехается он. — Орен рассказал мне о вашем поместье. Я знаю, к какой роскоши вы привыкли.

— Ничего вы обо мне не знаете, — зачем-то напоминаю я с некоторым раздражением. — И если Орен посчитал наше поместье роскошным, тогда ему следует проверить зрение. — Лорд Фенвуд молчит, и я продолжаю: — Это поместье до сих пор еще не развалилось лишь благодаря гвоздям, штукатурке и молитвам. Мне ли не знать, ведь я отвечала за поддержание его в приличном виде.

— Вы?

— Да. И пусть не произвожу подобного впечатления, но я довольно умелая, если можно так выразиться. Я неплохо справляюсь с содержанием дома и разными ремонтными работами. Да, признаю, я не великий профессионал, но получается вполне прилично. Хоть я не способна приготовить пир, но еда будет вкусной, и вы не останетесь голодным. Я не сумею выстроить дом или объяснить тонкости архитектуры, но зато без труда определю, когда крыша готова рухнуть, и укажу, где нужно укрепить ее, чтобы она продержалась хотя бы до следующей весны, пока не наберется денег нанять настоящего мастера.

Я верчу бокал в руках, размышляя обо всем, чему вынуждена была научиться. И отчасти мне вдруг хочется объяснить жестокость Джойс ее желанием преподать некий бессмысленный урок. Я качаю головой и делаю еще глоток медовухи. Какими бы ни были намерения Джойс, результат получился ужасным, поэтому не стоит приписывать ей благодеяния, которых она не заслуживает.

— То есть вы предпочли бы быть моей служанкой, а не женой?

— Нет, — резко выпаливаю я и слышу, как он неловко ерзает в кресле. Но я не собираюсь извиняться за свой тон. — Я больше никогда не буду чьей-либо служанкой.

— Прошу прощения, что неверно выразился. — Он тихо вздыхает. — Я бы никогда не заставил вас прислуживать.

«И снова правда», — отмечаю я и с облегчением выдыхаю.

— Просто мне хотелось бы иметь хоть какое-то занятие и чувствовать себя полезной. Мне нравится, когда руки чем-то заняты.

— Я поговорю с Ореном. Возможно, здесь найдутся какие-нибудь подходящие для вас дела.

— Спасибо. — Я поднимаю взгляд к потолку, жалея, что на нем нет зеркала, в котором я смогла бы хоть немного рассмотреть супруга. — А вы чем занимаетесь в течение дня?

Он снова усмехается и делает глоток.

— Я? Пытаюсь стать королем.

Я смеюсь вместе с ним. Но, как ни странно, в воздухе нет и намека на дым. Лорд Фенвуд не лжет.

Вот только в этих землях уже много лет не было короля. Какой же страной он намерен править? До конца нашей приятной беседы я так и не нахожу в себе смелости спросить об этом.

На следующее утро Орен дожидается меня после завтрака. Застав его на кухне, я от удивления едва не роняю на пол тарелки.

— У меня чуть сердце не остановилось. — В стремлении успокоить внезапно расшалившиеся нервы я делаю глубокие вдохи.

Орен не отрывается от своего занятия — выгребает золу из очага, в глубине которого все еще тлеют крошечные угольки, готовые помочь вновь разжечь огонь.

— У меня здесь побольше дел, чем у вас.

— Но я ни разу не видела вас на кухне.

— А как, по-вашему, готовится еда?

Он наблюдает, как я пересекаю комнату и подхожу к раковине. И ничего не говорит, когда я собираюсь мыть посуду. Возможно, потому что не видит смысла останавливать меня, поскольку я занимаюсь этим уже неделю. Или лорд Фенвуд вчера вечером ему что-то сказал?

— Не знаю, — признаюсь я. — Возможно, здесь есть повар.

Пожав плечами, я включаю воду и сосредотачиваюсь на посуде. Я сгораю от желания узнать, обитают ли в этом доме еще люди, но не хочется выспрашивать открыто. Орену это точно не понравится.

— Его нет.

— Значит, вы отлично ладите с приправами. — Я одариваю его улыбкой.

Усмехнувшись, Орен ссыпает остатки золы в металлическое ведро.

— Вы пытаетесь меня задобрить?

— Я просто говорю правду. — Я отхожу в сторону от раковины, чтобы не мешать Орену мыть руки, по локти перепачканные сажей. — А разве вас нужно задабривать? Я у вас на плохом счету?

— Жить с вами в одном доме не так плохо, как ожидалось.

— О, я слышу одобрение, — сухо замечаю я.

Орен никак не реагирует на мои слова. Выключив воду, он берет полотенце и как-то слишком уж неторопливо вытирает руки. Интересно, о чем он думает?

— Вы явно заинтересовали хозяина.

По телу пробегает покалывание, сопровождаемое волной тепла, как бывает, когда ложишься в слишком горячую ванну. С чего вдруг меня волнует мысль о том, что я заинтересовала лорда Фенвуда? Я пытаюсь отогнать это ощущение, пока не вспыхнули щеки.

И все же любопытство берет надо мной верх.

— С чего вы взяли, что я его интересую? — произношу, не в силах удержаться от вопроса. Но мне нужно знать.

— Он все чаще спрашивает о вас. Я уже много лет не видел, чтобы он проводил с кем-то новым так много времени.

Вообще-то лорд Фенвуд почти не проводил со мной время. И если в его понятии «много» — те крохи, что он мне уделил, чудо еще, что этот затворник не спятил здесь в одиночестве.

— Ну, можете передать, что мне тоже нравится его компания. Имея возможность выпить с ним перед сном по бокалу вина, я чувствую себя гораздо менее одинокой.

— Я скажу ему об этом. — Подхватив ведро с золой, Орен направляется к боковой двери, ведущей из кухни. — А теперь идемте. Несмотря на все мои протесты, хозяин сообщил, что сегодня для вас есть работа.

— В самом деле? — Не в силах скрыть возбуждение, я бегу за ним. Однако на пороге выходящей на задний двор двери останавливаюсь как вкопанная. — Мне вроде бы нельзя заходить за дом.

— Сюда можно. — Орен указывает на старую каменную стену, которая ограждает территорию участка и тянется за правым крылом дома до самого леса. В тусклом свете, льющемся из-за деревьев, я различаю, как она резко обрывается, превращаясь в ничто. — Но пересекать ту линию, где заканчивается стена, вам нельзя ни при каких обстоятельствах. Наша защита действует лишь в ее пределах. А значит, в саду вы в безопасности.

Сад находится позади правого крыла поместья. С одной стороны он ограничен стеной, с другой заканчивается неподалеку от столовой с огромными окнами, которая расположена в левом крыле. Странно, что я прежде его не замечала. Впрочем, «сад» — слишком великодушное название для заросших грядок, разделенных потрескавшимися дорожками, на которых толстым покрывалом лежат сосновые иголки. В углу, где стена подходит к самому дому, виднеется деревянный сарай, который лишь каким-то чудом до сих пор не развалился на части. Орен направляется к нему и высыпает золу в стоящий рядом ящик, судя по всему, предназначенный для компоста.

— Вы… здесь что-то выращиваете? — удивляюсь я.

— Вот здесь картошка, — поясняет Орен, шагая по тропинке и кивая на грядку. Я тут же узнаю плоские заостренные картофельные листья. — Тут морковь вместе с петрушкой. Сзади розмарин. Прошлой зимой вместо помидоров появился куст базилика, а после… погиб, — немного виновато сообщает Орен. — Как у вас с садоводством?

— Нормально, наверное. — Если можно так сказать.

Из-за плохого урожая Джойс не раз била меня хлыстом по костяшкам пальцев. Впрочем, это не самые худшие из оставленных ею шрамов. Можно подумать, ее суровые наказания могли добавить мне умений. Я более-менее сносно управлялась с растениями, но эта обязанность вызывала во мне только негодование.

— Хотя я, конечно, могу здесь убраться, укрепить сарай, поменять расположение грядок. И если вы объясните мне, как ухаживать за растениями, я им не наврежу.

Он бросает на меня скептический взгляд. Я же в восторге от предстоящей работы. Не хочу, чтобы у меня отняли это дело лишь из-за посредственных умений в области садоводства, поэтому добавляю:

— Обещаю, что не подведу вас, Орен.

— Давайте сегодня начнем с уборки, — предлагает он. — А потом решим насчет ухода за растениями.

— Согласна, — быстро киваю я.

Орен удаляется, оставляя меня одну. Учитывая состояние сада, не так-то просто будет навести здесь порядок. Впрочем, это всего лишь означает, что для работы мне потребуется несколько дней. Я тут же мысленно прикидываю список задач, расставляя их по степени важности, и заодно обдумываю, что еще можно сделать в саду. Если после починки всего необходимого останутся материалы, к примеру, неплохо бы поставить здесь скамейку, на которой можно посидеть поздней весной или летом, пока вокруг радостно жужжат насекомые.

Набравшись смелости, я открываю дверь сарая, отчего строение едва не обрушивается на мою голову. Но внутри есть грабли, а больше мне пока ничего не нужно.

Сад от леса отделяет четко видимая линия, где заканчиваются каменные дорожки и начинается лесная подстилка. Начав с проходов между грядками, я сгребаю сосновые иголки к задней части и выбрасываю их за границу, на лесную территорию. Однако дальше не захожу.

Лишь поздним утром я впервые останавливаюсь, чтобы передохнуть. Прислонившись к стене, вытираю со лба пот. У меня болят мышцы. Всего неделя праздной жизни, а я уже начинаю терять физическую форму. А потому в очередной раз радуюсь, что нашла себе занятие. Работа заставляет меня двигаться и помогает поддерживать силы.

Внезапно мое внимание привлекает какое-то сопение, а следом раздается тихий плач. Обернувшись к лесу, я всматриваюсь в просветы между деревьями. Наконец вдали замечаю девочку. Сжатыми в кулачки руками она утирает мокрые от слез щеки.

— Что ты там делаешь? — окликаю ее. Девочка все так же плачет, будто не слышит меня. — Ты заблудилась, маленькая?

Она по-прежнему не отвечает.

Окинув взглядом лес в попытке выяснить, есть ли кто еще рядом с ней, я никого не вижу. Между тем замечаю висящую у нее на плече сумку. Кто мог привести ребенка в темный лес? Поговаривают, что некоторые взрослые осмеливаются добывать там себе пропитание. Но неужели есть глупцы, которые додумались взять с собой ребенка? Оттолкнувшись от стены, я подхожу туда, где кончаются каменные дорожки, и прикладываю ладони ко рту.

— Эй, малышка, иди сюда.

Замерев, она убирает руки от лица и смотрит в мою сторону. Потом трет нос костяшками пальцев и бросается за дерево.

— Нет, постой! Не убегай! — Сделав шаг вперед, я ступаю на мягкие кучи сосновых иголок, которые только что сюда сгребла. — Тебе не нужно бояться, я хочу помочь. Ты пришла сюда с родителями?

Она высовывает маленькое личико из-за дерева, и я с болью осознаю, что ее волосы почти такого же цвета, как у Лауры.

— Все хорошо, — ласково заверяю я. — Я не причиню тебе боли. — Ведя рукой по стене, я дохожу до самого ее конца и останавливаюсь. — Иди сюда. — Девочка отступает за дерево. — Прошу тебя. Здесь опасно для такой малышки, как ты. На кухне остался шоколадный пирог. Если хочешь, я принесу тебе кусочек.

Сомневаюсь, что в доме и в самом деле найдется пирог, но эта уловка всегда срабатывала с Лаурой, когда она была того же возраста, что эта малышка.

Девчушка появляется снова, и теперь я замечаю, что ее одежда вся перепачкана, но не грязью, как можно было ожидать, а кровью.

— Ты ранена? — шепчу я.

Она качает головой и снова начинает рыдать, а я мысленно представляю, что с ней могло произойти. Наверное, кто-то повел ее в лес, уж не знаю, из дурных или добрых побуждений, а потом с ними случилось ужасное несчастье, а малышке каким-то образом удалось сбежать. Вполне возможно, что зверь, человек или фейри, который это сделал, все еще охотится за ней. И возможно, даже прячется сейчас за любым из этих деревьев.

— Послушай меня. Будь умницей, ладно? — прошу я, но девочка по-прежнему плачет. Я обвожу взглядом лес в поисках какой-либо опасности, потом вновь смотрю на нее. — В маленьком замке позади меня тебе ничто не угрожает. Прошу, пойдем со мной. Хозяин поместья очень добрый и щедрый. Он не причинит вреда.

Малышка начинает всхлипывать сильнее. Кажется, я замечаю в лесу позади нее какое-то движение, а потому осторожно крадусь вперед.

— Можешь сказать мне свое имя? — Она качает головой. — Меня зовут Катрия. Лес — страшное место, правда? — Краем глаза я вновь улавливаю шевеление, и сердце пускается галопом. Я протягиваю девочке потную ладонь. — Давай возьми меня за руку.

Не знаю, подействует ли на нее защита лорда Фенвуда, в чем бы она ни состояла, но, если малышка возьмет меня за руку, мы одним рывком преодолеем осыпавшийся край стены. А потом я побегу со всех ног и мигом доставлю ее в сад.

Она перестает плакать и поднимает крошечные пальчики. Я обхватываю ее руку. В тот же миг зрачки девочки вспыхивают ярко-желтым, напоминая волчьи глаза, которые в ночной тьме освещаются светом факела.

Малышка широко улыбается, обнажая полный рот острых, как кинжалы, зубов. С несвойственной возрасту силой вырвавшись из моей хватки, девочка тянет меня за стену. Вскрикнув от удивления, я падаю на колени. Касаюсь ладонями влажного подлеска из гниющих листьев и влажной земли и поворачиваю голову в ее сторону.

Девочки больше нет. Ее сменяет угловатая женщина, в ярко-желтых глазах которой я вижу лишь узкие прорези зрачков. За ее спиной мелькают тонкие, как паутина, крылья. Она шагает ко мне, выставив вперед костлявые пальцы с острыми когтями, и они волочатся по земле. На ее плечах колышется сотканная из тени накидка.

Я открываю и закрываю рот, стараясь выдавить из себя хоть слово, но не могу издать ни звука. Несколько раз моргаю, словно в надежде, что так она уйдет, а я очнусь от этого кошмара, однако женщина все приближается.

— Пожалуйста, не делайте мне больно, — пищу я и, оттолкнувшись от земли, словно краб пячусь назад.

Нужно подняться на ноги и бежать прочь, но из-за страха я почти не соображаю. В ее налитых кровью глазах я вижу обещание собственной смерти.

— Возможно, я тебя не трону. — Ее голос звучит искаженно, как будто кто-то вырвал голосовой аппарат и засунул его обратно в глотку другой стороной. К тому же создается впечатление, что общий язык для нее неродной. — Если пообещаешь кое-что для меня сделать.

— Что? Я дам все, что захотите.

— Открой окно в той комнате. — Она указывает костлявым пальцем в сторону столовой. — И не закрывай всю ночь.

Чтобы она прикончила меня в постели?

— Я… конечно, — поспешно соглашаюсь я. — Все, что хотите.

Рот наполняет металлический привкус лжи. Ни за что на свете я не оставлю открытое окно для этого существа.

— Хм-м-м, твой вид способен лгать, — бормочет она, как будто улавливает запах металла в моем дыхании, и внезапно меняет решение. — А может, я просто заставлю тебя громко кричать, чтобы у него не осталось другого выбора, кроме как выйти самому.

Внезапно уткнувшись спиной в дерево, я издаю писк.

«Вставай, — мысленно велю я себе. Нужно бежать и бороться, однако ноги словно приросли к месту. — Нельзя же вот так умирать».

Женщина опускается передо мной на корточки и упирается заостренным когтем в мою грудь.

— Он начал забавляться с людьми? Что ж, посмотрим, как быстро ты ему наскучишь, если лишишься конечности.

Карга сжимает мое левое запястье и отводит назад свою правую руку, готовясь вонзить мерзкие острые когти в плоть. Когда она начинает двигаться, я закрываю глаза и отворачиваюсь.

Внезапно землю сотрясает рев, полный первобытной ярости, в котором смешалось нечто звериное и человеческое. Мимо что-то проносится в воздухе. Кто-то болезненно дергает меня за руку, высвобождая ее из хватки женщины. Вскрикнув, я падаю на землю и ударяюсь головой о камень.

Я ошеломленно моргаю. Перед глазами все плывет. Я ничего не вижу кроме деревьев, но позади явно идет борьба. Я пробую подняться с земли, но одна рука меня не слушается. Мир вдруг кренится, и я исторгаю наружу содержимое желудка. По-прежнему моргаю в стремлении вернуть четкость зрению. Лучики солнечного света, пробивающиеся сквозь плотный лиственный полог, кажутся слишком яркими, а звуки — чересчур громкими. Я боюсь, что меня вновь может стошнить.

Знакомые ощущения. Точно так же я чувствовала себя, когда вместе с Хеленой упала с крыши. Потом мир затуманился, а после я пришла в себя и…

— Бери ее, — доносятся до меня отрывистые слова Орена. — Возвращайся в поместье. Я ее задержу.

— Спасибо. — Даже в таком состоянии я узнаю голос лорда Фенвуда.

Я никогда его не видела, но знаю, что это он. Чувствую позади себя его теплое, надежное, неоспоримое присутствие.

— Закройте глаза, — на удивление мягко шепчет он.

Резко контрастируя с его голосом, кто-то по-прежнему рычит у нас за спиной.

Я не желаю закрывать глаза. Иначе когда я смогу проснуться? И что тогда будет? Но еще меньше мне хочется оставаться здесь. И я со стоном опускаю веки.

Меня тут же подхватывают крепкие руки — одна за плечи, вторая под коленями. Лорд без усилий поднимает меня в воздух и в защитном жесте прижимает к груди.

Я не ошиблась, он высок. И гораздо более мускулистый, чем ожидалось. Даже сквозь тонкую рубашку я ощущаю исходящую от него силу, предназначенную для моей защиты.

— Теперь вы в безопасности, — произносит он.

В тот же миг из пасти чудовища вырывается рык, и в безопасность верится с трудом.

— Пожалуйста, не причиняйте мне боли, — дрожащим голосом молю я.

— Я никогда не сделаю вам больно.

«Правда».

— Что происходит?

Я прижимаюсь лицом к его груди, чтобы избежать искушения открыть глаза. Впрочем, я не горю желанием видеть происходящее. Образ этой женщины уже запечатлелся в моей памяти, угрожая преследовать меня вечно.

— Теперь вы в безопасности, — повторяет лорд Фенвуд. — Я держу вас на руках, так что вам нечего бояться.

Это не ответ. Но нос не щиплет запах дыма, так что он не лжет. Застонав, я вверяю свою судьбу в его руки. И лорд Фенвуд несет меня обратно под защиту поместья.