Золотая девочка

Элин Хильдебранд, 2021

Вивиан Хоу – «золотая девочка», любящая мать троих детей и автор тринадцати романов, действие которых всегда начинается в июне и происходит на Нантакете. Там же, где живет и сама Виви. Жизнь Вивиан напоминает мечту, пока прекрасным июньским днем трагическая случайность не меняет все раз и навсегда. Теперь у Виви есть одно последнее лето, чтобы отпустить прошлое и исправить совершенные когда-то ошибки. Для кого эта книга Для тех, кто ищет легкого (но вдумчивого) чтения. Для читателей романов и вдохновляющих семейных саг. Для тех, кому нравятся книги Фэнни Флэгг, Делии Оуэнс и Кристин Ханны. Для поклонников Элин Хильдебранд. Для тех, кто хочет прочитать историю, которая дарит надежду и радость в непростые времена. На русском языке публикуется впервые.

Виви

Она поднимается все выше и выше. Наверное, это хороший знак — что вверх, а не вниз, — но Виви чувствует себя так, будто идет за покупками без кошелька. То есть так, как будто еще не готова. У нее на земле, в прежней жизни, остались незавершенные дела, крупные и мелкие.

Мелочь: трехлитровая сковорода из «Олл Клэд» до сих пор стоит у крыльца, и Виви знает, что ни Лео, ни Карсон ее не заметят. Они будут переступать через нее, и постепенно она наполнится дождевой водой и насекомыми; может, в ней утонет одна из мышей, которые наводняли «Мани Пит» с тех пор, как Виви купила дом, или голубая сойка окунет клюв в едкую черную жидкость, по ошибке приняв бывшую сковороду за поилку для птиц. Она наполнится снегом; станет единым целым с плитками дорожки, и никому не придет в голову ее подобрать, отнести в дом, помыть.

Виви все-таки надеется, что Уилла займется посудой, когда зайдет к ним. Или разберется ландшафтный дизайнер Виви, Анастейша, — ее фотографию нужно поместить в словаре в качестве иллюстрации к слову «перфекционистка».

Мелочь: у Виви остался неоплаченный счет от Анастейши на две тысячи сто долларов; его надо погасить.

Проблема крупнее: кто станет заниматься платежками, возьмет на себя ее дела, позаботится о детях? Виви не составляла завещания. Да и зачем? Ей пятьдесят один год, никаких проблем со здоровьем. Отец Виви умер, когда ей было семнадцать, сидел в своей машине в гараже, а мать последовала за ним пять лет спустя, в возрасте сорока шести лет, но она курила и страдала от лишнего веса. Виви каждый день бегала, была подтянутой, даже затяжки не сделала с тех пор, как уехала из Огайо, — ну просто воплощение здоровья. Зачем ей завещание?

А надо было о нем позаботиться. Назначить ответственного человека, который уладит ее дела. Виви оставила на земле свою лучшую подругу, Саванну Хэмильтон, но та тащит на себе пожилых родителей, которые живут в доме для престарелых в Веймуте; у матери — Альцгеймер, у отца — обычная деменция, и Саванна еле справляется. Но дети Виви еще слишком молоды, даже Уилла, и Саванне придется взять все на себя.

Проблема крупнее: роман Виви «Золотая девочка» выходит тринадцатого июля. Она наизусть выучила рецензию (хвалебную!) из «Маккуэйд»:

«Хоу удалось создать что-то гораздо более глубокое, чем обычно, в этой блестящей истории о молодой женщине, которая пытается убежать от прошлого. Элисон Ревер живет в пригороде Кливленда и мечтает стать писательницей. У ее школьного бойфренда Стотта Маклмора своя группа, и он мечтает стать звездой. После того как отец Элисон совершает самоубийство, эти двое становятся еще ближе друг другу и планируют пожениться сразу после школы. Стотт посвящает Элисон песню, называет ее “Золотая девочка” и получает предложение от крупной звукозаписывающей студии. Стотт уезжает в Калифорнию, и Элисон в отчаянии, оттого что теряет еще одного близкого человека, полна решимости вернуть его в Кливленд, что бы ей ни пришлось для этого сказать или сделать. Во второй части книги Элисон проводит лето на Нантакете с семьей своей соседки по комнате из колледжа. Она переезжает на остров насовсем, знакомится с местным парнем и выходит за него замуж, публикует свою первую книгу “Золотая девочка”. Жизнь Элисон кажется вполне… золотой, пока не появляется Стотт Маклмор и не заставляет ее расплачиваться за тайны прошлого. Роман наполнен фирменными летними пейзажами Хоу, но в нем есть важный посыл, надолго остающийся с читателем: о необратимом решении, которое принимает Элисон, проблемный подросток».

На разных мероприятиях и интервью Виви чаще всего задавали вопросы о том, есть ли реальные прототипы у ее персонажей и пишет ли она о событиях из своей собственной жизни. Виви все время казалось, будто ее читателям очень хочется услышать утвердительный ответ, они жаждали, чтобы выдумка оказалась правдой. Она объясняла, что включает в книги детали из реальной жизни: белый кувшин с морской раковиной, купленный в «Уидз» на Сентер-стрит, появляется в трех ее романах. Виви носит украшения от Джессики Хикс, и все ее персонажи — тоже. Лучшая подруга Саванна известна своим остроумием, и Виви регулярно заимствует (ворует) у нее шутки. Но это совсем не то же самое, что писать о знакомых ей людях или событиях ее собственной жизни.

Но в этом году она так и сделала. Сюжет «Золотой девочки» повторяет трагические события последнего школьного года Виви, но единственный, кто мог бы об этом знать, — это ее тогдашний бойфренд Бретт Каспиан, а с ним она не встречалась и не разговаривала уже тридцать лет. Прежде чем начать писать «Золотую девочку», Виви прочесала интернет в поисках следов Бретта. Его не было ни в «Фейсбуке», ни в «Инстаграме», ни в «Твиттере», ни в «Снапчате», ни в «Тиктоке». Его не было на «Линкдин». Виви поискала в справочнике, но не нашла никаких Каспианов ни в Кливленде, ни в окрестностях. Она отправила имейлы с завуалированным вопросом единственным двум школьным подругам, с которыми до сих пор поддерживала связь, — Стефани Саймон и Джине Мариани, и обе ответили, что Бретт не приехал ни на одну встречу выпускников (Виви — тоже, потому что и отец, и мать ее умерли, а дом в Парме продали). Ей хотелось узнать о нем хоть что-нибудь, но она пришла к выводу, что Бретт Каспиан просто не из тех, кто пользуется соцсетями; где бы он ни был, бывший явно не подозревает, что Виви пишет книги, и никогда в жизни не подумал бы, что «Золотая девочка» рассказывает о нем. О них. За исключением незначительных деталей.

Виви удалось (отчасти) подавить сомнения относительно Бретта Каспиана, и она с нетерпением ждала выхода своей новой книги. Это был шанс наконец попасть в топ списка бестселлеров по версии «Нью-Йорк Таймс». Первая строчка. Этот шанс манил Виви, как звезда на верхушке рождественской елки. Ее последняя книга «Слухи на Мэйн-стрит» стала третьей «твердой обложкой» и второй в общем списке. Оставалось совсем чуть-чуть! Она уже приготовилась — чем черт не шутит? — занять первое место.

Виви понимает, что, за кем бы ни было это решение, он вряд ли вернет ее на Землю, дабы она успела убрать с дорожки сковородку, заплатить ландшафтному дизайнеру или даже поучаствовать в продвижении нового романа.

Но как же ее самая главная обязанность?

Самое крупное дело — забота о детях. Лео — восемнадцать, теоретически он уже взрослый, но по-прежнему привязан к мамочке. Любит еду, которую готовит Виви, и часто просыпается по утрам уже с вопросом, что будет на ужин; сын позволил Виви отвести себя в «Мюррейс», чтобы вместе выбрать одежду для выпускного (и прислушался к ее мнению, которое обе сестры безапелляционно отклонили). Зимой, когда Виви свалилась с гайморитом, Лео вместе с ней посмотрел подряд три сезона «Короны», и она верила: то, что ее большой и сильный сын сидит с ней рядом, свернувшись калачиком, помогло ускорить выздоровление.

Весной, когда Лео не мог выбрать между Чарльстоном и Университетом Колорадо, они с Виви сделали список «за» и «против», которых оказалось поровну. Сын спросил мнения у матери. Из эгоистических соображений Виви хотела, чтобы он выбрал Чарльстон (туда был прямой перелет из Бостона, и вообще это же все-таки Чарльстон), но интуитивно понимала, что Чарльстон, скорее всего, не сильно отличается от Нантакета, а Лео нужно какое-то совершенно не похожее на Нантакет место, чтобы зацвести полным цветом, — например, большой университет в Скалистых горах.

— Боулдер, — сказала она.

Лео выдохнул и признался:

— Я тоже так решил, но подумал, ты скажешь, что это слишком далеко.

— Дорогой, мне, конечно, будет грустно, ты же мой малыш. Но часть родительских обязанностей — это выбирать то, что лучше для тебя, а не для меня.

Виви намеревалась лично отвезти Лео в Колорадо. Это было бы настоящее путешествие с остановками в тщательно подобранных дайнерах и китчевых мотелях, на смотровых площадках и у исторических памятников. Она собиралась позволить Лео ставить музыку даже несмотря на то, что от нее у Виви болели уши, и надеялась как следует поговорить с сыном, пока они будут сидеть вдвоем в машине, а впереди — расстилаться пустая дорога. Затем Виви оставит его в колледже (с заламинированной инструкцией по стирке вещей), сядет в машину и как следует поплачет, громко, навзрыд: ее последний ребенок, ее маленький мальчик вылетел из гнезда.

Теперь Виви просто не сможет не отвезти Лео в колледж. А еще у нее скоро родится внук. Нельзя не согласиться, что совершенно несправедливо умирать, так и не подержав на руках своего первого внука. А еще ведь есть Карсон, которая, кажется, нуждается сейчас в матери больше чем когда-либо. Виви не может бросить своих детей там, внизу, совсем одних. Они — ее дети. Она — их мать.

Извините, конечно, но она не может позволить себе умереть.

Виви уже высоко под облаками, но еще может разглядеть свое тело, лежащее на Кингсли-роуд. Возле него остановился белый джип. Это джип Круза; он выпрыгивает из машины и бросается к телу.

— Виви!

Круз достает телефон и вызывает скорую на пересечение Кингсли и Мадакет.

— Моя мать ранена. Кажется, ее сбила машина, она лежит на земле. Ей нужна помощь!

Круз сидит возле нее на корточках, его плечи высоко поднимаются и опадают. Он берет ее за руку.

— Не отключайся, Виви, не уходи. Ты мне нужна. Ты нужна всем нам.

«Я им всем нужна, — думает она, а потом: — Он назвал меня мамой».

Виви слышит в отдалении звук сирены. На происходящее невозможно смотреть. Бедное ее тело, бедный Круз! Виви поворачивает голову — и встречается лицом к лицу с женщиной средних лет с аккуратно подстриженными пепельно-светлыми волосами, в летящем белом платье и шелковом шарфе, замысловато повязанном вокруг шеи.

— Прошу прощения? — говорит Виви.

Женщина, стоящая перед ней, кажется, состоит из плоти и крови. У нее в руках планшет, как будто она организатор литературного обеда. Виви кажется, что дама сейчас назовет номер ее столика.

На кончике носа у женщины примостились очки для чтения. Шарф выглядит элегантно и дорого — Виви разглядывает сложный анималистический орнамент на шелке фирменного оранжевого цвета, который позволяет определить, что это «Эрме» (ох ты боже мой!), а вот очки — простые, как будто куплены в аптеке.

— Здравствуй, Вивиан, — говорит женщина, — добро пожаловать в Предел. Я Марта.

Лицо Марты кажется знакомым. Она смутно напоминает Виви…

–…вашу первую читательницу, Марибет, — говорит Марта. — Да, это моя младшая сестра.

— Быть того не может! Вы сестра Марибет Шумахер?

Когда вышел первый роман Виви «Дочери дюн», Марибет Шумахер купила двадцать экземпляров и раздала всем своим влиятельным подругам. Эти подруги рассказали о книге своим подругам, и соседкам, и невесткам, и так далее, и так далее, и так далее, как в той дурацкой рекламе шампуня. И так появился клуб верных поклонниц Виви.

— Была сестрой Марибет Шумахер, — поправляет Марта. — Она отправляла мне все ваши книги до самой моей смерти, меня не стало два года тому назад. Я жила в Мемфисе, и мне нравилось читать про пляж.

Мемфис. Виви была там, когда ездила в турне в поддержку книги, но она жила в районе университета и запомнила только ресторан «Сентрал Барбекью» и комплекс, на территории которого совершала пробежки. Виви так и не выбралась в центр, чтобы погулять на Бил-стрит или посмотреть на уток в отеле «Пибоди». Твердила себе, что успеет в другой раз.

Но другого раза уже не будет!

— Но они не поэтому приписали меня к вам, — говорит Марта. — Это случайное совпадение.

— Приписали?

— Я — ваш Человек, — поясняет Марта. — Помогу вам пройти переходный этап.

— Мне кажется, здесь какая-то ошибка.

— Все так говорят.

Виви показывает вниз, туда, где лежит ее тело. Приехала скорая, и Круз бросился по Кингсли-роуд в сторону «Мани Пит». Он скажет детям. Виви нужно что-то предпринять. Вдруг Марта каким-то образом поможет ей отмотать все назад?

Виви пытается заглянуть в планшет.

— А у вас есть какая-нибудь графа, где можно поставить галочку, чтобы в больнице меня спасли?

— Слишком поздно, — осаживает ее Марта. — Вы мертвы.

— Я мертва, — повторяет Виви. — Но я ничего плохого не сделала. Как я могла умереть? — Она не хочет показаться слишком недовольной; если за пятьдесят один год Виви чему-то и научилась, так это всегда быть вежливой с теми, кто может оказать помощь, будь то стюардессы или сотрудники автотранспортной инспекции. — Марта, не могли бы вы пояснить? Меня… за что-то наказывают?

— Да нет, что вы.

— Тогда почему…

— Вас сбила машина, — говорит Марта. — Это был несчастный случай. Не повезло.

— Но это несправедливо.

Марта поджимает губы.

— Вы сейчас скажете мне, что жизнь вообще несправедлива, да? — спрашивает Виви.

— Действительно, ваша смерть была особенно внезапной, — признает Марта. Ее тон становится чуть менее категоричным. Она просматривает анкету у себя на планшете и отмечает что-то галочкой. — И поэтому, Вивиан, я готова дать вам 75-НП и 3-Т.

— Это значит, в больнице меня спасут?

— Нет. 75-НП — это наблюдательный период в семьдесят пять дней. Вам позволено смотреть, что будет происходить на земле до сентября. А 3-Т, — Марта поднимает палец, — дают вам право на три побудительных тычка.

— Три побудительных тычка?

— Вы можете трижды повлиять на события там, внизу, — поясняет Марта. — Но будьте осмотрительны.

— Это все как в сказке, — говорит Виви. — Я действительно умерла?

— Да, дорогая.

Виви снова обращает внимание на затейливо повязанный шарф от «Эрме».

— Так небрежно и так элегантно, я подумала бы, что вы француженка.

— Благодарю. Но нет.

— Чем вы занимались при жизни?

— Я была старшим вице-президентом в «Фед-Экс».

— Вот так Марта! — восклицает Виви. — Большая начальница!

— Меня не задобрить, Вивиан, — отрезает Марта. — Вас не воскресят в больнице. Вы мертвы. Я дарю вам целое лето, чтобы понаблюдать за своими детьми, и три тычка, потому что ваша смерть наступила так неожиданно и в результате случайности. И потому что мне нравятся ваши книги. У вас здесь, наверху, много поклонников.

Кажется, будто теперь уже Марта пытается ее задобрить.

— Кто меня сбил? — спрашивает Виви. — Это ведь был не Круз, да?

Ей страшно даже подумать об этом. Он такой хороший мальчик, такой умный, ему прямая дорога в Дартмут. Круз успевает по всем предметам: биологии и физике, математике, английскому. Вместо мотивационного письма он приложил к заявлению в колледж стихотворение про своего отца Джо под названием «Жертва». Виви чувствует к Крузу Де Сантису такую же нежность и желание защитить, как и по отношению к собственным детям.

Марта качает головой.

— Этого я не могу сказать.

Не может сказать, потому что это запрещено или потому что сама не знает? Ладно, неважно, у Виви есть более насущный вопрос.

— А что случится, когда кончится лето?

— Вы присоединитесь к хору.

— Хору?

— Ангелов.

— Но я не умею петь, — говорит Виви.

Марта заливисто хохочет.

— Не волнуйтесь, — заверяет она. — Научитесь. А теперь идемте. Нам пора.

— Куда мы идем?

— В зеленую комнату. Закройте глаза, пожалуйста.

Виви смотрит на Марту с подозрением.

— Лучше с открытыми.

— Вам надо научиться мне доверять, — напоминает Марта. — Я — ваш Человек.

Поколебавшись секунду, Виви закрывает глаза. А что ей еще остается?

Открыв глаза, она оказывается в комнате, где не хватает одной стены. Это похоже на диораму из обувной коробки, которую дети делают в школах. Виви осматривается, часто моргая; здесь есть чем полюбоваться.

Плинтусы под потолком и окантовка стен выкрашены в зеленый, на обоях узор из ядовито-зеленых и белых вертикальных полос. На полу в два слоя лежат ковры: внизу — обычный, сплетенный из волокна, сверху — роскошный персидский, из шелка. На потолке — марокканский светильник в форме лампы Аладдина: полированная бронза и крошечные отверстия отбрасывают затейливый кружевной узор из света и тени. Это, наверное, — нет, совершенно точно — самый классный и эклектичный интерьер, что Виви доводилось видеть. В комнате стоят длинный шезлонг из зеленого бархата, два пухлых кресла-суфле, обитых персиковым шелком, два кожаных пуфа, два медных горшка с карликовыми апельсиновыми деревьями, а на стене висит черно-белая фотография — Виви узнает кадр из серии «Дикий Запад» Дэвида Ярроу.

— Бохо-шик! Прямо комната моей мечты, — признается она.

— Да, я знаю, — отзывается Марта. — Мы полазили у вас в «Инстаграме».

Виви смеется. В это невозможно поверить. И правда рай! Она бы все отдала за такую комнату в «Мани Пит»: бархатный шезлонг, апельсиновые деревья! — но в доме на Нантакете та смотрелась бы странно, а на уголок в Париже или Нью-Йорке Виви еще не накопила.

Одна из стен полностью занята книжным шкафом, потому что, по мнению Вивиан, в каждой идеальной комнате должен быть книжный шкаф во всю стену. Она подходит взглянуть на корешки. «Клаудстрит» Тима Уинтона^[6], «Песнь Соломона» Тони Моррисон^[7], «Белая шерсть» Жардин Либер^[8] и — да, детка, — «Адюльтер» и другие рассказы Андре Дюбюса^[9], книги которого Виви, пожалуй, обожает больше всего.

— Мои любимые книги.

— Естественно.

К шкафу примыкает зеленая дверь.

— Это оттенок «стебли петрушки» фирмы «Бенджамин Мор»? — спрашивает Виви, имея в виду цвет, в который выкрашена дверь.

— Да, он самый.

Вот это да! Виви уже влюблена в эту комнату.

— Куда ведет эта дверь?

— От любопытства кошка сдохла, — отвечает Марта. — Не суйте нос куда не следует, а то сокращу вам наблюдательный период.

Марта открывает дверь и проскальзывает внутрь до того, как Виви удается подсмотреть, что за ней спрятано.

«Наблюдательный период», — думает Виви. Она идет к краю комнаты и действительно оказывается на наблюдательном пункте, как будто смотрит в широкое окно, из которого видно всю ее прежнюю жизнь. И не просто видно — Виви сразу погружается в происходящее.

Вот ее дети — все трое сидят в гостиной в «Мани Пит» на бирюзовом твидовом диване, тесно прижавшись друг к другу. Они называют этот диван «Герв» — сокращенно от названия фабрики «Гервин». Уилла в центре, по бокам от нее Карсон и Лео. Они держатся за руки на уровне талии. Хотя Виви не раз представляла себе этот момент, злясь на детей («Вот умру, и посмотрите у меня»), ей невыносимо видеть их острое чистое горе.

Ребята, я здесь, с вами!

Но конечно, они ее не слышат.

— Мы поругались, — признается Карсон надтреснутым, прерывающимся голосом. — Я отправила ей сообщение, извинилась, но не знаю, успела ли мама прочитать.

«Да, — думает Виви. — Да, моя хорошая, успела. Пожалуйста, не волнуйся. Я уже тебя простила. Дома я собиралась сделать тебе тост с авокадо».

— Где ее телефон? — спрашивает Лео.

— Полиция забрала, — отвечает Уилла. — Вся одежда у них, они отправят ее на экспертизу, думаю, им и телефон понадобится, но я могу спросить у мистера Кейпнэша.

— Можешь позвонить и попросить его отдать сотовый? — говорит Карсон. — Мне нужно знать, прочитала ли мама мое сообщение.

— Телефон, наверное, разбился, — замечает Лео.

— Не разбился, — возражает Уилла, — шеф отдельно мне сообщил, что телефон в порядке.

— Я написала, что люблю ее, — продолжает Карсон. Она снова разражается слезами. — Я хочу отмотать все назад, хочу быть лучше. Я хочу ее рассмешить. — Она сжимает руку Уиллы. — Я бы все отдала, чтобы услышать сейчас ее смех. Я бы все отдала, чтобы услышать, как она на меня орет, — плевать, я просто хочу, чтобы она вернулась. Немыслимо ведь, что мама умерла. Немыслимо, что мы больше никогда ее не увидим.

— Не говори так! — Лео рыдает, как будто он снова маленький мальчик. — Карсон, я не шучу, заткнись!

Я здесь! Я вижу вас! Я слышу вас! Вы не одни! Я вас не бросила!

Виви запрокидывает голову, высматривая Марту. Это сущая пытка. Марта должна ей помочь. Как дать знать детям, что она здесь?

— Мы были лучшими подругами, — говорит Уилла. — Я все ей рассказывала, и она всегда слушала. Мама не всегда со мной соглашалась, но всегда слушала.

Уилла кладет руку на живот, и — ага! — Виви может различить, как внутри бьется крошечное сердечко.

Она перелетает на кухню, где за столом сидит и смотрит на свои руки Рип, муж Уиллы. Виви интересно, о чем он думает. Рип неразговорчив. Виви пару раз замечала, будто ему «чего-то не хватает», но в конце концов пришла к выводу, что недооценивала сильные стороны зятя. Спокойный и надежный Чарльз Эван Бонэм Третий идеально оттеняет маниакальное стремление Уиллы во всем добиваться успеха. Но все-таки, когда дочь объявила, что они с Рипом намерены пожениться — решили так еще в седьмом классе, — Виви подумала, что долго этот брак не продлится, Уилла его перерастет.

Примерно за месяц до свадьбы Вивиан повела дочь в «Ле Лангедок», чтобы поговорить по душам. То был будний весенний день, и они оказались единственными посетителями в зале на втором этаже, окна которого выходили на Брод-стрит и уютно подсвеченные окошки книжного магазина «Нантакет Букворкс».

Эстетическая сторона этого ужина была доведена до совершенства. Зал освещали только свечи, на столе стоял букет ирисов, пахло сливочным маслом, чесноком, бульоном из телятины и свежим хлебом. Они заказали бутылку дорогого шампанского, а потом еще более экстравагантное белое бургундское. Уиллу обычно мало интересовала еда — она могла съесть или выпить все, что перед ней ставили, и никогда не жаловалась, но казалось, дочь никогда не получает удовольствия от еды. Однако тем вечером она с наслаждением поглощала улитки ан-крут, запеченного лобстера и поленту с пармезаном и позволила себе чуть-чуть захмелеть. Тут Виви и решила высказать свое мнение. Будущий зять очарователен, а Бонэмы — достойные всяческого восхищения уважаемые люди. Рип, кажется, уже твердо намерен заняться страховым бизнесом родителей, и в материальном плане Уилла не будет ни в чем нуждаться.

Но вот в эмоциональном, в интеллектуальном плане, спрашивала Виви. Рип окончил Амхерст, факультет свободных искусств; он умен, но Вивиан не назвала бы его ум пытливым. Парня натаскивали как наследника семейного бизнеса, и он никогда не захочет — и не сможет — жить где-либо, кроме острова, на котором родился и провел детство. Рип не будет расти.

Виви наклонилась к Уилле через стол и положила ладонь ей на предплечье.

— Однажды ты можешь проснуться и понять, что тебе хочется большего. — Виви представила себя на переднем сиденье «бьюика» Бретта Каспиана. Что, если бы она так и осталась там и ничего больше в жизни не увидела? — Ты можешь захотеть переехать в Стамбул. Вдруг в один прекрасный день решишь поступить в магистратуру на исторический факультет или получить MBA, и вот ты уже в Гарварде, а Рип остался на Нантакете. Допустим, тебе понравился Бостон — ты ездишь в метро, заказываешь на дом ливанскую еду, проводишь вечера в Музее Изабеллы Стюарт Гарднер. А потом на одной из пар какой-то внутренний голос подает тебе великолепную идею, ты оборачиваешься и встречаешься глазами с молодым человеком. Он невысокий и смуглый, совсем не такой, как длинный и бледный Рип, у него усы и британский акцент — Рип всегда чисто выбрит и раскатывает звук «р», — но тебя почему-то к нему тянет…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

Австралийский писатель, который получил в Австралии статус «Живое национальное достояние».

7

Американская писательница, получившая в 1993 году Нобелевскую премию по литературе.

8

Американская писательница, уроженка штата Техас.

9

Американский писатель из Луизианы, автор рассказов и эссе.