Мой лучший враг

Эли Фрей, 2015

В детстве он дарил мне конфеты, рисунки и улыбки. Он обожал свою маленькую подружку и никому не позволял обижать меня. А потом я совершила один непростительный поступок. Теперь того милого и доброго мальчика, с которым мы были так близки в детстве, больше нет. На его месте – злобное чудовище, не знающее ни любви, ни жалости. И он не успокоится, пока не отомстит и не уничтожит меня. Это роман о трогательной дружбе двух подростков, о предательстве и бесчеловечной жестокости. История о борьбе двух противоположностей и бунте, который навсегда изменит их судьбы.

Глава 2

Последние летние деньки. Рюкзак, тетрадки, ручки, учебники, банты, гольфы и сандалики — все подготовлено для школы. Чем больше проходило времени с папиного ухода, тем лояльней я относилась к девчачьим вещам. Мама уже могла нацепить на меня платье без визгов и драк.

Мы со Стасом сидели на высокой рябине и плевались друг в друга ягодами, обсуждали какую-то недавно посмотренную комедию про свадьбу. Мысли плавно переключились с фильма на саму церемонию.

— Стас, а давай поженимся? — предложила я.

Он задумался на несколько секунд и пожал плечами:

— Ну, давай.

Церемония проходила в доме бабушки. Я надела белый сарафан, сплела венок из клевера, посмотрела в зеркало. Хм. Кажется, я начала любить платья. Мы попросили бабушку обручить нас. Она взяла первую попавшуюся книгу — «Волшебника Изумрудного города» — и стала делать вид, что читает торжественную речь.

— А теперь объявляю вас мужем и женой! — сказала она и захлопнула книгу. — Только обойдемся без поцелуев, а то ваши родители меня убьют.

Стас все равно чмокнул меня в щеку. Я посмотрела на него, улыбнулась и чмокнула в ответ.

— А свадебный танец?

— Танец, хм… — бабушка включила старый кассетный магнитофон в розетку, — не обещаю, что здесь будет подходящая песня… — И нажала на кнопку.

Магнитофон завыл голосом Аллы Пугачевой: «Я знаю, что у нее, нее, нее душа кошкина. А я хорошая. Мадам Брошкина…»

Мы засмеялись и стали танцевать. Строили рожицы, прыгали и вертелись. Вот так прошла наша свадьба. Лишь игра, но для каждого из нас это значило гораздо больше.

В то лето у Стаса родилась сестренка. Мы часто ходили в парк с его мамой: она везла коляску с малышкой, а потом доверяла ее нам. Мы очень гордились, выполняя такое ответственное задание, хотя коляска доставала Стасу до груди, а мне — до макушки. Мы чувствовали себя совсем взрослыми.

На следующий день после шуточной свадьбы мы снова пошли в парк. Стас вез коляску, я шла рядом, мама Стаса — сзади. Прохожие смотрели на нас и улыбались.

— Какие милые дети! Мальчик, это твои сестренки? — ласково спросили Стаса проходящие мимо мужчина и женщина.

Стас оскорбился, холодно посмотрел на них и заявил:

— Это моя жена. И мой ребенок. — И, не дожидаясь ответа, задрал подбородок и быстро покатил коляску дальше.

Я очень гордилась своим юным мужем. Мне понравилось, что он так сказал.

Наступило первое сентября. Бабушка заплела мне две тугие косички и украсила их бантами. В одной руке я несла огромный букет цветов, другой держалась за бабушку.

Стас со своей мамой шли рядом.

— Не бойся, — подбадривал он меня, — тебя никто не укусит. Пусть только попробуют! Я им покажу!

Он улыбнулся. Я робко улыбнулась в ответ. Мне нравилось, что в школе у меня есть такой храбрый друг.

На торжественной линейке Стас держался рядом. Много людей, яркие букеты, детские крики и смех — все это кружило голову. Потом нас повели в классы. Учительница показала нам школу, рассказала о распорядке. Со Стасом мы сели за одну парту.

Учительница дала нам время познакомиться поближе и поиграть. Стас сразу пошел к мальчишкам, я робко последовала за ним, но он обернулся и смущенно посмотрел на меня. Я видела, что он хочет сказать мне что-то, но боится. И все же он спросил:

— Может быть, ты пойдешь поиграешь с девочками?

Я не подала вида, что обиделась. Но обиделась я тогда здорово.

— Они не станут со мной играть!

Стас взял меня за руку и повел к группе девчонок.

— Я знаю, кто точно станет!

Самую высокую из этих девочек я узнала — это она подарила нам резиночку.

— Как тебя зовут? — спросил ее Стас.

Девочка испуганно посмотрела на нас и стала теребить свои светлые косички.

— Даша.

— А ее — Тома, — представил меня Стас. — Вот. Теперь вы познакомились. А я пошел.

Стас ушел к мальчишкам. А я глядела на Дашу, не понимая, как себя вести. Даша задумчиво посмотрела на меня в ответ, будто решаясь на что-то, и наконец предложила:

— Хочешь, я покажу тебе своих лошадей?

— Очень хочу! — обрадовалась я.

Даша повела меня в конец класса и показала на пустой угол.

— Вот они. Тут их стойло!

— Но тут же никого не-ет! — разочарованно протянула я.

Даша удивилась:

— Как нет? Вот они. У меня четыре лошади. Видишь эту, розовую? Ее зовут Крошка. Она умеет летать. А вот эта коричневая — его зовут Ветер. Он мчится быстрее всех. Белую зовут Молния. А рыжую Буран. Буран уже старенький. Он очень медленный.

— Но я никого не вижу! — хлопала глазами я, всматриваясь в угол.

Даша рассердилась:

— Что ж ты такая слепая? Смотри лучше! Как же я смогу с тобой дружить, если ты не видишь моих лошадей?

Я напрягла воображение. И увидела.

— Я вижу их! — с восторгом прошептала я. Протянула руку к Бурану и погладила его гладкую рыжую гриву.

Даша хитро посмотрела на меня.

— Ладно, я разрешу тебе покататься на Буране. Садись! А я сяду на Молнию. Если справишься с Бураном, так и быть, я разрешу тебе покататься на Ветре.

Мы сели на воображаемых лошадей и поскакали по классу. Краем глаза я видела, что Стас с другими мальчишками играют в конструктор, но больше не обижалась на него. Я была благодарна за то, что он познакомил меня с этой необычной девочкой.

Так началась моя школьная жизнь. Поначалу было тяжело — непривычно вставать в такую рань, да и на дом задавали очень много. Зато наша дружба со Стасом ничуть не ослабела. Мы по-прежнему сидели за одной партой, ходили вместе в школу и из школы. Стас часто приходил ко мне в гости. Помогал с уроками. Учеба давалась ему легче, чем мне, он за пять минут решал и объяснял самые сложные задачи.

* * *

Однажды мы со Стасом, как обычно, сидели на груде бетонных блоков перед домом соседей. Плевали вниз. Пытались слюной сбить с куста гусеницу.

— Скучно. Пойдем на ту сторону? — вдруг предложил он.

Я испугалась. Наш детский мирок включал только три улицы. Этого было вполне достаточно, каждая улица казалась вселенной, которую можно исследовать вечно. Наша улица находилась посередине. Мы ее не очень любили, на ней не было ничего интересного. Слева от нее параллельно шла асфальтированная дорога, которая нам тоже не нравилась, потому что по ней непрерывно носились машины. Зато правая была нашей любимой: на ней находилась котельная, а это просто Вселенная внутри Вселенной. На ее территорию мы залезать боялись, но с удовольствием бродили вокруг, по заброшенной и мрачной местности.

Та сторона — все, что находилось за железной дорогой. Ходить туда нам категорически запрещалось. И Стас это знал.

— Но нам нельзя… — промямлила я.

— Девчонка… Что с тебя взять?

Он никогда раньше не говорил со мной так презрительно. Под его взглядом я проглотила комок обиды, схватила прядку волос и стала нервно теребить. Стас подошел ко мне, протянул руку и намотал прядку на свой палец.

— Так вот почему у тебя волосы кудрявятся! Теперь я знаю твой секрет. — Он ободряюще улыбнулся. — Пойдем! Ничего не случится. Мы быстро — туда и обратно.

И я уступила.

Мы шли по улице, от которой в стороны разбегались три переулка. Они были частью нашего мира, мы очень любили их. Летом здесь всегда росли ягоды: крыжовник, земляника и ирга. Мы прошли уже два перекрестка; последний же проводил некую черту между нашим миром и миром запретным. Здесь я встала и опять растерянно затеребила волосы.

— Ну? Что стоишь? — спросил Стас.

Я с надеждой посмотрела на него. Он должен понять, что мне тяжело переступить черту. Он понял это и ободряюще сказал:

— Пойдем. Ничего страшного, мы же ненадолго.

И я, закрыв глаза и сделав усилие над собой, перешла черту. Облегченно выдохнув, посмотрела назад, на наш уютный и безопасный мир. Да, Стас привел нас в чужие владения, неизведанные и опасные. Страшный захватывающий мир — линия железной дороги, через которую надо переходить осторожно, за ней — заброшенный коттеджный поселок. Мы обошли его весь, облазили все недостроенные дома. Нам очень понравилось одно место — фундамент, на котором лежали плиты. Внутри — огромная квадратная яма, по периметру — кирпичные стены. Видимо, тут планировался подвал.

Мы пролезли в узкий лаз под бетонной плитой и посмотрели на яму. Никаких лестниц, до низа два метра. Нужно было прыгать, и мы прыгнули. Внизу оказалось прохладно. Хитрое переплетение бетонных стен превращало подвал в лабиринт. Вместо пола — голая земля. Зато в щели между стенами и потолком проникало достаточно света.

— Мне нравится это место! — Стас осмотрелся. — Надо запомнить его…

Я растерялась.

— Но зачем? Здесь так далеко от дома…

— Еще не знаю, — сказал Стас. — Но уверен, это место нам понадобится.

Я поежилась. Мне куда комфортней было бы сидеть на нашей рябине или на огороде, но я промолчала.

* * *

Школьная жизнь все же изменила кое-что в наших отношениях со Стасом: он стал много общаться с другими мальчишками — из класса и с нашей улицы, хотя они были старше. Мы реже бывали вдвоем, но Стас всегда брал меня в «мужскую» компанию. Правда, поначалу мальчишки, глядя на меня, презрительно протягивали: «Девчо-о-онка…» и явно не желали меня принимать.

— Посмотрите на нее! — защищал меня Стас — По мне, так она настоящий мальчишка. Одежда, лицо, походка — все как у нас. Ну, только волосы девчачьи.

Я улыбалась. Эти слова были для меня одним из лучших комплиментов.

С мальчишками мы играли в казаки-разбойники, устраивали войнушки с ребятами соседних улиц. Эти игры казались удивительными, но участие на равных мне давалось тяжело. Чтобы успевать за мальчишками, нужно было бегать так же быстро, прыгать так же ловко и во всем всегда им следовать. Мальчишки меня не щадили, вели себя грубо и часто не рассчитывали силу, но я привыкла. К синякам, дракам и потасовкам стала относиться как к чему-то обычному. Только время помогло мне заслужить уважение компании.

Стас помогал мне: подсаживал на высокие заборы, всегда протягивал руку, когда мы куда-то пробирались… Когда мы крали кирпичи для шалаша из огорода одного из соседей, все несли по три. Я схватила столько же, но мне было жутко тяжело. Стас забрал у меня один и нес четыре. А потом говорил всем, что мы оба несли по три.

Мы вместе гонялись за девчонками. Делали «стрелялки» из резинок бигуди и напалечников — и стреляли в них рябиной. «Стрелялки» били больно, после них оставались синяки. А еще раздавленная рябина сильно пачкала одежду.

Стас не был лидером из-за возраста и маленького роста, но очень хотел им стать. Он во всем старался превзойти других. Даже когда мы делали для удочек грузила из свинца — разбирали старые аккумуляторы на пластины, складывали их в консервные банки, грели над костром, расплавленную массу лили в ложки, чтобы придать форму, — у Стаса получалось лучше всех. У него все получалось круто, и мы видели это.

Стас больше никому не сказал про подвал, который мы нашли. Но иногда, тайком, мы ходили туда вдвоем — просто проверить, что ничего не изменилось. Я поняла: он держал в тайне это место для особого случая. И такой случай наступил.

Через два года, весной, когда мы заканчивали третий класс, в нашей уличной компании произошел настоящий переворот. Смена власти.

В школе объявили карантин — очень многие заболели ветрянкой, и нас распустили по домам на две недели. Слегли все старшие ребята-лидеры, а Стас не растерялся и воспользовался этим. Он быстро привел в компанию ребят из нашего класса, хотя это было запрещено — приводить чужих. Затем Стас наконец-то сводил всех в заброшенный подвал и объявил его «нашим местом». Все обрадовались. Мы назвали его Бункером. Когда старшие ребята выздоровели, то попытались все отыграть назад, но у Стаса был козырь — Бункер принадлежал ему, там действовали его правила. Не согласен — уходи. Компания раскололась на тех, кто поддерживал старших, и тех, кто был за Стаса. Началась жуткая война с камнями и палками. В итоге Бункер остался за нами, а старшие ребята ушли.

Стас приглашал в Бункер новых ребят. Компания росла.

— Нужно бы придумать название для нас, — как-то сказал Стас.

— Куда тебе столько друзей? Зачем тебе такая огромная компания? — спросила я.

— Я хочу создать боевой отряд! — гордо воскликнул он. — И завоевать мир!

И мы стали думать. Хотя в компании было много народу, домой Стас приглашал только меня, и мы по-прежнему смотрели фильмы по вечерам. Название пришло неожиданно, когда мы смотрели боевик о приключениях двух героев из отряда «Степные койоты». Они храбро сражались с бандитами, прыгали с парашютом, круто дрались и суперски гоняли на тачках. Не трудно догадаться, какое название мы подобрали себе.

Над лазейкой в Яму на бетонной плите мы написали красной краской из баллончика:

Степные койоты.

Но это звучало как-то суховато. Стас подумал и приписал впереди еще одно слово:

Осторожно! Степные койоты.

Такая надпись нам очень понравилась.

Через несколько дней Стас провел торжественную церемонию посвящения в отряд. Специально для этого он прикупил на блошином рынке старые значки. Достаточное количество одинаковых он не нашел, поэтому все были разные. Мы выстроились в линию. Стас подходил к каждому и прикреплял к его груди значок. Мне досталась золотистая звезда с красным камешком. Потом, увидев значки остальных ребят, я поняла, что Стас специально выбрал звезду для меня. Мой значок был самым красивым.

— Поздравляю со вступлением в боевой отряд, солдат! — Стас приколол мне значок и пожал руку. Он задержал мою ладонь в своей дольше, чем когда посвящал других.

Я очень загордилась. Это круто — быть одной из «Степных койотов»!

Посвящение сделало нас всех ближе. Мы стали одной семьей. И не повезет тому, кто встанет на нашем пути. Мне было искренне жаль наших врагов.

Мне было десять лет. Мое членство в «Степных койотах» закончится ровно через два года. Стас с позором вырвет мой значок и навсегда изгонит из отряда. Члены моей семьи станут моими врагами.

* * *

С появлением Койотов Стас начал меняться, как и его интересы. Теперь он часами сидел в Бункере с мальчишками или бесцельно шатался по улицам. Он презрительно хмыкал, когда я предлагала порисовать или поиграть в какую-нибудь из наших старых игр.

— Это для детишек! — говорил он. — У взрослых другие развлечения!

Мне становилось стыдно, и я тоже старалась отбросить все «детское». Презрительно смотрела на дворовых девчонок, которые играли в резиночку либо что-то рисовали на земле.

— Фу-ты ну — ты! — хмыкала я. — Девчачьи нежности!

Я лукавила: мне все еще нравились наши старые игры. Но я принимала новые увлечения Стаса, а в старые игры играла с Дашкой.

Иногда Стасу все же надоедала большая компания, и мы уходили куда-нибудь вдвоем. Мне очень нравились эти моменты: мы говорили о разных вещах, о том, о чем не могли бы поговорить со всеми остальными. В эти редкие прогулки Стас переставал важничать, переставал изображать лидера — снова становился тем простым мальчиком, с которым я познакомилась совсем маленькой девочкой. Мы забирались на мою крышу и подолгу сидели там, поедая мороженое и другие вкусности. Это было прекрасное время. Я любила такого Стаса. Стаса, который обнимал меня за плечи и по-братски говорил:

— Эй, сестренка, выше нос! Старший брат не даст тебя в обиду!

Я любила Стаса, который таскал мне из дома дорогие иностранные конфеты, привезенные отцом из командировки. Он протягивал мне целые пакеты со словами:

— Я знаю, ты любишь такие. Бери, бери. Я еще принесу.

Я любила Стаса, который в моменты, когда слова не идут, но хочется сделать что-то стоящее, в порыве чувств сжимал мою руку.

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, Стас подарил мне лодочку из дерева.

— Я сам ее вырезал! — гордо сказал он.

— Спасибо! — поблагодарила я, с восторгом разглядывая лодочку. Она была прекрасной: проработан каждый изгиб, даже скамеечка тщательно прорезана. На дне были краской написаны наши имена.

Мне тоже захотелось ему что-нибудь подарить, хотя его день рожденья уже прошел. Что-то памятное. Стаса крестили в день Святого Серафима, и я выбрала нательную иконку: зашла в часовенку недалеко от школы и купила, потом шла домой и гладила ее. Я не знала, понравится ли Стасу мой подарок, — никто из мальчиков, которых я знала, подобного не носил. Но Стас тут же надел иконку и сказал, что никогда ее не снимет.

Записки, открытки, рисунки, лодочка… Вещи, подаренные Стасом. Стасом из прошлого. Я всегда разделяю их. Мальчик из детства не имеет никакого отношения к Чудовищу, которое я вижу каждый день в школе.

Вдвоем со Стасом мы часто бегали к деду на работу. Дойти туда уже было приключением: путь занимал целый час. Зато, войдя в его каморку охранника, мы попадали в удивительный мир. Я обожала это место — маленькую, но очень уютную комнату. На одной стене там висел портрет Армстронга, другая состояла из книжных полок: Стругацкие, Беляев, Брэдбери, Уэллс… Дедушка обожал фантастику. А еще у него было много сборников поэзии.

В каморке пахло ромашковым чаем: дедушка всегда пил именно его, по совету врачей, из-за больного желудка. Мы ненавидели этот ужасный горький чай, морщились, но пили за компанию. Это было традицией, а традиции нельзя нарушать. А еще дед угощал нас каменными пряниками, которые лежали в этой каморке, наверное, с самой ее постройки.

Мы со Стасом садились в старое кресло — забирались с ногами, пихая друг друга, чтобы выкроить себе место, — и, укрывшись пледом, смотрели на деда. У него голубые глаза, все лицо в смешных ямочках, бороды совсем нет. Волосы короткие и седые. Он рассказывал нам стихи — разные, странные, всех времен и народов. Особенно мне запомнилась одна английская баллада про исповедь смертельно больной королевы Британии^[2]. Мы переписали слова и разучили наизусть. Половину мы не понимали, а другую перевирали, но по непонятной причине эта баллада запала в душу нам обоим. Иногда я бегала к деду тайком, одна — мне хотелось первой услышать какое-нибудь новое стихотворение, чтобы потом рассказать его Стасу самой.

Но чаще мы все же бывали с Койотами. И наш боевой отряд очень много играл в войну. Правила придумал Стас.

Нужно разделиться на две команды. Каждая выбирает в лесу место для лагеря. Лагерем служит огороженный камнями круг на земле. В центре надо воткнуть флаг — палку с привязанной тряпкой. Задача каждой команды — найти лагерь врага и забрать флаг.

В каждой команде есть защитники и разведчики. Защитники охраняют лагерь, разведчики отправляются захватывать вражеский флаг.

В твоем распоряжении три разрывных гранаты (шишки), один автомат и один пистолет (на пульках).

У каждого к одежде на груди пришит пакетик с краской — если попадут туда, ты убит. А если ты убит — иди домой. Попали в руку или ногу — ты парализован и должен оставаться на месте, пока не произнесешь вслух десять раз слово «бронепоезд».

Пожалуй, самое важное правило — никогда не разговаривай с тем, кого собираешься «убить». Этому правилу надо следовать всегда. Враг может провоцировать тебя, пытаясь вовлечь в разговор, чтобы ты замешкался. Разговор делает врага сильнее.

Последнего правила не было в списке. Я приписала его сама, на основе личного опыта. Когда ты внезапно нападаешь на врага, он использует все средства, чтобы потянуть время. В одну из таких войн враг пытался доказать мне, что он «не в игре». Уверенно нес чушь о том, что только что видел в лесу физрука и тот сказал, будто бы в школе взорвалась бомба. Я что-то спросила в ответ и получила пулю. Вот поэтому — не разговаривай с врагами. И не слушай их. Ну, только с теми, кого собираешься «убить», а ведь можно и взять в плен. Пленные иной раз оказывались довольно полезными — их можно было пытать крапивой и щекоткой, и они сами разбалтывали, где находится их лагерь.

Мы бегали по лесу, обстреливали друг друга. Помимо захвата флага, придумывали всякие задания — например, найти во вражеском логове секретную формулу нового биологического оружия. Формула оказывалась куском коры — ее прятал кто-нибудь из наших в какое-нибудь дупло. Либо нужно было разгадать код к вражескому бункеру. Опять же кто-то писал на земле слово, буквы в котором были перепутаны, и нужно было отгадать.

Вот так проходило мое детство — с Дашкой и мальчишками. Эти две дружбы я всегда разделяла: Дашке наши войнушки были неинтересны. Она любила совсем другое — листать яркие журналы, тайком красить губы маминой помадой, плести косички, писать дневники, заполнять их яркими рисунками и наклейками. Дашка собирала плюшевых мишек, носила пышные юбки. Любила классики, пикники, розовые рюкзачки и солнечные очки. Фантазировать. Выдумывать диковинных животных, королевства, принцев и принцесс. Эти две дружбы были как два разных мира. Я подстраивалась под оба, принимала и те и другие интересы. Много раз думала: а что же люблю я? Какая я? Но эти вопросы ставили меня в тупик.

Мне исполнилось двенадцать лет. Мы со Стасом стояли на пустыре и смотрели на костер, в полном молчании, он держал меня за руку. Наш маленький ритуальный костер — я сжигала ту самую пустую пачку из-под мармеладок, подаренную отцом, и навсегда прощалась с детством. Вдруг Стас развернулся ко мне и прижался лбом к моему лбу. Я думала, он меня поцелует, но этого не произошло. Он сжал руками мою голову, сильно-сильно, и прижался лбом еще крепче. Это означало многое. Годы дружбы со Стасом научили меня, что нам не всегда нужны слова. Мы научились разговаривать взглядами или действиями. Мы простояли так долго, закрыв глаза, вдыхая запах дыма. Что за этим скрывалось? Поддержка. Участие. Сожаление. Боль. Простыми словами не выразить то, что Стас передавал мне в тот момент.

Примечания

2

«Королева Элинор», английская народная баллада.