Дорога за горизонт. Где ты, враг мой?

Эйрик Годвирдсон

Победа на Сизом Море завершила гаэльскую войну. Впереди сложная, но ясная и светлая дорога к миру и процветанию: так думали и Император Гаэли, и лорды кланов, и конунг Нордгарда, аргшетрон Амир.Но что, если враг притаился среди бывших соратников? Что, если ты потеряешь и друзей, и то, что давало тебе силы, и даже веру в себя? Потеряешь, где правда, а где ложь, и останешься один на один с болью и поиском ответа: где ты, враг? И где она – дорога в свет через тьму? Искать ответы предстоит каждому

Глава 3. Ярмарка трудов долгой зимы

Весенние ярмарки традиционно называли «ярмарками трудов» — в противоположность осенним, за которыми твердо закрепилось поименование «ярмарки плодов». Почему они так назывались — объяснять никому было не нужно. Осенью на торжища народ свозил то, чего успел собрать от земли, урожай возделанных и собранных в лесу плодов — зерно, овощи, фрукты, орехи, ягоды, грибы, травы всех возможных видов, свежие или уже приготовленные тем или иным образом к хранению — соленые, моченые, сушеные, или еще как хитро обработанные. Был на таких ярмарках мед — в сотах, в бочонках, в крынках, или уже перегнанный в золотистый хмельной напиток, были эль, пиво, вина, наваренные за богатое на травы лето сыры, осенняя сезонная дичь — и очень мало при том всяких ремесленных товаров. Берестяные короба да плетеные из лозы штуки, разве что — по сезону.

А вот на весенних ярмарках наоборот — представляли то, чем мастера за зиму успели свои руки занять. Шерсть — пряденная, тканая, вязаная. В мотках нитей или свертках готовых тканей. Крашеная или нет, тонкая для верхнего нарядного платья или грубая — на парусину. То же — лен, выпряденный-выкрашенный за зиму. Готовые платья с причудливой вышивкой, посуда, товары кузнечного или ювелирного мастерства — все то, что требовало много времени, терпения, работы. Хочешь крепкую обувь, красивый плащ, надежную упряжь на коня? Весенняя ярмарка — самое время присмотреть себе их! Тут же — выделанные меха, выдубленные кожи, резная кость. Мясо зимней добычи — копченое или в колбасах. Соленые и копченые рыбины с ледяного зимнего лова — жирные, с аж прозрачным нежным мясом.

По всему и понятно — осенью торгуют тем, что собрали, а весной — тем, что наработали, пока коротали скупые на свет зимние дни в общем доме при лучинах и жировых плошках-светильниках. И даже сложные гаэльские слова «Онаэорбэхэ» и «Онаэторэхе» это же самое и означали, ровно как и у северян.

Ну, что ж, Онаэорбэхэ, значит.

Нордгард полнился шумом и гамом ярмарочных дней уже полную седмицу — и конца-краю пока что этому разгулу видать не было. Солнце, пока что не щедрое на тепло, но с каждым днем все ярче сияющее, играло на начищенных гранях металла, лаково блестело на седлах и упряжи — новенькой, только из-под рук скорняка! Красило — вместе с все еще ощутимым морозцем — румянцем щеки торговцам и покупателям.

— Хорошая ярмарка, а, йохтэ? — Кайлеви топал подле Амира-Имбара, в пол-уха прислушиваясь к его разговорам со встречающимися на пути. Хитроглазый старик-шаман нечасто совался в такие людные и шумные места без чьей-то просьбы, но когда он это делал, становилось ясно: что-то задумал.

— А то! Я, признаться, не думал даже, что так широко развернемся!

— Так уже успели обжиться-то, конунг! — басовито откликнулся идущий о другую руку Хакон. — Отчего не развернуться!

— Я ж прежних ярмарок не видел, не забывай, — усмехнулся молодой правитель.

Хакон добродушно прищурился, и уже собрался что-то сказать — но тут отвлекся на примеченный цепким взглядом кинжал на прилавке уже малость охрипшего от непрерывного трепа с покупателями гаэльца. По повадке видно — сам он мастер-кузнец и есть, привез вот товар. Конечно же, горный-северный, откуда-то из Гилвэйн, что ли — лицо у кузнеца-торговца оказалось даже полузнакомое, и Амир отметил про себя, что стоило бы подойти поздороваться, но пока что идет дальше.

Следом куда-то вбок нырнул — но так же проворно возвернулся — и Кайлеви. На ходу спрятал в поясную сумку новое кресало — прежнее, Амир помнил, еще до ледостава в реке утопло, когда старый шаман омутного «ишши-умбу⁶» гонял. Странным шипящим именем тайале величали какую-то гадостную вариацию водяника, точнее Амир не знал, а спрашивать большого желания как тогда не имел, так и сейчас тоже.

Шаман, надо отметить, появился как раз вовремя, чтобы понаблюдать за одной прелюбопытной сценой. К молодому конунгу целеустремленно шли навстречу плотной группкой только вот недавно приехавшие люди из дальних закоулков Лисьего Берега. Кайлеви Туну-Кайха и половинки взгляда хватило, чтоб понять, кто таковы, и почему так поздно приехали. Тайале-тундровые, полукочевники, не слишком-то похожие одеждой и укладом жизни на своих собратьев, живущих ближе к горам, обитателей предгорий, лесов и болотистых низин — но такие же светловолосые, веснушчатые, яркоглазые и круглолицые, со все тем же лисьим прищуром и чуть вздернутыми носами. Об этом Кайлеви тут же и сообщил йохтэ Имбару, стоило тому только чуть удивленно дернуть бровью.

— Йохтэ-ванха Имбаар! Мягко выстелет тебе дорогу светлым мхом Исъян-маано, и золото солнечного света не покинет твоих чертогов! Прими дар — мы издалека путь проделали, теперь, чтоб торг удачен был, сперва отдариться нужно, уважь! — вперед выступил самый старший мужчина из группы, к тому же — наряднее прочих одетый. Синее, красное, белая с красным вышивка, нежный белый мех на вороте, узорчатые рукавицы за поясом, шапка с кистями…

Глубокий поклон — конунгу, потом — шаману. Человека большой силы в Кайлеви любой тайале узнает сразу, а как — только гадать остается.

— Старший стойбища, не иначе. Они, йохтэ, не так, как мы, живут, я уж рассказывал, — негромко произнес старик, и Амир кивнул, разом обоим собеседникам.

— Примешь ли?

— Приму, приму! Имя твое как будет, почтенный?

— Перре, сын Нуути, йохтэ, — назвавшийся вновь чуть поклонился, потом обернулся, бросил через плечо спутниками пару слов на своем, почти неразборчивом в этакой вариации лисьем наречии — и те передали приготовленные дары старшему.

Большая часть даров оказалась ожидаема — меховое одеяло, богато отделанное по краю красной и белой бахромой, да с вышитыми вставками, такие же нарядные унты — не зазорно и конунгу в таких по морозам здешним ходить! Резной кубок из клыка морского зверя-моржа, пояс с узорными костяными накладками, несколько оленьих шкур отличной выделки… но пуще прочего Амира подивил живой подарок — ручная лисица.

— Это охотничий выученный зверь, йохтэ! На охоту за птицей пойдешь — бери с собой! Птицу на крыло поднимет, подстреленную потом по нюху сыщет и принесет! На норного зверя пойдешь — тоже бери! К логову приведет, лаз раскопает, в обход добыче удрать не позволит! Редкий хороший зверь! Хозяина крепко знать будет, приученная! Молоком с руки напоишь, мяса дашь — все, верней не сыскать!

— Как зовут? — спросил Амир, принимая рыжего зверька на руки прямо вместе с ровдужным платком, под которым лисицу все это время прятали. Чуть опасливо принимая — ну а как цапнет? Чего-то слегка не в духе зверек — зевает, щурится, ушами прядает — шумно! Людно! Но молодой охотник, передающий зверька, совершенно бестрепетно почесал зверя за ушами и негромко сказал — не кусается.

— Кайсси, — ухмыльнулся Перре. — Это — она. Когда лисица, а не лис — лучше ловит, послушнее к руке. Кайсси вообще редкая удача — почти сразу приручилась, и страх, какая умная! Вот сезон охотничий подойдет — непременно опробуй, йохтэ! Лучше нашего стойбища никто не умеет лисиц выучивать!

— Хорошо, Перре, благодарю, пусть у тебя торг будет славный! — улыбнулся конунг.

Гости из дальних краев разразились радостными и благодарственными восклицаниями, Амир только усмехнулся, отпустил купцов, взмахнув рукой — и те тут же пошли искать место и разворачивать свои товары.

Лисица завозилась на руках у нового хозяина — но не столь беспокойно, сколь любопытно.

— Добрый подарок, йохтэ! Самым большим вождям таких зверей только дарят, — усмехнулся в усы Кайлеви. — Идем до дому — в самом деле, покорми зверя, чтоб только тебя знал. И никому другому с рук кормить не дозволяй, понял?

— Понял, Кайлеви, понял, — усмехнулся Амир, предвкушая, какое удивление вызовет диковинный зверь — выученная охотничья лисица — и среди друзей-северян, и среди гаэльцев, буде Амиру захочется показаться с новым подарком при дворе короля Леона Мааркана. Нет, пожалуй, это уж слишком. А вот в гости к лорду Гилри заехать — при случае можно! Молодой глава клана Конрэй жутко падок на всякие необычные и интересные штуки же!

Весна вообще была для жителей Гаэли горячим временем — после сонной медленной зимы течение времени точно разгонялось, что вырвавшийся из-подо льда ручей, и точно так же кипело, бурлило событиями, встречами, поездками.

— Знаешь, конунг, а мне вот даже нравится, как у наших соседей все придумано. Хороший уклад, правильный, как раз по их земле — самое оно! От Молочной Луны до Эйстре, весеннего равноденствия — время ярмарок. От Равноденствия до Зеленой Луны — Весенние Состязания, ну а уж как Зеленую Луну встретят — там не до разъездов, там время работы настает — земледельцев наделы ждут, пастухов — выгоны скота, тоже горячая пора, но совсем по-другому. До Середины Лета — не выдохнуть спокойно. И после тоже — посвободнее, но не надолго. Лето же, сам знаешь, не столь длинно, как всякому хотелось бы! — Вильманг, надо признать, любит растекаться мыслию по древу какой-либо идеи, вот и сейчас, когда Амир и близкие друзья его отца, а теперь — и его собственные товарищи, сидели обсуждали грядущую коронацию монарха соседей-гаэльцев, начал рассуждать о том, как вообще гаэльцы свой год живут.

— Вот и мы потихоньку в это же самое почти и уходим, кажется, — Хакон почесал свою черную бородищу, чуть хмурясь. Кто его плохо знал, решил бы — недоволен чем. Но нет, это просто такая манера — сам хмурится, а глаза смеются, и под усами улыбка проглядывает. Этим почему-то самого юного конунга Хакон к себе сразу и расположил при знакомстве.

Знакомство то состоялось меньше года назад⁷, но Амиру казалось — этих людей он знал всю жизнь.

— Тебе оно что, не по нраву, что ли? — ворчит Ингвар — тоже больше по привычке.

— А я что, разве сказал, что не по нраву? — возражает Хакон, и Олло — его побратим, вечно смешливый, что мальчишка, даром, что пятый десяток зим уже распечатал, хохочет над перебранкой, потом заявляет:

— Да хватит уже отвлекаться на что ни попадя! Этак мы до ночи ни до чего не договоримся!

— Так вроде ж договорились, нет? — это снова Вильманг, и Амир кивает, так, мол.

Вообще они разговаривали о том, кого Амир с собой позовет в Даар-Кандр, на грядущую коронацию — в письме-приглашении, подоспевшем ко дубовому трону Фрамстаага аккурат в последний день ярмарки, говорилось: «Конунг может взять с собой, кого пожелает».

И тут явно была какая-то хитрая заковырка — от того, с кем прибудет молодой конунг и всадник (не считая дракона, разумеется), зависело потом отношение всей правящей верхушки Гаэли. А что она не заканчивается на его личных друзьях — семействе Мааркан, лордах Ардэйх — Уаллэне с его племянником, да лорде Гилри Конрэе и рыцаре Вердэне Д'Арайне, Амир понимал и без подсказок.

В результате, после довольно долгого обсуждения с участием и вот этой компании, и старого Имора, и даже Кайлеви, Амир решил, что возьмет с собой всего четверых.

Хирре Иморсона, как будущего ярла гнорргов. Тойво — тайале от перевалов конрэевских гор до самых дальних фьордов по нордгардскому берегу именно его вождем воинов почитали. И Олло с Хаконом — как личную охрану, потому что «ты, конечно, конунг, воин хоть куда, и дракон твой тебя в обиду не даст — но не следует правителю к чужому двору без хускарлов⁸ являться!» И что больше двух почтут уже за оскорбление, а меньше — не по статусу, тоже особого пояснения не требовало.

На том и решили.

Сам же Даар-Кандр, чем ближе была назначенная дата, тем более полнился суетой приготовлений и самыми разными настроениями.

Все уже знали, что король Леон — будущий Император Леон Мааркан — намерен назвать главной столицей не солнечный Силамар, как было при его брате, и задолго до него, еще со времен Золотой Струны, пожалуй — а северный Даар-Кандр. В связи с этим было немало самых причудливых слухов — о том, останется ли Силамар столь же важен, или его слава увянет, буде король (ах, разумеется, Император!) не назначит туда наместника. А если назначит — то кого?

Попутно сплетники трепали без дела и вопросы возможного наследования — у короля нет сыновей, но есть дочери. Наследником может быть и внук — это вполне согласуется с логикой и укладом гаэльцев уже многие века, но тогда, верно, королю уже сейчас следовало бы подумать — а не объявить ли одну, а то и обеих своих дочерей, на выданье? В желающих посвататься не будет недостатка! Досужие сплетники нисколько не печалились тем, что повторяют из уст в уста запущенную кем-то ловким идею — и идея эта ширилась и росла.

Впрочем, принцессам Мааркан она была вовсе не по вкусу. Если Кира только насмешливо фыркала, отшучиваясь и ловко переводя поднимаемую тему, то Айду, как старшая, постепенно понимала, что еще немного — и ее терпение лопнет. В основном потому, что она уже начала догадываться, кто был тем ловкачом-болтуном, кто подкинул ко двору, да и на языки народа, эту мысль — о необходимости выдать замуж если не обеих дочерей, то хотя бы «самую старшую и достойную». Вся беда была в том, что Айду вовсе не хотела выступать в роли породистой кобылы, которой хозяин вздумал вдруг непременно подыскать жеребца.

И от того все чаще обсуждения сей темы, буде их затевал с дочерью сам король, заканчивались разговорами на повышенных тонах. Вот и сейчас за дверями одного из не главных, но тем не менее, используемых обычно для собраний, залов, царило, судя по доносящимся из-за неплотно притворенных створок, нешуточное напряжение. Скандал, кажется, только собирался набрать обороты, но тут дверь чуть качнулась на петлях — в зал кто-то собирался войти. Кальбар Д'Ошелл, то ли на собственную беду, то ли наоборот, скорее, на добро — будет кому все же помирить разругавшееся семейство! — присутствующий тут же, слегка напрягся. Не хватало еще чужих ушей в и без того непростом разговоре!

— А, вы, кажется, заняты, Ваше Величество, — заглянувший решил было ретироваться, но Айду, узнав посетителя, громко ответила за отца:

— Да нет же, лорд Эохайн, что вы! Ничего такого, чего нельзя было бы решить в присутствии кого-то из родственных нашему кланов! Вы одни, или лорд Ардэйх с вами?

Голос принцессы сочился ядом, но советник, стоящий в дверях, мигом сообразил, что язвительные интонации обращены отнюдь не к нему.

— Нет, принцесса, я один, — он чуть развел руками.

— Жаль, — искренне огорчилась Айду. — Ну да ничего, вы нам ничуть не помешаете!

— Айду, — король Леон устало потер лоб. — Пожалуйста, перестань…

— Нет, отец, это я должна тебе сказать — перестань. Не надо решать за меня мою судьбу, я уже много раз это повторила — и повторю еще! — Айду заговорила чуть тише — но не менее напористо.

— А что, собственно, случилось? — вошедший, названный лордом Эохайном, не чинясь, обнял по-отечески принцессу, королю пожал руку, а самого Кальбара удостоил лишь сдержанным кивком. Первый министр сделал вид, что не заметил столь явственного отсутствия интереса к своей персоне. А про себя лишь отметил — снова, ага. Ничего не меняется. Ну еще бы, подумал первый министр. Где уж ему здороваться с ним на равных!

Это была все та же проклятая «Горная Кровь», с первого взгляда видно — губы в нитку, хищный птичий нос, острые, точно резцом в камне выбранные, черты лица, неприятная, какая-то волчья улыбка, светлые до бесцветности глаза, бледная кожа и темные, что косачиное перо, волосы. Правда, у конкретно этого лорда — отмеченные парой седых прядей, что только усиливало контраст. Впрочем, что удивляться — вошедший был главой одного из самых старых восточногаэльских кланов, для него и король Леон был в первую очередь «лорд Мааркан», и только потом уже — Его Величество. Горные кланы вообще считали друг друга едва ли не поголовно родичами — и лезть в эти запутанные отношения было совершенно не с руки. Кальбар мысленно проклял явившегося так некстати лорда-советника — и возблагодарил судьбу, что он все-таки один, и никто из других «горных» не составил ему компании. Ни из его верных, тех же Эохайнов с двойными фамилиями, ни Маарканов, ни, упаси Сокрытые, кого-то из клана Ардэйх. Конрэев и так при дворе было немного, да и, по счастью, ни с кем из них сам Кальбар не успел еще закуситься ни разу — хотя тоже те еще подарочки Зора, в самом деле. Нет, уж пусть вклинившийся в беседу будет одним-единственным сейчас в этом зале, спасибо. В этом Кальбар придерживался прямо противоположного мнения, чем Айду. Все же разговор, так или иначе, касается и его самого!

— Что случилось… да в общем-то ничего особого — отец почему-то решил меня выдать замуж. А я, представляете, лорд, замуж не собираюсь в ближайшее время вообще — не то, что за найденного отцом жениха, а вообще. Это последнее, о чем я сейчас думаю — но отец от чего-то настаивает…

— Так ты скажи точно — ты против кандидатуры или самого факта, тебя не поймешь!? — король устал изображать хоть какие-то приличия и заговорил по-простому.

— И того, и другого! — отрезала Айду. — Но главным образом — против того, чтобы мне навязывали что-то! Равно как и кого-то! Уж что-что, а мужчину, который застегнет на мне новый плащ⁹, я сама в состоянии выбрать!

На Кальбара она при этом подчеркнуто даже не смотрела.

— Я думал, ты согласишься, что для государства….

— Для государства, отец, это не имеет никакого значения! Ты и сам, отец, еще не настолько истрепан жизнью, чтобы думать о том, кто взойдет на престол после тебя. Милостью Сокрытых — так еще и не скоро вообще задумаешься. Тоже мне, нашелся умудренный годами старец!

— Твое Величество, — лорд Эохайн усмехнулся, успокаивающе похлопав принцессу ладонью по предплечью. — Мне тоже кажется, что ты слегка, э-э-э, погорячился. Никого из горных не женишь насильно, это совершенно дурная затея! И будто ты сам забыл, каким ты был лет этак пятьдесят назад!

— Я не собирался никого насильно никуда тащить, — буркнул король.

— А мне, папа, показалось совершенно иначе!

— Ты даже не дослушала, Айду! Ну как не стыдно! — лорд Мааркан снова начал раздражаться — Как девчонка строптивая! Ну что за дочерей мне боги послали?

— Отличных дочерей, — лорд Эохайн пожал плечами. — Наследник и должен быть таким — своя голова на плечах, сила духа, решительность… чем ты недоволен, король Леон? Я на твоем месте рад был бы, обе они совершенно замечательные будущие королевы. К слову, твоя дочь права — ты и сам еще… рано, в общем, поднял эту тему. Не сетуй попусту, и Айду, и Кира — совершенно замечательные дети, надеюсь, мои младшие вырастут такими же решительными и не лезущими за словом в карман… хотя они за словом-то и сейчас не особо куда-то лезут! — лорд-советник улыбнулся.

Король вынужденно ответил на улыбку, вздохнул.

— Ладно… боги с вами. Айду, может, хотя бы перед первым министром извинишься?

Кальбар тихо шепнул королю «не стоило», но тот лишь удивленно покосился на него.

— За что? — Айду высоко вскинула брови. — За то, что сказала, что не пойду за него? Нет, пап, это лишнее. Извиняться за каждый отказ — у меня язык отсохнет, честное слово. К тому же лорд Д'Ошелл и так прекрасно знал мой ответ. И я не понимаю, на что он рассчитывал, услышав мое мнение по этому вопросу не далее, как одну полную луну назад.

Закончив эту изысканную тираду, принцесса, наконец, обернулась к Кальбару:

— Кальбар, я не знаю, да и знать не особо желаю, ты ли подал отцу такую мысль, или он сам родил это гениальное решение — но я настоятельно прошу тебя оставить попытки прибрать меня к рукам. Я ценю тебя как политика и соратника, но, во-первых, замуж я в ближайшее время не собираюсь вообще ни за кого, а во-вторых… я действительно думала, мы давно решили этот вопрос. А если кто-то считает, что не решили — я вон к лорду Эохайну в замок уеду с бессрочным визитом. С просьбой не пропускать ко мне никого! — тут она обратилась к горному:

— Вы же не откажете мне в такой просьбе, лорд?

— Разумеется, леди Мааркан, я буду рад вас принять! — тот лишь развел руками. — Да и не только я, смею вас уверить! Моя жена и дочери будут счастливы просто!

— Вот и славно. Я полагаю, на этом вопрос закрыт, а мне пора идти! — Айду испытующе глянула на отца. Тот кивнул, и девушка покинула зал.

Король же с советниками остались — перешли к обсуждению какого-то не столь противоречивого вопроса.

Кальбар все это время едва сдерживал кипящие в нем эмоции, внешне оставаясь невозмутимым. Сейчас он остро ненавидел всю восточногаэльскую клановую систему с этой их круговой порукой, с преклонением перед личной волей и древними, как сама земля, понятиями чести. И с практически отсутствующим разделением веса слов мужчины или женщины высокого рода. И остро понимал: для всех трех прочих кланов Айду — их будущая королева, а он сам — всего лишь внезапно набравший влияние незнакомец. Чужак, как есть чужак.

Эохайн, Ардэйх, Конрэй — три клана, что встанут за плечом клана Мааркан так или иначе. Ни к кому другому корона с самого возникновения гаэльского государства не могла уйти — только эти четыре семейства. «Горная Кровь», будь она проклята!

Кальбар вздохнул и приказал себе успокоиться. При чем тут, собственно, клановая система, которая старше любого из гаэльцев на выбор — если Айду его не то что не любит, а уже почти ненавидит? Кажется, эта попытка короля склонить гордое сердце своей дочери к силамарскому политику только ухудшила ситуацию. Принцесса с самого начала была более чем холодна к нему, и дело вовсе не в том, что тогда сам Кальбар был приблудным наемным убийцей без прошлого и будущего. Ее вовсе не это интересует — героическое прошлое и блистательное будущее у него сейчас есть, и что? А до этой победы, когда каждый день для любого из их компании мог стать последним — и тогда благосклонность и симпатию Айду дарила ничуть не менее зависшим в пустоте никчемным оборванцам — этому волчонку-северянину, например!

Кальбар предпочел не вспоминать, что никчемный оборванец-волчонок оказался, во-первых, аргшетроном, а во-вторых, сейчас это конунг сильного, хоть и немногочисленного, народа.

Хоть мир с ног на голову переверни — Айду Кальбара полюбить даже не пыталась. Ей было хорошо и так. В минуты раздражения Кальбар думал, что эта холодная и надменная женщина вообще никого не способна любить — ей может быть удобно чье-то общество, ей может кто-то нравиться или не нравиться — но любить? Разве что только себя. «Ведьма», — с неожиданной ненавистью подумал он. Слово это словно по своей воле родилось в его мыслях — так, что Кальбар вздрогнул он неожиданности. Первый министр снова одернул себя. Надо думать, что могло бы заставить изменить Айду свои взгляды на ситуацию, а не беситься попусту. Надо думать… время еще пока есть.

Закончив текущие дела, Кальбар отправился к себе — следовало привести мысли в порядок.

Правда, по пути до личных покоев его успели неоднократно изловить — но длительного личного участия ни в чем от Первого Министра не требовалось. Впрочем, Кальбару его частая востребованность другими членами Совета не досаждала — в конце концов, он сам именно этого и хотел всегда. Ну а поговорить с господами О'Лирри и О'Грэнн, что в числе прочих пожелали его общества, было даже приятно. В отличие от заносчивой горной знати, их аналог с восточногаэльских равнин казался ему куда как более приятной компанией. Тем более — на этих двоих сам Кальбар рассчитывал, как на ближайших соратников. К слову — взаимно. Талврин О'Грэнн, энергичный и деятельный, изрядно высоко ценил Кальбара, а молодой, и оттого несколько нерешительный Марх О'Лирри видел в них обоих поддержку и надежных союзников, если не сказать — более опытных товарищей и друзей.

Марх выглядел чем-то обеспокоенным, и, внимательно взглянув и на Кальбара, Талврин наконец выдал:

— Что-то неудачный день. Что ни лицо, которое я рад видеть — то печать заботы. Что приключилось, господин министр?

— Текущие дела, — развел Кальбар руками, чуть улыбнувшись. — Сами знаете, покой сейчас только во сне навещает, да и то…

— Верно, — кивнул Марх. Молодой лорд-равнинник, казалось, не спал кряду несколько ночей.

— Ну а у вас, дорогой друг, что приключилось? — Кальбар это заметил тоже.

— Да все то же, — вздохнул тот. — Зима уже, считай, закончилась, а Гончие с южных предгорий словно и не думают убираться восвояси. Я же говорил — расплодится тварей с этим самым возросшим почитанием Зора! Ну да всем что — это наши земли прямо под носом у зверья окажутся! Накануне вот снова… терпеть не могу оборотней. Житья никакого нету просто.

— А что, моим советом вы все еще не воспользовались? — уточнил Кальбар, удивленно вскинув брови.

— Воспользовался, как же. Правда, долго пришлось искать, кто бы взялся за такой заказ — пришлось триста раз объяснить, кто я и зачем оно мне нужно! Вы только подумайте, этот старик-алхимик мне еще попенял, что подсунуть наживку, чтобы потом легче было расправиться, хищникам, планомерно уничтожающим мою лучшую скотину, это-де недостойно! — Марх страдальчески поморщился, припоминаю подозрительно-брюзгливое лицо алхимика и его «послушайте, я не хочу потерять свой единственный хлеб! Чем сиятельного не устраивает обычный вариант? Зачем усиливать магией?»

— А ты что? — оживился Талврин. Его, казалось, неудачи молодого друга трогали, как свои собственные.

— Ну что? Сказал, что эти твари у меня уже в трех поместьях скот погрызли, я не собираюсь тратить сотни тысяч корон на найм дополнительной охраны с серебром. Тем более что — и с серебром к твари надо подойти на расстояние удара оружием. А кто ж подпустит?

Собеседники согласно покивали.

Остальной кусок диалога Марх О'Лирри предпочел оставить при себе.

— М-м-м… у Гончих острый нюх. Куснув раз наживку, они тут же поймут, что дело нечисто, а сколько они там успеют проглотить? Это не убьет зверя, только ослабит!

— Да большего мне и не надо, — ответил он тогда.

Пересказывать старшим товарищам не стал — не хотелось, чтобы его считали неуверенным в себе рохлей.

— И все-таки, Кальбар, воля ваша, а как-то вы слишком мрачны для просто озабоченного текущими делами… Что, разговор с принцессой ничего нового не дал? — Талврин, надо сказать, излишней тактичностью не отличался, и силамарец тайком поморщился. В ответ же на вопрос Кальбар мрачно покачал головой, ничего не сказав. Впрочем, свое соображение о том, что сам торопливый дурак, он тоже не стал озвучивать, как и младший товарищ — свои мелкие тайны.

«Надо было Элию хотя бы сперва сплавить подальше тогда, когда я перед Молочной Луной с Айду говорил», — наконец осенило Кальбара. Элия, его тогдашняя фаворитка, слишком откровенно бросала ревнивые взгляды на беседующего с принцессой министра. И принцесса, не будь простодушной дурочкой, это тут же заметила. Ехидная фраза Айду «Сперва разберитесь со своими любовницами, господин министр!» до сих пор шуршала оползнем рушащейся надежды в его ушах. «А ведь так все славно могло бы сложиться, эх… сам виноват. Теперь — думать. Думать ровно за троих, и точка!» — из размышлений Кальбара выдернула снова речь одного из равнинных, на этот раз — снова Марха.

— Кстати, слышали ли, что Гилри Конрэй снова собрался свататься к принцессе Кире? В третий раз, вот же настырный!

— Ну так прямым текстом ему еще ни разу не отказали же, — хмыкнул Талврин. — Юная принцесса не иначе, как просто играется. Скверный горный характер не разбавляется даже человеческой кровью в жилах, выходит! В конце концов согласится, попомните мое слово.

— К тому все и идет, — согласился Марх. — Не хотел бы я видеть кого-то вроде Гилри на троне, если честно.

— Ему трон и не светит, — усмехнулся Кальбар. — Принцесса Кира не рвется к власти совершенно.

Если уж и назреет вопрос — вернее всего, преемницей станет Айду. Но какие-то несвоевременные разговоры мы ведем, ведь еще не было даже коронации нынешнего монарха!

— В самом деле, — спохватился Марх. — Если честно, я в последнее время ужасно не высыпаюсь, все думаю над этими своими бедами — вот и несу, что ни попадя.

— Не печальтесь, мой друг, мы-то точно вас не поймем превратно, — Талврин похлопал того по плечу.

Собеседники обменялись еще парой фраз о делах — и разошлись. Кальбару не терпелось оказаться у себя, потребовать пряного вина — и полежать в тишине. «Скорее бы уже эта треклятая коронация. После нее можно будет хотя бы выдохнуть спокойно!»

Правда, у покоев его уже поджидала помощница — Айлисса МэкЭвин, что маячила нескладным рыжим чучелком у дверей, не решаясь постучать, да мяла в руках стопку бумаг.

— Не ищи, Айлиса, меня там нет. И — по секрету — и сейчас тоже сделай вид, что и не будет. Я тебя не видел, а ты меня, хорошо?

— Ой…! Лорд Кальбар, а как же…

— Потом, Лисс, потом все. Если я сейчас не отдохну — я не знаю, что и с кем я сделаю! — Кальбар состроил нарочито зверское выражение лица.

Девушка-помощница, по возрасту так почти еще девочка, у него все же была довольно сообразительная и, что особенно важно — преданная и исполнительная. Он сам, только получив хоть какое-то влияние при дворе, еще даже до окончательной победы Восточной Гаэли, нашел ее и назначил своим личным секретарем и помощником. Простушка, но тем лучше — никаких личных амбиций. Достаточно сообразительная, чтобы выполнять выданные поручения, не переспрашивая трижды — но слишком глупая, чтобы совать нос, куда не просят, или задаваться лишними вопросами над теми самыми поручениями. Милый, романтического настроя отрок, любит рисовать, сочиняет стихи (для ее возраста — излишне наивные, но не безнадежные) за покровителем и наставником — Кальбар ее иногда ради развлечения учил играть на арфе — пойдет, куда угодно. Идеальный личный слуга, короче. Вот и сейчас понял — не ошибся все же, ибо девушка понятливо закивала:

— Может, вам чем помочь, лорд? Что-то нужно?

— Вина кувшин, — хмыкнул Кальбар. — И тишины!

Ну что ж, в самом деле — отдохнуть, а там и решение всех бесконечных дел назреет. Время еще есть… кажется.

Примечания

6

Ишши-умба, ижимбэ, ишшимба — хищный, чрезвычайно злобный водяной дух, обитающий в гнилых омутах на старых лесных реках. Может бродить и по земле — и тогда представляет опасность для одиноких охотников, а порой — и для живущих в домах на отшибе. Боится железа, огня и соли. Ну и шаманской силы, само собой.

7

Об этом — первая книга «Дороги за горизонт», часть под названием «За золотым крылом»

8

Личная охрана правителей Севера.

9

Отсылка к свадебному обряду.