40 градусов

Эдуард Коридоров

Все, о чем вы здесь прочитаете, случилось на самом деле. Почти ничего не придумано и не приукрашено. Почти. Разве что некоторые имена изменены. Однако это вовсе не мемуары. И не сборник анекдотов. Это попытка пережить заново то, что давно лежит на душе. Попытка со стороны взглянуть на себя, одурманенного выпивкой чудака, которого в море житейском швыряло от высокого к низкому, от смешного к грустному, от находок к утратам…

Немецкий дух и русские утраты

Знакомые сбагрили мне любознательного немца Руди. Он приехал изучать архитектуру советских городов. Я не мог отвертеться. Все знали, что я свободно общаюсь по-немецки.

Руди оказался классическим, правильным немцем, адептом пунктуальности и порядка. Каждый божий день точно в оговоренный час он ждал меня в назначенном месте с рюкзачком за плечами и с фотоаппаратом в руках.

— Привет, Руди! — бурчал я, мучительно, как оно часто бывает с утра, вспоминая чужие слова. — Надеюсь, ты хорошо отдохнуть?

— Хорошо! — лучезарно улыбался немец. — Мы можем работать!

— Никакая работа не волк, — назидательно формулировал я. — Она не бегает в лесу.

Руди обладал феноменальной работоспособностью. Он как заведенный, без перерыва на обед, носился по городу и щелкал фотоаппаратом. И задавал тысячу вопросов, как будто я призван был знать историю каждого здания, год его появления на этой улице и характеристики стройматериалов.

Ему действительно интересно было у нас в городе. Полным ходом шла повальная замена утлых исторических особнячков на стеклобетонный новострой. Центр города умирал в муках. Хозяева жизни рушили купеческие подворья, выстроенные когда-то с любовью, тщанием и знанием дела, и возводили узкоплечие высоченные офисные бараки. Им предстояло плыть дальше, к потомкам. Руди очень удивлялся, как горожане позволяют сносить памятники старины.

— Это же слишком дорого, слишком неразумно, — говорил прагматичный немец, поднимая брови. — Город теряет лицо. Теперь для туристов нужно будет строить что-то другое.

— Построят, — успокаивал я его. — Диснейленд, аквапарк, гипермаркеты.

— Но это уже есть в других городах, — не унимался Руди.

— Ну вот, а теперь и у нас будет.

Три дня пролетели как одна минута. Я махнул рукой на приличия и хмуро плелся за немцем, не утруждая себя развернутыми ответами на его реплики. Солнце пекло так, что я на 90% состоял теперь из ноющих потрохов и неприязни к трудолюбивому гостю.

— Руди, — время от времени взывал я. — Не хочешь ли ты мочить горло?

— Надо закончить нашу работу, — приветливо откликался Руди. — Не следует откладывать на завтра то, что стоит в планах на сегодняшний день.

Я чертыхался, кусал губы, локти и боролся с желанием укусить немца за его веснушчатый нос. Ничего нельзя было поделать. Отщелкав очередные руины, Руди задирал нос к небу, втягивал воздух, между делом ловил в кадр мою мрачную физиономию и радостной гончей устремлялся в новом направлении.

— Теперь мы закончили, — объявил наконец он. — Работа сделана. Мы должны это немного отпраздновать.

К тому времени внутри меня крутились самумы, поднимая тучи песка. Я провел горячим языком по растрескавшимся губам и ринулся к киоску. Затем, получив восемь бутылок ледяного пива, устремился к парку. Теперь уже Руди встревоженно семенил за мной, придерживая болтающийся фотоаппарат.

Я смог дать немцу какие-то объяснения не раньше чем выпил две бутылки пива. Руди тоже боязливо, оглядываясь по сторонам, сосал пиво из горлышка.

— Русская традиция, — прохрипел я, отдуваясь. — Мы любим пиво на свежий воздух. Из этого тело получает большую радость. Здесь мы будем делать наш маленький праздник.

— У нас не будет неприятностей с полицией? — спросил Руди.

— Ты должен быть всегда спокойным, пожалуйста, — сказал я. — Наша полиция сама охотно любит пить пиво через парк.

Руди послушно расслабился, и в нем сразу взыграло национальное самосознание. Он принялся вливать в себя пиво, как в бездонную бочку. Я не мог за ним угнаться.

— Хорошо, — сказал он, — отдыхать в парке. Здесь легко дышится, и можно выпить очень много пива.

— Да, можно, — благодушно согласился я.

— Однако, скоро нужно будет идти в туалет, — продолжал Руди. — Скажи, пожалуйста, где он находится?

Я рассмеялся.

— Видишь ли, Руди, здесь туалету не бывать.

— Как? — изумился немец. — Если здесь пьют пиво, то должен быть туалет. Иначе куда же ходят люди?

— Куда? — весело переспросил я. — Очень просто. Мы прячем тело в деревьях. Хочешь, пойдем вместе, я буду тебе это показывать.

Руди изо всех сил замотал головой. Прятаться в кустиках было для него совершенно невозможно.

— Это же не экологично! — воскликнул он. — Это убивает вашу природу!

Тем не менее я благополучно там побывал и в отличном расположении духа вернулся к немцу. Он побледнел, его била мелкая дрожь.

— Кажется, я сейчас не выдержу, — простонал Руди. — Одно движение, и будет беда.

Я почувствовал, что отмщены все мои мучения последних дней.

— Не бояться, — великодушно напомнил я немцу о единственной возможности избежать беды. — Не бояться, ходить в деревья прятать свое тело. Так охотно делает каждый русский, кто любит пиво на свежий воздух. Мы имеем много природы, чтобы ее не жалеть.

Руди молчал, скукожившись и, видимо, пережидая спазм.

— Как я могу уехать отсюда в гостиницу? — сдавленно спросил он.

Я показал, где находится трамвайная остановка, и немец сиганул прочь из парка.

— Мы еще увидимся! — прокричал он. — Я должен поблагодарить тебя за время, которое ты мне уделил.

На следующий день у нас в редакции случился пожар. Точнее, горело соседнее помещение, но и нам мало не показалось. Все, что было внутри, покрылось жирным слоем сажи. Мы открыли все окна и принялись наводить порядок, не зная, за что взяться в первую очередь. Ветер перебирал на полу черные листы бумаги. Кто-то, справившись с первым потрясением, сбегал за водкой, и спустя часок мы уже весело обсуждали случившееся, собравшись у стола, застеленного чистой газеткой.

В разгар веселья в редакции появился Руди. В руках у него были букет цветов и бутылка шампанского. Он остолбенел, озирая прокопченные стены, гроздья сажи, свисающие с лампочек, и нас, шумно празднующих великую утрату.

— Я пришел поблагодарить тебя за время, которое ты мне уделил, — пробормотал Руди, вежливо не задавая вопросов, которые могли оказаться лишними.

— Руди, — позвал я его, — у нас тут огонь уничтожал редакцию. Мы хотели бы за это пить вместе с тобой шампанское.

Немец подошел к нашему столу и все не мог успокоиться — разглядывал почерневшую редакцию. Он принял стакан с шампанским, вздохнул и сказал по русски:

— Отшень жал.

А потом сразу засобирался уходить.

По-моему, ему и сейчас невдомек, почему эти странные русские смеялись и шутили на пожарище.

Нет, не понять нас холодным, благовоспитанным западным умом, никак не понять.