Пьесы. Для детей и подростков

Эдуард Гайдай

В данном сборнике представлены пьесы, созданные на основе известных литературных и народных сюжетов.Второе издание.На обложке рисунок Александра Алексеева

Гробовщик

пьеса в одном акте по мотивам повести А.С.Пушкина

Действующие лица:

Адриян Прохорович Прохоров, гробовщик.

Аксинья, его работница (тайно влюблена в Адрияна).

Дарья, его старшая дочь.

Акулина, его младшая дочь.

Купчиха Трюхина.

Священник.

Шульц Готлиб, сапожник, немец.

Луиза, его жена, немка.

Лотхен, его дочь, немка.

Юрко, будочник, младший полицейский чин.

Булочник Иоганн, немец.

Денщик.

Отставной Бригадир, мертвец.

Бедняк Шабашкин Антон Панфутьич, мертвец.

Курилкин Петр Петрович, скелет.

Гости Шульца.

Мертвецы.

Места действия:

На кладбище.

Дома у Адрияна.

В гостиной у Шульца.

В гостиной у купчихи Трюхиной.

Похороны отставного бригадира

Похоронная процессия у могилы. Грохот грома. Вспышки молнии. Ощущение приближающегося ливня.

АДРИЯН. Батюшка, нельзя ли сегодня поскорее? Не ровен час, промокнем.

СВЯЩЕННИК. Побойся бога, сын мой, усопшему дань воздать надлежит честь по чести. Ужель промокшая рубаха твоя важнее упокоения души человеческой?

АДРИЯН. Кабы только моя рубаха, уж я бы молчал.

СВЯЩЕННИК. Да что ж за беда-то? Чай, не сахарные.

АДРИЯН. Помилуй, отец, а то ты не знаешь! У меня ж тут одних мантий да шляп напрокат взяли рублей на 50! Шляпы ж бумажные — не приведи господь под ливень попасть — сплошное разорение! Мантии сузятся — кто их потом наденет? Опять же гроб заказали крашеный, на обивочку поскупились, а краска, даром что немецкая, на воду не рассчитана. (Слава богу, хоть закопать успели)…

Раскат грома.

СВЯЩЕННИК. Уймись ты, Адриян, ради Христа. До того ли сейчас? В такой день!

АДРИЯН (про себя). А что день? День как день. Самый обыкновенный.

(Священнику.) Вот, разве только дождь может хлынуть в любой момент. Вы уж, батюшка, поспешите… А то ж не приведи господь…

(Молится в голос.) Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас…

Народ начинает повторять:

Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.

СВЯЩЕННИК. Тьфу… ты об чём молишься-то, Ирод?..

(Громко.) Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Народ повторяет:

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Грохот грома.

СВЯЩЕННИК (откашлявшись). Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущий на ней. Той на морях основал ю есть, и на реках уготовал ю есть. Кто взыдет на гору Господню? Или кто станет на месте святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою, и не клятся лестию искреннему своему…

Гром. Нарастающий шум дождя.

СВЯЩЕННИК. Сей приимет благословение от Господа, и милостыню от Бога, Спаса своего. Сей род ищущих Господа, ищущих лице…

АДРИЯН (перекрикивая священника и шум дождя). Воля ваша, батюшка, а надо бы поспешать! Сейчас польёт как из ведра…

СВЯЩЕННИК. Кхе… Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть… кто есть сей… Царь…

АДРИЯН (кричит). Полно уж, святой отец! Всё одно ничего не слыхать!

СВЯЩЕННИК. Да уймись же ты, окаянный!..

Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, поми-и-и-луй.

Народ повторяет.

Слава Отцу, и Сыну, и Святому Ду-у-уху.

Народ повторяет.

И ныне, и присно, и во веки веков. Ами-и-инь.

Гром, молния, темнота.

Дома

Адриян и Аксинья. Адриян задумчиво пьёт чай. Кругом гробы, вперемежку с наспех расставленной мебелью. Некоторое время молчат. Из «соседней комнаты» временами доносится девичий смех.

АКСИНЬЯ. Гляжу я на тебя, батюшка, Адриян Прохорович, всё-то ты грустить изволишь.

АДРИЯН. А чему радоваться-то прикажешь?

АКСИНЬЯ. Вот, чудной. Видать, чему люди рады, то тебе в тягость.

АДРИЯН. Эка ты дура, Аксинья! В тягость!

Я тоже не злодей какой! Но когда у нас за две недели только одни похороны, это ж совсем не порядок. Глядишь, по миру пойдём… Дождь этот ещё — уж как был некстати! Все гробовые наряды попортил… Кругом одни убытки.

АКСИНЬЯ. Что ты, батюшка! Я уж о ремесле твоём не заикаюсь. Дак ведь ты и новому дому будто не рад! Шутка ли — такой дом купить изволил! Не в пример старой лачуге. Тут бы радоваться, да на новоселье народ созывать, а ты ходишь тучей. Дочки твои, вон, праздника ждут, а не похорон.

АДРИЯН. Но-но! Будут похороны, будет и праздник. Что тут тебе непонятного?..Поди лучше, узнай, как там у них вывеска, готова ли? Что-то долго пишут.

АКСИНЬЯ. Дак, стараются, видать. Для нового дома-то покрасивше выводят.

АДРИЯН. Долго, долго уже! Полдни без вывески сидим. Поди, подгони.

Аксинья уходит.

АДРИЯН (один, листает потрепанный бухгалтерский журнал). Подгони-подгони… Кабы можно было ещё кого подогнать. Вот чего иным неймётся? — уж и ноги не ходят, и кусок в горло не лезет, а всё одно — упираются, не желают… того… отдохнуть уже. Всё выжидают чего-то. А чего, спрашивается?

Отставной бригадир, вон, дождался, что его под дождём хоронили. Да и ладно, если б только дождь! А то ж всё наследство на докторов извёл, до осени дотянул, да без обивки так и поехал. Хорош гусь! А, ведь, ещё каким приятелем был! Нет. Обо мне никто не думает…

Вот, Шабашкин Антон Панфутьич… опять же, друг детства. До того довёл, что даром хоронили. Ни копейки за душой не оставил, шельмец. А я что — злодей какой, что ли? Мне куда деваться прикажешь? Всю жизнь от своей же доброты страдаю, и хоть бы кто спасибо сказал.

Аксинья вносит большую фанерную вывеску. Ярко раскрашенную. Перед надписью изображён «дородный Амур с опрокинутым факелом в руке».

АКСИНЬЯ. Вот, батюшка, Адриян Прохорович, изволь взглянуть! Дочки-то твои как славно малюют! Красота, право!

АДРИЯН. А что написали-то?!

АКСИНЬЯ. Что просил, батюшка, то и написали. Разве не так?

АДРИЯН. Ты, Аксинья, помолчала бы. Больно грамотная.

АКСИНЬЯ. А хоть бы и грамотная! Я, Адриян Прохорович, слава богу, сызмальства грамоте обучена. Наш барин-то, покойный Василь Кирилыч, большой пресвятитель был, прости господи! Всех крестьянских детей грамоте обучал, чтобы стихи егонные читать могли. Эдак, встамши на тубареточку-с.

АДРИЯН. Экий ты вздор несёшь, Аксинья. Ну-к, прочти, что написано… Что молчишь-то?

АКСИНЬЯ. Так сперва ж про себя надобно…

Вот: (С важным видом.)

«Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные.»

АДРИЯН. Это так. Но далее я просил написать: «отдаются напрокат и починяются старые».

АКСИНЬЯ. И починяются старые… кто? Гробы?

Они самые. Разве это непонятно?

АКСИНЬЯ. Да нет, батюшка, оно понятно, конечно, понятно… Только… откуда ж они возьмутся, старые гробы-то?

АДРИЯН. Хм… Вот, дура! Ступай, скажи, чтоб строчку дописали как надо. А до другого тебе дела нет. Ступай, говорю!

Адриян снова утыкается в свой журнал.

АКСИНЬЯ. Воля ваша, Адриян Прохорович. Отдаются напрокат и починяются старые… отдаются напрокат и починяются старые…

АДРИЯН. Погоди… Ты, часом, не слыхала, каково поживает купчиха Трюхина? Что люди говорят о ней?

АКСИНЬЯ. Трюхина? А мне-то какое дело? Ну, говорят, больна, дак, она уж год как больна. Это, батюшка, не новость. И дай-то бог ей здоровья. А вот ты, батюшка, чем о купчихе заботиться на старости лет, лучше б о дочерях подумал! У купчихи, чай, свои родственники имеются.

АДРИЯН (что-то помечая в журнале). Да вроде есть один племянник… А что дочери? Разве чем обижены?

АКСИНЬЯ. Как же не обижены, когда в новый дом въехали, а новоселие справить не желаем! Девки молодые взаперти сидят — ни гостей тебе, ни праздника! А суседи новые что скажут? Разве так делается? Страм, да и только!

АДРИЯН. Но-но, Аксинья! Ты говори, да не заговаривайся! А то, гляжу, и впрямь больно грамотная стала!.. Праздника им подавай… Вот, бабы…

Достаёт шкатулку. Неуверенно вынимает оттуда пару купюр.

Вот! Смотри, дура! Вишь? Специально на новоселье припас! Иль ты думала, я не понимаю? Или я злодей какой? Ан, нет! У меня всё чин по чину, да только — чу! — всему свой срок и своё время.

Убирает деньги обратно в шкатулку.

Это у вас, у баб, все просто. А мне ещё подумать надо, да посчитать, поняла? Может, завтра справим, а может, и днём позже. То не твоя забота, слава богу… Теперь ступай уже, да про надпись не забудь.

АКСИНЬЯ (радостно). Помню, батюшка, а как же! Отдаются напрокат и починяются старые… Всё как есть помню, Адриян Прохорович. Уж прости, благодетель. Всё помню.

АДРИЯН. Да ступай ты уже, господи! Никакого покою…

Аксинья уходит. Адриян пытается спрятать шкатулку в куда-нибудь другое место, но не успевает. Стук в дверь.

Приглашение на серебряную свадьбу

Аксинья уходит. Адриян со шкатулкой в руках. Стук в дверь.

АДРИЯН. Вот нелёгкая!.. Аксинья! Кого там ещё принесло? Открой!

(Себе.) Неужель, наконец, от Трюхиной? И то верно! Давно пора бы…

Входит Шульц. Говорит с лёгким немецким акцентом.

ШУЛЬЦ. Извините, любезный сосед, что я вам помешал… Я желал поскорее с вами познакомиться. Я сапожник, имя моё Готлиб Шульц. Живу от вас через улицу, в этом домике, что против ваших окошек.

АДРИЯН. Прошу, проходите. Будем знакомы. Я Адриян Прохоров. Гробовых дел мастер.

ШУЛЬЦ. Очень приятно, дорогой Адриян. Очень приятно. Завтра я праздную мою серебряную свадьбу, и прошу вас отобедать у меня по-приятельски.

АДРИЯН. Благодарствую, ваша милость. Приду всенепременно. А покуда, вот, присаживайтесь, чайку откушать.

ШУЛЬЦ. О, нет, прошу вас, Адриян, не извольте беспокоиться. Мне теперь недосуг — много забот по приготовлению праздника.

АДРИЯН. Да. Это я понимаю. Верно, нынче такие дела недёшевы? (Смотрит на шкатулку.)

ШУЛЬЦ. Э-хе-хе… недёшевы, что и говорить, любезный.

АДРИЯН. Да… А каково торгует ваша милость?

ШУЛЬЦ. И так и сяк. Пожаловаться не могу. Хоть, конечно, мой товар не то, что ваш: живой без сапог обойдётся, а мёртвый без гроба не живёт.

АДРИЯН. Сущая правда! Однако ж, если живому не на что купить сапог, то, не прогневайся, ходит он и босой; а вот нищий мертвец и даром берёт себе гроб.

ШУЛЬЦ. О! Даром? Я того не знал… у вас очень непростое ремесло, любезный сосед… Да… Непростое… Нынче стало так много нищих…

АДРИЯН. Э-э. Не то слово! Каждый так и норовит… Ну вы, я вижу, человек понимающий. Чего вам объяснять.

ШУЛЬЦ. Да… Я понимаю… Я… я-я… Так вы уж приходите, не забудьте.

АДРИЯН. Всенепременно, дорогой Шульц.

ШУЛЬЦ. В таком случае, до завтра, дорогой Адриян.

Адриян провожает Шульца до двери.

АДРИЯН. До завтра, дорогой Шульц. Премного благодарен вашей милости.

Шульц уходит.

АДРИЯН. Вот те и «я-я»… Но это, верно, полезное знакомство. Дарья! Акулина! Что вы там копаетесь? Быстро идите сюда!

Являются дочери Адрияна Дарья и Акулина. С ними и Аксинья.

Дочки словно художницы в фартуках, измазаны красками.

АДРИЯН. Ну что, живописецы, готово?

АКУЛИНА. Там, батюшка, на табличке места маловато. Может, мы не будем про старые гробы-то писать?

ДАРЬЯ. Табличка такая красивая вышла. Куда ж ещё больше?

АДРИЯН. Ой, ой… развели тут художества… Это всё ваш глупый Амурчик место занял. Распустили мне нюни вместо объявления. Коли доска мала, берите, вон, хоть это (Стучит по крышке гроба). Всё одно брак — по размеру не подошёл.

АКСИНЬЯ. Господь с тобой! Неужто целый гроб у ворот повесишь? Ополоумел совсем?

АДРИЯН. О! Аксинья! Да ты молодец! Дура-дурой, а как славно придумала! Целый гроб! Ей-богу, славно! Для такого дела не жалко! На нём всё и напишем. А что? Такого ещё ни у кого не бывало, верно? Сразу заметят! А? Чего молчите?

ДАРЬЯ. Я, вот, думаю, поместится и на табличке. Акулина, скажи. Чего нам заново-то писать? Там уж всё почти готово.

АКУЛИНА. А я-то что? Я как раз и говорю, что поместится, только места, говорю, маловато, а так поместится, конечно! Чего там!

АДРИЯН. Не-е… Мне теперь на гро́бе больше нравится… Вот, ежели, скажем, кто читать не умеет — что ему ваша табличка? Плюнет, да мимо пройдёт.

АКСИНЬЯ. А так все прям и побегут к тебе, коли гроб повесишь! Совсем батюшка сбрендил на старости лет.

АДРИЯН. Побегут — не побегут, а заприметят сразу. И, как времечко придёт, так наш гроб и вспомнится. Ко мне пойдут, а не к кому другому… Да и что тебе объяснять — ты баба тёмная, а тут наука сурьёзная… Всё, дочки, бросайте это дело. Пустое. После гроб распишем.

АКУЛИНА. Да как же, батюшка!..

ДАРЬЯ. Мы же столько старалися…

АДРИЯН. Цыц! После, я сказал! Покуда — готовьте наряды. Завтра к соседу идём. На приём.

АКСИНЬЯ. Это к немцу, что ли?

АДРИЯН. К нему. На серебряную свадьбу пригласить изволил.

Дочки визжат в диком восторге. Убегают.

АКСИНЬЯ. Немец, вон, твой, хоть и сапожник, да сапоги на воротах не вешает.

АДРИЯН. По́лно, Аксинья. Сама ж первая придумала, а теперь и недовольна.

АКСИНЬЯ. Дак я ж наоборот! Господи, угораздило же сказать такое…

АДРИЯН. И славно, что сказала! Всё. Об этом после.

Сейчас я еду к купчихе Трюхиной. Верно, к вечеру обернусь. Так ты это — помоги пока дочкам собраться. Что б всё по высшему чину смотрелось. Поняла? Дело важное.

АКСИНЬЯ. Дак, поняла… А чего ж это, к Трюхиной-то?

АДРИЯН. Значит так надо. Дело есть… А ты не стой, не стой. Иди дочками занимайся.

Уходит.

АКСИНЬЯ. Нет, ты глянь, что творится! Только новый дом купил, сразу по бабам пошёл. Право слово, седина в бороду, бес в ребро… Трюхина! Это ж надо? Тьфу… Да, вишь, другие хоть гробы на воротах не вешают! Этот же совсем уже, прости господи. Надо ж такое удумать… Ещё говорит, я у него молодец! Тьфу!

Уходит, причитая.

У купчихи Трюхиной

Купчиха не старая, но измождена долгой болезнью. Разговор часто прерывается её кашлем и пожеланием здоровья со стороны Адрияна.

КУПЧИХА. Адриян? Здравствуй, голубчик. Слыхала, ты переехал? Далеко ли?

АДРИЯН. На Никитскую.

КУПЧИХА. О! Это хорошо. И как дом? Большой? Новоселье, верно, справлять будете?

АДРИЯН. Куда там, справлять! Уж больно велики расходы, матушка. Дом, хоть и не большой, да денег стоит. И место, вроде, хорошее, да клиентов мало.

КУПЧИХА. Это ничего. Обустроишься. А чего пришёл-то, коли на праздник не зовёшь?

АДРИЯН. Так, вот, справиться о здоровье.

КУПЧИХА. Здоровье? Сам видишь, какое здоровье. Чахотка проклятая замучила. Наши лекари только обирают как липку, а пользы никакой… Тут, кстати, один известный француз на три дня приехал. У него, говорят, хорошее средство есть, да только у меня сейчас нет таких денег.

АДРИЯН. Что ж, так дорого?

КУПЧИХА. Дорого-недорого, да не хватает малости. У меня ж как раз всё на товар ушло. Может, ты, Адриян, чего купишь? Или взаймы дашь? Веришь ли, я как заболела, так все друзья словно испарились. Даже занять не у кого.

АДРИЯН. Дак, откуда же деньги взять, матушка! У тебя чахотка, у меня переезд. Заказов нету. Если б мог, то помог бы, чего там! Здоровье, оно, конечно, дороже.

КУПЧИХА. Это похвально, Адриян, что ты о здоровье моём печёшься. Похвально… Но ежели ты думаешь, что ткань у меня подешевеет, то не надейся. И с меня, голубчик, мануфактура дерёт в три дорога. Никакой жалости к больному человеку. Ты уж там своим клиентам объясни. Пущай понимают. Дело, мол, у тебя такое, что экономить грех… Это ж не каждый день бывает!

АДРИЯН. Твоя правда, матушка.

КУПЧИХА. Ты сам, Адриян, верно, дела не смыслишь, от того и дело стои́т. Я б на твоём месте уж давно не сатином, а бархатом гробы обивала. Глядишь, и клиент бы серьёзней пошёл.

А бархат, к слову, у меня нынче роскошный. Тебе, голубчик, по старому знакомству могла б и уступить в цене-то.

АДРИЯН. Премного благодарен. Только теперь не могу. Заказов-то нету. Да и народ, матушка, неразумный пошёл. Все в последний момент спохватываются, когда уж и спохватываться поздно. Я, признаюсь, даже задумываться стал о странностях человеческой породы.

КУПЧИХА. Да бог с тобой, голубчик. Об чём же таком ты задумался?

АДРИЯН. Да вот, скажем, люди на чёрный день откладывают деньги, не жалеют. Стало быть, заранее допускают, что такой день может случиться. А ведь это ещё неизвестно как сложится! Ведь бывает, живёт себе человек, а с ним ничего и не случается. Верно же?

Но странное дело — предложи только кому заранее гроб заказать, так ведь ни за что не соглашаются! Как на злодея смотрят! Хотя здесь-то уж точно известно, что гроб обязательно потом пригодится. Разве не так?

КУПЧИХА. Так-то оно так… Но… Кому ж охота…

АДРИЯН. А я ж не злодей какой. Я ж, матушка, предлагаю как лучше. Чтобы потом родственники часом не обманули. Чтобы уже человек спокоен был. Опять же, и платить всё сразу не обязательно! Сегодня денег нет, завтра будут. Я ж понимаю… Чем, вон, на неизвестные лекарства тратиться, лучше бы уж на то, что завсегда потом пригодится…

КУПЧИХА. Погоди… Ты о чём это?..

АДРИЯН. Я это… я ж могу и с бархатом сделать. Заранее-то можно как угодно договариваться. Зато гроб лучше всех будет, право слово! А? И в цене могу уступить…

КУПЧИХА. А ну вон! Вон отсюда! Мерзавец! А я ему ещё скидки делала!.. И чтобы духу твоего здесь не было! Слышишь?!

АДРИЯН. За что же, матушка! Уж ты-то деловой человек, а понять не можешь…

КУПЧИХА. Вон, я сказала! И слушать не желаю!..

АДРИЯН. Что ж… прощевайте, коли так.

Адриян уходит. Купчиха кашляет.

КУПЧИХА. Каков подлец!..

На серебряной свадьбе у Шульца

«Тесная квартирка Шульца наполнена гостями, большей частью немцами-ремесленниками, с их жёнами и подмастерьями».

Хозяева: Шульц, его жена Луиза, их дочь Лотхен,

Из гостей один русский — Юрко (будочник-охранник у Никитских ворот).

Праздник в формате фуршета. Стулья отсутствуют. Стол немного в глубине. Возле него, или за ним, возможно некое возвышение, с которого будут объявляться тосты.

Общий гомон преимущественно на немецком языке. Отдельные диалоги происходят на переднем плане, в стороне от стола.

Луиза и Лотхен в дальнейшем дежурят у стола по очереди, либо одновременно.

Шульц и Луиза приглашают шумную компанию к столу. Лотхен у стола разливает вино по бокалам.

ШУЛЬЦ. Willkommen! Willkommen, teuere Gaste! Проходите, гости дорогие! Проходите, не стесняйтесь.

Гости направляются к столу. Юрко немного в стороне ото всех.

Входит Булочник Иоган.

БУЛОЧНИК. Meine Achtung! Guten Tag!

ШУЛЬЦ. Guten Tag, Johann!

ЛУИЗА. Guten Tag! Sie gehen, bitte. (Зи гейн битте.)

Шульц и Луиза отходят к столу.

ЮРКО. О-о, Ёхан! Здорова, брат! Давненько тебя не видел!

БУЛОЧНИК. Ja! Много дела стало! Время совсем нету.

ЮРКО. А меня, вишь, тоже позвали. Очень приятно, знаешь ли. Только вот хожу теперь средь вашего брата и ни черта не понимаю…

ЛОТХЕН (подходит к ним). Ich bitte zum Tisch.

ЮРКО. Ага…

БУЛОЧНИК. Danke!

ЮРКО. Что говорит? Пора, что ль? Это гуд!.. А дочка-то у них подросла! Смотрю, невеста уже!

БУЛОЧНИК. Да, так. Верно, скоро так будет. Ja.

Отходят к столу.

Входит гробовщик с дочерьми Дарьей и Акулиной. Дочери Адрияна наряжены в «европейские наряды», в жёлтых шляпках и красных башмаках. Сам Адриян в русском кафтане.

Шульц и Луиза устремляются навстречу.

ШУЛЬЦ. О! Любезный сосед! Добро пожаловать!.. Дамы, прошу… Моё имя Готлиб Шульц. Это моя супруга Луиза. Прошу, знакомиться.

Дамы делают книксены.

АДРИЯН. Адриян Прохоров. Это мои дочери — Дарья и Акулина.

ЛУИЗА. Очень приятно. Ви будете хороший компания нашей Лотхен.

ШУЛЬЦ (громко). Господа, позвольте представить. Это Адриян, наш новый сосед. Гробовой мастер. Sehr nõ̃tiger Mensch! (Адрияну.) Прошу! Willkommen!

Адриян с Шульцем идут к столу.

Луиза и Дарья с Акулиной остаются в стороне. К ним подходит Лотхен, повинуясь жесту Луизы.

ЛУИЗА. Позвольте представлять. Майн дочь Лотхен.

АКУЛИНА. Акулина.

ДАРЬЯ. Дарья.

ЛОТХЕН. Es ist sehr angenehm!

Луиза отходит к столу.

ДАРЬЯ. Сегодня замечательная погода, не правда ли?

ЛОТХЕН. Ohh, ja! Naturlich! Осень — это хорошо! Я есть большой любитель!

АКУЛИНА. О, я тоже люблю поесть! Иногда, знаете, так тянет на сладкое…

ШУЛЬЦ. Дамы и господа! Прошу внимания! Предлагаю тост за здоровье моей доброй Луизы!

Шульц целует Луизу. Все шумно аплодируют и выпивают.

ЛОТХЕН. Хм… Сладкое… Что есть «сладкое»?

АКУЛИНА. А чего его не есть-то, ежли вкусно!

ДАРЬЯ. Акулина, помолчи. Лотхен, моя сестра хочет сказать, что у вас очень мило. Хорошо!

ЛОТХЕН. Ohh, хорошо! Danke! Хорошо! Я прошу проходить угощаться!

Дамы идут к столу.

ШУЛЬЦ. А теперь — За здоровье любезных гостей моих!

Адриян отходит от стола. В одной руке у него графинчик с водкой, в другой рюмка.

К нему подходит Юрко с рюмкой.

В процессе разговора, графинчик нещадно опустошается независимо от тостов.

Позже к ним ненадолго присоединяется Булочник.

ЮРКО. Адриян? Их, это, бин Юрко.

АДРИЯН. А… Гуд… Юрко, ага. А я, это… Адриян я.

ЮРКО. Я-а-а! Я понял! Ты это… как его… (Изображает руками прямоугольник и крестится.)

АДРИЯН. Чего? Не… я — это… (Изображает, что держит тяжесть на плече.) …гробовщик.

ЮРКО. Да ты русский, что ли?

АДРИЯН. Да.

ЮРКО. Тьфу! То-то я смотрю, вроде, одет по-нашему! А я — Юрко, будочник. У Никитских ворот в будке охраняю. Может, видал?..

О, а это мой приятель — Ёхан. Знакомься. Ёхан — легко запомнить. У него булочная тут на Никитской.

АДРИЯН. О! Булочная? Рад познакомиться!

БУЛОЧНИК. Иоган.

АДРИЯН. Очень приятно, господин Ёхан. Адриян.

БУЛОЧНИК. До́ннэр вэ́ттэр…

АДРИЯН. Чего?

БУЛОЧНИК. И-о-ганн!

АДРИЯН. Ну да, Ё-ханн. А я — А-дри-янн.

БУЛОЧНИК. Доннэр вэттэр.

Булочник, недовольно кивнув, отходит.

ЮРКО. Не обращай внимания — ворчит чего-то, да и пусть его ворчит. Ты, Адриян, когда будешь проходить у Никитских ворот, так заглядывай теперь. По-приятельски. Поболтаем.

АДРИЯН. Всенепременно! Только, ежли с похоронами мимо пойду, дак не обессудь — уж останавливаться не буду. Работа.

ЮРКО. Понимаю, брат.

ОДИН ИЗ ГОСТЕЙ. Дамы и господа! Я поднимаю этот бокал за здоровье всей Москвы! Ура!

Все кричат «ура». Адриян и Юрко идут к столу.

Их место занимают Булочник и Дарья.

БУЛОЧНИК. У вас чудесное платье, фройляйн!

ДАРЬЯ. Благодарю.

БУЛОЧНИК. Я могу просить мой друг-портной. Он сделает вам ещё лучше! Он очень хороший портной.

ДАРЬЯ. Я, право, не знаю. Мне надо посоветоваться с батюшкой.

БУЛОЧНИК. Я могу просить мой друг шить бесплатно. Это я хочу дарить вам.

ДАРЬЯ. Вот ещё! С чего вдруг? Я бесплатно не возьму!

БУЛОЧНИК. Почему? У вас так много денег?

ДАРЬЯ. Да. Много… Акулина! Акулина, поди сюда! Это моя сестра, Акулина.

АКУЛИНА (подходит). Что?

ДАРЬЯ. Ничего. Сколько можно есть?.. Вот, знакомься. Это булочник.

АКУЛИНА. Ой! Булочник! Как я рада!

БУЛОЧНИК. И-о-ганн.

АКУЛИНА (протягивая руку). И-о… как?

ДАРЬЯ. Иоган!

БУЛОЧНИК. Очень приятно! (Целует руку Дарье.) Данке! Так вы подумайте о платье, фройляйн Дарья. Подумайте.

Отходит.

Акулина остаётся с протянутой рукой для поцелуя.

АКУЛИНА. Странный какой-то. Он с кем знакомился-то?

ДАРЬЯ. Да что с них взять… Иностранцы…

АДРИЯН. Господа! Предлагаю выпить за здоровье всех мастеров!

Все радостно принимают тост и начинают друг другу клянятся, чокаясь.

ДАРЬЯ. Вот! Видала? Экий тост батюшка высказал — знай наших!

АКУЛИНА. Да. Видать, всем понравилось. Только, не много ли батюшка водочки принял? Боюсь, как бы не разбушевался.

ДАРЬЯ. Это верно. За вами обоими глаз да глаз нужен.

АКУЛИНА. А я-то причём?

ДАРЬЯ. Да тебе только дай волю — будешь есть, покуда не лопнешь… Ладно, идём. Попробуем его от стола отвести.

Идут к столу. На место объявления тостов тем временем взбирается булочник.

БУЛОЧНИК. Господа мастера и подмастерья! Хочу поднимать бокал за здоровье тех, на кого мы работаем, unserer Kundleute!

Очередной тост воспринимается публикой также радостно, как и все предыдущие.

От стола дочери отводят уже довольно выпившего Адрияна. С ними, держась за Адрияна, такой же Юрко. Оба с рюмками.

ЮРКО. Адриян, ты слыхал, что Ёхан сказал? За здоровье наших клиентов!

АДРИЯН (повторяет с готовностью, не задумываясь). За здоровье наших клиентов!

Чокаются. Юрко вдруг начинает давиться от смеха. Сперва его поддерживают и Адриян с дочерьми, не понимая причину смеха.

ЮРКО (сквозь смех). Ёханный… Ёхан…

(Громко всем.) Господа! Однако премилый анекдот вышел! Наш Адриян-то пьёт за здоровье своих мертвецов! А?

Ну, что же ты, батюшка, стал? Пей!!!

Все весело смеются. Кроме Адрияна и его дочерей. Юрко чокается с неподвижным Адрияном, весело выпивает, запрокинув голову, отчего тут же теряет равновесие и падает на руки подоспевших гостей. Юрко окружают, поднимают, ведут под руки к столу. В этой суете никто не замечает Адрияна, абсолютно застывшего с грустной миной на лице и с рюмкой в руке.

Дочери также стоят парочкой отдельно, со страхом глазея то на Адрияна, то на всех остальных.

Адриян начинает говорить. В процессе его монолога картина меняется, гости исчезают.

В финале монолога Адриян оказывается у себя дома. Аксинья помогает ему снять праздничный кафтан, сапоги и проч. (Возможно, Адриян пару раз неожиданно прерывается и засыпает на несколько секунд в разных местах и позах, затем резко приходит в себя и продолжает говорить порой даже чересчур бодро, до следующей неожиданной остановки на короткий сон.)

АДРИЯН. Что ж это, в самом деле? Чем ремесло моё нечестнее прочих? Разве гробовщик брат палачу? Чему смеются басурмане?!!

Сперва на себя оборотились бы лучше! Кто вы, да что вы сами-то?! Чего ради суетитеся на белом свете?

Вечно мните из себя невесть что. Мол, дела́ у всех важные, не дай бог! А как срок придёт, так и все дела выходят ни к чему.

Всего-то и дел, что один в сатине, другой в бархате — велика разница! Смех. Вот уж смех, да и только!..

Я бы и сам посмеялся, кабы злодеем был.

Да вам того не понять. Вы ж предо мной словно дети малые, так и сто́ит ли вам объяснять чего? Когда поймёте — ко мне придёте, да уж поздно будет…

Что ж это, люди, творится-то! Чем ремесло моё вам неугодно? Разве гробовщик вам злодей какой? Или вам гробовщик — гаер святочный? Чему, чему смеётеся?

Хотелось было мне позвать всех на новоселье, задать вам пир горой: ин не бывать же тому! Не бывать! Маловаты вы, детки, для праздников. Сидите тут? — вот и сидите далее, смейтесь вздорным пустякам своим.

А созову я тех, кто теперь меня ценит! Кто меня понимает! Своих созову! Тех, на кого я работаю! Созову мертвецов православных! Вот!

К этому моменту гробовщик уже дома. Сидит у стола с ночным колпаком в руках. Аксинья стягивает с него второй сапог.

АКСИНЬЯ. Что ты, батюшка! Что ты это городишь? Перекрестись! Созывать мёртвых на новоселье! Экая страсть!

АДРИЯН. Ей богу созову! И на завтрашний же день. Милости просим, мои благодетели, завтра вечером у меня попировать; угощу, чем бог послал.

Адриян натягивает на глаза колпак и тут же, сидя за столом, засыпает. Аксинья пытается его разбудить или сдвинуть с места — бесполезно.

АКСИНЬЯ. Вот, нагрузился-то батюшка… То годами без праздников сидим, то на тебе — повеселилися. Уж не знаешь чего и лучше.

Махнув рукой, уходит, ворча, с Адрияновым кафтаном и сапогами.

Похороны купчихи Трюхиной

С уходом Аксиньи быстро темнеет. Адриян спит. За окном воет ветер. Раздаётся настойчивый стук в дверь. Адриян ворчит что-то невнятное, стук повторяется, Адриян с трудом поднимается, в это время входит почти спиной Аксинья, пытаясь не пустить гостя, за ней денщик племянника Трюхиной.

АКСИНЬЯ. Нельзя, нельзя. Хозяин почивать изволит.

ДЕНЩИК. Велено разбудить.

АКСИНЬЯ. Да куды ж ты… Нельзя, говорю…

АДРИЯН. Что вам угодно?

ДЕНЩИК. Вы Адриян Прохоров? Я послан к вам по важному делу от Петра Савельича.

АДРИЯН (пытается вспомнить, кто это). Петра… Савельича?

ДЕНЩИК. От него са́мого. Он просил вас ехать со мной сейчас.

АДРИЯН. Да что ж за дело-то такое?

ДЕНЩИК. Дак, известное дело… Тётушка его, Лизавета Егоровна Трюхина, вчерась померла же…

АКСИНЬЯ. Купчиха?.. Господи, да как же это? А батюшка к ней только вчера ездил!

ДЕНЩИК. Я про то не ведаю. Может и ездил. Только к вечеру померла.

АКСИНЬЯ. Батюшки-святы! Как же это?..

АДРИЯН. Полно причитать, Аксинья, сапоги давай! (Денщику.) А ты ступай, передай барину, что я скоро буду сам на извозчике. Скажи, что гроб, свечи, покров и все, что надо доставлю в исправности. Все будет улажено как надо, и лишнего я не возьму, пущай за то не волнуется… И на вот от меня тебе на водку. Ступай.

Денщик уходит. Аксинья приносит сапоги. Адриян обувается.

Вот ведь как чувствовал! Ну, Трюхина… ведь и слушать не хотела! Вон прогнала! А у меня-то глаз намётанный. Я ж тут не просто так!.. Хорошо, хоть запас имеется.

АКСИНЬЯ. Дак, что ж теперь? Дочерей будить?

АДРИЯН. Не надо. Сам управлюсь. Иди извозчика найми. Тут легко теперь — за углом на площади стоят.

АКСИНЬЯ. Ага. Я мигом! Ой, господи, это ж надо…

Аксинья уходит.

АДРИЯН. И чего распричиталась? Словно родню хоронит.

Аксинья возвращается.

АКСИНЬЯ. Вы, батюшка, только не это… держитесь. Ничего не поделаешь. Всяко бывает.

АДРИЯН. Помилуй, Аксинья! Что такого стряслось-то?

АКСИНЬЯ. Я ж понимаю. Я всё понимаю, батюшка. Любимая женщина… Но бог — он же видит! Право, грех говорить — но, может, оно и к лучшему…

АДРИЯН. Какая ещё женщина, дура! Что ты себе придумала? Ступай за извозчиком быстрее! Скажи, на целый день беру, да сторгуйся недорого. И выкини глупости из головы!

Аксинья уходит.

АДРИЯН. Вот, бабы! Что в голову втемяшится — ничем потом не выбьешь…

Адриян берёт гроб (возможно, тот же, который ранее называл «браком»), взваливает его на себя, и с ним уходит вслед за Аксиньей.

Похоронная процессия у могилы. Почти также как вначале пьесы, только без дождя.

СВЯЩЕННИК. Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущий на ней. Той на морях основал ю есть, и на реках уготовал ю есть. Кто взыдет на гору Господню? Или кто станет на месте святем Его?..

Адриян устало усаживается на ящик, камень и т. п. (либо прислоняется к чему-нибудь и дремлет стоя). Священник прерывается, удивлённо глядя на него.

АДРИЯН (бодро). Продолжай, отец, я ничего. Я не мешаю.

СВЯЩЕННИК.…Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою, и не клятся лестию искреннему своему. Сей приимет благословение от Господа, и милостыню от Бога, Спаса своего. Сей род ищущих Господа, ищущих лице Бога Иаковля…

Адриян храпит.

СВЯЩЕННИК (громче). Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь крепок и силен. Господь силен в брани…

Адриян храпит. Священник прерывается. Адриян замолкает. В толпе недовольный шёпот.

СВЯЩЕННИК (осторожно, поглядывая на Адрияна). Возмите врата князи ваша, и возмитеся…

АДРИЯН (не открывая глаз, покачиваясь, но громко). Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы.

СВЯЩЕННИК И АДРИЯН (вместе). Кто есть сей Царь славы? Господь сил, Той есть Царь славы. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, поми-и-и-луй.

Народ повторяет последнюю строку.

Слава Отцу, и Сыну, и Святому Ду-у-уху.

Народ повторяет.

И ныне, и присно, и во веки веков. Ами-и-инь.

Народ расходится, поглядывая на спящего Адрияна и покачивая головами.

НАРОД. Притомился, сердечный.

Намаялся…

Видать, что притомился…

Священник остаётся. Будит Адрияна.

СВЯЩЕННИК. Эй, Адриян. Полно уже. Иди домой.

АДРИЯН. А… всё, что ли? Устал я нынче чего-то.

СВЯЩЕННИК. Оно и видно, как устал… Сам-то до дому дойдёшь?

АДРИЯН. А чего не дойти? У меня, вон, извозчик. На целый день. Могу и тебя подвезти, святой отец.

СВЯЩЕННИК. Да мне тут рядом. Ты лучше сам поезжай. Дочери, чай, заждались.

АДРИЯН. Извозчик!!!

Благодарствую, святой отец.

СВЯЩЕННИК. С богом, сын мой.

Расходятся.

Мертвецы

Гробовщик входит к себе домой. Разувается.

АДРИЯН. Аксинья! Аксинья! Уснула, что ль? Вот тетеря… И пушкой не разбудишь…

Подходит к столу. Достаёт шкатулку. Достаёт из кармана пачку денег. Начинает пересчитывать (в руках).

Вот тебе, батюшка, и Юрьев день… А племянничек-то у Трюхиной не жадный оказался… хороший племянничек…

Скрип двери.

Адриян быстро прячет деньги в карман, а шкатулку в стол.

АДРИЯН (поворачиваясь). Ну, чего там прячешься? Проснулась, так заходи. Я чаю хочу!

Входит отставной Бригадир. В мокрой одежде.

АДРИЯН. Вы… ко мне? Прошу… я, кажется, забыл закрыть дверь?

БРИГАДИР. Не церемонься, Прохоров. Свои люди. Аль, не узнаёшь?

АДРИЯН. Бригадир? Господи! Да как же мне вас не узнать-то! Какими судьбами? Раздевайтесь же… Где вы изволили так сильно промокнуть?

БРИГАДИР. Забыл, что ли? На похоронах. Мы ж вместе под ливень попали.

АДРИЯН. А! Ну конечно! Такое, батюшка, не забывается. Кого, бишь, мы тогда хоронили-то… погоди-ка… так ведь… как же это?..

БРИГАДИР. Что, братец, засмущался? Иль думаешь, что я на тебя в обиде за мокрый гроб? Нисколько. Это, право, пустяки. А вот за приглашение спасибо. Это мы все приняли с радостью.

АДРИЯН (отступая от бригадира). Вы?.. Все?!.

Адриян оглядывается. Отовсюду (из мебели, из окна, из стен) выходят мертвецы с поклонами и приветствиями.

«…все одеты были благопристойно: покойницы в чепцах и лентах, мертвецы чиновные в мундирах, но с бородами небритыми, купцы в праздничных кафтанах.»

«кроме одного бедняка, недавно даром похороненного, который, совестясь и стыдясь своего рубища,…стоял смиренно в углу.»

Адриян, отбегая то от одного, то от другого, натыкается на этого бедняка.

БЕДНЯК. Позвольте представиться. Шабашкин Антон Панфутьич. Тот самый, которого вы изволили похоронить бесплатно. Пришёл поблагодарить. Я, верно, не имел права…

Адриян уже отбежал к выходу. Но тут ему навстречу входит купчиха Трюхина.

КУПЧИХА. Адриян, голубчик, вы уже начали? Я еле успела выбраться! Надеюсь, в этот раз ты пригласил меня на праздник?

Адриян снова оказывается в центре.

БРИГАДИР. Видишь ли, Прохоров, все мы поднялись на твоё приглашение; остались дома только те, которым уже не в мочь, которые совсем развалились, да у кого остались одни кости без кожи. Но и тут один не утерпел — так хотелось ему побывать у тебя.

Из-под пола торжественно вырастает перед Адрияном трясущийся скелет в больших ботфортах и обрывках истлевшей одежды.

КУРИЛКИН (он же скелет). Ты не узнал меня, Прохоров? Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того самого, которому в 99-ом году ты продал первый свой гроб — и ещё сосновый за дубовый? Помнишь, братец?! Ну, дай же мне обнять тебя!

Адриян с криком отталкивает скелета, тот падает. Мертвецы вокруг выражают недовольство. Наступают на Адрияна со всех сторон.

МЕРТВЕЦЫ. Позвольте!

По какому праву!

Это не порядок!

Так ли порядочные люди встречают гостей!

Ты за это ответишь, Прохоров!

Сатисфакции! Требую сатисфакции!

Я всегда знала, что он подлец!

Врёшь, братец, ты неправ!

Экий злодей! Вестимо, злодей!

Стало быть, супротив пошёл? Это ты зря…

Мертвецы кружатся хороводом вокруг Адрияна, сжимая кольцо.

Темнеет. Голоса сливаются в единый гомон, из которого всё явственней звучит голос священника. Голос звучит нереально, становясь всё громче, словно заполняя собой пространство.

ГОЛОС. Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь крепок и силен. Господь силен в брани. Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь сил, Той есть Царь славы.

Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, поми-и-и-луй.

Голос резко обрывается в полной темноте.

Наступает рассвет.

Финал

Адриян лежит на полу босой, с надвинутым на лицо ночным колпаком, в неестественной позе. Недалеко от стола, сидя за которым он заснул. Положение его тела может вызывать предположение, что он во сне упал со стула, и возможно пытался стянуть с себя колпак и кафтан.

Входит Аксинья. Недовольно качает головой при виде Адрияна. Если есть окно, то открывает его. Затем будит Адрияна.

АКСИНЬЯ. Нет, ну это ж надо так?.. Уж на что наш покойный барин был пресвятителем, а такого себе не позволял. То ж культура! А тут — поди ж ты — до кровати не добраться.

Зато, хлебом не корми, дай на заборе гроб повесить — вот и вся тебе культура…

Стягивает с Адрияна колпак.

Ну что, батюшка, слышишь, нет? Чай, проспался уже?

Или хоть в кроватку лечь изволь! Чего на полу-то лежать? Страм, да и только!

Адриян приходит в себя.

АДРИЯН. Аксинья?.. А что, уже утро?

АКСИНЬЯ. Уж заполдень! Заспался ты, Адриян Прохорович. К тебе заходил сосед портной, и здешний буточник забегал с объявлением, что сегодня частный именинник, да я никого не пустила. Ты изволил почивать прямо на полу, и мне было не добудиться.

АДРИЯН. Буточник? Это Юрко, стало быть… А…

АКСИНЬЯ. Что?

АДРИЯН. Да нет, ничего. Стало быть, Юрко приходил… И сосед?

АКСИНЬЯ. И сосед. Портной.

АДРИЯН. Ага. Немец. Этого помню, да… А… А не приходили ко мне от покойницы… Трюхиной?

АКСИНЬЯ. Покойницы? Да разве она умерла?

АДРИЯН. Эка дура! Да не ты ли пособляла мне вчера улаживать её похороны?

АКСИНЬЯ. Что ты, батюшка? Не с ума ли спятил, али хмель вчерашний ещё у тя не прошёл? Какие были вчера похороны? Ты ж целый день пировал у немца, воротился пьян, завалился на стол, да и спал до сего часа, как уж к обедне отблаговестили.

АДРИЯН. Ой ли?!

АКСИНЬЯ. Вестимо так!

Адриян начинает нервно смеяться. Аксинья подхватывает.

АДРИЯН. Стало быть, спал?

АКСИНЬЯ. Вестимо так. На полу, батюшка. Видать, свалиться изволил со стулу…

АДРИЯН. Ну, коли так, давай скорее чаю, да позови дочерей!

Аксинья уходит. Адриян резко прекращает смеяться. Шарит у себя по карманам в поисках пачки денег. Находит только носовой платок.

АДРИЯН. Стало быть… купчиха не умерла.

Ещё не веря, бросается к столу, достаёт шкатулку, заглядывает туда. Достаёт оттуда пару купюр, отложенных на новоселье. Пачки денег нет.

Входят дочери и Аксинья с самоваром.

ДОЧКИ ПО ОЧЕРЕДИ. Добрый день, батюшка. Добрый день, батюшка.

Адриян задумчиво кивает. В одной руке у него раскрытая шкатулка, в другой деньги.

Аксинья ставит самовар, и обращает внимание на знакомую шкатулку.

АКСИНЬЯ. Ой, барышни, чую, батюшка приготовил вам сюрприз!.. Ась?.. Адриян Прохорович?.. Новоселье-то справлять будем, или как?

Адриян медленно поднимает руку с деньгами вверх. Дочери радостно замирают в предвкушении счастья.

АДРИЯН. Аксинья! Вот… возьми эти деньги и… отвези их купчихе Трюхиной.

АКСИНЬЯ (изумлённо). Как Трюхиной?!!

АДРИЯН. Да. Скажи, это от меня ей… на лекарства… Да смотри, передай лично в руки. Я проверю!

Адриян бросает деньги на стол и резко выходит.

У Аксиньи и дочерей немая сцена.

Аксинья берёт деньги. Медленно идёт к выходу. Останавливается.

АКСИНЬЯ (кричит, чуть не плача). Ну что вы стоите?! Идите чай пить! А я не могу, у меня теперь дело, видите?! Сами пейте! А у меня… у меня… пущай судьба рушится! Вот!..

Уходит в слезах.

Пауза.

Дочери говорят, глядя во след ушедшей.

ДАРЬЯ. Хорошенький сюрприз!

АКУЛИНА. А что случилось? Новоселья не будет?

Дарья задумчиво пожимает плечами.

ДАРЬЯ. И гроб куда-то делся… (Выглядывает в окно.) Ничего не понимаю…

АКУЛИНА. Так, может, тогда сами чайку́ попьём?

ДАРЬЯ (взволнованно). А и попьём. Веришь ли, сегодня с самого утра никак не могу напиться…

АКУЛИНА. Ой, и я тоже! (Обнаруживает в углу большую кость, поднимает её и с удивлением рассматривает.) Видать, погода нынче такая…

ДАРЬЯ (испуганно). Брось это… Пойдём, пойдём… И то правда — не иначе как погода, что же ещё…

Поспешно уходят.

ЗАНАВЕС