Сад без земли

Людмила Разумовская, 1982

Всех действующих лиц этой пьесы обуревают страсти. Ненависть. Обиды. Вина. Оскорбленная любовь. Жизнь во вражде с собою… Это история об отношениях двух сестер и их отношениях с мужчинами. Выросшие без матери, брошенные в детстве отцом, они никак не могут устроить собственную жизнь, обвиняя в своих несчастьях окружающих людей или обстоятельства. История Ольги, убежавшей в деревню, чтобы разбогатеть на выращивании цветов, а вместо двадцати тысяч получившей две могилы – отца и мужа, обретает черты современной притчи, передающей трагическое мироощущение драматурга. Образ сада без земли – символ больных, патологических отношений между людьми, прежде всего, между мужчиной и женщиной – именно такие отношения изображает в пьесе Разумовская, об этом говорят, спорят, плачут ее героини. Текст пьесы содержит нецензурную брань.

Людмила Разумовская

Сад без земли

Пьеса

Действующие лица

Ольга.

Аня — её младшая сестра.

Старик — их отец.

Марк — муж Ольги.

Куликов.

Старуха.

Две девочки — дочери Куликова.

Действие первое

Картина первая

Большой деревенский дом, огороженный забором. Скамейка. Глубокая ночь. Сквозь темноту продирается человек. Он обо что-то спотыкается, падает.

Старик. Черт! Черт! Черт! (Бешено залаяла собака.) Проклятье! (Ищет, чем бы запустить в пса.)

Старуха. Молчи, Пиратка! Свой, свой человек.

Старик (пугается). Кто здесь?

Старуха. Не призывай чертей на свою голову, старичок, после не расквитаешься.

Старик (нащупывает фонариком фигуру старухи). Тьфу, ведьма киевская, напугала. Колода трухлявая, аж в пот кинуло!

Старуха. Что ж ты ругаешься, старичок? От тебя уж землёй пахнет, а ты ругаешься. О душе надо подумать.

Старик. Какой я тебе старичок? Аль ослепла совсем? (Передразнивает.) «Землёй пахнет»… Это ещё надо поглядеть, от кого пахнет, а от кого, может, уже и смердит. Я тебе, бабка, может, ещё во внуки сгожусь. (Снова зло залаяла собака.) Вот холера, чего это она?

Старуха. Волчиха. Чует.

Старик (презрительно). Волчиха!.. Вот как стрельну сейчас! (Строго.) Зачем держишь? Сколько волка не корми…

Старуха. Верно, старичок, верно.

Старик. Ты мне брось, слышь, бабка. Не старичок я! Я еще в соку, жениться могу, ясно? А против тебя так и совсем орёл. Ну ладно, бабуся, я с тобой ругаться не намерен, грех на душу брать, того и гляди, рассыплешься. Ты мне вот что скажи. Заплутал я у вас тут малость. Дочку ищу, вот и адресок есть. Дык, чёрта лысого, где теперь чего искать. Темень! Хоть глаз выколи. Часа два по закоулкам вашим шлындаю, сапоги рву. Дочь-то — Золотарёва Анна, не слыхала?

Старуха. Как не слыхать? В деревне кажен человек на виду.

Старик. Ой, бабка, а не врёшь? Куда идти-то теперь?

Старуха. А никуда, старичок, не надо ходить. Пришёл уже.

Старик. Но-но, ты, бабка, это, не того, не путай! Анна! Золотарёва Анна! Вот и адресок есть. (Вытаскивает бумажку.) Улица Красных партизан, 13.

Старуха. Он и есть, 13. Анюта твоя у меня живёт.

Старик (свистит, приседает, бормочет). Ах ты… Ах ты, мать честная. (Растерянно.) Ну ведьма… Ведьма киевская и есть… Стало быть, дочь моя у тебя на квартире? Ну и что она, того, этого, как?

Старуха. А ничего. Девка хорошая, смирная. Клубом у нас заведует. После училища культурного прислали. Ничего живёт, смирно.

Старик. Смирная? Это уж точно, ой, смирная! Бывало… Ну да что вспоминать! Ой, старуня! (Закуривает «Беломор».) Руки-то у меня чегой-то дрожат. Восемь лет… (Всхлипывает.) Кровинушку свою родную не видывал, не слыхивал… По головушке не глаживал… Греховодник я, старуня. Ох, грех на мне великий! За детушек моих — грех. Каяться я, старуня, приехал…

Старуха. Дело хорошее, старичок.

Старик. Что же Анна (шмыгая носом), вспоминала меня когда?

Старуха. Вспоминала.

Старик. Добром ли?

Старуха. А худого от неё ни о ком не слыхала, не буду врать. Зато сестрица её старшая…

Старик (ахнул). Ольга?

Старуха. Ольга.

Старик (задохнулся). Здесь она? Здесь?!

Старуха. Вторую неделю гостит.

Старик (со стоном опускается на землю). Убила! Убила! Зарезала без ножа!

Старуха. Что ты, что ты, старик. Другой дочери аль не рад?

Старик (со слезами). Дочери? Дочери, говоришь, старуня? Разве она дочь? Волчица она, прости господи, как есть волчица. Сколько она кровушки моей попила, господи! Отца! Отца родного низвергла, бросила, в грязь втоптала! За что? За что? Ну попивал, попивал, было… Все мы человеки, люди, старунь! Бывало, и бивал её, а как же? Своё дитя, учить уму-разуму надо, ну? Матери-то, матери-то мы рано лишились, осиротели. Можно сказать, с того и пить начал, с тремя остался, вдовец. Без бабы-то оно тоже не того, а? Да ты не суди, не суди, ты понимание имей. Да не тогда, не тогда! Тогда я ихнего понимания и не требовал! Я сейчас прошу: старость мою уважь! Болезнь мою уважь! Жизнь мою одинокую, собачью! (Всхлипывает.) Волчица она! Хоть бы одно письмо! Одно! И младших от меня отворотила! А я?.. Разве я зверь? У меня об них душа изболевшись… Младшенькая Анька нет-нет да напишет отцу, а то и к праздничку гостинец пришлёт. Сердце у неё золотое, матернее. А Колька, тот не-ет! У, змей! Ольга его изгундёшила, холера, назло мне на сверхсрочную остался, только б домой не ехать! Отреклись они от меня, старуня, как есть ироды, отреклись!

Старуха. Ты, старичок, коли каяться приехал, так кайся. Злобу из сердца вон. Бог даст, и помиришься с дочкой.

Старик. Нет, бабулечка, видно мне одна дорога отсюдова: скатертью… скатертью, да колбаской. Али, думаешь, Олька моя седины отцовские пожалеет? И-и! На-кось, выкуси! Она теперь меня со свету сживёт. Съест меня всего с потрохами, косточки обгложет да по лесу раскидает, во как! Ох ты, горе-горькое, горемычное, сиротское… (Плачет.)

Старуха. Бедный ты, бедный! Как же ты им насолил, бедный, что от родной дочери, как от немца бежишь.

Старик. Я от немца, старуня, не бегал. У меня на Девятое пиджачок весь от медалей блестит. Так-то! Пойду я, однако, старуня. Покантуюсь пока где. Олька-то не сказала, когда уедет?

Старуха. Не спрашивала, не буду врать, не скажу. А только уходить тебе некуда, старичок.

Старик. Верно, бабулечка. Уж как верно, прям не в бровь, а в глаз. Некуда мне… Я ведь это… насовсем прибыл. (Стукнул чемодан.)

Старуха. Вот и ладно. Господь с тобой, оставайся.

Старик. Дык, старунечка…

Старуха. Пойдём, старичок, пойдем. Не бойся. Дом большой, места и тебе хватит.

Старик. Да мне в сенцах, сенцах, благодетельница, в сараюшке каком… Я ведь, хоть и на шахте всю жизнь, а деревенский малец. Я ведь до войны и в стогах ночевал… Мне б только на глаза ей, Ольке… Поменьше бы на глаза…

Уходят.

Картина вторая

Комната Ани. Раннее утро. Сёстры только что встали. Ольга нечёсанная, в халате.

Ольга (кричит). Если этот старый потаскун… Этот маразматик… Этот гороховый шут… Пьяница… Не уберётся отсюда сегодня же прочь, я…

Аня. Оля! Оля, тише!

Ольга. Я его вышвырну вон! Своими руками — вон! Чтобы духу его, слышишь… чтобы духу его здесь… (Задохнулась.)

Аня. Оля! Умоляю, Оля!

Ольга. Свинство, свинство! Где он? Где этот паршивый развратник? Что он прячется? Пусть войдёт, я плюну в его поганую рожу!

Аня. Он наш отец, Оля!

Ольга. Что ты заладила, как попугай: отец, отец? Я не знаю, что такое отец. Что ты имеешь в виду? Объясни! Через три месяца после смерти мамы он бросил нас! Бросил! Тебе год был! Коле — три! В десять лет я стала для вас и отцом, и матерью! Я стирала ваши штаны, варила каши и водила в ясли. Я! Десятилетняя девочка, которой самой ещё хотелось поиграть в куклы! А этот, как ты его называешь, отец…

Аня. Оля, папа… Он очень болен. Он не проживёт долго.

Ольга (смеётся). О, лицемер! Он уже успел запудрить тебе мозги. Не беспокойся за папу, детка, он ещё сумеет нарожать нам кучу братьев!

Аня. Оля, у папы силикоз.

Ольга. Силикоз? Откуда ты знаешь про силикоз?

Аня. Знаю. Я видела его носовой платок. Там чёрные пятна…

Ольга. Замолчи! Он мог нарочно его вымазать в саже! Чтобы разжалобить нас, этот грязный шут способен на всё. Всю жизнь он был шутом и развратником. (Пауза.) Что ж, видно, эта его буфетчица, эта воровка обобрала его до нитки, раз он притащился сюда подыхать. Вспомнил, наконец, что у него есть дочери и он может потребовать теперь с них алименты!

Аня. Оля, я все понимаю, я не осуждаю тебя, но…

Ольга. Меня? Что ты сказала? Ты не осуждаешь меня? За то, что я вынянчила тебя? За то, что тебя не отдали в дом ребёнка? (Закрыла лицо руками.) Ты всё забыла. Всё. Ты даже забыла, как он приходил меня бить. Регулярно. В аванс и получку. В аванс и получку!

Аня (плачет). Оля! Я не виновата, Оля! Я не виновата, что на десять лет младше тебя и не помню всех этих ужасов. Ну, прости меня, я не виновата! Он приезжал к нам с Колей в интернат на праздники и всегда улыбался. Казался всегда таким несчастным, жалким. Он привозил нам какие-то конфеты, пряники, а мы радовались, потому что к другим детям вообще никто не приезжал. Оля, я не виновата, я не могу его ненавидеть. Ну, прости меня, прости! Ты скоро уедешь, у тебя семья, муж. Ну, потерпи немножечко, Оля. Я же здесь одна… Я всю жизнь одна! Я с ума схожу!.. Я тебе не говорила, тут есть один человек, шофер… Куликов, ему сорок лет почти… Оля, у него жена умерла, две девочки… Я с ним целоваться хожу, по ночам… Оль… Пусть он останется… Оля, пожалей нас… Ты же красивая, добрая… Ты же всё равно скоро уедешь.

Ольга (медленно). А если… нет?

Аня. Что?

Ольга. Если я приехала к тебе навсегда?

Пауза.

Аня. Как навсегда? Я не понимаю…

Ольга. Если я приехала к тебе навсегда, и тебе придётся выбрать между нами… кого ты выберешь, Аня?

Аня. Оля, зачем? Зачем я должна выбирать? Пожалуйста, живи, сколько хочешь. Живите оба! (Пауза.) А вы?.. Разве вы… разошлись?

Пауза.

Ольга. Так… Значит, ты выбираешь его…

Аня. Да нет…

Ольга. Нет? Нет?!

Аня. Зачем ты меня мучаешь, Оля? Я не хочу. Это жестоко.

Ольга. Ах, жестоко?! Ну что ж, раз так… Жалей его благородные седины, примерная дочь благородного отца! Быть может, он ещё раз принесёт тебе кулёк дешёвых конфет! А то, что он растоптал мою жизнь… То, что я раздавлена! Раз-дав-ле-на! Это ничего? Ничего? Туда мне и дорога!.. Хорошо, я уйду. Я уйду. Раз вы все меня гоните, я уйду. (Бросается к чемодану, бросает в него свои вещи.) Господи, куда же мне идти! Нет пристанища! Нет пристанища! (Обессиленная, припадает к чемодану.) Я не уеду! Слышишь? Я никуда не уеду. И ты не посмеешь… Если ты посмеешь меня… за то, что я для тебя… Я… я тебя прокляну!

Аня. Оля! Что ты говоришь, Оля!

Ольга. Я тебе расскажу. Да, да, я тебе всё расскажу. Всё! И ты поймёшь, ты увидишь, что мне нельзя, что мне некуда… Ты не посмеешь меня выгнать!

Аня. Успокойся, не надо… Я всё знаю… Потом, потом.

Ольга. Нет, ты ничего не знаешь! Сейчас, сейчас! Слушай! (Держит её за руки.) Слушай! Я закончила восемь классов и уехала в Ленинград. Вы были в интернате. Первые мои дни были как в тумане. Блаженный сон. Одна! На свободе! Душа моя, Аня… как птица, вырвалась из клетки! Знаешь ли ты, что у нас есть душа? Ах, да что там!.. Я приехала, я ничего не знала, Аня! Я поступила в первое же попавшееся ПТУ. Мне же было всё равно, всё равно, господи! Главное — одна! Главное — на свободе! Я поступила в строительное ПТУ, но это было всё равно. Я хотела учиться дальше, понимаешь? Поступить в университет! И я училась… Я старалась, Аня! Мы жили в общежитии, по четыре девочки в комнате, и некоторые, понимаешь… Ну, к некоторым уже приходили на ночь ребята… И тогда мы уходили в другие комнаты, но иногда оставались тут же, потому что некуда было уходить. Ну не будешь же каждый раз бегать? И вот однажды… учителя устроили на нас облаву. И всех, у кого в комнате нашли парней, нас всех выгнали!

Конец ознакомительного фрагмента.