«Т-34». Памятник forever

Эдуард Веркин, 2021

Есть множество способов хорошо провести майские праздники. Но интересное времяпрепровождение закадычных друзей Витьки и Генки грозит накрыться… танком. В прямом смысле танком – зелёным таким, обшарпанным, на постаменте. Витька и Генка, конечно же, социально активные товарищи, но восстановление танка всё же немного превышает возможности обычных школьников. Или необычных? Если из двоих друзей один мечтатель, а второй изобретатель – то справятся со всем! Пусть и с приключениями…

Глава 3

Стоявшим насмерть

— Вы не думайте, — говорил Жмуркин, пока они пробирались через опилки, — мы не расхищаем бронзу. Просто я ехал в автобусе, а два чувака говорили, что на улице Победителей можно легко найти металлолом. Ну вот мы и решили, что лишние деньги не повредят. А вообще-то мы обычные ребята, как все. Я кинорежиссёр, Генка вечный двигатель изобретает, а Витька поэт…

— Я не изобретаю вечный двигатель, — поправил Генка.

— А я не поэт, — добавил Витька. — Я нормальный…

— Все так говорят, — вставил Жмуркин любимую фразу Витьки и Генки.

— Молодцы, — Алексей Алексеевич закинул на плечо лопату. — Весёлые. Это хорошо…

— Долго ещё идти? — спросил Генка.

— Нет.

— А что там, в конце улицы? — спросил Витька.

— Скоро увидите, — ответил Алексей Алексеевич.

Улица Победителей повернула вправо и пошла под уклон.

— А почему всё-таки Победителей? — поинтересовался Жмуркин. — Это из-за Олимпийских игр?

Алексей Алексеевич остановился.

— Вон видите домик? — Алексей Алексеевич указал лопатой. — Я там раньше жил. Из этого домика я ушёл на войну. А рядом дом, там жил Скворцов Мишка, он тоже ушёл. И Одинцов тоже… Тогда эта улица называлась Коряжной, она была самой длинной в городе… Пойдёмте, а я буду по пути рассказывать.

Алексей Алексеевич ступил на тротуар, ребята за ним.

— Так вот, — рассказывал Алексей Алексеевич, — центр города был тогда почти здесь, потому что недалеко стоял деревообрабатывающий завод. Улица Коряжная была самой густонаселённой, с неё ушло шестьдесят пять человек, а вернулось всего четыре. С войны вернулось, я имею в виду. И в пятьдесят четвёртом году улицу переименовали в улицу Победителей. В том же году в конце улицы, там площадь такая небольшая, поставили… Ну, вы сами увидите. Сейчас.

Улица Победителей сделала очередной поворот.

— Вот, — указал Алексей Алексеевич. — Это то, что нам нужно.

— Это… — Жмуркин сделал руками неопределённый жест. — Это…

— Это «Т-34», — выдохнул Генка. — Я и не знал, что в нашем городе такие есть…

На площади стоял танк. Витька не знал, что это за танк, наверное, на самом деле «Т-34», если Генка так сказал. Генка в технике разбирался. Танк был старым и дряхлым, зелёная краска выцвела в желтоватую и во многих местах отстала, обнажив рыжую сталь, на броне — дурацкие надписи, кое-где замалёванные розовой краской, гусеницы провисли, из пушки торчала битая бутылка с привязанной верёвкой.

Постамент, большой белый камень, украшали бронзовые таблички. Вернее, когда-то украшали. Теперь эти таблички были оторваны. Некоторые не удалось оторвать целиком, и их выкорчевали частично, отчего постамент расцветился толстыми золотистыми лепестками. Одну большую табличку, даже, пожалуй, плиту, укреплённую спереди, прямо под башенным орудием, оторвать не удалось. Остались следы от ломика.

— «Героям, стоявшим насмерть», — прочитал издали Жмуркин. — Такое впечатление, что они прямо здесь насмерть стояли…

Небольшая ограда вокруг постамента была разворочена, будто кто-то действительно бомбил танк сверху.

Вблизи танк оказался на удивление маленьким, каким-то даже игрушечным. В кинохронике танки выглядели куда как больше. Во всяком случае, Витька представлял их гораздо более внушительными машинами.

— А сколько в него людей влезает? — спросил Витька.

— Пять, — ответил Генка. — Иногда, в зависимости от модификации, четыре.

— Пять человек в такой коробке? — удивился Витька. — Как они там умещались?

— Ты, Витька, всё-таки тёмный человек, — хмыкнул Жмуркин. — Ты что, не знаешь, что раньше народ был гораздо меньше в размерах? Кто-то из вас об этом, кажется, уже рассказывал…

Витька непонимающе посмотрел на Генку, Генка кивнул.

— Если верить статистике, только за последние сто лет рост среднего человека увеличился на пятнадцать сантиметров, — пояснил Генка. — Соответственно и ширина плеч, и так далее. Современные танкисты в него даже втроём не влезут.

— Акселерация^[2], — пояснил Жмуркин. — Вот сейчас даже ты со всем своим чахлым телосложением не смог бы натянуть на себя рыцарские доспехи пятнадцатого века. Это всё от хорошего питания…

— А всё-таки, откуда здесь танк? — спросил Витька.

— Во время войны их чинили на ремонтном заводе, — Алексей Алексеевич похлопал танк по гусенице. — Этот привезли в мае сорок пятого, чуть ли не из Польши. Он наткнулся на «Пантеру»^[3], с той стороны видно.

Ребята зашли с другой стороны танка и оценили полузаваренную дыру в башне. Дыра была внушительная, в неё можно было легко просунуть голову.

— Бронебойный, — сказал Алексей Алексеевич. — Экипаж погиб. Танк притащили сюда, чтобы починить, а тут и война кончилась. Машину отремонтировали и хотели в армию отправить, но началось перевооружение. И танк оставили в нашем городе. Потом люди стали возвращаться с фронта, я вернулся тоже. И мы решили поставить памятник в честь всех, кто не вернулся на нашу улицу. Привезли из карьера этот камень и врыли его в землю. В кузнечном цехе сделали ограду, установили. Всё за свой счёт — тогда у государства свободных денег совсем не было, мы по копейке собирали на этот памятник. На медь, на бронзу, на всё. Отливали таблички с именами по ночам, чтобы никому не мешать. Потом танк устанавливали. Сейчас ничего не осталось…

Алексей Алексеевич замолчал.

— На «Т-34» очень хороший двигатель, — сказал Генка. — Говорят, что он даже после двадцати лет заводился. Что даже под водой…

— Двигатель мы сняли, — перебил Алексей Алексеевич. — Да он весь почти и сгорел, ничего не осталось.

— Жаль, — сказал Генка. — Попробовали бы завести… А вообще, что мы делать-то должны?

Алексей Алексеевич посмотрел в землю:

— Надо тут всё поправить. Скоро ведь праздник.

Витька, Генка и Жмуркин переглянулись.

— Эту розовую гадость счистить, ограду новую поставить, таблички с именами восстановить…

— Да тут работы на неделю, — присвистнул Генка. — За три дня не успеем…

— А потом нам надо на экскурсию с классом ехать, — вставил ленивый Жмуркин. — По Золотому кольцу…

Витька промолчал. Лишний раз врать ему не хотелось, но и перспектива работать на расчистке памятника целую неделю его тоже не радовала.

— Там ещё ёлочки были, — указал Алексей Алексеевич. — Голубые, специально из питомника привезли. Ещё лет пятнадцать назад. Двадцать штук высадили…

— И где они? — спросил Жмуркин.

— Новый год — весёлый праздник… — грустно сказал Алексей Алексеевич.

— Вырубили, что ли? — Жмуркин посмотрел на Алексея Алексеевича.

Старик промолчал.

— Ясно, — Жмуркин отправился разглядывать танк и постамент. — Всё ясно. Мы, конечно, что сможем, сделаем, но времени мало, сами понимаете, Алексей Алексеевич, учебный процесс, внеклассные задания. Современная молодёжь практически не имеет свободного времени, работа, самосовершенствование…

Неожиданно Жмуркин остановился напротив искорёженных табличек.

— Тут на самом деле не так уж много работы, — сказал Алексей Алексеевич. — И нетяжёлая…

— Это как поглядеть, — Генка оценивающе погладил танковый каток. — А залезть в него можно?

— Можно. Там, правда, люки заварены, но это легко срезать. У меня дома болгарка есть…

— Интересно было бы посмотреть…

— Сначала надо снаружи всё очистить.

— Что там Жмуркин делает? — Витька кивнул в сторону юного кинорежиссёра.

Жмуркин продолжал стоять и пялиться на таблички. Он даже наклонился к латунным пластинам поближе, почти уткнулся носом.

— Эй, Жмуркин, — позвал Генка, — ты чего там делаешь?

Жмуркин не ответил. Генка и Витька переглянулись и подошли.

— Чего тут у тебя? — спросил Генка. — Опять прозрение нахлынуло?

— Нет… — тихо ответил Жмуркин. — Не озарение… Тут… Смотрите…

Жмуркин ткнул пальцем в пластину. На разорванном латунном листе, между Егоровым и Зу, крупными бронзовыми буквами было выложено «Жмурк». После «к» лист латуни был оторван, правую часть похитили охотники за металлом.

— А что это за Зу? — спросил Генка. — Китаец, что ли?

— Это часть фамилии. Видимо, просто Зуев. Как и Жмурк…

— Жмурк… — прочитал Витька. — А остальная часть где?

— Остальную часть оторвали эти придурки! — Жмуркин злобно треснул по бронзе. — Сволочи настоящие! Сволочи!

— Что тут? — подошёл Алексей Алексеевич. — Что случилось?

Жмуркин указал пальцем.

— Да, — согласился Алексей Алексеевич. — Плохо. Остались три листа, да и те искалеченные. Теперь бронза дорого стоит, это вряд ли можно будет восстановить…

— Его фамилия Жмуркин, — сказал Генка. — А это…

Генка постучал пальцем по бронзе:

— Это фамилия его… деда, наверное. А вы помните Жмуркина? — спросил Генка у Алексея Алексеевича. — Он жил на этой улице?

— Не знаю, — сказал Алексей Алексеевич. — Улица длинная была, завод рядом. Народ постоянно менялся, может, и был какой Жмуркин. Мы когда танк ставили, из газеты корреспондент приходил, фотографировал. И статью написал. «Память» называется. Там список. Может, и Жмуркин какой был.

Жмуркин побледнел. Таким бледным и серьёзным Жмуркин бывал редко, Витька, во всяком случае, его таким не видел.

— Мать рассказывала, что сначала пришла похоронка, — прошептал Жмуркин. — А потом, чуть ли не через полгода, прислали документы на орден. Но сам орден так и не прислали…

— Такое случалось… — кивнул Алексей Алексеевич. — Время было страшное, путаное…

— Мы поможем восстановить этот танк, — твёрдо сказал Жмуркин. — Поможем.

— Поможем, — подтвердил Генка.

— Угу, — согласился Витька. — Поможем.

Потом они шагали домой. Жмуркин рассказывал:

— Деда направили под Сталинград, они попали в болото. И из этого болота не вылезли. Там их прямо миномётами и накрыло. Деда даже потом не нашли, так всё было перекурочено. В похоронке написано — «пропал без вести»…

Витька слушал. Как погиб его дед, Витька знал. Наступил на мину где-то в районе Кёнигсберга.

Примечания

2

Акселерация — процесс увеличения веса и роста людей за последние сто лет.

3

«Пантера» — немецкий танк времён Второй мировой войны.