Экспонат. Сборник непредумышленных историй

Эдуард Билак

– Полностью верить рассказанному, конечно, нельзя.– А частично?– Да кто ж частично в это поверит?О будничности невероятного, происходящего вокруг нас, эти истории.

Корректор Алексей Леснянский

Дизaйн обложки Ольга Третьякова

© Эдуард Билак, 2022

ISBN 978-5-0056-0941-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бочка

Утро обычного субботнего летнего дня ничем примечательным быть не обещало. Всю рабочую неделю было жарко. Жара накапливались, наступила долгожданная суббота, а дождя как не было, так и нет. Окна с ночи во многих квартирах были открыты, но легче от этого не становилось. Прогрелось все: асфальт, кроны тополей, крыши домов, и даже сквер, заросший поникшей от жары сиренью, прохладу не дарил.

Разбудил меня звук подъезжающей машины. Старой машины. Грузовой. Третий этаж над магазином не лучшее место для проживания (при открытых-то окнах). Чем-то они там брякали, чего-то там разворачивали, перебранивались, что-то куда-то ставили, потом услышал, как один другому скомандовал тянуть шланг к магазину. Еще не до конца проснувшись, ласково вспомнилось детство и такие же звуки, частенько будившие дом и в выходные дни. Сон уже миновал точку возврата. Приходилось вставать. За окном все еще продолжалась неведомая мне жизнедеятельность. Слышно было, как завелся двигатель грузовика, по звуку — старый ЗИЛок. С трудом переключилась с характерным лязгом передача, двигатель стал набирать обороты, затем на второй он тронулся. Подошел к окну. Глянул. Действительно пятьдесят третий. Бортовой допотопный кузов. Удивился: «Ездят ведь еще… и не подумал бы». Высунув голову из окна, увидел внизу стоявшую квасную бочку. Видно, ее-то он и прикатил. Пошел в ванную. Сполоснул теплой, прогретой в кране водой лицо и принялся чистить зубы. Просыпался мозг. Неохотно. По-субботнему лениво. Что-то было в этом мире не так…

Бочка!!! Квасная! Я прямо с зубной щеткой к окошку и ринулся. Высунулся аж по пояс. Желтая. «Квас», — коричневыми буквами. Шланг из открывшегося в восемь магазина. Шланг, закрученный в месте соединения проволокой, сифонил маленькой, еле заметной струйкой воды, тут же собравшейся в лужицу и плавно стекавшей ручейком в ближайшую ливневку. Все это было отчетливо видно, и еще тент, установленный рядом с бочкой. Выгоревший на солнце. Брезентовый. Стандартный торговский тент. И табуретка. Обыкновенная. Деревянная. На которой обычно сидят продавщицы живительного в такую жару кваса. Именно табуретка и убедила меня в реальности происходящего. Мучительно захотелось кваса. Бочкового, из стеклянной пол-литровой кружки…

Квас, конечно, продавался. В любой таре и любого разлива, как и пиво. Но чтоб так, из бочки… Даже не пытался вспомнить, когда я его покупал из бочки-то… Решил сходить и купить, как раньше, три литра. Благо, что день обещал быть таким же жарким, как и предыдущие. На сборы времени ушло немного. Побрил режимно лицо, нашел на кухне трехлитровую банку, крышку под нее, пакет. Шорты, футболка и сланцы соответствовали погоде. Мобилу брать с собой не стал. Какой дурак мне в субботу в девятом часу звонить будет? Да и некуда ее. В одном кармане шорт ключи, в другом — деньги. Вернулся к окну, выглянул. Стоит бочка чин по чину… и пара человек уже создают очередь. Значит, не мерещится. Двинулся к цели.

Сбежав по ступенькам с третьего этажа, чуть впопыхах по детской памяти не саданул плечом подъездную дверь, как раньше, — нараспашку, да чтоб с грохотом хлопала на весь подъезд… Дверь была с магнитным ключом и доводчиком, потому не хлопала и плечом с радостью не вышибешь… Степенно вышел…

На лавочке дежурство вели две пенсионерки: баба Лида и баба Лида-2.

— Куда тебя, милок, в такую рань? Суббота ведь…

— Им, молодым, все неймется…

— Квас привезли. Бочковой. Хоть и рано, а уже очередь собирается. Пойду возьму, пока народ спит, — помахал пакетом с банкой для убедительности.

— Какой квас?

— Бочковой. Как раньше. Из окна увидел.

— Да откуда ж? А мы и не слыхали.

Хотел сказать «от верблюда», не стал. Не простят. Внесут в негласные списки плохих соседей и, что бы по дому впоследствии ни случилось, будут, как американцы, искать мой след. Тем более их не переговоришь. Пошел своей дорогой (то есть вокруг дома) ко входу в магазин.

В очереди стояло уже четыре человека, я стал пятым. Уяснил для себя: я — не самый быстрый и не самый рано встающий по субботам. Буквально следом подошла еще пара человек: интеллигент в очках, на вид мелкий менеджер, так и не сделавший карьеру, и мужик опасного взъерошенного вида. Мужик был с похмелья — к маме не ходи. Вид имел пока унылый. Но мужик был здоров телом, средней могучести, могущий сгибать гвозди и подковы. Менеджер покосился на здоровяка, видно, осмысливая, куда ставить ноги, чтобы не отдавили.

Нарисовалась баба Лида в косыночке, с бидончиком. С эмалированным. Раритетная вещь темно-коричневого цвета внушала уважение своим долголетием.

— Я вот за этим занимала.

Она ткнула меня в бок кулачком. Крепеньким, цепким кулачком. Из такого газету «Правда» не вырвешь, да и колбасу, доставшуюся по талонам, тоже вряд ли. Социалистический кулачок… Видя, что я молчу, ткнула для пущей убедительности еще разок:

— Скажи им, милок.

Я отодвинулся и молча покачал головой в подтверждение. Правда, и так оспаривать присутствие бабули на этом месте никто не решился. Благодушие субботнего утра было повсеместным.

Молчать, стоя в очереди, баба Лида не собиралась.

— Недаром говорят, что сициализм возвращать будут и союзные ценности. Вот с малого и начинают. Квас вот бочковой вернули. — Слово «социализм» было произнесено без ц — сосиализм. — Еще слышала, республики бывшие тоже обратно нашими будут и в Гагры можно будет без визы ездить.

Я посмотрел внимательно на бабу Лиду. Она что, в Гагры собралась?

Люди подходили, вставали степенно в очередь. Кто с какой посудой, а то и вовсе без оной. Видать, просто попить квасца с кружки. Молодых почему-то не было. Спали, что ли? Суббота ведь. Люди старшего и среднего возраста.

Магазин, как и дом, были ровесники. Где-то пятидесятых годов постройки. Сталинка. С неменяющейся надписью «Продукты», выложенной кирпичом прямо по фасаду. В дверях магазина появился грузчик. То, что это был грузчик, сомнений не вызывало. Грузчик был в халате. Застиранном, выгоревшем рабочем халате. Таких уже не производят. Из-под халата видны были бесформенные брюки цвета хаки, заправленные в кирзовые сапоги. Странно, но сапоги были на удивление чистыми и даже по виду не запылившиеся. Рукава халата, надетого на голое тело, были закатаны, две верхние пуговицы на нем были расстегнуты, и в открывшемся пространстве выглядывала буйная поросль волос. Руки были тоже волосаты. Из нагрудного кармана халата выглядывало полпачки «Беломора». Грузчик был высок, жилист. Венчало это сооружение рабочего класса кепка неопределенного фасона, несуразно прилепленная к его голове. Он встал рядом с дверным проемом и облокотился о стену. Вид имел нагло-ленивый, как аристократ в опере. На какое-то время на него отвлекла свое внимание вся очередь. Ему — хоть бы хны… Лениво пошарив в кармане брюк, выудил оттуда пачку «Винстона», зажигалку. Закурил. Очередь утратила к нему интерес. Хотя, имея в кармане «Беломор», закуривать «Винстон»… что может быть страннее? Смотря на него, вспомнил работающего как-то по случаю с нами плотника. Всегда имел с собой пару пачек сигарет. Модные и «Приму». Если у него пытались стрельнуть сигаретку, протягивал пачку «Примы». Когда же на это просили дать те, которые курил сам, философски замечал: «Человек, который действительно хочет курить, курит то, что дают, а не то, что курят другие. Не очень-то, видать, тебе и надо…» И убирал «Приму» обратно. Допустил, что грузчик, возможно, руководствуется этим же принципом.

Менеджер, маясь от тоски, решил разнообразить себя хоть чем-то… Обратился к грузчику:

— Любезный, подскажите, когда будет продавец? Это неприлично, когда столько народу дожидается одного человека.

— Я здесь первый день. Не в курсе. Как наманикюрится, так и будет.

— Знаете, нетрудно ведь и к вашему начальству сходить. Взбодрить, так сказать.

— До моего не доберетесь. Не того полета птица. — Грузчик, сказав это, грациозно стряхнул пепел с дымящейся сигареты.

Видя такое пренебрежение к своей персоне и угрозам в адрес какого-либо начальства, менеджер начинал «закипать», то есть бухтеть больше.

— Я вот ведь могу взять и позвонить в Роспотребнадзор и пожаловаться. Потребовать проверить документы и сертификат соответствия этой вот бочки и предписанных санитарных норм. И укатят вашу бочку с квасом туда, откуда и прикатили.

— Жалуйся, — грузчика это нисколько не колыхнуло.

Подошедшего же вместе с менеджером мужика (похмельного страдальца) и вставшего за ним — очень даже… Видно, перспектива остаться без напитка ему не улыбалась.

— Я тебе прямо сейчас сертификат соответствия оформлю. С печатью. С лица долго не сойдет, — при этом покрутил перед ошарашенным лицом менеджера кулаком. Кулак у него был размером с маленькую спелую дыньку. — Тут люди с «бадога» решили глотку сполоснуть, чтоб хоть как-то до открытия винного продержаться, а он — «потребнадзор»… Будет тебе «потребнадзор» на один глаз меньше.

Бабе Лиде до всего было дело:

— Ты, милок, не маялся бы с похмелья-то. Подойди к грузчику. Покумекай. С уважением так… глядишь, сподобится и выручит чем. Мой-то покойный завсегда у грузчиков спасение находил. Царство ему небесное…

(Как он попал в царство небесное при его частых желаниях похмелиться, я у бабы Лиды спрашивать не стал. Сам догадался — грузчики и помогли, наверно.)

Грузчик, скорее всего, этот диалог слышал, но, как говорится, и ухом не повел. Меланхолично докуривал сигарету.

— Не стой. Иди. Он ведь на перекур вышел. Докурит сейчас и уйдет опять тару таскать. Где ты его найдешь? — баба Лида, видно, в память о покойном муже решила наставить на путь истинный похмельного мужика, размышлявшего о чем-то своем наболевшем.

— Я не уйду. Я за бочкой присматриваю, пока никого нет, — грузчик все слышал, и ответ был более чем ясен для всех стоящих.

— Это и понятно. Стоять и смотреть — это не мешки ворочать, — неугомонный менеджер вставил, как ему казалось, свое веское слово. За что тут же перед его носом оказался дынькообразный кулак. Без слов были продемонстрированы намерения его применения. Выражение лица у показывающего сменилось из страдальческо-похмельного на агрессивно настроенное. После необходимой для осмысления паузы кулак был от лица предполагаемой жертвы убран. Владелец же не торопясь направился к грузчику.

Люди, прошедшие в жизни огонь и воду, а также многопечальные медные трубы, понимают друг друга с полуслова. Они лишь вполголоса перекинулись парой слов, и грузчик исчез в дверях магазина. Его место занял подошедший. Вид у него был еще тот… поэтому по внешнему антуражу ничего не поменялось. Только не было халата и кирзачей…

Подошла совсем молодая парочка. Судя по всему, топали на пляж. Плед, сумка с чем-то через плечо. Одеты совсем легко: шорты + сланцы. Шорты + сланцы + топик. Она, подходя, аж запрыгала:

— Славик! Славик! Смотри, как прикольно. Бочка с квасом. Я такую в киношке видела. Сфоткай меня на фоне очереди и бочки. Я в «Инстаграм» сброшу. Напишу, на машине времени в Союз вернулась.

Славик был более реалистичен:

— Ага. У одного мобильник в руках, у другого наушники из ушей торчат. Думаешь, кругом дураки?

— Славик, тогда на фоне бочки. Ну Сла-ави-ик.

— Хорошо.

Девчушка весело стала позировать перед бочкой обыкновенной квасной. Затем уселась на табурет.

— Славик, теперь, будто я — продавец.

— И кому ты продаешь?

Выручила их баба Лида. Подошла в своей косыночке с бидончиком. Встала рядом.

— Вот, милок, так будет красивше.

(У нее что не представитель мужского пола, все — милок. Будто других эпитетов не существует.)

Славику бабушка понравилась, его девушке тоже.

Вернулся грузчик из магазина.

— Табуретку не занимайте.

Весело смеясь, бросив очереди: «Всем спасибо», парочка их покинула.

Грузчик и страждущий отошли на приличное расстояние, но в пределах видимости бочки. Не торопясь чего-то там раскупорили и так же не торопясь стали выпивать.

— Хоть бы постеснялись. В общественном месте… — менеджер был неисправим.

— Ты, когда он вернется, ему это скажи. Усовести его, — баба Лида произнесла это вроде и без подкола, но при этом, как передернуло менеджера, надо было видеть. На этот раз баба Лида «милок» не сказала.

Время тянулось своим чередом. Уже вовсю вслед за начинающим припекать солнышком стали летать вялые мухи, и стоять, глядя на окружающий мир, становилось не очень уютно.

— Сколько стоим-то уже?

— Да минут сорок.

— За это время можно бабу уговорить и трахнуть, — бросивший в общество эту фразу мужик перевел тему в более оживленное русло обсуждения. Послышались смешки, дополнения, много это или мало в данном случае, и на какое-то время все смирились с тем, что продавца еще нет.

Вернулся грузчик-аристократ, с ним, соответственно, и стоящий в этой очереди мужик. Лицо у него на этот раз было как после посещения церкви. Просветленным. Он посмотрел на менеджера. Менеджер подобрался, видно, приготовился бежать.

— Ты на меня внимания не обращай. Я — добрый. Похмелье, оно доброту губит… — произнеся это, он положил ласково ладонь на плечо менеджера и немного ее сжал, давая понять, что все в прошлом и что не стоит от этого впадать в уныние.

Менеджер криво улыбнулся. И помотал головой. Что он этим хотел показать, осталось загадкой. Но плечо его от руки освободилось. Он остался стоять, боясь пошевелиться. Просветленный мужик, выполнив миссию миротворца, ушел в астрал. С задумчивостью на лице стал смотреть куда-то вдаль. Ему было уже хорошо…

Тут-то и подъехал минивэн. Встал неподалеку. Дверь отъехала в сторону, и оттуда, смеясь и жестикулируя, высадилась компания достаточно пестрых персонажей. Там был мужчина сухощавого телосложения, одетый в бриджи, гавайскую яркую рубаху, панаму и солнцезащитные очки. Все суетились вокруг него. Две верткие, как и он, пестро одетые дамочки что-то щебетали ему одновременно, и пара мужчин: один высокий и сутулый, второй — колобок колобком, низенький и кругленький. Прям Штепсель и Тарапунька… То, что мужик в гавайке был центровым, было видно сразу. Во всей суете, которая образовалась при высадке, он один оставался спокоен.

— Вот и начальство пожаловали, — резюмировал приезд минивэна грузчик.

— Как видите, Игорь Анатольевич, все уже на месте, а вы беспокоились, — донеслась до очереди фраза одной из сопутствующих начальству «колибри».

— А где остальные? Где? — начальство было чем-то недовольно.

— Они застряли в пробке, сейчас будут. Только отзванивались, — «колобок», сказав это, достал носовой платок и вытер им шею и лоб. — Жара уже достала, — ни к кому не обращаясь, произнес он, убирая его.

— Вы, Осип, смеетесь? В субботу пробка? Откуда?

— Все едут на природу. Дома кто хочет по жаре сидеть?

— Может быть… — начальник пошел к бочке с очередью.

Очередь на время притихла. Подойдя ближе, пошел вдоль самой очереди.

— Эти-то все здесь. Без пробок добрались.

Очередь молчала. Он, проходя мимо, изучал ее, она — его. Дойдя до хвоста, вернулся в ее начало.

— Вот вы, — он ткнул пальцем, — как вас зовут? — обратился он к стоящей бабе Лиде.

— Лидия Павловна, — скромно так она ему отвечает.

— Вы будете стоять вот за этим мордоворотом, — он беззастенчиво ткнул пальцем в похмелившегося мужика. — А вы, — он уже обратился к стоявшей передо мной женщине, — вообще идите в конец очереди. У вас лицо некрасивое.

Зря он бабе Лиде место в очереди указать решил. Она столько очередей пережила, что ему и не снилось. И бабе этой тоже зря сказал. У нее стало багроветь лицо и глаза заволакиваться гневом. Он же как ни в чем не бывало продолжил:

— Пусть мордоворот покажет кулак… ну хотя бы этому, — он ткнул пальцем в менеджера. — Я хочу посмотреть.

— Ему я уже показывал, вот тебе — нет! — рявкнул вышедший из астрала крепыш.

— Ты чего тут из себя корчишь, очередь двигать? Тебя здесь в помине не было, когда люди уже стояли. И женщину оскорбил. Она тебе кто? Некрасивая… красавец писаный выискался. Иди встань в конец очереди и стой там, пока не дойдешь досюда, — баба Лида от нахлынувших на нее чувств прямо помолодела на глазах. Распрямилась и, размахивая бидончиком, пошла в наступление.

Некрасавица, багровея еще больше, стала заходить к оскорбившему ее с фланга, переложив сумку из одной руки в другую. Ожил и менеджер:

— Где продавец? Где, вы нам скажите, продавец? Мы тут битый час паримся у этой бочки. А продавца все нет.

Очередь заволновалась. Гвалт поднялся невообразимый. Мужик в гавайке оказался шустрым, увернувшись от бидончика бабы Лиды и отпрыгнув от сумки некрасавицы, он истошным голосом возопил:

— Да что здесь происходит, черт побери? Кто-нибудь мне объяснит?

Две «колибри» и «Штепсель» с «Тарапунькой» кинулись к нему на помощь. Чем еще больше увеличили всеобщую суматоху.

Смотря на это все, мне вдруг показалось, что это сцена из кино. Плохого, несмешного кино. КИНО!

Я аккуратно отошел от очереди и стал обходить бочку, внимательно ее осматривая. Дверца. Замок навесной на ней. Табличка из картонки с надписью «Сейчас буду». Сама бочка с надписью «КВАС». Прицепное… На прицепном на клепках маленькая алюминиевая табличка «Реквизит киностудии, инвентарный номер 250565».

Подъехал автобус. Посигналил. Двери с шипением распахнулись. Оттуда стали выходить люди. Мужик здоровенного телосложения, очкарик вслед за ним, еще пара ничем не примечательных личностей, затем вышла бабуля, как две капли воды похожая на бабу Лиду, только бидончик был темно-фиолетовым. Немую сцену, последовавшую за этим, я не досматривал! Я пошел в магазин мимо хохочущего грузчика, оказавшегося статистом. Я все-таки решил взять кваса. Пусть не бочкового, но естественного брожения, как было написано на этикетке трехлитровой пластмассовой тары. Было жарко, было обидно за потерянный в очереди час жизни и что «сосиализм» бабы Лиды оказался всего лишь эпизодом чьего-то кино.