Огни возмездия

Эван Уинтер, 2019

Тау и королева Циора в отчаянии – им никак не удается отсрочить нападение коренных жителей Ксидды. Им приходится разработать очень опасный план, успех которого даст королеве время, столь необходимое ей для сбора союзников. Но ее главная цель – полномасштабное наступление на столицу, где как «истинная» королева правит сестра Циоры. Если город падет, а Циора вернет себе трон и объединит свой народ – только тогда у Омехи появится шанс выжить в грядущих битвах.

Ewan Winter

Fires of Vengeance

Jacket design by Jeanne Reina

Jacket photographs © Magdalena Wosinska/

HarperCollins Publishers

Map copyright © 2019 by Tim Paul

© А. Агеев, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Эта книга посвящается Невиллу Леопольду Уинтеру

Спокойный, стойкий, невероятно трудолюбивый; его было легко рассмешить, и у него была радостная улыбка, от которой вокруг глаз появлялись морщинки. Он был моим отцом, и его не стало, когда я писал «Огни возмездия». Почти пятьдесят лет он был женат на одной из самых замечательных женщин на планете. Невилл начал карьеру как инженер-химик и закончил учителем старшей школы. Он отдавал своим ученикам все, неустанно работая по будням и репетиторствуя каждые выходные, чтобы изменить жизнь к лучшему, насколько мог. Улучшить мою жизнь ему точно удалось. «Одна из самых важных вещей в жизни — заканчивать то, что начинаешь», — сказал он мне перед тем, как я начал серьезно заниматься писательством. Он больше не давал мне советов, а этот оказался на удивление простым. И все же он мне запомнился, и в самые тяжелые писательские дни, когда моя история совершенно не желала, чтобы ее рассказывали, отцовские слова не позволяли мне сдаться. Две книги вышли благодаря той силе, что он мне дал, и даже с этой силой писать романы оказалось делом непростым. Немалая часть этого цикла посвящена отношениям между отцами и сыновьями, и когда я садился, чтобы продолжать писать, меня часто охватывало чувство, будто мне приходится мириться с тем, что моего отца больше нет, и потеря его проделала во мне огромную дыру. Но напоминая себе, что отец был рядом и растил меня, учил, видел, как я женился, как у меня родился собственный сын, — я находил силы двигаться дальше. Он был рядом во всем, а это, я знаю, не всегда возможно. Поэтому, если эта боль — цена за то, что мне повезло иметь такого любящего отца, я с радостью ее заплачу.

Эта книга посвящается Невиллу Леопольду Уинтеру, которого я так и не перестал называть папочкой.

Глава первая

ДЖАБАРИ ОНАИ

— Он умрет?

Голос разбудил его, и боль вернулась. Он знал, что лежал на больничной кровати в Крепости Стражи Цитадель-города, и его тело было обожжено драконьим огнем, но Джабари Онаи не знал, почему Богиня оставила его в живых в таком жалком состоянии.

Он попытался открыть глаза, и боль жгучими волнами прокатилась по лицу. Веки расплавились и склеились, отчего ему приходилось смотреть на мир, будто из-за высокой травы.

Он хотел заговорить, попросить Тау или жрецов Саха избавить его от страданий, но не смог издать ни звука. Горло было слишком сильно обожжено.

— Я бы не сказала, что он умирает, — услышал Джабари женский голос, — но не могу и сказать, что он будет жить.

Говорившая перешла к изножью кровати, и сквозь неровные щели между обожженными веками он различил ее рядом с Тау. Это была жрица медицинского ордена Саха.

— Он жив до сих пор лишь потому, что он Вельможа, — сказала она. — Их тела способны выдерживать большие нагрузки, и они исцеляются быстрее нас, но после травм, которые были ему нанесены… это чудо, что он все еще дышит.

— Он боец, — сказал Тау. — Всегда таким был, и если дать ему хоть малейший шанс, он ухватится за него и сделает все возможное, чтобы победить.

— Мы не сдадимся, — сказала она.

Джабари услышал, как по полу царапнул стул. И заскрипел, когда на него кто-то сел.

— Я здесь, Джабари. Это Тау, и я здесь.

— Он вас не слышит, — сказала жрица. — Боль… мы даем ему травяные отвары, чтобы справиться. Иначе было бы невыносимо.

— Его не беспокоит то, что я здесь? — спросил Тау.

— Нет, — ответила она. — Нам всем очень повезло, что с нами был кто-то в… в такое время.

Джабари услышал шаги. Жрица вышла из палаты, и когда стук ее каблуков затих, Тау склонился над ним, чтобы взять его за руку. Прикосновение было бережным, но это не имело значения.

Опаленные пальцы Джабари взорвались болью, и не в силах издать ни звука, не в силах сопротивляться, он всматривался сквозь прорехи в веках на покрытое шрамами обеспокоенное лицо друга, отчаянно надеясь, что Тау увидит в его взгляде свет сознания. Но Тау не видел: он продолжал держать руку Джабари — и сильнее всего желая хоть какого-то облегчения, Джабари искал убежища от собственных чувств. Он уловил знакомый запах кожи, бронзы и земли и изо всех сил попытался найти утешение в нем, но агония не оставила места ни для чего, коме самой себя.

— Я хочу, чтобы ты знал: у тебя получилось, — сказал Тау. — Ты тот мужчина, которым всегда хотел быть.

Тебе не нужна кровь Великого Вельможи, чтобы быть Ингоньямой, когда у тебя есть такой дух и доблесть.

Джабари слышал, как Тау всхлипнул, и от этого ему стало еще больнее.

— Джабари, неважно, что нас ждет, я позабочусь, чтобы омехи тебя помнили.

Повисло молчание, и хотя его сознание было замутнено обезболивающими отварами, Джабари мысленно кричал. Ожоги причиняли страдания.

— Могло ведь быть и по-другому, нэ? Если бы не испытание? — продолжил Тау шепотом. — Это было будто бы тысячу жизней назад. Я просто хотел, чтобы у тебя получилось, но когда миру было дело до того, чего хочет какой-то Меньший?

Джабари знал, что никогда не забудет этот день. Тау дрался в тренировочном бою с тем избалованным увальнем, Кагисо, и пустил ему кровь на глазах у Советника Стражи Абаси Одили. Он оказался достаточно глуп, чтобы ранить Малого Вельможу. И Одили, желая удостовериться, что Меньший поплатится за оскорбление, поручил Келлану Окару напомнить Тау, где его место.

Арен, чтобы не позволить сыну сражаться с уже легендарным Посвященным Индлову, выступил против Келлана Окара вместо него и потерял руку. Это была трагедия, но Джабари, как и все остальные, видел, что Келлан пытался сохранить Арену жизнь и на этом закончить. Бой и должен был закончиться на этом, но Тау подхватил упавший меч отца и нацелил его Келлану в спину.

Глупец! Вокруг было полно Меньших и Батраков, и все они видели, что он сделал. Тау угрожал Вельможе, а этого спустить ему с рук Абаси Одили не мог. Советник приказал убить отца Тау, после чего отменил испытание для Посвященных Индлову, тем самым поставив под угрозу статус Керема как феода.

В считаные минуты личная трагедия обернулась катастрофой, но потом все стало еще хуже. По пути домой Тау атаковал Лекана, возложив на брата Джабари вину в смерти Арена. И так дважды за один день Тау вынудил превосходящих его противников применить против него силу. И хотя у Джабари от этого разрывалось сердце, единственным способом уберечь Тау от самого себя было убрать его подальше от Лекана, и он изгнал своего друга, с которым они всю жизнь были вместе, из Керема.

Голос Тау вернул Джабари в реальность.

— Они убили моего отца, и я хотел заставить их заплатить за это. Я хотел вступить в армию, чтобы бросить вызов каждому. Я хотел убить их одного за другим на кровной дуэли, потому что это был единственный способ. Иначе Вельможи пришли бы за моей семьей.

Если Джабари не знал, чем закончилась эта история, он мог бы поклясться, что слушает бред сумасшедшего.

— Я думал, что смогу научиться драться достаточно хорошо, чтобы победить такого Ингоньяму, как Деджен Олуджими, — сказал Тау, и перед мысленным взором Джабари предстал запечатлевшийся в сознании образ солдата, который убил отца Тау.

Деджен Олуджими, казалось, сплошь состоял из мышц. Деджен Олуджими был одним из лучших воинов омехи… Был.

— Я был в ярости, — сказал Тау. — Я ходил к Лекану, прежде чем покинуть феод.

Этой части истории Джабари не знал и почувствовал, как его дыхание участилось.

— Я пришел к нему сказать, что в следующий раз, когда мы встретимся, я убью его за то, что он причастен к смерти моего отца.

В эту минуту боль Джабари отступила, впервые с тех пор как он очнулся.

— Лекан напал на меня с ножом. Это он оставил мне этот шрам, — сказал Тау, проводя кончиками пальцев по отметине, которая тянулась от носа к щеке. — Мы начали драться. Я… я защищался, и… он погиб.

Он погиб. Вот как Тау выбирал слова. Он погиб. Фраза взорвалась в голове Джабари боевым барабаном.

Его мать проплакала несколько дней после того, как тело нашли у подножия лестницы. Несчастный случай, якобы, поскользнулся, перебрав спиртного. Его мать плакала, сыпала проклятиями и замкнулась в себе. В тот день она потеряла и сына, и часть своей души.

— Я бежал в Кигамбе, прошел испытание Ихаше и попал в Чешуй Джавьеда Айима, — продолжил Тау. — Мне повезло, и точно как ты сказал, нет Умквондиси лучше, чем Джавьед.

Джабари молился о возможности задушить Меньшего, которого звал другом и которого считал равным себе. Его брат был не идеален, но никто ведь не был таковым. Лекану нужен был лишь шанс дорасти до самого себя и до своих обязанностей, но этого шанса его лишили, когда Тау украл его у мира и у семьи.

— Я посвятил жизнь тренировкам. Я стремился стать сильным бойцом, чтобы отомстить за смерть отца. Это было единственное, что имело значение, прежде чем я увидел Зури в Цитадель-городе.

Джабари снова стало больно, и лекарство в его теле давало возможность забвения, если бы он его принял. Он же предпочел боль. Захотел услышать все, что расскажет ему Тау.

— Она спасла меня, Джабари. Жизнь, которую я вел, не стоила того. Встреча с нею в Цитадель-городе была спасением. — Тау замолчал.

Он выпустил его руку, и Джабари возблагодарил Богиню. Было невыносимо беспомощно лежать, пока убийца его брата заботился о нем.

— Именно здесь мне выпал первый шанс победить Келлана Окара. Меня вовлекли в бой против него в одном из городских округов. Я хотел вывернуть его наизнанку, и мне казалось, что я смогу, — продолжал Тау. — Я уже научился драться двумя мечами, и я был хорош, очень хорош. — Тау горько рассмеялся. — Келлан меня уничтожил, — сказал он.

«Лучше бы он тебя убил», — подумал Джабари.

— Я посвящал тренировкам каждую минуту. Я стал самым сильным бойцом в Южном Ихаше Исиколо, но ему я все равно был не ровня. Зури пришлось меня от него спасать, и я бежал из города, как беглый Батрак.

«Потому что ты такой и есть», — подумал Джабари.

— Я всю жизнь положил на то, чтобы стать таким бойцом, каким мне было нужно, но этого оказалось мало, — сказал Тау. — Мне пришлось отдать еще и душу. И я это сделал.

Джабари не понял, что это значит, и ждал объяснений.

— То, что я обнаружил, было скорее проклятием, чем даром, и оно только и ждало, что мне хватит глупости туда влезть. Видишь ли, демоны есть у каждого, — сказал Тау. — Я просто научился своих использовать.

Он говорил загадками.

— Мой чешуй вышел на Королевскую Сечу, и это был первый случай за целое поколение, когда в ней принимали участие Меньшие, — сказал Тау. — Я был частью невероятного, Джабари, и достиг невозможного. Я наконец был готов сразиться с Келланом Окаром, но именно тогда я узнал, что королева Циора тайно заключила мир с ксиддинами, поставив под угрозу все, к чему я стремился.

Тау, должно быть, было тяжело от того, чем закончилась эта история. Он постоянно ерзал на стуле, скрежеща ножками по полу.

— Чешуй Джавьеда славно бился, и мы дошли до полуфинала, — сказал он. — Нам выпало драться против чешуя Келлана, твоего чешуя, и тогда-то у меня появился первый настоящий шанс. Я мог убить Келлана на турнире, и это стало бы не чем иным, как несчастным случаем.

Тау снова поерзал на стуле.

— Ты меня там видел. Ты знаешь, что я бросил своих братьев по оружию, чтобы добраться до него, — сказал Тау. — Я предал семью, которую обрел в Исиколо, ради мести, и когда жизнь Окара оказалась в моих руках, я усомнился. Я не убил его, когда у меня была возможность, а потом возможности не стало. Келлан Окар выжил, и мы выбыли из Сечи.

Джабари был потрясен, когда увидел, что Тау сделал с Келланом. Он считал, что Великий Вельможа неуязвим, и сама мысль о том, что мальчишка, с которым он рос, способен сотворить такое с инколели Чешуя Осы, представлялась ему немыслимой.

— В моем чешуе меня ненавидели, а Зури и Джавьед пытались убедить меня, что Келлан невиновен в смерти моего отца, но я их не слушал, да и времени было мало. Ксиддины начали вторжение.

Джабари вспомнил звук боевого рога той ночью.

— В этом не было смысла, ведь до заключения мира оставалось так всего ничего, — сказал Тау. — Но потом я узнал, что Придворные Вельможи устроили заговор и предали королеву. Они отказались подчинить свою цивилизацию тем, кого считали дикарями. И поэтому тайно напали на ксиддин, использовав дракона, чтобы сжечь дотла десятки тысяч людей. А вторжение не означало, что ксиддины отказались от мирного договора. Это значило, что они мстили за бойню, которую мы учинили против их женщин, мужчин и детей, — сказал Тау.

Джабари не желал слушать о том, почему хедени сделали то, что сделали. Это не имело значения. В ту ночь он потерял братьев по оружию. В ту ночь погибли омехи.

— В бою на Кулаке Джавьед, Чинеду и большая часть моего чешуя отправилась к Богине, — сказал Тау.

С чешуем Джабари случилось то же самое. Воины были убиты.

— Ксиддины побили нас, и мы бежали, отступили в Цитадель-город, надеясь найти убежище там. Но вместо этого узнали, что Одили с сообщниками пытался убить королеву, — сказал Тау. — Помнишь, нэ? Мы тогда сражались бок о бок, защищая ее.

Джабари выдохнул, насколько мог, тяжело. Он не желал никакой милости от Тау, и это была ложь: неверно было утверждать, что они сражались бок о бок, потому что это предполагало, будто они были на равных. Он несколько раз едва не позволил себя убить, и Тау снова и снова приходилось его спасать.

— И мы это сделали, — сказал Тау. — Мы не позволили Одили добраться до королевы, и я покончил с Дедженом Олуджими.

Джабари не видел их боя. Он был тогда в комнате с королевой, где проигрывал в схватке Индлову. Но он видел последствия боя Тау. Деджен был разъярен, когда сражался и Тау ослепил его, искромсал на куски и проткнул ему сердце.

Тау в одиночку победил Разъяренного Ингоньяму — порубил его, как мясник. Это казалось невероятным, но все-таки у Тау был секрет. Даже несколько секретов, подумал Джабари, вспоминая погребальное сожжение своего брата.

— Одили бежал, и мы бросились за ним. Но когда мы нагнали его, к воротам подошли ксиддины. — Тау говорил слишком быстро. Джабари становилось трудно улавливать смысл его слов. — Зури призвала дракона, чтобы ксиддины отступили, и Одили приказал своим воинам атаковать зверя, создав суматоху, чтобы самому скрыться. Зури, она… она не могла удержать дракона под контролем, и он взбесился. Поубивал людей.

Джабари хотелось, чтобы Тау замолчал.

— Он бы убил и моих братьев по оружию.

Джабари не желал слушать дальше.

— Но ты ему не позволил. Он жег огнем хороших людей. Но другой хороший человек выставил для них щит, приняв самое страшное на себя. Ты их спас.

Джабари казалось, что он хватает ртом воздух, так же, как в ту ночь, когда он оказался в объятиях пламени, которое сжигало его всего — вплоть до слез, что сочились из глаз.

— Дракон тогда нацелился на Зури, — продолжил Тау дрогнувшим голосом. — Он… он напал на нее… он… Она погибла в ту ночь, а Одили сбежал, и королева выпустила дракона. Она выпустила его, угрожала им ксиддинам, и отдала вождю его сына в обмен на их отступление. В обмен на отсрочку.

Джабари не знал. Не знал, что Зури погибла. Они вместе росли, и она даже немного ему нравилась, когда они были еще слишком юными, и он не знал, что она всего лишь Меньшая.

— Уже скоро ксиддины вернутся, чтобы закончить то, что начали, а наш народ расколот, — продолжал Тау. — Придворные объединились с Абаси Одили и самозваной королевой Эси. Многие другие Вельможи также к ним примкнули.

«Значит, мы все обречены», — подумал Джабари.

— Но это не может закончиться вот так. Нужно еще так много сделать… — Тау осекся, и Джабари услышал приближающиеся шаги.

— Не сдавайся, Джабари Онаи. Мне не помешала бы помощь хорошего и самоотверженного человека.

— Чемпион, — произнес женский голос, — вас зовут.

Женщина подошла, оказавшись в поле зрения. Она была в одеждах Одаренной. «Зури», — подумал Джабари, но вспомнил, что сказал ему Тау: Зури погибла. Значит, эта женщина не могла быть ею.

Стул у кровати Джабари снова скрипнул, и над ним нависла тень.

— Не сдавайся, — прошептал Тау. — Мы достанем того, кто причинил боль нам обоим.

— Чемпион, нам нужно спешить, — сказала Одаренная.

— Абаси Одили не избежит расплаты, — заверил его Тау. — Не сдавайся, и я клянусь, прежде чем наша боль поглотит нас, мы сожжем ее в огне возмездия.

НЕОСПОРИМЫЙ

— Куда мы идем? — спросил Тау Одаренную, которая увела его от Джабари.

Она сказала ему, чтобы он поспешил вернуться в свои покои, сообщив также, что королева готовится к встрече с несколькими Вельможами, и что Нья тоже хотела бы его там видеть. Ответ был неутешительным. Час был поздний, и хотя Тау не слишком много знал о полуночных встречах, он не думал, что они могут сулить что-нибудь хорошее.

В покоях Тау Одаренная велела ему взять мечи из драконьей чешуи и чемпионскую броню, что дала ему королева. Черные клинки, вставленные в рукояти мечей его отца и деда, ощущались на боку привычно, однако броня — из черно-красной кожи, как у Ингоньямы, — казалась ему неудобной.

Дело было не в ее размере и не в качестве. Последнее подношение королевы оказалось настоящим чудом, дававшим Тау бо́льшую свободу движений и большую защиту, чем его старый гамбезон. Беспокоил его не внешний вид брони — но ее предназначение.

Ношение ее давало ему звание чемпиона королевы. Оно указывало всему народу омехи, что он — один из лучших среди них, а Тау не питал иллюзий относительно того, что на этот счет думали Вельможи.

— Чемпион, — проговорила Одаренная с дрожью в голосе, оглядывая его с ног до головы. — Чемпион Соларин. — Она вскинула голову. — Я Одаренная Танди, но… я раньше была Высшей Мирянкой, — сказала она с гордостью, хотя Тау не мог быть уверен, связано ли это с ее нынешним положением или со странной оценкой того, от чего она отказалась.

Ему до сих пор было трудно смириться с мыслью, что Одаренные когда-то были Меньшими. Женщина перед ним выглядела сильной, упитанной и безупречно одетой. Сама сущность ее, казалось, предполагала иное происхождение, особенно принимая во внимание ее изящество и уверенность движений, ее гладкую, необветренную кожу и легкость, с которой она позволяла проявиться своей красоте.

Меньшие так не могли. Они как можно глубже запрятывали свою истинную сущность, потому что, привлекая внимание Вельмож, быстро получали напоминание о том, где их настоящее место.

— Они подумают, у меня нет права это носить, — сказал он, выплеснув свои мысли прежде, чем успел их сдержать.

— Они будут неправы.

— Почему вы так говорите?

— Я так говорю, потому что если бы кто-то мог оспорить ваше право, он бы уже это сделал, — сказала она. — Достичь того, чего достигли вы, учитывая, что они о нас думают, — значит стать неоспоримым. — Она поманила его рукой. — Следуйте за мной.

Быстрыми шагами они прошли по галерее залов, где миновали нескольких стражей, каждый из которых отдал честь Тау, следуя воинскому инстинкту, превосходящему любые сомнения, которые могли возникнуть относительно мужчины, носящего броню Ингоньямы. Танди привела его в незнакомую ему пустующую часть Крепости Стражи, где стены не были украшены ни гобеленами, ни картинами, а голые полы повторяли стук шагов. Приведя его в конец неотделанного коридора, она остановилась перед запертой дверью, которая была едва выше Тау и заключена в бронзовую раму.

— Мне жаль вашего друга, Малого Вельможу, который был опален, — сказала она, достав ключ, скрытый в ожерелье, и отперла дверь. — Я слышала, он спас немало жизней.

— Так и есть, — кивнул Тау.

За дверью оказалась узкая лестница, которая вела в темноту, и Одаренная Танди пошла вперед.

— Минуту, Леди Одаренная, — сказал Тау, стараясь скрыть страх в голосе, охвативший его при виде лежащего перед ним пути. — Лестница… вы хотите, чтобы я спустился в тоннели под крепостью?

Женщина взглянула на него через плечо.

— Идемте, чемпион, — сказала она. — Визирь ждет.

Тау отступил на шаг.

— Полагаю, мне нужно знать больше о том, что мы делаем и почему, а она могла бы немного подождать.

Танди склонила голову набок и прищурилась. Она не была похожа на остальных Одаренных, которых он встречал. Почти все они выглядели аскетично и строго, однако лицо Танди было круглым, с большими глазами и губами, которые легко растягивались в улыбке. Выглядела она молодо, искренне и обнадеживающе.

— Тоннели — лучший путь через крепость, если нужно, чтобы нас не увидели, — сказала она.

— Почему нам нужно, чтобы нас не увидели? Мы в опасности?

Она мимолетно улыбнулась.

— Да

Он нормально прошел первые два поворота в освещенных факелами тоннелях, но потом, когда выход остался далеко позади, у Тау задрожали ноги, во рту пересохло. Он попытался скрыть свое состояние от Одаренной, не желая показаться ей слабым. Но его затошнило, он споткнулся и прислонился к стене.

— Чемпион?

— Я в порядке, — проговорил он заплетающимся языком. — Мне не… мне не нравятся тесные пространства.

— Я могу помочь? — спросила она.

Он отмахнулся и прикрыл глаза.

— Сейчас пройдет, — сказал он, представляя, что стоит под открытым небом в горах Керема.

— Я справлюсь, — пробормотал он, отталкиваясь от стены, когда раздался такой раскат грома, что с потолка тоннеля посыпались куски отсыревшего самана.

Тау припал к земле и бросился к стене, прижавшись к ней спиной. Его сердце подпрыгнуло в груди, как лягушка, которую ткнули палкой.

— Это просто буря, — сказала Одаренная, присев рядом с ним и протянув ему руку. — Тоннели не отделаны, но они не обрушатся. Обещаю.

Тау уставился на нее, но видел не Одаренную Танди. Он вспомнил последний раз, когда кто-то пытался успокоить его в этих тоннелях. Он вспомнил Зури и заметил, что буря не утихала с той ночи, когда он потерял ее. Он не помнил, чтобы буря продолжалась так долго, и задумался: не скорбели ли небеса вместе с ним?

— Давайте помогу, — сказала Одаренная.

У нее были карие глаза, как и у Зури, но только это и было в них общего.

— Мне не нужна помощь, — ответил он, и хотя Танди, судя по ее взгляду, в этом сомневалась, ответить она не успела.

Из-за дальнего угла тоннеля показалась Нья. Выглядела она так, словно не спала несколько суток.

— Одаренная Танди, вы опоздали, — заметила старшая женщина. И так, словно встретить Тау сидящим на заднице в тоннелях Крепости Стражи было совершенно обычным делом, приветствовала его:

— Добрый вечер, чемпион.

— Визирь, — проговорил Тау, не сводя глаз с ее лица, чтобы не смотреть на движущийся, как ему казалось, пол.

— Выглядите ужасно, — заметила она.

— Солнце бранит очаг за то, что в хижине знойно, — ответил он.

Одаренная Танди хихикнула, и Нья повернулась к ней. Танди сделала вид, будто прочищала горло.

— Это происходит каждый раз? — спросила Нья, вновь обращаясь к Тау. — Вы всегда пугаетесь замкнутых пространств?

— Мне неуютно, но могло быть и хуже, — отозвался он. — Я мог бы быть детенышем.

В тоннелях было жарко, но температура, казалось, снизилась от взгляда, которым одарила его Нья.

— Вы знаете, почему присутствие и назначение детенышей известны лишь немногим, чемпион? — спросила она.

— Потому что это неправильно, — ответил он, пытаясь подняться на ноги.

— Потому что не имеющие способностей мыслят слишком просто. Ведь они не понимают и не ощущают, как много может спасти или уничтожить настоящая сила. Они видят все либо правильным, либо неправильным, но мир и предназначение тех, кто в нем живет, искажаются и оцениваются неверно, если сводить их к такой простой двоичной системе.

Тау покачал головой и, проверяя способность сохранять равновесие, сделал шаг навстречу Нье.

— Неправильно есть неправильно, — сказал он, желая узнать, что находится за тем углом, откуда она пришла, и увидел, что тоннель всего в нескольких шагах от него оканчивался закрытой дверью. — Он там, так ведь? — спросил он.

— Поворачивайте, — сказала Нья, указывая в ту сторону, откуда они с Танди пришли. — Мы идем туда.

Он не был готов уйти.

— Они разумные, нэ? Поэтому же они умеют держаться Одаренных, когда их увещевают? Они разумные, а вы держите их под землей, за запертыми дверьми почти все время, что мы живем на этой земле.

Визирь выдержала его взгляд.

— Вы мыслите слишком просто, и вы не правы от начала и до конца. — Она скрестила руки на груди и отступила в сторону. — Двери к нежеланным истинам редко бывают запертыми, ибо лишь немногие действительно хотят видеть то, что находится за ними.

Нья не ожидала, что он войдет. Она думала, что он не захочет стать свидетелем того, какая цена платится за их спасение, но Тау уже эту цену видел и вынес ее. Он уже был там, беспомощный, вынужденный смотреть, как Зури отдает свою жизнь, чтобы спасти других, и будь он проклят, если не сможет хотя бы оказаться рядом с тем, что ее убило. Поэтому, даже не взглянув в сторону визиря, он шагнул вперед и толкнул незапертую дверь.

ИНСТРУМЕНТЫ

В драконьей тюрьме было жарко, как во время Складки. Она напоминала пещеру, а пахло здесь так, словно протухли яйца иньоки. Ее освещали тлеющие факелы, которые явно проигрывали бой темноте. Пространство выглядело так, словно Богиня перевернула и уронила на мостовую грубо сработанную чашу из затвердевшей глины. Тау стоял на потрескавшихся, крошащихся камнях, сглаженных бесчисленными шагами.

В глубине комнаты, рассредоточенные по периметру, стояли на равном расстоянии друг от друга шесть Одаренных. С прямыми спинами и закрытыми глазами, с накинутыми капюшонами и склоненными головами, почти все они пошатывались от усталости. Они находились в Исихого. Это Тау точно знал. Только так можно было объяснить беспокойный сон, в котором пребывал лежавший перед ним зверь.

Между ними оставалось не больше сорока шагов: никогда еще Тау не подбирался так близко к дракону. И хотя создание было еще далеко не взрослым, Тау впечатлили его размеры. Детеныш оказался крупным, а его чешуйки, чернее смолы и тверже кованой бронзы, сливались воедино в этой тьме, которая была до того плотной, что Тау не мог толком рассмотреть их форму и глубину.

В тюрьме никто не разговаривал, но и молчанием то, что здесь царило, назвать было нельзя. При каждом вздохе чешуйчатого создания раздавались хрип и шипение, и стоя спиной к тоннелям и лицом к пещере, Тау почувствовал, что его желудок, который начал успокаиваться, при виде дракона заволновался вновь. Тау не мог сосредоточиться ни на одной части тела дракона, чтобы чешуя не искажала и не притягивала к себе взгляд.

— Богиня… — пробормотал он.

Одаренная Танди, стоявшая позади него, шепнула Нье:

— Из Пальма пришло донесение. По поводу прислужниц.

— Они целы? — спросила визирь.

Не слушая их, Тау шагнул в глубь тюрьмы, намереваясь понять, что за существо перед ним.

— Они выехали за стены Пальма прошлой ночью, — сказала Танди Нье. — Из-за пропавших лошадей подняли тревогу, но преследовать прислужниц не стали.

— Они выбрались, — кивнула Нья. — Хвала Богине, от этой вести королеве станет легче.

Длиной от морды до хвоста детеныш дракона многократно превосходил рост Тау. Он был достаточно велик, чтобы раздавить Тау одним своим когтем, а приблизившись, Тау увидел, что в некоторых местах на его теле не хватало чешуек. Кожа там была серой, сморщенной и воспаленной, как рана, которую плохо лечили.

Он обернулся к женщинам.

— Вы держали это существо здесь долго, очень долго. Поддерживали его существование между сном и смертью. Использовали, чтобы управлять его сородичами, и создавали оружие, отрывая куски от его тела.

— Мы защищали свой народ, чемпион, — сказала Нья, покосившись на мечи стражи у него на боку. — И никто из нас не невинен, потому что всем выгодно то, что здесь происходит.

Не желая встречаться с нею взглядом, Тау снова повернулся к пленнику. Жар, понял он, исходил от самого зверя. Тау подошел ближе.

Глаза и пасть дракона были закрыты, но несколько клыков, торчавших между губ, можно было рассмотреть. Зубы были угольно-черные, серповидные — подлинные инструменты для рассечения плоти.

— Думаете, вы поможете делу, находясь здесь? — спросила Нья.

Он не обращал на нее внимания, позволяя жару обдавать тело, наказывать его за несостоятельность, и Нья, подойдя к нему, встала рядом. Она была высокой и держалась гордо, несмотря на то, что ей было тяжело дышать от жара, исходившего от детеныша.

— Мы нужны нашей королеве.

Тау ничего не ответил, не сводя глаз с дракона.

— Пока вы проводили последние дни в уединении, оставшиеся в городе Великие Вельможи решили сами образовать Правящий Совет. — Нья скривила губы. — Они думают, что могут «советовать» королеве.

— В Пальме ведь уже есть Правящий Совет, — возразил Тау.

— Эти черви в Пальме правят только предателями. Как они могут считаться Правящим Советом, если они подчиняются Одили?

Три слога в имени Одили показались Тау прикосновением пальцев, обхвативших его горло. И ему стало трудно не то что говорить, но даже сглотнуть вставший в горле ком.

— Неужели все монархии такие хрупкие? — спросил он. — Почему Одили может объявить истинным правителем сестру королевы и заставить весь Пальм подчиняться королеве Эси вместо королевы Циоры?

— Ошибочно думать, что перелом — следствие единственного удара, — сказала Нья, отступая на полшага и вытирая пот со лба. — В тот момент, когда нож вонзается вам в позвоночник, может показаться, что это так, но убийцы хладнокровны. Они никогда не доверят вашу смерть одному-единственному удару.

— Значит, были и другие попытки сместить Циору? — спросил Тау. — Но вы же визирь королевы. Почему вы это не прекратили? Почему не предвидели, что это произойдет?

— Всегда есть опасность, что это произойдет, — сказала она. — В самом ноже нет ничего удивительного, все дело в выборе момента для удара.

Она снова вытерла лоб, отступила еще на шаг и кивнула в сторону дракона.

— То, что ты сказал, — правда. Мы отняли это создание у его семьи и сделали рабом.

Тау держал левую руку на рукояти одного из мечей, и его пальцы сжались сильнее.

— Зачем вы это говорите? Вы позволили мне войти сюда, чтобы дразнить тем, что сделали?

— Разве я могла вас остановить? — спросила она. — И разве вы сами не видите, насколько далеко мы все готовы зайти, чтобы спасти тех, кого любим?

Он повернулся к ней лицом. Кожа на ее губах потрескалась от жара.

— Я люблю нашу королеву, чемпион Соларин, а этот так называемый Правящий Совет собирается без нее, — сказала она. — Вы понимаете, что это значит? Вы понимаете, в каком положении мы все оказались? — Она отвернулась от него, от дракона и от жара. — Идемте, нас ждут.

Нья хотела, чтобы он сражался за королеву, и, возможно, королева Циора была лучшим правителем для народа омехи, чем Придворные Вельможи или ксиддины, но Тау не приносил присяги чемпиона, потому что не считал важным сражаться за трон Циоры. Она сидела на нем, когда убили его отца, и это Арену ничуть не помогло.

Мотивы королевы были не его делом. Тау сражался ради того, чтобы добраться до Абаси Одили, искромсать его на части и вывернуть наизнанку, потому что только так можно было заставить Вельмож увидеть и услышать такого человека, как Тау. Чтобы быть понятым, ему нужно было говорить на языке, на котором могущественные общаются с немощными. На языке боли, страха и потерь. Могущественным нужно было показать, что людей можно подталкивать к пламени лишь до тех пор, пока они не загорятся и не сожгут все дотла.

Он подошел к дракону еще ближе.

— Придворные Вельможи — организаторы заговора, и они для нас потеряны, — сказала Нья. — Немногочисленные Малые и Великие Вельможи, оставшиеся на стороне королевы, колеблются — ими некому управлять. Мы не можем позволить им считать, что королева слишком слаба, чтобы удержать нас всех вместе. Нам нужно обуздать этот Правящий Совет.

Тау чувствовал кожей такой жар, что она уже могла покрыться ожогами.

— Вы хотите ворваться на заседание Совета и застать всех врасплох, — сказал он. — Хотите, чтобы я тоже был там, со своими мечами и шрамами, чтобы я напомнил им, что у королевы есть не только слова, но и оружие.

— Каждый инструмент имеет свое назначение, чемпион, — сказала она. — Выполните ли вы свое предназначение? Послужите ли королеве? — Нья взглянула на дракона и снова перевела взгляд на Тау. — Или только самому себе?

Не дожидаясь ответа, Нья пошла к выходу, оставив Танди позади.

Младшая Одаренная указала на землю у Тау за спиной, ближе к дракону.

— Обратите внимание на кровь под ногами, чемпион. Она может быть смертельно опасной.

Тау проследил за ее жестом и увидел темные влажные пятна, полосами тянувшиеся по булыжнику.

— Это его кровь?

— Детеныш был ранен, когда поднялся на поверхность, а его кровь в любом случае ядовита, — сказала она. — Индлову собрали сколько могли, но жар Стража не позволяет подобраться достаточно близко, чтобы собрать ее всю. Будьте осторожны.

— Понял.

Она кивнула ему, помолчала и вновь заговорила.

— Вы же пойдете, да? — спросила она. — Нья не все вам рассказала.

Тау стоял к ней спиной, но слушал внимательно.

— Мы не можем полагаться на преданность оставшихся, — сказала она. — Вельможи выполняют приказы генерала Отобонга. Он старший Индлову в крепости, и он близко общается с членами этого… Правящего Совета.

Тау ничего не ответил.

— Нам нужна ваша помощь, — сказала Танди, прежде чем выйти вслед за визирем.

Когда она ушла, Тау подошел к зверю, насколько мог, близко. Он мог протянуть руку и прикоснуться к нему, но жар при этом ощущался такой, словно он стоял на вершине погребального костра. И тем не менее, он наклонился еще ближе, так что его обожженные губы почти коснулись драконьей чешуи.

— Она чувствовала вину за то, что с тобой сделали, и я не стану винить тебя в ее смерти, — прошептал он зверю. — Я лишь хочу, чтобы ты знал: омехи не предполагали для тебя ничего, кроме этого. — Плоть на его щеках начала отслаиваться. — Они не простили бы, если бы так обращались с ними, поэтому не верят, что простишь ты. Они думают, что ты убил бы нас всех, если бы мог, и поэтому никогда тебя не отпустят. — Он покачал головой. — Но Зури считала, что то, что мы сделали… что мы делаем с тобой — проклятие для наших душ. Она сказала мне, что расплата близка, но я сомневаюсь, придет ли она.

Неспособный больше выдерживать жар, Тау отступил.

— Когда придет время, я обещаю дать тебе свободу или быструю смерть, — сказал он. — Как только смогу, я так или иначе тебя вызволю.

Драконий глаз вдруг распахнулся. Кроваво-красная радужка в нем окружала такой темный зрачок, что, глядя на него, Тау почувствовал, что всматривается в бездну. Зрачок стал вертикально сужаться, фокусируясь, и дракон заворочался, пытаясь встать.

Услышав, как что-то упало на землю у него за спиной, Тау подскочил, выхватив меч.

— Чемпион!

Тау взглянул в ту сторону, откуда донесся голос. Это была одна из Одаренных, которые держали детеныша под контролем, и она указывала на женщину рядом с собой. Та упала, лишившись сознания.

— Пожалуйста, — сказала Одаренная, — от вашей близости к Стражу наша работа требует больше усилий. Пожа…

Дракон взревел, и его рев отдался у Тау в голове щелчком кнута, а глаз, что смотрел на него, закатился, когда дракон заскреб по мощеному полу, пытаясь подняться. С мечами наготове, Тау сместился вбок, подальше от когтей, и его внимание привлекло движение в круге Одаренных.

Женщина, упавшая на колени, протянула руку в сторону детеныша. Эффект был незамедлительным. Теперь, когда круг Одаренных восстановился, дракон не мог вырваться на волю. Тау, пятясь, наблюдал за тем, как зрачок детеныша снова расширился и потерял фокус, а потом глаз наконец закрылся.

— Чемпион, — обратилась к нему все та же Одаренная сквозь стиснутые зубы, с явным напряжением от управления своим даром, — вам следует предоставить это нам.

Взглянув еще раз на Одаренную, упавшую на колени, и пожалев, что не может ничем помочь этим женщинам, которым так усложнил работу, Тау кивнул и вышел из тюрьмы. Его кожа была опалена, но страдал он не от этого. Он думал о Зури.

Дни после ее смерти были невыносимыми; ночами было того хуже. Как и детеныш дракона, Тау жил такой жизнью, которая была лишь ненамного лучше смерти, но в отличие от зверя, он еще мог управлять тем, куда полыхнуть своим огнем.

Он пойдет к королеве. Она в нем нуждалась, а он нуждался в ней. Он пойдет к королеве, потому что в конце их общего пути стоял Абаси Одили.

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Тау встретил своих братьев по оружию в коридоре, ведущем в покои совета. Они ждали его. Они не виделись с ночи битвы, и их лица напомнили ему о тех, кого он больше никогда не увидит.

— Тау! — воскликнул Хадит, шагнув к нему и обхватив обеими руками. — Рад тебя видеть.

— И тебя, — ответил Тау. У него кружилась голова. Тоннели еще не ослабили свою власть над ним, и он посетовал, что ему не хватило времени, чтобы прийти в себя, прежде чем наткнуться на всех сразу, но даже в таком состоянии он не мог отрицать, что был рад видеть своих братьев.

Удуак, дождавшись, пока его отпустит Хадит, тоже заключил Тау в объятия, сжав его не успевшие зажить ребра.

— Тау, — прогремел здоровяк.

— Мирянин из Керема! — Темба, улыбаясь так широко, что были видны все зубы и щели между ними, где зубы должны были быть, сделал вид, будто медленно осматривает его с головы до ног. — Новая одежонка и мечи тебе идут.

Келлан, стоявший по стойке «смирно» в нескольких шагах позади, отдал ему честь.

— Чемпион Соларин.

Ощущая себя неловко от того, что Ингоньяма проявляет к нему такое уважение, Тау тоже отдал честь. Келлан проявил себя достойным бойцом, но Тау все равно трудно было считать их равными, причем воюющими на одной стороне.

— Рад тебя видеть, брат, — сказал Яу, появляясь из тени, чтобы хлопнуть Тау по плечу. — По тебе скучали.

— И я тебя, брат, — сказал Тау.

— Есть шанс, что нас сюда подняли, чтобы тоже выдать красивенькие мечи? — спросил Темба. — Цвет этих лезвий очень идет моим глазам.

Они все были без оружия, и Тау задумался, была ли в шутке Тембы доля правды.

— Это не я вас поднял.

— Темба просто шутит, — сказал Хадит. — Но то, что нас подняли — правда. Мы спали, когда Нья послала за нами. Но ты идешь не из своих покоев. Где ты был?

— Нэ? — спросил Тау, зная Хадита достаточно хорошо, чтобы думать, что он мог не заметить его неуверенной походки.

Хадит положил руку Тау на плечо.

— Вид у тебя такой, будто ты сидел в замкнутом пространстве, — сказал Хадит тихо, чтобы не услышали остальные. — Откуда идешь, чемпион?

От ответа Тау спасла королева со свитой. Королева Циора Омехиа вошла в просторный коридор из ответвления сбоку. С нею были визирь и Одаренная Танди. За ними шагали четверо королевских стражников.

Тау и все, кто был с ним, опустились на колени.

— Встаньте, — сказала королева. — Мы благодарим вас за то, что оставили свой покой в столь ранний час, однако вас вызвали не без повода. — Она кивнула Нье.

— Мы идем в зал совета, — сказала им Нья. — В этой крепости, вероятно, находится несколько Великих Вельмож, которые решили сами образовать Правящий Совет. Их поспешность в этом деле я объясняю желанием предложить нашей монархине помощь и мудрость, поскольку все прочее опасно напоминает измену. — Нья произнесла последнее слово с особенной выразительностью, отчего оно прозвучало еще неприятнее обычного. — Вас позвали сюда неспроста. Большинство из вас Меньшие, но вы сражались за свою королеву, когда это казалось безнадежным. Великий Вельможа Келлан Окар, племянник прошлого чемпиона, сейчас с вами. Он встал на защиту королевы, когда так поступили лишь немногие из Индлову.

Келлан склонил голову, принимая похвалу.

Нья кивнула ему в ответ и повернулась к Тау, оглядев его с ног до головы.

— С нами также провозглашенный королевой чемпион, — сказала она. — Чемпион Соларин, который поклялся служить королеве до конца своих дней… или пока она будет находить его службу достойной.

Тау едва удалось сдержаться, чтобы не ответить на ее укол, но он не отвел глаз, выдержав ее взгляд.

Через секунду Нья отвернулась, снова обратившись ко всем присутствующим:

— Полагаю, этот так называемый Правящий Совет надеется вновь связать народ омехи воедино, и в этом я не нахожу ничего дурного, — сказала она. — Однако то, что они создают свой совет тайно и без участия королевы, позволяет предположить, что окончание гражданской междоусобицы — не единственная их цель.

— Прошло всего несколько дней, но Вельможи совета забыли о том, кто погиб, чтобы остановить заговорщиков Абаси Одили. Однако вы им напомните, — заявила Нья. — Вы здесь затем, чтобы они увидели, что клинки, которые сражались с Одили, верны королеве Циоре Омехиа II, а не советам, будь то правящим или стражницким.

— Они думают, мы слишком молоды, чтобы править, — сказала королева, шагнув вперед и привлекая внимание всех собравшихся. — Они считают, что ущерб, который причинил Одили, может быть возмещен лишь их руками, которые они называют опытными и достойными. Но они управляли многими поколениями народа омехи, однако сегодня наши люди голодают, страдают и гибнут гораздо больше, чем когда-либо прежде.

— У Правящих Советов был шанс, — сказала она, — и они потратили его на бесконечную войну, которая медленно обращает наш народ в пыль. Они указывают на опыт, который получили, но мы отвечаем, что этого недостаточно. Мы отвечаем, что этого не будет достаточно никогда.

Королева в своем полуночно-черном платье с золотистыми узорами по краям зашагала вперед, приглашая следовать за нею. Нья, Танди и королевская стража двинулись следом, и все остальные последовали за ними.

— Ее бы слова да Богине в уши, — услышал Тау слова Яу, которые тот пробормотал себе под нос, словно молитву.

— Чемпион, — процедила сквозь зубы Нья, обернувшись через плечо. — Полагаю, вы не откажетесь сопровождать вашу королеву, как предписывает обычай?

Со смесью раздражения и смущения Тау прибавил шаг, пробрался мимо Тембы, чья поднятая бровь и сверкающие глаза словно бы просили залепить ему пощечину. Он догнал королеву, и они прошли в аванзал Крепости Стражи.

Тау не бывал здесь со дня, когда сражался бок о бок с чемпионом Окаром, и теперь было странно видеть большое круглое пространство пустым, без хаоса схваток, которые десятками велись здесь не на жизнь, а на смерть. В остальном же это странное помещение было таким же, каким Тау его помнил.

Высокий балкон, куда можно было подняться по двум лестницам, поддерживали толстые колонны, и хотя подобная вычурность производила впечатление, все эти колонны, лестницы и балкон не шли ни в какое сравнение с центральным элементом аванзала.

Фонтан из белого, как мел, камня, был наполнен бурлящей красной жидкостью. В кровавого цвета водах возвышалась статуя чемпиона Циори, вонзающего меч в глубину. У статуи каким-то загадочным образом собиралась карминовая жижа, которая окружала руку Циори с мечом. Это было жестокое напоминание о том, как дорого обошлись народу омехи первые годы на полуострове. Тау же вспомнил о погибших в этом зале лишь несколько ночей назад.

Он отвел взгляд от статуи и посмотрел туда, где пал его предшественник — Чемпион Окар. В сумраке Тау едва сумел различить таинственные серые фигуры, и его руки дернулись к рукоятям мечей.

Он уже почти выхватил оружие, но фигуры оставались неподвижными, и королева положила свою удивительно холодную руку на его кисть. Тау едва смог не отпрянуть от ее неожиданного прикосновения.

— Мы попросили скульптора изобразить сцену последней битвы чемпиона Окара, — сказала она. — Когда он закончит работу, любой желающий пройти через эту галерею должен будет миновать статуи Королевской Стражи, которая пала, сдерживая атаку. И также изображение Чемпиона Окара, который отдал свою жизнь за нас.

Говоря все это, она смотрела на него, и на сей раз Тау первым отвел взгляд. В том, как она на него смотрела, чувствовалось нечто необычное. Они были незнакомцами, но ей не составляло труда задерживать на нем взгляд. От этого он чувствовал себя не столько человеком, сколько вещью, любимой игрушкой, давно потерянной и вновь найденной.

— Ты считаешь это уместным? — спросила его королева, когда они проходили мимо незаконченных статуй.

— Считаю… моя королева. Вы чтите чемпиона Окара и всех, кто сражался с ним плечом к плечу.

— Он чтил нас, — ответила она, проходя в следующую галерею, ведущую в новую для Тау часть Крепости.

Они оказались в коротком проходе, который оканчивался деревянной дверью, охраняемой двумя Индлову. Солдаты резко выпрямились, завидев королеву. Тау не обращал на них особенного внимания. Он смотрел на дверь.

Дерево выглядело светлым даже в тусклом свете факелов. Он видел, что дверь была сделана из хрупкой ксидданской древесины. Несмотря на размеры, он мог бы пробить ее ногой, если бы это понадобилось.

— Откройте, — приказала королева Циора, приближаясь к Индлову. — Нам нужно кое-что сказать тем, кто внутри.

Солдаты, поколебавшись, переглянулись, но королева шла, не сбавляя шага, словно дверь уже была открыта, и двое Индлову поспешили устранить препятствие.

СОВЕТЫ

Когда дверь в зал совета открылась, Тау услышал низкий мужской голос, который приводил доводы в каком-то споре, но смолк, когда вошла королева. Тау и Нья, а за ними и все остальные, вошли следом.

Помещение было круглым, замкнутым, ярко освещенным, но задымленным горящими факелами, а пол был выкрашен в черный цвет. В центре внимания находился похожий на каменную глыбу мужчина в форме Ингоньямы. Его гладковыбритая голова сверкала в свете факелов, а густые брови выглядели настолько густыми, что, казалось, могли сдержать ливень, не позволив намокнуть его носу.

Тау подумал, что это он сейчас спорил низким голосом, но это была лишь догадка. В комнате находились еще одиннадцать Индлову, которые сидели на скамьях, расположенных амфитеатром, и когда вошла королева со свитой, они встали и отдали честь. Королева проигнорировала военных, и Тау последовал ее примеру, оглядев пространство зала.

Круглое помещение производило такое впечатление, словно не имело ни начала, ни конца и вообще не предполагало какой-либо иерархии. Это была красивая идея, но принадлежала она не народу омехи. Поперек комнаты, перед Тау, вместо еще одного ряда скамей тянулся ряд стульев с высокими спинками, и на них сидели шесть женщин, Великих Вельмож. Королева Циора сосредоточилась на них.

— Моя королева, — проговорил Ингоньяма с кустистыми бровями, отдав честь с такой силой, что проломил бы рукой себе череп, не будь тот крепким как сланец.

Она наклонила голову, но на него не взглянула. Вместо этого королева обратилась к одной из двух женщин, которые сидели ближе всех к центру из тех шести, что занимали ряд стульев.

— Что вы тут делаете в темноте, Мирембе?

— Моя королева, — ответила Мирембе, приподняв бровь, — ваше присутствие — честь для нас.

— Неужели?

Опустив голову и подняв глаза, Мирембе улыбнулась, словно королева отпустила шутку. Великая Вельможа с волосами цвета серых одежд Ихаше, прошла по своему пути множество кругов, но сохранила красоту. Ее кожа цвета свежего угля была гладкой, глаза были ясными, с легкими морщинками по краям, и когда она улыбнулась, показались ее белоснежные зубы.

— Находиться рядом с вами — всегда честь, моя королева.

— Раз уж честь столь велика, почему же вы не попросили нас посетить это… собрание?

Мирембе села, поправив пышные юбки.

— Мы собираемся исключительно для того, чтобы исследовать пути, лежащие перед нами. Мы собираемся, чтобы упорядочить наши мысли, и когда они будут упорядочены, мы сможем представить их вам, моя королева.

Нья шагнула вперед, поравнявшись с Циорой.

— По какому праву? — спросила она.

Мирембе сделала вид, будто не поняла вопроса.

— Прошу прощения, визирь?

— Ты меня слышала.

Мирембе сверкнула все той же улыбкой, которая показалась Тау неправдоподобно широкой, едва ли не до ушей.

— Визирь Нья, я слышала вас, но не понимаю вашей озабоченности. Мы просто выполняем свой долг как единственный подлинный Правящий Совет этого полуострова.

Нья пренебрежительно махнула на Мирембе рукой.

— Вы встречаетесь посреди ночи с генералами королевы, голосуете сами за себя, и вам еще хватает дерзости, чтобы…

— Осторожнее, визирь, — сказала Мирембе. — У вас есть голос в решениях совета, но, по-моему, эта традиция не позволяет вам нас обесценивать. — Она поерзала на стуле, наклонившись вперед. — Мы были единодушны без вас, но если вы желаете проголосовать против образования совета, то можете сделать это сейчас, пусть это ничего и не изменит, учитывая, что нас большинство.

Воздух буквально гудел от напряжения. Тау ощущал это кожей.

— Большинство? Кого вы вшестером представляете, кроме самих себя? — спросила Нья.

Улыбка сползла с лица Мирембе.

— Мы Правящий Совет. Мы представляем народ омехи.

— Его полное название — Правящий Совет Королевы, — сказала Циора, — и сейчас, пожалуй, пришло время вашей королеве выразить свое мнение.

Мирембе вновь расплылась в улыбке, а когда она заговорила, Тау показалось, что ее зубы стали длинными и загнутыми, как клыки.

— Ваше величество, если бы это зависело лишь от меня, ваше мнение было бы единственным, что следовало бы учитывать.

Тау крепко зажмурился, стараясь прогнать видение, а председатель продолжала говорить.

— Мне больно даже упоминать об этом, — сказала Мирембе, — но как все мы знаем и принимаем, закон омехи гласит, что воля королевы должна быть уравновешена волей Совета Стражи и Правящего Совета.

Тау открыл глаза. Председатель снова выглядела обычно. От своего видения он избавился, но Нья заметила его поведение и боковым зрением следила за ним.

— Наша война с ксиддинами близится к апогею, однако наше королевство сейчас расколото, — сказала Мирембе. — Наше существование зависит от решений, которые мы примем в ближайшие несколько дней.

Генерал кивнул.

— Ваше величество, — сказала Мирембе, — мы находимся в состоянии войны, но вопросы войны — не удел ни королев, ни правящих советов. Нам следует думать о нашем народе, именно по этой причине генерала Аде Отобонг попросили возглавить наш новый Совет Стражи и ваши войска.

— Значит, вы решили привести к власти мужчину, который будет действовать в качестве третьей уравновешивающей силы в нашем королевстве? — спросила Циора таким тоном, что Тау подумал, что с таким же успехом она могла бы вонзить в Мирембе клинок.

— Мы решили, и он это примет, — ответила Мирембе дрожащим голосом и указала на Отобонга. Ее тон был серьезным, почти испуганным, но глаза выдавали иное. Их взгляд был ясным, острым и твердым, как бронза. — Моя королева, чтобы положить конец гражданской междоусобице, восстановить Пальм и вернуть преданность всех наших Вельмож, нам следует быть сильными и показать Одили, что цена войны слишком высока. Нам следует представить Абаси Одили противника, которого ему придется уважать, и наш совет, ваши слуги, все до единого, видят в этой роли генерала Отобонга.

— И вы решили все это лишь за одну дождливую ночь? — спросила королева.

Несмотря на большое расстояние между ними, Мирембе протянула руку, словно хотела коснуться Циоры, если бы только могла.

— Решили, моя королева. Решили, моя дорогая. Скажите ей, генерал.

— Совет проголосовал за то, чтобы наделить меня властью над всеми Ихагу, Ихаше и Индлову, которые остаются верными вашему величеству, — сказал генерал Отобонг. — Путь, лежащий перед нами, не будет легким, но с благословением Богини, я верю, что мы сможем вновь сплотить наш народ и восстановить контроль над полуостровом, когда нападут ксиддины.

— С благословением Богини… — повторила Циора, будто разговаривая сама с собой.

Не обращая внимания на ее тон, Отобонг неумолимо продолжил:

— Мы считаем, что у Одили в Пальме полтора дракона воинов. Также пять чешуев Индлову и более тридцати чешуев Меньших, примерно поровну распределенных между Ихаше и Ихагу. В этом городе у нас один боевой дракон, включающий один с третью чешуй Индлову и двадцать восемь чешуев Меньших. С такой численностью ясно, что мы не сможем взять столицу, прежде чем вернутся ксиддины, поэтому первым шагом будут переговоры с Пальмом. Я убежден, они пройдут хорошо, потому что Одили меня знает. Он знает, что я верен данному слову. — Отобонг трижды ударил себя кулаком в грудь. — Он знает, что ему лучше не ввязываться в бой, который я ему устрою, и как только ему будет предложено полное помилование, мы сможем договориться об условиях с ним и королевой Эси.

При слове «помилование» Тау оскалился и схватился за рукояти своих мечей. Движение вышло заметным, и генерал сдвинул густые брови, и опустил глаза на оружие Тау. Он хотел было что-то сказать, но слово взяла королева.

— С королевой Эси? — переспросила она едва слышно.

— Ах… ваше величество, — начал Отобонг, — ваша сестра сейчас называет себя так, не обессудьте, я просто…

— С королевой Эси? — повторила Циора, на этот раз громче.

— Королева Циора, — сказала Мирембе, подчеркнув ее имя, — полагаю, генерал лишь хотел сказать, что как только начнутся переговоры, благоразумно будет оказать всяческую любезность той стороне. Это ведь так, генерал?

— Как пожелаете, Председатель.

— Да, — сказала Мирембе, низко склонив голову перед королевой.

— Довольно, — сказала Циора. — Приберегите подобные козни для другого дня. Мы не позволим…

— Козни? — повторила Мирембе, повысив голос. — Моя королева, это нечестно…

— Ваша королева говорит! — воскликнула Нья.

Мирембе вскочила, уже не демонстрируя никакого подобострастия. Вместо того чтобы склонить голову и тонко улыбнуться, она сжала руки в кулаки.

— Визирь, вы превышаете свои полномочия.

— Мы сказали довольно, — заявила Циора. — Эта встреча основана на ошибочном убеждении в том, что мы не способны вернуть себе столицу и трон.

По-прежнему сжимая рукояти мечей, Тау взглянул на королеву. Он выбрал ее сторону и не собирался ее покидать. Она обещала ему Одили. Но даже не бывая в Пальме, он знал о нем достаточно: там были высокие толстые стены, и располагался он на стрелке реки Аманзи. И он понимал, что генерал Отобонг говорил правду.

У них не было военной силы, чтобы вырвать столицу из хватки Одили. Это было невозможно без увеличения численности солдат. Для этого требовалось призвать большую часть всех Ихагу и Ихаше, оставшихся на полуострове.

Насколько знал Тау, королева имела право это сделать. Она могла приказать феодам прислать ей своих бойцов, но если какие-нибудь умбуси хоть отчасти были бы похожи на мать Джабари, они не приняли бы благосклонно приказ, который оставлял их без защиты собственных солдат. Но хуже всего, если они решат, что лучше им не подчиняться, это еще и ослабит Циору. Правитель, чьим приказам не подчиняются, не может сохранить власть надолго.

— Моя королева, боюсь, я изложил свою позицию недостаточно ясно, — сказал Отобонг. — Прошу, позвольте мне объяснить.

— Да, не могли бы вы объяснить, генерал? — попросила Циора, холодно улыбнувшись. — Здесь действительно очень много нюансов.

Если Отобонг снова заведет речь о помиловании Одили, Тау был готов первым выпустить ему кишки, но учитывая тон королевы, он чувствовал, что генерал и так был в опасности, и ему даже захотелось его предостеречь.

— Разумеется, моя королева, — сказал Отобонг, кивнув с таким рвением, что у него щелкнули зубы. — Видите ли, мы не можем взять столицу осадой. У нас нет достаточного числа воинов, но если бы и были, то не было бы времени. До окончания перемирия с хедени осталось меньше лунного цикла, и если к тому времени все наши силы не будут объединены, нас разгромят.

— Спасибо, генерал. Это очень полезное мнение, — сказала Циора. — Полезное, но неверное.

— Неверное? Э-э, отчего же… ваше величество?

— Нам не нужно осаждать столицу, — сказала она. — Когда мы придем, ворота будут для нас открыты.

Отобонг прищурился, пытаясь понять, к чему вела королева.

— Осмелюсь заметить, ваше величество, я не думаю, что Одили сдаст вам город и свою жизнь. Независимо от того, сколько раз вы прикажете ему это сделать.

— Нас не волнует, что будет Одили делать и чего не будет. У нас в Пальме есть агенты. Они и откроют нам ворота, когда мы придем.

При этих словах Тау сильнее сжал рукояти мечей. У королевы все-таки был доступ в город, а это означало, что им предстоит бой с Одили.

Генерал Отобонг покачал головой и заговорил еще медленнее, произнося каждое слово так, словно эмпирийский не был для королевы родным языком.

— Моя королева, я вынужден поверить вам на слово касательно этих агентов, но даже в этом случае вы просите нас пойти на слишком высокий риск. У нас есть лишь небольшое число Ихагу, несколько Ихаше, немного посвященных из цитадели и несколько верных Индлову, которые пережили вторжение. Вместе они составляют одного боевого дракона, но они только-только оправились после тяжелой битвы. Мы едва ли можем сейчас их мобилизовать, выйти в Пальм и победить в этом сражении, даже если ворота будут открыты.

— Вы сами начали хвастать своими способностями, — заметила Циора. — Мы вам сказали, что ворота будут открыты. Где же ваша вера, генерал?

— Я не хвастал, и вера во мне есть, моя королева. Во мне есть вера, что если мы поступим правильным образом, мы сумеем вновь объединить наш народ и выжить, но это не значит, что нам следует вступать в бой с Одили, по крайней мере в нашем положении, — сказал он. — У него слишком много Индлову и Ингоньяма. И как минимум вдвое больше Одаренных, чем у нас. И видит Богиня, Ихаше и Ихагу в Пальме не поймут нашего конфликта и, скорее всего, также станут сражаться на его стороне. — Отобонг повернулся всем телом так, чтобы вовлечь в дискуссию и Мирембе с остальными членами совета. — Чтобы победить в этом сражении, нам нужно больше солдат, но у нас нет времени, чтобы их собрать. Я хочу сказать, что если мы намерены продержаться еще какое-то время, нам необходимо покончить с этим мятежом в считаные дни. Не больше.

Мирембе хлопнула в ладоши, привлекая внимание всех присутствующих.

— Тогда что мы можем сделать, генерал? — спросила она. — Как поступить, чтобы выжить?

— Как я уже сказал. Нужно найти компромисс с Одили и… э-э… и принцессой Эси.

— Это ваше решение? — спросила Мирембе. — Решение Совета Стражи?

— Да, — подтвердил Отобонг.

— Нет. Абаси Одили предал нас, — сказала королева Циора. — Он пытался нас убить.

Мирембе кивнула, приложила руку к груди и закрыла глаза, словно молилась.

— Его действия причиняют боль нам всем. Они пятнают как его честь, так и историю нашего народа. — Она открыла глаза, сфокусировав их на Циоре. — Но это не меняет ни тех фактов, которые описал генерал, ни решения, которое он принял. А также решения, которое должны принять мы в Правящем Совете.

— Вы действительно этого хотите? — спросила Циора. — Хотите его простить и забыть о предательстве?

— Моя королева, мы несем ответственность не только за самих себя, — сказала Мирембе, — и чтобы выполнить свой долг перед теми, кого ведем за собой, мы должны простить и забыть, иначе все погибнут.

Кто-то у Тау за спиной прочистил горло. Это был Хадит, и хотя он смутился, когда все лица в зале обратились к нему, он не растерялся под пристальными взглядами старших.

Тау стоял рядом с Ньей и видел, как она подала знак Циоре. Визирь не хотела давать слово Хадиту, но желания Нья было недостаточно. Относительно члена Совета Стражи Абаси Одили Тау и королева были единодушны. Они не могли забыть и никогда бы не простили.

— Ихаше, — обратилась королева Циора к Хадиту. — Вам есть, что сказать?

ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВО

— Возможно, есть способ оттянуть атаку ксиддинов до тех пор, пока мы не соберем силы, необходимые, чтобы занять Пальм, — сказал Хадит, — но если не удастся, ксиддины мгновенно обрушат на нас всю свою мощь.

Отобонг втянул воздух сквозь зубы и отступил от Хадита, словно даже запах Ихаше оскорблял его.

— Ты предлагаешь саморазрушение? — спросил он и повернулся к женщинам в совете. — Может быть, нам спросить еще мнения лошадей в конюшнях?

— Генерал, — сказала королева Циора, — мы позволили этому Ихаше говорить.

Казалось, Отобонг ждал, что Мирембе что-то на это ответит. Когда она этого не сделала, он нахмурился.

— Разумеется, моя королева. Почему бы не послушать? У нас полно времени.

Циора, казалось, была готова на это ответить, однако следующие ее слова прозвучали мягко и предназначались Хадиту.

— Продолжай, Ихаше. Опиши путь, который видишь.

— Они еще не ушли, — сказал Хадит. — Ксиддины наверняка переждут бурю, прежде чем отплыть, а это значит, они еще на наших берегах. — Снаружи, словно подтверждая его слова, прогремел гром. — За Кулаком есть всего три пляжа, где ксиддины могли разместить столько налетчиков, сколько у них есть. Если мы разделим наших людей на три зубца, мы сможем…

— Моя королева, — перебил Отобонг, — прошу меня извинить, но должны ли мы слушать этот бред? Я не шучу, уж лучше бы было лошадей выслушать.

— Генерал, — оборвала его Циора.

— Меньший предлагает напасть на хедени, — сказал генерал. — Отменить перемирие, напав из засады на превосходящую нас силу. К чему трудиться, когда мы можем хоть сейчас сами перерезать себе глотки?

— Ихаше? — обратилась Циора к Хадиту.

Она хотела получить ответы на вопросы, поднятые генералом. Тау опасался, что никакого вопроса здесь вовсе не было.

— Нам не нужно убивать всех, — сказал Хадит.

Отобонг рассмеялся.

— О, это намного облегчает задачу, мы ведь все равно этого не можем.

— Нам просто нужно убить вождя.

— Хорошая мысль, Меньший, — сказал Отобонг. — Значит, не будем драться с остальными хедени. Просто пройдем мимо них и сразу нападем на вождя.

Хадит начинал злиться. Выражение его лица оставалось прежним, но Тау знал его достаточно хорошо, чтобы это видеть.

— Мы можем дождаться, пока большинство ксиддинов покинут наш берег, и тогда напасть, — сказал Хадит.

— Разумеется, можем, — сказал Отобонг. — У нас хватает бойцов, чтобы превзойти числом вместимость одного корабля. Наши люди могут заплыть в Ревы с клинками в зубах, чтобы напасть на вождя Ачака, когда он будет в лодке. — Он ухмыльнулся своим Индлову. — Теперь-то я понимаю, да.

— Нет, не понимаете, — сказал Хадит, заслужив острый взгляд Великого Вельможи. — Вождь — военный правитель ксиддин, и судя по всему, правитель хороший. Он останется на берегу, когда большая часть его бойцов отчалит. Мы сможем напасть, когда на нашей земле останется слишком мало ксиддинов, чтобы нас остановить.

— Зачем, во имя Богини, вождю оставаться на берегу, когда его воины покинут берег?

— По той же причине, по которой у ксиддинов женщины воюют наравне с мужчинами, — ответил Хадит генералу.

Отобонг отмахнулся от такого объяснения.

— Это потому, что только так они могут выставить достаточно воинов, чтобы нас превзойти.

— Это потому, что они считают друг друга равными, — возразил Хадит. — Женщины, мужчины, солдаты и правители — считается, что жизнь каждого обладает равной ценностью и у каждого равные способности.

Отобонг прищурился.

— Ты у нас кто, из касты Правителей? — спросил он, сверкнув глазами на Тау. — Ты пытаешься сказать, что простой Низший Мирянин столь же талантлив в распределении финансов феода, как ты? Пойми, ты держишь тупой меч за лезвие и называешь его рукояткой. Дикари незатейливы, но даже они знают, что жизнь вождя, с его знанием их численности, стратегии и тактики, превосходит жизнь солдата. Он будет под защитой.

— Вы кое в чем правы, — ответил Хадит. — Ксиддины его защитят, но я говорю о том, что в данном случае они будут вести себя скорее как Меньшие, чем как Вельможи.

Отобонг с улыбкой широко развел руками.

— Разве они не всегда себя так ведут? — спросил он.

Хадит повернулся к Тау.

— Чемпион, — сказал он, — снаружи бушует буря, и корабли не могут выйти в Ревы. Когда же буря утихнет и ксиддины взойдут на свои суда, где бы вы находились, как их правитель?

Тау сказал правду.

— На берегу. Если я подвел своих людей под угрозу, я должен убедиться, что они выбрались.

Скользнув взглядом от генерала к королеве, Хадит склонил голову, обращаясь как бы к ним обоим.

— Разве в истинном предводительстве, по его сути, заключается что-либо сложное? — спросил он.

Тау не видел реакции королевы. Он был слишком занят тем, что наблюдал за приближением Отобонга к Хадиту.

— Я здесь, Меньший, — сказал генерал. — Если хочешь что-то мне сказать, имей смелость сделать это открыто.

Хадит немного отступил назад, встретив взгляд Отобонга.

— Когда буря закончится и ксиддины начнут покидать наши берега, мы знаем, что они будут это делать несколькими группами. Только это даст им уверенность, что весь их флот не будет потоплен одной блуждающей волной. — Хадит повернулся к королеве. — Думаю, вождь покинет сушу в одной из последних групп, и это как раз дает нам шанс.

— Ты так думаешь? — спросил Отобонг. — Правда?

— Я уверен в этом настолько, насколько вообще можно быть уверенным относительно чего-то, что еще не случилось, — твердо ответил Хадит. — И я не говорю, что пробиться к нему будет так уж легко. Все бойцы из группы вождя еще будут на берегу. Как вы и упомянули, ксиддины не могут отрицать, что Ачак важен, и его будут защищать, но нам не придется столкнуться со всем их войском сразу. — Генерал выглядел сомневающимся, но Хадит не сдавался. — Прошу, лучшего шанса у нас не будет.

Отобонг подошел к Хадиту вплотную.

— Ты говоришь, что понимаешь нашего врага, потому что больше похож на него, чем я, и с этим я не стану спорить. С другой стороны, я нахожу отвратительным сам факт того, что ты используешь столь низменную общность как основание, чтобы давать совет нашему монарху. Слезы Богини, ты просишь свою королеву нарушить клятву. Меньший, у тебя что, нет даже чести Батрака?

Хадит выпрямился во весь рост, достав Отобонгу лишь до шеи.

— Если сделаете, как я прошу, вождь Ачак никогда не покинет наш полуостров. Он погибнет здесь, и его смерть приведет ксиддин в хаос.

— Я не стану так поступать, — ответил Отобонг. — Я не стану слушать планов о том, чтобы ударить врага в спину, нарушив обещание, когда нам следует думать об Одили и Пальме.

— Одили сидит за высокими стенами укрепленного города, полного Индлову, Ихаше и Одаренных, — сказал Хадит. — У нас нет сил, чтобы взять его без подкрепления из феодов, а получить такое подкрепление до того, как ксиддины вернутся, мы не успеем. Вы ведь сами это сказали, не так ли?

Слово взяла председатель Мирембе:

— И именно поэтому нам следует примириться с Одили.

— Никакого примирения не будет. — Слова сорвались с губ Тау, прежде чем он успел их сдержать.

— Чемпион, — предостерегающе осадила его Нья.

— Чемпион… — Мирембе произнесла это слово, склонив голову набок с таким видом, словно никогда прежде не находила повода его произнести. — Вы желаете что-то добавить?

— Одили предатель. И он умрет смертью предателя, — сказал Тау.

— Неужели? Но разве это должна решать не ваша королева? — спросила Мирембе. — Разве это решение не относится к полномочиям той, кому вы принесли клятву — королевы и ее советов?

Ей ответила Циора, и ее слова помогли Тау успокоиться.

— Абаси Одили учинил заговор и вверг наше королевство в состояние гражданской войны. Его преступления заслуживают лишь одного ответа.

— И в лучшие времена он получил бы ровно то, что вы предполагаете, — сказала Мирембе. — Но, ваше величество, мы не обладаем роскошью лучших времен. Мы должны поступать так, как всегда поступали Вельможи. Мы должны разрешить наши внутренние разногласия мирно, чтобы затем противостоять врагам со всей мощью нашей бронзы и огня.

Тау не верил в то, что слышал.

— Разногласия? — переспросил он. — Одили пытался убить нашу королеву, и многих других больше нет в живых по его вине. Он убийца, и его не ждет ничего, кроме правосудия.

— Как ты смеешь, — вмешался Отобонг. — Ты говоришь о Придворном Вельможе!

Тау видел, к чему все шло. Они не собирались слушать. Они все уже спланировали. Новый Правящий Совет и Совет Стражи намеревались проголосовать против мнения королевы и приветствовать Одили с распростертыми объятиями, а Одили был готов их принять. Он не мог отказаться, иначе он сам, как и все остальные, пал бы при атаке ксиддинов.

Затем, как только восстание завершится, Одили будет помилован, и эти Великие Вельможи сохранят свои места в совете. Тау не знал, каким образом Вельможа мог перейти в высшую касту, но если такой способ существовал, то Тау предполагал, что это был один из них.

— Вы предлагаете сохранить Абаси Одили жизнь, — сказал он, кладя руку на рукоять одного из мечей. — Но пока я сам жив, этому не бывать.

Нья встала между ними.

— Прекратите. Оба, — сказала она и, не дав им времени ответить, повернулась к Циоре: — Моя королева, мы можем прерваться? Подобные вопросы лучше обсуждать при свете дня, и…

— Ты кладешь руку на меч, стоя в зале совета с нашей королевой, — сказал Отобонг Тау, возвышаясь над ним. — В тебе вежливости меньше, чем у иньоки.

— О, вы хотите, чтобы я был вежлив? — ответил Тау великану. — Хотите, чтобы я изображал Вельможу, когда сами меня таковым не считаете. Вот так, да?

— Ты о чем это говоришь?

— Я могу улыбаться и вести беседы слаще тростникового сахара. Я могу следовать каждому вашему правилу, но таким, как вы, этого всегда будет мало, потому что такие, как вы, не видят во мне человека, — сказал Тау, вынимая из ножен клинок из черной драконьей чешуи на длину ладони.

— Это существо что, с ума сошло? — пробормотал Отобонг, пятясь назад.

— Генерал, вы говорите с нашим чемпионом, — напомнила королева.

Отобонгу потребовалось время, чтобы смириться, но он все же склонил голову в знак почтения.

— Разумеется. Он ваш чемпион. Прошу прощения, моя королева.

Тау знал, что должно было последовать далее. Он знал, что была его очередь извиняться, чтобы они смогли дальше притворяться Вельможами, но Тау не был Вельможей. Ему бы никогда не позволили им стать, да он и не был уверен, что это ему было нужно. Поэтому, не сводя глаз с генерала, он положил и вторую руку на клинок.

— Мне не нужны титулы, чтобы защищаться, — сказал он. — Я сам могу это сделать.

Отобонг раздул ноздри, и королева повысила голос.

— Заседание окончено, — сказала она. — Мирембе, если вы намерены образовать новый Правящий Совет, мы обсудим это в другой раз. Пока же мы уйдем, чтобы обдумать предложение.

Тау скользнул взглядом по Мирембе. Самопровозглашенная председатель выглядела так, будто съела что-то кислое, а потом заметила его взгляд.

— Моя королева, — сказала она, — можно последний совет?

— Если вам так хочется, Мирембе, — сказала Циора.

— Нравится нам это или нет, нам следует поговорить с членом Совета Стражи Одили. Мы должны попытаться все уладить без пролития крови омехи.

Ни один мускул не дрогнул на лице Циоры.

— Это все?

— Почти, — сказала Мирембе, окинув Тау взглядом с ног до головы. — Но я должна спросить: не будет ли для нашей королевы лучшим такой выбор чемпиона, как Келлан Окар?

— Как председатель вновь сформированного Совета Стражи, — сказал Отобонг, — я бы хотел поддержать мнение председателя Правящего Совета. Действительно, Окар и Одили хорошо знакомы… и…

Лезвия мечей Тау коснулись шеи Отобонга и кожаного доспеха на его спине. Драконья чешуя призвала генерала к молчанию.

— Вор, — процедил Тау. — Я тебя предупреждал. Ты не украдешь у меня Одили.

— Чемпион, — раздался голос королевы.

— Я добьюсь справедливости, — сказал Тау, прижимая лезвия мечей к коже генерала. Одиннадцать Индлову в зале вскочили и выхватили оружие.

— Королева Циора, похоже, вам следует серьезно рассмотреть предложение о смене чемпиона, — сказала Мирембе, отбросив бесстрастность. Повысив голос, она обратилась к Тау:

— Спрячь оружие, ты, букашка!

— Чемпион Соларин, мы не отдавали приказа убить генерала, — сказала королева.

— Так нельзя, — прошептал Хадит. — Брось, Тау.

Стараясь восстановить дыхание, Тау переводил взгляд с одного лица на другое: увидел Хадита, Нью и, наконец, свою королеву. Он сделал шаг назад и отнял лезвия мечей от генерала.

Когда опасность миновала, Отобонг потрогал окровавленную шею и потрясенно взглянул на алые пятна на пальцах.

— Ты пролил мою кровь!

Мечи стражи были чрезвычайно острыми, и Тау еще не привык к этому.

— Ты на меня напал?! — воскликнул Отобонг. — Ты на меня напал!

— Генерал Отобонг, — вмешалась Нья, стараясь взять ситуацию под контроль. — Вы действительно думали, что можете осыпать других оскорблениями и не получить никаких…

— Нет! — вскричал генерал. — Это зашло слишком далеко! Этому грязному человечишке непозволительно даже приближаться к драконьей чешуе, не то что владеть ею! — Генерал перевел взгляд на королеву. — Королева Циора, ответьте, вы вот так собираетесь править? Проливая кровь тех, кто вам верен, и нарушая обещанные перемирия? Я-то думал, вы хотите мира. Почему же вы готовы предложить его нашим врагам, но не таким же, как вы, мужчинам и женщинам?

— Генерал, — предостерегающе вмешалась Нья, но Отобонг не собирался останавливаться.

— Хотелось бы знать, правда ли, что при вашем правлении Меньшие будут стоять выше тех, кто их превосходит?

Первой ответила Нья:

— Есть только один Меньший, которого королева возвысила! И он стал чемпионом благодаря собственным заслугам. Королева Циора не собирается…

Королева заставила визиря умолкнуть.

— Мы поступаем так, как велит Богиня, и не смейте в этом сомневаться.

Отобонг кивнул:

— В таком случае надо думать, что они и впредь будут присутствовать на собраниях, да? И нашептывать вам на ухо? Подрывая авторитет ваших Вельмож? — Он хмыкнул. — Королева Циора, я понимаю, что вам не удалось сойтись с дикарем, но это не значит, что вам следует возместить это с Меньшим.

— Генерал! — воскликнула Нья, взмахнув рукою.

Отобонг уставился на нее.

— Что, тоже нападете на меня, визирь? Неужели тоже унизите Вельможу? — Он облизнул нижнюю губу и скривил рот так, словно готовился плюнуть. — Во что мы превратились?!

Тау знал королеву вдесятеро меньше, чем знал ее Хадит, но сейчас это не имело значения. Он не сомневался, что она ужасно разгневана, и по какой-то странной причине ее ярость немного его успокоила. Он словно бы понял, что если они оба рассержены, это добром не кончится.

— Извинитесь перед нами, генерал Отобонг, — сказала королева тоном, похожим на только что заточенный клинок.

— Просить прощения? — переспросил генерал.

— Извинитесь, пока у вас есть возможность сделать выбор самому, — сказала она.

— Со всем уважением, моя королева, — сказал Отобонг, — мне хотелось бы говорить, насколько возможно, честно, пока слова еще имеют хоть какое-то значение. Вы слишком молоды, чтобы видеть, куда это нас заведет. — Он посмотрел на Тау. — Этого человека, которого я по-вашему должен называть чемпионом, следовало бы повесить за то, что хотя бы показал лезвие в моем присутствии, и если спустить это оскорбление ему с рук, мы двинемся в направлении, которое в конечном счете перевернет весь естественный порядок с ног на голову.

— Моя королева, — продолжил он, — какие бы опасные битвы не ждали нас впереди, если мы позволим нарушать границы приличий и общественного поведения, то очень скоро лишимся всего, чего достигли омехи как народ. А когда это случится, то уже неважно — от рук врага или от своих собственных — мы погибнем.

Циора молчала. В зале повисла тишина.

Отобонг указал на Хадита.

— А что нашептывает этот Меньший своим раздвоенным языком? — Он повернулся к Мирембе и Правящему Совету. — Нашу королеву окружают низменные и убогие. Разве это может сулить что-либо, кроме дурного влияния? — спросил он, еще на шаг отступая от Тау и оказываясь вне досягаемости его мечей, после чего одиннадцать Индлову тотчас встали между ними. — Моя королева, — продолжил он, — меня беспокоит, что вы так легко готовы отринуть не только советы ваших генералов и советников, но даже собственное обещание мира.

Королева сурово взглянула на него.

— Вы закончили, генерал?

Отобонг стиснул зубы, но сдержался и промолчал.

— Ксиддинский шул и сотни тысяч воинов потеряли жизни в драконьем пламени, — напомнила королева Циора. — Тогда не стало и мира. Он сгорел в огне, который зажег предатель Абаси Одили.

Отобонг снова коснулся своей окровавленной шеи и повернулся к председателю Правящего Совета.

— Я пытался, Мирембе, — сказал он. — Видит Богиня, пытался, но я не могу участвовать в том, чего она хочет.

— Вы желаете отказаться от своих обязанностей? — спросила его Нья.

— О, это обсуждать уже слишком поздно, — сказала королева.

Услышав это, Отобонг распахнул глаза.

— Я понимаю, генерал, — сказала Мирембе, — и после всего, что я сегодня услышала, я склонна согласиться. — Она демонстративно посмотрела направо и налево — на женщин, сидевших по обе стороны от нее. — Правящий Совет также согласен.

Тау не вполне понимал, что происходит, но видел, что зрачки Циоры резко сузились, и внутренне приготовился.

— Мы предостерегаем тебя, Мирембе, — сказала королева, — не вставайте на этот путь. Вам не понравится, куда он заведет, и мы уверяем, что обратной дороги не будет.

— Королева Циора, мы не можем начать осаду Пальма прежде, чем на нас нападут хедени, потому что без его поддержки мы их атаку не переживем. Спасете ли вы свой народ, договорившись с членом Совета Стражи Абаси Одили?

Тау напрягся.

— Нет, — ответила Циора.

Мирембе моргнула и откинулась назад. Уголки ее губ запорхали вверх-вниз, прежде чем замереть в улыбке.

— Генерал Отобонг, как председатель Правящего Совета, я призываю вас исполнить свой долг и уберечь наш народ и монарха от зла. Разделите королеву Циору с визирем и этими Меньшими.

Генерал кивнул, но Мирембе продолжила:

— Индлову, королевская стража, проводите королеву в ее покои, а если кто-то из Меньших попытается вам воспрепятствовать, убейте их.

Индлову обнажили мечи, одиннадцать бронзовых клинков отразились в свете факелов. И хотя Циора имела все основания испугаться, Тау чувствовал, что от нее исходит лишь ярость.

Отобонг повернулся к Келлану.

— Окар, отойдите от них.

Келлан поднял руки, сжал кулаки и придвинулся ближе к братьям Тау по оружию, встав перед Одаренной Танди.

— Не думаю, что это возможно, генерал.

Отобонг задумался, фыркнул и отвернулся.

— Жаль и вас терять вместе с ними, — сказал он.

Тау подумал, что грань между жизнью и смертью неумолимо сокращается.

Он видел, как безоружный Келлан напрягся, приготовившись к бою, в котором не мог победить. Удуак рядом с ним глубоко дышал, широко расставив ноги. Наполовину скрытый в тени здоровяк Яу переводил взгляд с Индлову на Индлову, и впереди всех хмурился Хадит — словно дурной исход был для него ожидаемым.

Шансы были не в их пользу, и поскольку его братьев подняли с постелей, чтобы привести сюда, Тау оказался единственным, кто был вооружен. Не помогало и то, что его ребра не успели как следует зажить, а три пальца на правой руке были сломаны, и он не мог крепко держать оружие. Кроме того, он не был уверен, встанет ли королевская стража на сторону королевы, которую поклялась защищать. Или выберет генерала, который предложил им жизнь, которая, вероятно, продлится дольше, чем следующие несколько мгновений.

Кто-то рассмеялся, и смех в такой ситуации показался Тау странным. Это был Темба. Ихаше, широко ухмыляясь, подмигнул Тау и скрестил руки на груди.

Казалось, тот, кто когда-то сомневался в способности Тау выстоять против нескольких Индлову, теперь был уверен, что ему по силам победить их группу из одиннадцати человек. Или пятнадцати, если королевская стража тоже вступится за генерала.

— Взять их, — приказал Отобонг, и его люди бросились вперед.

«Шансы невелики», — подумал Тау, атакуя Индлову, которому не повезло оказаться между ним и его целью.

ШАНСЫ

Индлову был быстр. У него был один меч и не было щита, однако он блокировал удар, который Тау нанес со слабой стороны, а затем и с сильной. Но третью атаку отбить он не смог. Великий Вельможа слишком поздно выставил лезвие для блока, и меч Тау вонзился ему в горло.

Тау не видел, как враг упал. Он пронесся мимо умирающего, как только вытащил меч из шеи Индлову.

— Убить его! — воскликнул Отобонг, брызгая слюной.

Генерал мог и не отдавать приказа, потому что остальные Индлову уже бросились его выполнять. Тау пришлось проскочить мимо ближайшего из них и оттолкнуть его плечом, отчаянно надеясь, что Хадит был прав, и отрезать голову иньоке было достаточно, чтобы она не причинила никому вреда. Ему нужно было добраться до председателя и заставить ее отозвать Индлову.

Между ними оказался Отобонг, и его меч уже обрушивался на голову Тау. Это была хорошо рассчитанная, но слишком очевидная атака. Тау ее предвидел и пригнулся, так что свирепый удар Отобонга рассек лишь воздух, заставив генерала потерять равновесие. Желая оборвать жизнь Великого Вельможи, Тау пошел в контратаку, но то, во что превратился Отобонг, вынудило его замереть на месте.

На месте Отобонга возник двурукий демон с вздувшейся, как у клеща, кожей. Существо стояло к Тау спиной, но стремительно развернулось, целясь когтистой лапой ему в лицо. Резко остановившись, чтобы прогнать видение, Тау постарался увернуться от атаки и удержаться за реальность. Но не в силах сделать то и другое одновременно, он почувствовал укус бронзы: коготь рассек нагрудный доспех. От удара Тау повело в сторону, но он сумел сохранить равновесие, позволив инерции прокружить себя, и оказался лицом к противнику.

На этот раз перед ним был Отобонг, а вовсе не чудовище. Демон исчез, и генерал еще перегруппировывался после того, как рассек воздух перед Тау так сильно, что при успехе с легкостью разрубил бы его надвое. Когда Отобонг выпрямился, Тау вдохнул задымленный воздух и посмотрел вниз. С его брони свисала полоска кожи, а грудь была опалена и рассечена неглубоким порезом. Миг, когда его одолевало видение, едва не стоил ему жизни.

Взревев, Отобонг снова пошел в атаку и наотмашь замахнулся мечом. Тау парировал удар, пошатнувшись от его силы, но все же прервав нападение. Отобонг, не колеблясь, отвел лезвие и отступил на шаг, ища подступ к Тау вне радиуса поражения. Но прежде чем он успел это сделать, Тау завершил бой.

Собрав всю силу, которую мог применить в ближнем бою, Тау задействовал свои мечи-близнецы. Но вся сила ему и не требовалась. Лезвия были сделаны из драконьей чешуи и когда клинок, который он держал в левой руке, обрушился на меч Отобонга, правый отсек рабочую руку генерала, словно это был стебель сухого тростника.

Плоть Отобонга поддалась легко. Она разошлась, обнажив мышцы, сухожилия и две толстые кости, из которых состояло его предплечье. Драконья чешуя рассекла обе кости, и рука Отобонга с мечом упала на пол в лужу крови. Генерал запрокинул голову в крике, взвыв от боли, и его вопль эхом разнесся по залу совета, поднявшись от пола к своду.

Тау, не теряя времени, подскочил, готовый схватить Мирембе или защищаться от других Индлову, но Индлову не нападали. Они в ужасе смотрели на Отобонга и то, что лежало на полу перед ним.

Генерал стоял на коленях и уцелевшей рукой пытался сжать культю, из которой хлестала кровь. Рядом на полу валялся меч, и его лезвие было расколото надвое. Мечи Тау из драконьей чешуи разрубили лезвие Отобонга не хуже, чем его предплечье. То и другое были полностью уничтожены.

Тау уловил движение, когда один из Индлову перевел взгляд с генерала на него. Остальные тоже постепенно отходили от потрясения. Тау знал, что пауза не продлится долго, и повернулся к председателю, чтобы броситься на нее. Он успел сделать два шага, прежде чем она обрела над ним контроль.

Он словно наткнулся на стену из ножей. Чувствовал себя так, будто его тело разорвали на куски, а потом стремительно собрали обратно. Тау закричал бы, если бы только мог шевелить губами. Но он едва был способен дышать, и хотя он не испытывал ничего подобного прежде, он достаточно знал о драконах, чтобы понять, что происходит. В отчаянии, он погрузился в Исихого.

Его окутала серая мгла, он услышал завывание ветра, а перед ним — там, где прежде стояла председатель — колыхалась неразличимая фигура в черной матовой маске Одаренной.

— Вот так ты умрешь, Меньший, — произнесла женщина, скрытая покровом. Ее слова терялись в нескончаемой буре темного мира.

— Вы станете увещевать человека? — спросил Тау.

Она расхохоталсь.

— Низшие Миряне теперь считают себя людьми?

И хотя ему было больно даже мысленно произносить ее имя, Тау поблагодарил Зури за ее уроки.

— Тогда мы умрем вместе, — сказал он, находя узы, которые связывали его душу с душой женщины, с такой легкостью, словно они были материальными. Он представил, как хватает их, наматывает вокруг своих предплечий и с их помощью удерживает ее так же крепко, как она держала его. — Я не отпущу вас отсюда, а когда ваш покров спадет, мы встретим демонов вместе.

Повисла пауза. Он застал ее врасплох. Она не ожидала, что он знает, что Одаренные не увещевают разумных существ именно по этой причине. Потому что узы увещевания работают в обе стороны.

— Тебе не хватит времени, — сказала она. — В Умлабе мой Индлову срубит тебе голову с плеч, и я скормлю ее скорпионам в каменных садах.

Тау воспротивился ее контролю, попытался вырваться, ища слабое место или надеясь поскорее истощить ее силы. Он видел, как дрогнул ее покров от его усилий.

Но он также видел — при всей разнице во времени между Исихого и Умлабой, — что ему нечего было и надеяться сорвать с нее покров раньше, чем его убьет Индлову.

Он стал сражаться еще яростнее. Она рассмеялась, и та его часть, что оставалась в реальном мире, услышала, как председатель отдает приказ Индлову.

— Убить… Мирянина, — проговорила она медленно, низким голосом, словно кто-то полил эти мгновения сиропом и растянул, как густой липкий сок ежевики в горах Керема.

Тогда он почувствовал ее — какой-то частью своего сознания, разума или воли. Почувствовал, как она просачивается сквозь его плоть. Он чувствовал ее в своих сломанных пальцах, в шее и лице. Она была совсем близко, эта превосходившая его сущность, которая держала его, душила и обдавала своим зловонным дыханием. Она вынудила его разжать руки, палец за пальцем, и в мире, бесконечно далеком от обволакивающей его мглы, Тау услышал, как его мечи упали на пол.

— Да, — прошептала она совсем рядом, коснувшись его уха влажными губами. — Вот так все закончится для тебя, уродец. Вот так всегда все и заканчивается для тех, кто надеется встать выше более достойных.

Она вошла глубже в его настоящее тело — то, что осталось в Умлабе. Заставила просунуть язык между зубами и прикусить его.

— Как смеешь ты ко мне обращаться, — сказала она. — У тебя нет на это права.

Тау сопротивлялся ее контролю, но она была слишком сильна. Он чувствовал вкус крови — его зубы все крепче прикусывали язык.

— Как смеешь ты, — повторила она, когда кровь стала заполнять его рот.

Он пытался закричать, пытался двинуться с места. Пытался звать на помощь, но мог только удерживать ее душу, пока Индлову шел, чтобы забрать его жизнь. Он мог только ждать, пока все закончится, но вдруг почувствовал, как его сжали.

На одно болезненное мгновение Тау подумал, что это и была смерть. Подумал, что либо его убил Индлову, либо председатель что-то сделала с помощью своей силы. Но она удивленно вскрикнула, и он понял: за ними явилось что-то иное.

— Мирембе! — раздался сильный голос.

Тау не отпускал уз, и в Исихого, где чувствовал себя свободнее, сумел повернуть голову. Позади него расползалась тьма, которая была темнее самой черной ночи, и сквозь столь плотную завесу Тау не мог различить человека, который за нею скрывался. Но все равно знал, кто там.

— Мирембе, ты переступила черту, — сказала его королева.

— Циора? — прошептала Мирембе, и Тау услышал ее лишь потому, что она держала его в своих оковах. Ее голос буквально звучал в его голове. — Это правда? — спросила она, и он почувствовал страх Мирембе, словно свой собственный. — Слезы Богини… это правда?

Мирембе поддалась страху, и путы, державшие Тау, ослабли. Но прежде чем Тау успел высвободиться, черный шар рядом с ним качнулся вперед и испустил ослепительную молнию, ударившую в председателя. Мирембе попыталась отпрянуть, но молния ширилась, становясь слишком большой, чтобы ее можно было избежать. Она ударила в Мирембе, и все вокруг взорвалось. Отброшенный взрывом, Тау потерял сознание: оно лопнуло, как огромный пузырь, и отбросило его в небытие.

Когда он вновь пришел в себя и понял, что цел, Тау обнаружил себя стоящим на четвереньках в зале совета. Он выплюнул сгусток крови, благодарный за то, что его язык еще шевелился во рту, но даже это несложное движение потребовало от него напряжения всех сил. Голова, казалось, была заполнена сотней зазубренных кинжалов, и когда он поднял глаза, его пронзила такая боль, словно хирург глубоко вонзил в него свой скальпель.

У противоположной стены зала лежала Мирембе. Упавшая со стула и распростертая на полу, она стонала в полубессознательном состоянии.

Тау захрипел, пытаясь подняться на ноги. Она была у него в голове, ее маслянистая хватка скользила по нему и пачкала его душу. Она держала его, беспомощного, использовала его, и за это он собирался ее убить. Он встал на одно колено, почувствовал чужое присутствие рядом и резко повернул голову, чтобы увидеть, кто это был.

Над ним, с мечом на изготовку, стоял Индлову, и Тау напряг мышцы, чтобы пригнуться, но заметил, что тот держал клинок в оборонной позиции. Великий Вельможа противостоял двум королевским стражникам.

Еще четверо Индлову лежали на полу, несомненно, сраженные Танди, чьи руки тянулись к ним. Остальные пятеро стояли перед чешуем Тау, двумя королевскими стражниками и Ньей, чьи руки также были наготове.

Тау присел на корточки. Он оценил шансы неверно. Его чешуй, может, и был безоружен, но его сопровождали три Одаренные.

— Сжальтесь, моя королева, — взмолилась одна из женщин, членов совета. — Мы у вас в руках.

— Нет! — воскликнул Отобонг, кривясь от боли в обрубке руки. — Не делайте этого. Ей нечего предложить. Она…

Келлан похлопал генерала тыльной стороной ладони.

— Генерал, вам следует отступить.

Один из Индлову вскинул меч, но та же женщина из совета закричала:

— Индлову, не смейте! Королева Циора, это должно закончиться.

— И закончится, — сказала королева. — Сложите оружие, и никто из вас не пострадает.

— Не… не делайте этого, — прохрипел Отобонг разбитыми губами. Слова звучали мягко, неуверенно, и, стоя на коленях в растекающейся луже собственной крови, генерал, казалось, вот-вот упадет в обморок.

— Не вынуждайте нас отказываться от милосердия, — сказала Циора, обводя взглядом Индлову.

Лязгнув бронзой по камню, люди генерала бросили мечи на пол, и братья Тау тотчас их подобрали. Хадит помог Тау подняться на ноги.

— Вельможи, генерал Отобонг, вы правы, нас ждут тяжелые времена, — сказала Циора. — Наша битва за выживание становится отчаянной, и теперь совершенно очевидно, что, если мы хотим выжить, нам необходимо искать компромиссы. Нам необходимо сражаться и жечь, как поступали прежние королевы до нас. Мы должны быть Королевой Драконов, а Королевы Драконов возглавляют собственный совет.

Отобонг вскинул голову.

— Вы? Королева Драконов? Вы считаете себя равной королеве Тайфе?

Циора взглянула на него.

— Мы с ней одной крови, — сказала она.

Генерал фыркнул.

— И мы все это время называли вашу сестру безумной.

Темба молниеносно, все с той же улыбкой на лице, занес ногу, чтобы пнуть Отобонга. Циора остановила его, вскинув руку.

— Нет, — сказала она. — Проследите за тем, чтобы генералу обработали рану, а затем посадите его в тюрьму к остальным, кто нам воспротивился. И не причиняйте им вреда: ведь мы дали им слово.

Келлан отдал честь, оттащил Тембу от генерала за тунику и дал знак Удуаку, Яу и двоим королевским стражникам, чтобы помогли ему проводить новую группу предателей.

Хадит, все еще поддерживая Тау, наклонился к нему и прошептал:

— Осторожно, Тау, постарайся, чтобы они не использовали тебя в своих целях. То, что мы делаем, должно принести пользу всем, и теперь все будет разворачиваться очень быстро.

Тау пристально смотрел на него, но взгляд Хадита был сосредоточен на королеве, и он притворился, будто вообще ничего не говорил.

— Ихаше, — обратилась королева к Хадиту, — если отрубить голову иньоке, это спасет нас от укуса?

— У этого создания много голов, моя королева, — ответил Хадит, — но отрубить нужно ту, которая выказала явное намерение укусить.

Циора склонила голову и обратилась к Келлану.

— Уведи этих предателей скорее, Келлан Окар, — сказала она. — Мы полагаем, что до конца этого долгого дня нашему чемпиону понадобятся его братья по оружию.

Циора повернулась к Тау и Хадиту, и хотя тени от прикосновения Мирембе все еще терзали Тау изнутри, он старался держаться прямо.

— Чемпион Соларин, у тебя и твоих людей было совсем немного времени для скорби и исцеления ран, и нас… нас это очень печалит, — сказала королева.

Он снова почувствовал эту странную близость. Она говорила с ним, как с близким товарищем, с которым не виделась очень давно. Она говорила так, что он почти верил: она сама испытывала боль из-за его потери. Ее глаза говорили ему, что это было правдой.

— Но время и бури не ждут ни женщин, ни королев, и перед вами стоит задача, — сказала она. — Чемпион, ты соберешь бойцов, чтобы выследить ксиддинов? Сделаешь ли ты все необходимое, чтобы залатать брешь в нашем королевстве?

— Моя королева, как я могу оставить вас после того, что произошло? — спросил Тау. — Как я смогу защитить вас, если уйду? — Он сам был удивлен тому, что так говорил, но это было совершенно искренне.

— Ты весьма любезен, но у нас есть королевская стража и мы сами не беззащитны, — ответила она, бросив взгляд на Мирембе, которая сидела, съежившись у пары стульев. — Мы будем осторожны в ожидании вашего возвращения, чемпион Соларин.

Ее ответ прозвучал мягко, но Тау почувствовал себя немного глупо оттого, что подумал, будто лишь он один стоит между королевой всех омехи и теми, кто мог желать ей зла. Но все равно часть его желала остаться с нею.

— Чемпион Соларин, я прошу тебя совершить нечто ужасное, — сказала она. — Ты отнимешь жизнь у вождя Ачака?

И он ответил королеве. И поклялся Богине.

— Не только у него, — сказал он.