Черный лев

Эва Эль, 2011

Эва Эль, девочка двенадцати лет, в силу случайных обстоятельств, оказывается одна в городском заповеднике. В черную-пречерную ночь обитатели заповедника решают устроить самосуд над «Человеком». Главным обвинителем выступает обезьяний вожак – львинохвостый макак, по имени Задира. На суде он рассказывает историю о своем Человеке, предателе. Девочка узнает историю, услышанную много лет назад от своего дяди —отважного моряка дальнего плавания. Однако воспоминания дяди и вожака сильно отличаются друг от друга.

Глава 1

Я почти взрослая. В мои годы уже не засыпают в обнимку с плюшевым мишкой. А кукла Барби как задремала полгода назад в кукольном домике, так больше и не вставала, чтобы пригласить на чай подружек из соседней коробки — Монику, Линду и Урсулу. У Моники волосы длинные, золотые, как у меня. На Рождество я сшила ей платье из красного бархата. Обожаю красный цвет. Но рассказ не об этом… Да, зовут меня Эва Эль.

***

Мое близкое знакомство с обитателями городского заповедника началось год назад, когда наша семья переехала в дом №1 по Зоологической улице, расположенной в самом центре города.

Да-да! Вы не ослышались. Так оно и есть — заповедник в центре мегаполиса! Невероятное везение, не правда ли?!

Долгие годы территория старого зоопарка граничила со скромным домом прошлого столетия, и они мирно уживались друг с другом — никто никому не мешал. Но наступили другие времена.

В День процветания Земли Великий конгресс принял закон, в котором потребовал особых условий для диких животных, оказавшихся в городе. Тогда власти города решили из зоопарка сделать заповедник. Задача была не из легких. И старый зоопарк, и дом на соседней улице имели высокую культурную ценность. На радость всем дом включили в территорию заповедника; он стал его частью, а точнее, задняя сторона здания, в то время как фасад выходил на улицу.

Ландшафт заповедника передавал точное географическое расположение материков, океанов, морей, островов, полуостровов и даже ледников. Не всех, а только самых значимых.

Острова и полуострова соединялись между собой подвесными мостиками. Между «материками» курсировали паромы. При желании за день любой посетитель, или, лучше сказать, путешественник мог побывать во всех уголках Земли и переплыть «океаны», роль которых играли живописные озера.

Со дня нашего переезда днем и ночью до меня долетали голоса зверей и птиц. То и дело выли койоты, вскрикивали лебеди, где-то в кустах похрюкивал носорог. Но больше всего меня приводил в трепет грозный рык африканского льва, раздававшийся в унисон с протяжным мяуканьем городской кошки.

Мне хорошо запомнилось утро накануне событий. Из раскрытого окна раздавался веселый щебет птиц, а утреннее солнце ласково заглядывало в комнату. Я встала с кровати, нырнула в летнее хлопковое платье и с шумом сбежала по лестнице.

Родителей дома уже не было. На столе лежала записка: «Дочурка, у нас ЧП: пропали хомяки. Срочно уезжаем в лабораторию. Еда на плите. Ты уже совсем взрослая, справишься. Любящие мама и папа». Разбавляя теплым молоком кашу и поглядывая через окно на дорогу, я увидела почтальона. Он шел в сторону дома. После завтрака я нашла в почтовом ящике письмо из книжного издательства. Сердце, как резиновый мячик, запрыгало в груди. Мою книгу о девочке, попавшей в другую реальность, прочитал главный редактор и прислал ответ.

«Уважаемая Эва Эль!

Ваша рукопись „Призрачная реальность“ пришлась нам по душе. Редакция заинтересована в ее скорой публикации. Также мы были приятно удивлены, узнав, что автору всего двенадцать лет: это позволяет предположить, что мы имеем дело с высоким литературным дарованием! Будем рады видеть Вас и Ваших родителей в редакции 31 августа в 12 часов дня для обсуждения дальнейшей совместной работы. Если дата и время встречи не противоречат Вашим планам, то ждем по адресу: ул. Муравьиная, 7.

Прошу подтвердить встречу в самое ближайшее время.

Желаем творческих успехов!

Главный редактор Аркадий Книголюбов

Издательский дом „Муравей“»

Я сильно разволновалась и весь день не могла найти себе места. Только к вечеру, собравшись с мыслями и обсудив с родителями поездку в издательство, я села за стол и ответила на письмо:

«Уважаемый Аркадий!

Благодарю редакцию за интерес к моему творчеству. Ваш отклик — это шанс заниматься любимым делом — писать.

Постараюсь оправдать читательское доверие, и создать увлекательный ни на что не похожий мир.

Дату и время встречи подтверждаю.

До свидания, Ева Эль».

В тот момент, когда я поняла, что почему-то написала имя через букву «е», в распахнутое окно ворвался ветер и закружил листы моей первой рукописи. Раздался раскатистый гром. Небо словно раскололось от небывалой силы. Я бросилась к окну, чтобы его закрыть, но было поздно… В проеме, на расстоянии вытянутой руки, появился светящийся шар, окутанный живыми потрескивающими разрядами. Я никогда не видела шаровую молнию и очень испугалась.

Шар медленно вплыл в комнату, потом завис между мной и письменным столом, на краю которого находилась сандаловая статуэтка льва, поднятого на гребне гигантской морской волны. Когда-то Черного льва подарил отцу его старший брат — настоящий морской волк. Эта фигурка много значила для нашей семьи.

Электрический шар, как маятник, качнулся между львом и мной, затем снова вернулся к черному зверю и обрушился на него водопадом искр.

Небольшая часть разряда пришлась на меня. Я рухнула на колени и замерла, наблюдая, как чудная статуэтка из дерева сгорает синим пламенем. Теперь от нее осталась только красивая легенда о небывалом шторме и дружбе между моряком и диким зверем.

Молния сожгла только статуэтку. Письменный стол не загорелся. Осталась лишь горстка пепла от бесстрашного зверя, с самого детства будоражащего воображение: черный лев с серебристой гривой и поднятым кончиком хвоста.

***

В ту ночь я долго не могла уснуть. Но тревожить родителей не хотелось — новость о сгоревшей дотла семейной реликвии могла подождать до утра.

Юркнув босыми ногами в тапочки, я вышла на просторный балкон и села в кресло-качалку. Сухой треск сплетенных бамбуковых прутьев нарушил тишину.

Дул свежий ветер. Могучий гладкоствольный эвкалипт, густо разросшийся возле дома, с сильными гибкими ветвями и плотными, как кожура, листьями пробивался сквозь миниатюрную старинную колоннаду балкона, источая холодящий запах с едва уловимыми нотками лимона и мелиссы.

В волшебном лунном освещении различались привычные силуэты деревьев и витиеватые дорожки; островки света от фонарей в темноте напоминали блуждающие огоньки.

Тишину глубокой ночи нарушила чья-то писклявая болтовня.

— Я не буду тащить чемодан! — раздраженно произнес незнакомый голос.

— Нет, будешь! — ответил ему другой.

— Почему всегда я?!

— Потому что из нас ты самый сильный! Франц должен хоть раз в жизни это попробовать! Белый медведь все же наш родственник, хоть и дальний! Вот увидишь мы перестанем слышать его печальные вздохи! Нужно поговорить с ним, чтобы он прекратил орать по ночам — иначе я откушу ему ухо!

Сначала мне показалось, что разговаривают соседи, проживающие этажом ниже. Но те были явно не в родстве с медведями.

— А ну, тащи чемодан! — раздался первый голос.

— Сам тащи! — ответил второй.

Я крутила головой во все стороны, но никого так и не увидела. Между тем странная беседа продолжалась.

— У меня нет сил! Я могу умереть! И знай, именно ты будешь в этом виноват!

— А ты спи по ночам!

— Не могу! Он постоянно орет!

И как бы в подтверждение этих слов с берегов Гренландии послышалось затяжное медвежье рычание.

— Франц грустит от тоски по дому: о льдинах, о северном сиянии, о белой медведихе Фризольтине!

Вдруг из темноты на лунную дорожку вышли вомбаты.

«Я слышу и понимаю разговор животных!» — осенило меня.

Восхитительно! Я вскочила с кресла и высунулась за перила балкона. Один из вомбатов держал за ручку чемоданчик — это было уже совсем удивительно, — а другой, громко фыркая, подгонял брата.

— Где причал, Рукас? — скомандовал один из вомбатов.

— Там, Крутас! — второй показал в конец эвкалиптовой аллеи.

В Европе найдем бурых медведей Емелю и Юшку. У них передохнем, как-никак родственники. С утра рванем до Северной Америки, там и до Гренландии рукой подать! Через пару дней вернемся, точно никуда и не уезжали.

Вомбаты неспешно удалялись от дома. Рукас волочил за собой тяжелый багаж, направляясь в сторону подвесных мостиков Малазийских и Индонезийских островов. Следом за ним с довольным видом шествовал Крутас.

Простите мою рассеянность, забыла рассказать о самом главном. Наш дом примыкал к Австралии, и со дня переезда вся жизнь наполнилась австралийской дивностью. Никуда не торопясь, я наблюдала за причудливыми животными и удивительными растениями. Широкая душистая аллея эвкалиптов тянулась от причала, куда прибывал паром с путешественниками.

— Вы не находите, что ночью листья эвкалипта не так свежи, как утром? — услышала я робкий голос возле самого уха.

На могучем эвкалипте сидела голубоглазая коала, совсем юная и невероятно милая. Все называли ее Крошка Фи.

К этому времени многих животных я уже знала по именам.

— Вы ко мне обращаетесь?

— Конечно, а к кому же еще? Кроме вас, здесь больше никого нет, — ответила коала и потянулась за новым сочным листком эвкалипта:

— Вот, попробуйте!

Небрежно выпустив из своих маленьких когтистых лапок тугой лист, она наблюдала, как, плавно покачиваясь на ветру, тот поплыл по воздуху на балкон.

Подпрыгнув и легко поймав зеленую лодочку, я вдохнула в себя освежающий запах австралийского дерева и прикусила край листа.

— Ну как? — спросила коала.

— Ночные листья, ничем не отличаются от утренних, — заключила я, с трудом пытаясь проглотить оставшуюся часть угощения.

— Значит, я ошиблась?! — воскликнула гостья. В ее глазах засверкали озорные искорки. — А вы хорошо распробовали? Могу нарвать еще листьев!

— Нет-нет, распробовала так, что лучше не бывает… Листья не могут менять вкус в зависимости от времени суток — так же, как вода, бананы или манго… Понимаете меня?

— Прекрасно понимаю.

Наш светский разговор прервал басистый рык белого медведя с острова Гренландия.

— Франц тоскует, — пояснила коала.

— Скучает по родным берегам… и Фризольтине.

— Да тише вы! — пронзительно взвизгнули снизу.

Крошка Фи выронила листочки эвкалипта. Сгорая от любопытства, я свесила голову вниз с балкона и вкрадчиво спросила:

— Кто там?

— Ха! Это я, Мэрмэлла! — ответил резкий недовольный голос.

Беседа разбудила австралийского страуса эму, заснувшего недалеко от дома, за травяным деревом. Птица не спешила появляться — ее вполне устраивало скромное зеленое закулисье.

— Что вы так удивленно на меня смотрите? — высокомерно добавило травяное дерево.

Наконец Мэрмэлла нехотя появилась. Высокая птица, обернутая в поблекшее от времени боа, поздоровалась.

— Здравствуйте, — ответила я. — Мне кажется, мы с вами знакомы.

Мэрмэлла помогала знаменитому фокуснику в театре иллюзий, и мы с родителями часто видели ее выступления.

— Ха! — встрепенулась птица, и в разные стороны полетели перья, словно падающие с дерева листья. — Были времена, когда мне аплодировали стоя! — вздохнув, она смахнула скупую слезу. — А теперь… Как печальна участь большой звезды!

Несмотря на мутные от слез глаза, Мэрмэлла ловко поймала клювом пролетавшего мимо белого ночного мотылька.

С материка Америки послышался громкий заразительный смех. Мы переглянулись.

— Хорьки, — пояснила звезда иллюзий, скинув с себя еще немного тускло-серых перьев.

— Добрые ребята, — добавила коала. Ее глаза засияли, когда эти проворные зверята с узкими мордочками затянули долгую песню под гитару.

За каменной оградой, отделяющей городской заповедник от улиц шумного города, в окне соседнего дома кто-то зажег ночник. Его отблеск, отливаясь шафрановым светом на листве эвкалипта, напомнил о скорой осени.

Я вернулась в кресло и с головой укуталась в теплый. Таинственное мерцание фонарей завораживало. Идти домой не хотелось.

Покачиваясь в кресле, я тихонько дремала под балладу о храбром американском хорьке и не подозревала, что ночь будет самой странной в моей жизни.

Глава 2

Спустя некоторое время песни смолкли. Повсюду царила вкрадчивая и мудрая тишина. Лишь многократные ныряния дельфина Шалуна нарушали безмолвие. Дельфин жил шагах в тридцати от моего дома, в огромном бассейне с красиво изогнутыми, песчаными, похожими на морской берег краями.

Вдруг кто-то встревоженно сказал:

— Как же слякотно и сыро-о! Я промок до косте-ей!

— Тише-тише, дорогой! — с придыханием отвечал нежный голос.

— Но наша зольная ванна испорчена-а! Как прикажете это понима-а-ать?!

— Не забывай. В крови у сорных куриц из Австралии течет королевская кровь! Надо запастись терпением!

На небольшой полянке, рядом с бассейном и низкими травяными деревьями стояли австралийские индюшки. Мама говорила, что на родине их называют сорными курицами. Трусли со своим семейством — женой Дрожуньей и дочерью Бояшкой — оказались по колено в воде. Дельфин, их ближайший сосед, продолжал выпрыгивать из воды и кувыркаться через голову. Он снова и снова с шумом погружался на глубину, а поднятые им волны одна за другой захлестывали зольную ванну, в которой так привыкли нежиться соседи.

— Какая отвратительная мокрота-а-а! — возмутился чуть громче Трусли, стряхивая с лапок грязевую жижу. — Я больше так не могу-у!

— Да, дорогой! Но мы должны сохранять благородство при любых обстоятельствах! — деликатно настаивала Дрожунья — упитанная дама-индейка. Черные масленые перья, красная голова и воротничок на шее придавали ей элегантность, подчеркивая высокое происхождение.

— А как же наши перья?! Как мы будем их чистить?! — робко спросила Бояшка. Слезы брызнули из ее глаз.

Не выдержав, индюк обратился к дельфину:

— Ээ-эй… Любезный сосед! — Трусли звучно крякнул, широко раскинув крылья по сторонам. — Не могли бы вы перестать заливать нас водой?! — На последних словах индюк немного смутился — он никогда не повышал голос — и добавил: — С вашего позволения, делаю замечание…

Однако дельфин, словно ничего не слыша, продолжал резвиться в бассейне.

Последней каплей терпения Трусли стали безутешные слезы дочери. Индюк прибавил громкость, но не рассчитал и закричал во все горло:

— Перестаньте брызгаться, уважаемый сосед!

Со всей силы он топнул грязной лапкой о край зольной ванны. В один миг корыто взлетело вверх, несколько раз перевернулось в воздухе, расплескав в полете миллионы мерцающих звезд, со страшным грохотом ударилось о крышу индюшачьего домика и упало на землю.

Мутная зольная вода окатила Трусли с головы до ног. От его изысканного вида не осталось и следа. Ярко-лимонный воротничок съехал на бок, а черные перья, потеряв лоск, повисли рваными клочьями. Негодование индюка сменилось растерянностью.

— Ты что наделал, Трусли? — Крошка Фи вытаращила и без того большие глаза.

— Ха! Разбудил африканского льва! — всплеснула крыльями Мэрмэлла. Несколько тусклых перьев упали на землю.

Трусли звучно сглотнул слюну и замер. Дрожунья притянула к себе Бояшку в ожидании самой страшной участи.

Все застыли в томительном ожидании. Только дельфин продолжал отчужденно накручивать круги по вспенившейся глади воды.

Шум перевернутой ванны привлек не льва, а львинохвостых макак — вандеру, проживающих в тропическом лесу южной части Евразии. Макаки ринулись выяснять, в чем дело. Они обогнули полуострова Индостан и Индокитай, через подвешенные мосты преодолели острова Индонезии и добрались до Австралии. Вандеру появились словно из-под земли в конце тускло освещенной аллеи. Их было около десяти или даже больше. Стая стремительно продвигалась к могучему эвкалипту.

— Львинохвостые! — прошептала Крошка Фи, не отрывая удивительных глаз от приближающейся серой массы. — Скорей, прячьтесь!

Без лишних слов, шумно шлепая лапками, Мэрмэлла поспешила спрятаться за травяное дерево.

— Куда вы?! — окликнула я птицу.

— Уходите! Уходите! — крикнула Мэрмэлла. — Львинохвостые добрались до Австралии! К нам направляется Задира!

— Что это значит?!

— Задира — драчун и подстрекатель! Его сердце жаждет раздора! Он переворачивает вверх тормашками всех, кого встречает на пути! — ответила коала, широко распахнув голубые глаза.

— Это как? — поинтересовалась я и настороженно посмотрела на стаю макак.

— А вот так! Берет и переворачивает! — расцепив передние лапы, Крошка Фи неподвижно повисла вниз головой. — Однажды он перевернул самого крокодила Даго! Только потому, что тот заступился за верблюда Миража, который не захотел поздороваться с Задирой!

— Ясно.

На самом деле мне было не понятно, отчего возникла такая шумиха.

Между тем львинохвостые приближались. Коала поспешила забраться еще выше, но заметив мою неподвижность, тоже остановилась.

— Почему ты сидишь, Человек? — окликнула меня коала. — Уходи!

— Не уйду, ни за что не уйду! — и, посмотрев на барахтающихся в грязи индюшек, добавила: — Не брошу! Раз львинохвостые так опасны…

— Ну, если вы такая упрямая, тогда оставайтесь! Мы их напугаем вами! Вдруг они испугаются и зададут драпака! — подмигнула Крошка Фи. — Прячьтесь!

Ее огромные глаза, таившие озорную искорку, сузились до маленьких щелочек. Забыв о смелом решении заступиться за семью Трусли, я беспомощно озиралась. Фонари вдоль аллеи прекрасно освещали балкон. Спрятаться было невозможно.

Я скинула домашние тапочки и нырнула под плед, превратившись в бесформенную клетчатую кучу. Потом приподняла угол шерстяного полога и позвала гостью:

— Крошка Фи, теперь мне понятно, почему ночью листья эвкалипта не так свежи, как днем.

Взгляд юной коалы застыл.

— Ночью дерево эвкалипта спит и его листья тоже, — закончила я и под беззвучный смех опять спряталась.

Серая шевелящаяся масса львинохвостых облепила эвкалипт и с любопытством наблюдала, как дельфин наполняет индюшачью поляну водой. Испуганные хозяева еще больше увязли лапками в раскисшей земляной жиже.

— Что тут случилось? — раздался хриплый голос.

На коряжистой ветке могучего эвкалипта восседал вожак львинохвостых. Все называли его Задирой. Поджарый и крепкий, покрытый черной шелковистой шерстью, с серебристыми бакенбардами, он был раза в два больше соплеменников и гордо смотрел на тех, кто оставался на земле.

Предводитель макак казался спокойным, но взвившийся вверх кончик хвоста выдавал его воинственный настрой — в любой момент вожак готов пустить в ход зубы и когти.

Зверь напомнил мне сожженную молнией фигурку рычащего льва.

— А-ааа, понял, твой дом залил водой Шалун! Какая досада!.. Ну-у, давай же, спусти пары, амигос! — громко выкрикнул вожак, подзадоривая индюка. — Не стесняйся! Наваляй ему от души!

— Эй, Трусли! — завопили макаки. — Большую рыбу надо проучить! Заставить бояться и уважать!

Индюк забрался на узкую кромку вставшей на дыбы зольной ванны и молчал.

— У-у-у… Дрожунья слезы льет! У-у-у… Бояшка слезы льет! У-у-у… Хуже мокрых куриц! — паясничали дерзкие создания.

Задира согнулся в дугу, распрямился и ловко перепрыгнул с эвкалипта на крышу индюшачьего домика. Потом проворной ящерицей сполз вниз.

— Эй, друг! — негромко окликнул индюка Задира. — Послушай, что я тебе скажу! Разберись раз и навсегда с большой рыбой! Покажи, кто здесь главный!

Подсев к Трусли еще ближе и по-дружески толкнув его железным кулаком в мокрый бок, вожак приглушенно сказал:

— Ну же, австралиец, очнись!

И с едва уловимыми нотками сочувствия прошептал:

— Я понимаю тебя, друг! Ты боишься проиграть!..

Прошло время, прежде чем Задира заговорил снова:

— Послушай… Мое настоящее прозвище Черный лев.

Вдруг индюк очнулся и с сомнением спросил:

— Ты Черный лев? Лучший боец во всем мире?

— Только тише! Я дрался не на жизнь, а на смерть много раз: в Гонконге, Бразилии, Камбодже. Однажды мне пришлось выйти на ринг против яка по кличке Сиротка Бэрт.

— Ведь Сиротка Бэрт настоящий громила?! — защелкал клювом Трусли.

— Да! Это был мой последний поединок! Мне предложили лечь на лопатки или конец! Я выбрал честный бой!

Вожак дерзко рассмеялся искрящимся в небесах звездам.

— Я победил!.. И поверь, мои страдания стоят того! Стать героем! Любимцем публики! Заслужить восхищение толпы! Ощутить трепет перед собственной несокрушимостью!..

Ткнув корявым пальцем в стаю, Задира возгласил:

— Наши маленькие зрители хотят всего лишь зрелищ! Дай им то, чего они желают! Стань их героем! И они ответят тебе благодарностью! Завтра ты проснешься триумфатором и будешь наслаждаться славой! Головокружительный успех! Все будут говорить только о тебе! Победа сорной курицы над большой рыбой! Браво! Браво! — кричал львинохвостый. — Только вообрази, какое будущее! Твоя слава затмит даже величие африканского льва!

Индюк часто защелкал клювом.

— С завтрашнего дня ты сможешь претендовать на его власть, — как бы между прочим обронил Задира, шумно вдохнув в себя ночную свежесть эвкалипта.

— Я? — несмело спросил индюк.

— Ты! Все мы, звери, знаем, что у сорных куриц из Австралии в жилах течет королевская кровь.

— Что? — удивился Трусли.

— Да-да, мы все об этом знаем, — заверил вожак и заговорщицки подмигнул.

— А как же… ты?

— Нью-Йорк, Лондон, Токио… Меня ждут победы в других состязаниях, — Задира пальцем провел воображаемую черту в воздухе и прошептал индюку на ухо:

— Мне бы только кое-кого дождаться.

— Кого?!

— Друга, Трусли, друга!

Погрузившись в мечты, львинохвостый смягчился. Он оттянул уголок синего нашейного платка, какие носят матросы.

— Придет время, и на белом корабле мы отчалим от этих берегов навсегда!.. А сейчас нас ждут великие дела!

Задира подтолкнул индюка в бок крепким, как сталь, кулаком:

— Удачи! Теперь твое прозвище — Непобедимая сорная курица.

Я приподняла плед и наблюдала как, неуклюже размахивая крыльями, индюк слетел с ванны.

Конец ознакомительного фрагмента.