Спасибо, что ушла

Андрей Щепин

Люди рано или поздно исчезают из нашей жизни по разным причинам. Мы можем радоваться расставанию или горевать. Но больше всего нас надламывают те редкие случаи, когда близкий человек идет на разрыв без видимых на то причин. С этим смириться не всегда по силам. Эта книга не о любви. Она – о поиске понимания странных поступков окружающих, и том, как далеко мы можем зайти на этом пути. Герой романа на этой дороге откроет для себя новые смыслы жизни и познает всю силу демонов собственной души.

Глава 2

Невыносимый психолог

— Прошу, Виктор, проходите. Светлана Ивановна вас ждет, — миловидная девушка-одуванчик за стойкой оторвалась от сосредоточенного печатания, жестом указала на дверь кабинета и снова углубилась в изучение картинки на мониторе.

Я с удовольствием бросил на стол какой-то невнятный журнал, за которым убивал время уже полчаса. Зачем-то пришел пораньше, не хотел опаздывать. Кто их знает, этих психологов. Вдруг эта тетка начнет на сеансе судить о моей непунктуальности вместо того, чтобы углубиться в разбор реальных проблем. А потом еще пропишет еще один сеанс, и так недешевый.

Дверь в ее кабинет я открывал с некоторой опаской. Но пока вроде бы зря. Сама комната терапии не выглядела как-то особенно примечательно: широкие окна без штор, отчего комнату заливал яркий солнечный свет, бежевые однотонные стены контрастируют с темно-коричневой мебелью. Да и из обстановки-то — два кресла и кофейный столик, да кулер с водой в дальнем углу. Лаконично и просто. Рядом с моим креслом дымилась чашка горячего чая.

Беседовать мне предстояло с женщиной средних лет, с каменным и особо не запоминающимся, типичнейшим славянским круглым лицом. Она спокойно смотрела на меня прямо в упор так, что становилось неуютно. В руках женщина мяла большой блокнот. С минуту мы играли в непонятные гляделки, пока я, наконец, не решил потупить глаза. Тогда она ободряюще улыбнулась.

— Знаете, я неопытный в таких визитах, скажу честно, — сказал я, расположившись в глубоком кресле и стараясь принять максимально уверенную позу.

— Ничего страшного, Виктор, многие еще боятся приходить на терапию, — ответила Светлана и взяла ручку наизготовку. — Но мы сегодня говорим о вас. Итак, что же вас больше всего беспокоит? Можете меня не бояться, говорите смело. Ничего не покидает пределов этой комнаты.

— Даже ваш блокнот не покидает кабинет? — попытался я сострить.

Психолог спрятала улыбку, тень строгости промелькнула на ее лице. В самом деле, чего это я. Надо быть посерьезнее, хотя бы иногда.

— Ну, что ж, попробую объяснить более-менее понятно, — я тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. — Меня все достало. Вот буквально все. Знаете, еще год назад я был довольно приятным человеком, веселым и жизнерадостным. По крайней мере, мне часто об этом напоминают знакомые. А сейчас, как будто постарел лет на тридцать. Невыносимо хочется вести себя как старый дед. Ворчать на всех, осуждать и копить злобу в одиночестве.

— Почему именно год назад? — переспросила Светлана и что-то чиркнула в блокнот. — Тогда случилось что-то важное, переломное? Как думаете?

— Ну да, — ответил я легко. — Тогда я просто разлюбил свою жизнь.

— То есть? Так просто?

— Ну, это что-то типа: носишь одну кофту пять лет подряд, вроде и любил ее первое время за удобство, мягкость и качество. Носил с удовольствием. А сейчас, спустя годы — вроде и то же удобство при носке, и не полиняла, а радости от нее уже никакой. И в то же время выбросить жалко — хорошая вещь. Так и носишь ее иногда, просто по привычке, но от этого не становится легче, а, наоборот, все хуже и хуже. Не слишком сложный пример?

— Прекрасно вас понимаю, — кивнула Светлана. — Даже могу похвалить, что вы так спокойно говорите о своей нелюбви к жизни.

— Спасибо, конечно, но иначе бы и не сказал, — я слегка пожал плечами. — Да и чего не быть спокойным. Хуже ведь уже быть не может, так чего париться, в самом деле.

— Но я все же рискну утверждать, что ваше спокойствие только внешнее, напускное, — продолжила Светлана и сочувственно улыбнулась. — А внутри… происходит нешуточная борьба.

— С чего вы взяли? — я неосознанно дернулся в кресле, но вновь откинулся на спинку. — Разве не видно, что я даже улыбаюсь.

— Это же элементарно. Если бы вы были действительно спокойны по этому поводу, то считали ваше состояние нормой. А если бы это для вас было нормой, то не сидели бы сейчас вкресле напротив. Тяжелую внутреннюю борьбу не скрыть ни за какими улыбками.

Я лишь едко ухмыльнулся и решил проигнорировать эту реплику. Отхлебнул чаю, откинулся в кресло и с откровенно наигранным интересом посмотрел на психолога, насмешливо вскинув брови. Происходящее уже наводило откровенную скуку — а ведь только начало разговора.

— Но все же, вы абсолютно уверены, что происходящее вас совершенно не беспокоит? — психолог буквально отчеканила каждое слово с максимальным выражением.

— Я хочу быть абсолютно спокойным по поводу своей жизни, — кивнул я настороженно.

— Хотите, — эхом повторила Светлана и продолжила мягким, но настойчивым голосом. — Но всегда ли можете это контролировать? Здесь вы можете быть максимально честны и откровенны, помните. Я чувствую и понимаю ваше недоверие. Вы замыкаетесь, хотя пришли за помощью, разве нет? Поэтому позвольте мне помочь. Дайте шанс самому себе.

Я минуту буравил психолога недоверчивым взглядом. И боролся со стремлением встать и уйти. Но крохотная частица мозга нервно пульсировала, призывая засунуть в задницу гордость и сомнения — да и выговориться, наконец, как следует. «Сними уже свой панцирь хотя бы на этот час, а то смотри — он уже плечи натер до кровавых мозолей» — твердило подсознание. Хорошо-хорошо, только заткнись, пожалуйста.

— Конечно, нет, не спокойно, — вздохнул я напряженно. — Я с каждым днем все сильнее теряю контроль над жизнью. Она утекает, как мне кажется, бесцельно. Это, знаете, как американские горки. Ты вроде летишь вниз, до дна, но весело и дух захватывает.

Светлана понимающе кивнула и жестом предложила продолжать. И я продолжил.

— С другой стороны, наверное, страшно что-то менять в этой ситуации. Просто потому, что есть опасность доломать вообще все, что у меня еще осталось. Вот и хочется лишний раз подпереть это хлипкое здание, лишь бы какая-нибудь стена не съехала снова. Сохранять подобие стабильности — разве это не выход, не решение? Вдруг все со временем придет в норму и станет ясно, что действительно не стоило ничего радикально менять. И так было хорошо и правильно.

— А вы готовы терпеть, пока все-таки придет это время? — Светлана озадаченно вскинула брови. — Ведь никто, даже вы сами, не сможете назвать точную дату, когда все станет хорошо.

— Ждать, видимо, — ответил я. — Просто ждать. Это ведь вполне адекватный выход, пока нет сил на то, чтобы куда-то двигаться. А там, глядишь, и земля сделает очередной виток, и вернется убежавшая белая полоса.

— А если представить, что в один прекрасный день утром или вечером в ванной, во время обычного умывания, вы дежурно взглянете в зеркало и вдруг осознаете, что ненавидите того небритого и депрессивного человека в отражении, — привела Светлана пример. — Или того хуже, просто не узнаете себя в этом человеке по ту сторону зеркала. Как будете с этим справляться?

— Разговаривать я с ним точно не стану, — попытался сострить. — Это ведь будет называться шизофренией, кажется?

— И все же, если по-серьезному? — Светлана вперила в меня свой самый настойчивый каменный взгляд и, кажется, даже не думала оценивать шутку.

— Ну…, — протянул я после некоторых мучительных раздумий. — Думаю, в этом случае стоит попробовать себя полюбить, каким есть. Или хотя бы подружиться. Ведь я по-прежнему останусь собой, в своем теле. И никуда от этого тела не денусь, пока живу.

— Мне это видится так: часто в жизненных ситуациях ненависть к себе — самый первый и самый важный шаг готовности к переменам, — ответила Светлана. — Люди часто ненавидят в себе то, что не могут перерасти, что-то им уже давно несвойственное. Но если вы попробуете просто полюбить то, как оно есть, разве это решит проблему?

— А если это перестать считать проблемой? — парировал я. — Ведь многие же советуют мыслить позитивно. Тогда и самоненависть со временем должна отступить, разве нет?

— Самоненависть — это всегда проблема, — решительно резюмировала Светлана. — Неуверенностью, неудовлетворенностью жизнью, постоянными самокопаниями и бегством от близких, человек постоянно травмирует не только себя, но и свое окружение. Одни могут терпеть, а другие не выдерживают такого отношения, плюнут и бросят гиблое дело спасения. Потому что как спасти человека от самого же себя? Как считаете, насколько это большая проблема для вас?

Я молчал довольно долго, понурив голову. Временами открывал рот, набираясь сил что-то ответить, но лишь с шумом выдыхал и снова замыкался. Светлана терпеливо ждала ответа.

— Спасибо, но мне пора, простите, — наконец произнес я севшим голосом и вышел из кабинета, не оглядываясь.

— Приходите на следующей неделе, Виктор, — бросила вдогонку Светлана за секунду до того, как я хлопнул дверью.

*****

— Что бы она понимала! — пробурчал я, выскакивая на улицу.

Вечер пятницы накрывал город сизым сумрачным одеялом — и этот вечер непременно надо было убить. Максимально зажигательно. Душеспасительных бесед на сегодня достаточно. Я без всякой глубокомысленной зауми мог сам поставить себе диагноз, пусть и малоприятный на первый взгляд.

Походы по кабакам в последнее время стали моей подлинной отдушиной. Шумом и гамом, громкой музыкой, неоном и физически пьянящим воздухом они вели, казалось, к успокоительному счастью. Ты вливаешься в людское море — и растворяешься в нем. Вступаешь в резонанс и на какое-то время отпускаешь собственную ущербную личность в свободное плавание по пивным рекам и табачным берегам. В грохоте барного веселья крики собственных тревожных мыслей теряют свою силу и остроту.

Странно, что еще год назад я совсем не испытывал тяги к подобным заведениям. Моя прежняя жизнь была наполнена непоколебимой серьезностью и карьерными амбициями. Так повелось еще со старших классов школы, когда я окончательно укрепился в желании свалить подальше из своего загибающегося депрессивного городка и добиться значительно большего, чем одноклассники.

На первых курсах универа, правда, верх взяла чудесная вольница большого города, разгульное творческое окружение и отсутствие родителей на горизонте. Но, к счастью, пьянками и клубными развлечениями я пресытился уже к середине второго курса. А дальше амбиции вновь вышли на первый план.

Следующие несколько лет были подчинены ответственным делам. Я неуклонно набирался практики и опыта, вдумчиво подходил к учебе. Строил большие планы на будущее. И даже, по словам окружающих, подавал большие надежды. В общем, заработал репутацию насквозь положительного и ответственного парня с немалыми амбициями.

Не удивительно, что карьерная дорога готова была взметнуться вверх ракетой. Диплом вуза за плечами, и практически сразу — хорошая и престижная должность. Глаза мои горели, силы казались неиссякаемыми. Завязывались долговременные отношения с перспективой женитьбы. Мечта, а не жизнь. Спокойная и степенная, рассчитанная на годы вперед. Встал на колею — и поехал, чего проще?

Но, кажется, у Вселенной были свои планы. Или я придавал этим планам слишком много серьезности, чем превысил некий предел собственной нервной системы. Вот в этот момент меня и понесло под откос. Причем не резко, а плавно и без резких виражей, что я на первых порах совсем не замечал надвигающегося падения.

Неспешно, по капле, нарастала апатия к любимой некогда работе, нарастало раздражение от упреков Тани и друзей в постоянной занятости. Все это накладывалось на глухие карьерные перспективы от осознания, что угораздило застрять на одной должности уже пятый год, не в силах скакнуть хоть на ступеньку выше. Ощущение жизненного тупика все яснее маячило на горизонте.

Нарыв тревог и напряжения прорвался болезненно, против моей воли. Первой не выдержала Таня. Солнечным воскресным утром она в гневе собирает вещи и возвращается к родителям, в ярости желая пожениться на собственной работе. Следующие несколько дней я слонялся в растерянности по пустой квартире, пытаясь настроиться на рабочий лад и хоть как-то унять боль. Но прежнее трудовое вдохновение уже практически угасло. Набирал обороты полнейший рабочий паралич.

Тогда я заново впустил в жизнь все эти кабаки и окружил себя приятелями, что чувствуют себя органично в этой пьяной вакханалии. Как показалось, я нашел себя здесь, в этом празднике жизни, что каждый вечер набирал обороты в шумных прокуренных заведениях. Выходы бывают разные, не правда ли?

Просто пить, курить, танцевать, творить всякую непотребную хрень и не думать о будущем — что может быть проще? В этой странно-позитивной тусовочной среде так заведено. Пока шоу продолжается, ты прекрасен и окружающие прекрасны. А реальная жизнь, угасающая буквально на глазах, как думается, подождет у порога еще на один вечер.

*****

В тот вечер я вновь спешил снять напряжение по известному адресу. Пара безбашенных и изрядно захмелевших друзей уже ждали на месте. У барной стойки мы приплясываем и дуем пиво бокал за бокалом. С ними легко и весело — не то, что моя жизнь за пределами этого праздника. Я дышу полной грудью и наполняюсь хаотичным весельем. Всем телом чувствую буйную энергию, разлитую в прокуренном воздухе.

— Так что там у тебя случилось? — кричит мне Вася, пытаясь переорать громкую музыку. — Приунываешь как-то ты, Витек.

— Нормально все, — отмахиваюсь я и осушаю остатки пива в бокале. — Бармен, повтори. Как-нибудь потом расскажу.

— Ну и ладно, — легко соглашается он и снова тянет меня на пляски посреди зала.

Мы вливаемся в толпу и выдаем хаотичные движения, не обращая ни на кого внимания. Вокруг неизменно трутся нафуфыренные девки, что приходят сюда группами и вызывают раскованными телодвижениями закономерное внимание мужской половины бара. Снимать их после третьего бокала довольно легко. Но лень. Я здесь и сейчас лишь пляшу и пью. Пью и пляшу, подкармливая прожорливую черную дыру в душе.

Ближе к двум часам ночи мы шумной ватагой, наполовину мне не знакомой, выдвигаемся в какой-то ночной клуб неподалеку. И здесь танцы продолжаются — бессмысленные, сексуальные, с полным погружением в пьянящий музыкальный драйв. В ход идут новые коктейли, становится все жарче и жарче. Нужна передышка. Выскакиваю с танцпола и, весело приплясывая, добираюсь до уборной, чтобы немного освежиться.

Плеск холодной воды в лицо, второй третий. Поднимаю голову. И вот оно — вдруг ставшее совершенно незнакомым отражение в зеркале. Отрезвляющее озарение. Мокрое, жалкое лицо постаревшего изнутри молодого человека. Уставшего от всего и всех, но в первую очередь от себя самого. С пустотой и душе, кладбищем надежд на сердце и полным бардаком в жизни. Лицо человека, бегущего от всех проблем, загоняющего все глубже в подсознание страхи и неуверенность за свое будущее. Трамбуя их нещадно, до предела пока еще остается место.

В чем-то прав был этот мозгоправ: однажды я возненавижу собственное отражение в зеркале. И это, возможно, станет началом больших перемен. Но как мне осознать, что за изменения мне нужны? Черт, в полупьяной голове тяжело ворочаются мысли. Разве надо прям в этот момент заниматься самокопанием? Однако ж признаю — сейчас этот грустный чувак из Зазеркалья мне противен. И с ним почему-то совсем не хочется иметь никаких дел. Тупой прожигатель жизни. И как ему живется в этом духовном вакууме? Счастлив, доволен всем?

Человек в отражении, очень похож на меня, но ничего не ответит. Когда я его оскорбляю, слова отражаются в мою же сторону. Но, черт возьми, я уже не узнаю себя в зеркале. И давно не понимаю, зачем вообще дышу, зачем потребляю кислород, не создавая ничего хоть сколько-нибудь полезного для этого мира. Все эти бесконечные рабочие отчеты — это не польза, это все пустое. Так может пора об этом задуматься и начать все исправлять? Хорошо, но пусть это будет проблема завтрашнего Виктора. Сейчас же будем догуливать, как в последний раз. Возможно. А пока — танцы!

Я вновь ворвался на танцпол, и практически сразу энергия толпы вымыла из головы все прежние тревоги и огорчения. Какой же я пустой? Вот же, посмотрите, буквально свечусь силой. Мы подзаряжаем друг друга в дыме кальянов и лазерных бликов на лицах. Мы сверкаем, блестим, лучимся улыбками. Мы молоды, и нам нет дела до каких-то так серьезных дел. Пляски и светящиеся коктейли творят чудеса раскрепощения.

— Да мы счастливы, черт возьми! — кричу я во все горло, не в силах сдержаться.

Громогласный рык прорезает зал. Люди вокруг подхватывают мою волну и вот мы разрываем площадку коллективным: «Да! счастливы!». Батарейка в каждом из нас прибавляет еще 100 процентов заряда. Ускоряемся. А затем диджей дает мелодичный трансовый проигрыш. Мы синхронно замедляемся и распускаем руки к небу. Море волнуется раз, море волнуется два… Закрываешь глаза, кожей ощущаешь этот мотив, качаешься на его волнах. И плевать, что будет завтра.