Влюбиться в Кэлвина

Шивон Дэвис, 2017

Лана Я знала, что все закончится катастрофой, но слишком любила его, чтобы остановиться. Кэлвин Кеннеди завладел моим сердцем… а потом просто уничтожил его. Теперь я бегу от прошлого, которое хочу забыть. Но он снова появился в моей жизни – чтобы вернуть меня, на этот раз навсегда. Как я могу доверять Кеннеди, если знаю, что он опять разобьет мой мир на мелкие кусочки? Кэлвин Лана всегда была слишком хороша для меня. Это знали все, кроме нее. Я пытался держаться подальше, но не смог и причинил ей боль. Она ушла, и теперь я точно знаю: моя жизнь без нее не имеет смысла. Она умоляла меня держаться подальше, но я снова нарушил обещание и поступаю в Университет Флориды. Лана здесь. И я полон решимости доказать, что заслуживаю второго шанса.

Глава 3

Лана

— Что ж, выкладывай, подруга. Я хочу знать все, — говорит Лив. В автобусе мы почти не разговаривали, а когда вернулись в общежитие, я пошла в ванную, а Лив приготовила нам привычные пятничные напитки. Теперь мы сидели на своих односпальных кроватях друг напротив друга в пижамах, смыв макияж, и прихлебывали ромашковый чай.

Я знала, что рано или поздно это случится. Что придет время признаться, но это не помогало справиться с моим волнением. Поставив кружку на прикроватный столик, я вытираю потные ладони о пижамные шорты и пытаюсь прочистить горло.

— Прежде чем я начну, хочу чтобы ты знала: я специально кое-чего не говорила, но правда собиралась рассказать всю историю целиком с самого начала нашего знакомства.

Она коротко кивает, призывая меня продолжить.

— При первой нашей встрече я была в ужасе, когда узнала, что ты из Нью-Йорка, потому что не сомневалась — ты наслышана о Кеннеди и прошлогоднем судебном разбирательстве. Дело не сходило с первых полос в газетах, являясь главным пунктом повестки дня на всех новостных телеканалах целую неделю. Страна пристально следила за развитием драмы.

Она наклоняется ко мне, держа чашку обеими руками.

— Девочка моя, все знают, кто такие Кеннеди. Линия одежды Кеннеди была тем самым модным брендом, который носил каждый. В моем шкафу куча их платьев, и я до сих пор оплакиваю их кончину.

В прошлом году Александра Кеннеди повергла в шок весь мир моды, покинув пост генерального директора и продав лейбл своему основному конкуренту. С тех пор линия одежды Кеннеди была поглощена новой материнской компанией «Аккарди».

Мое сердце замирает.

— Круто, теперь все в кампусе узнают.

— Поэтому ты сменила имя? — спрашивает она, дав понять, что схватывает налету.

— Частично, — потираю я затылок. — Изначально смена фамилии на девичью моей матери было условием бабушки и дедушки. Мое заявление на обучение подавалось в последний момент, и они использовали свои связи, чтобы помочь мне поступить. Такое решение было оправданным, так как мое имя запятнано.

И, честно говоря, это меньшее, что я заслужила.

Она сочувственно смотрит на меня, но я игнорирую ее взгляд. Я не заслуживаю ничьей жалости, а так же не желаю зацикливаться на ней. В последние дни в моем мире появились более неотложные дела.

— Мне жаль, что я утаила это от тебя. Искренне жаль, — признаюсь я. — Я была уверена, что как только ты узнаешь, кто я, сделаешь выводы, не дав шанса объясниться.

Она отхлебнула из чашки.

— Я не узнала тебя. Абсолютно. Основное внимание СМИ было сосредоточено на Кэлвине.

Во время судебного процесса — да. Но потом СМИ с удовольствием лепили мое фото повсюду и очернили мое прежнее доброе имя. В большинстве других штатов я бы имела право на некоторую конфиденциальность, будучи несовершеннолетней. Но только не в Массачусетс, где действует этот дикий закон. Я мало что могла сделать, чтобы помешать им раскрыть свою личность. Добавьте сюда известность Кеннеди, и ажиотаж гарантирован. Покинуть север ради штата Солнечного света было облегчением. По крайне мере поначалу.

— Расскажи мне о нем, — склоняет она голову набок. — Расскажи о себе и своей версии событий. Я знаю, написанное о тебе — неправда. И я знаю тебя, что ты не способна на те вещи, которые тебе приписывали.

Я с трудом сглатываю вставший в горле горький ком.

— Это ужасная правда, Лив. Я действительно сделала большую часть того, о чем писали. — Я опускаю голову, чтобы не видеть отвращения и разочарования в ее глазах. Мне приходилось каждый день сталкиваться с таким же выражением лица моей матери после дачи показаний. Каждый день с тех пор, как я запустила эффект разорвавшейся бомбы.

— Эй, — кровать скрипит, когда Лив приземляется рядом, — я не собираюсь осуждать тебя.

Она обнимает меня за плечи.

— Все мы совершали поступки, которыми не можем похвастать, но я знаю, что ты хороший человек, Лана.

— Считала бы так же, если бы сразу знала, кто я?

Она пронзает меня искренним взглядом.

— Не знаю. Но, думаю, дала бы тебе возможность объясниться.

Не в первый раз я возношу благодарности мирозданию за то, что судьба свела меня с Оливией. Мы подходим друг другу. Возможно, нас объединяет то, что мы обе единственные детьми в семье. Или она просто чертовски хороший человек. Какими бы не были причины, я рада, что она моя соседка по комнате и друг.

— Налить тебе еще выпить, чтобы ты смогла облегчить душу? — поддразнивает она с усмешкой.

Я глубже забираюсь на кровать и прислоняюсь спиной к стене.

— Уже поздно. Ты уверена, что хочешь услышать это сейчас? Если я хочу все сделать правильно, то мне нужно начинать с чистого листа. Это займет некоторое время.

Она разворачивается ко мне лицом, забравшись на кровать с ногами.

— У меня на завтра нет никаких дел, и я смогу выспаться. Могу и хочу послушать, если ты готова к этому.

Я прикусываю губу, готовясь открыть свое сердце.

— Мне было два года, когда мои родители начали работать у Кеннеди. Мама была домработницей, а отец ухаживал за садом, окружавшим поместье Уэлсли. Мы переехали в гостевой домик у края леса, примыкавшего к владениям. Я не очень много помню о тех временах.

Мои ранние воспоминания были скудны.

— Когда я подросла, стала играть с мальчишками. Александра тогда вроде не возражала. Кэл был немногим меня младше, и нас тянуло друг к другу уже тогда. Вскоре мы стали почти неразлучны и все делали вместе. Мы ходили в разные школы, но встречались на кухне по возвращении домой каждый день мама готовила нам перекусить и свой легендарный розовый лимонад, а каждый вечер мы вместе делали уроки. В зимнее время мы смотрели новинки кино в их домашнем кинотеатре или плавали в крытом бассейне, я ходила на все игры его Малой Лиги, показывала ему все свои рассказы… — Лив знала, что моей заветной мечтой было стать писателем, и я написала кучу книг, оставшихся погребенными в недрах жесткого диска моего компьютера. — А он был моим ярым фанатом. Ему нравилось все, что я писала, даже если это была чушь. — Я улыбаюсь этому воспоминанию. — Он рисовал иллюстрации к сценам из моих рассказов и помогал мне создавать самодельные книги.

На моих губах расцветает нежная улыбка, когда вихрь воспоминаний подхватывает меня.

— Летом мы болтались у бассейна, и он постоянно защищал меня от своих братьев.

Она приподнимает бровь.

— Ты же знаешь, что у него шесть братьев?

— Девочка, все знают братьев Кеннеди. Не могу поверить, что ты выросла среди всего этого жгучего великолепия. — Она делает вид, что обмахивается. — Черт возьми, я возбуждаюсь только при одной мысли об этом.

Рассмеявшись, я бросаю в нее подушкой.

— Прекрати! Они мне как братья, и это убивает меня. За исключением Вонючки.

Она быстро переспрашивает:

— Кого-кого?

Я снова смеюсь.

— Вонючка. Это я так Кэла называла, когда мы были мелкими, потому что он пускал самые вонючие ветры, доступные человеку. — Я сгибаюсь пополам, держась за живот. — Если я хотела вывести его из себя, то достаточно было назвать его этим прозвищем, а затем просто наблюдать, как он бесится.

— Если хочешь знать мое мнение, то он не один такой сумасшедший.

— Все его братья сумасшедшие, — колко отвечаю я, делая вид, что не заметила ее маленького укола. — Они постоянно пытались спихнуть меня в бассейн или стащить верх от купальника. Кэл ужасно на них злился, а мне приходилось делать вид, что я в ярости, хотя, если честно, я была не против. С ними было весело, и я знала, что они просто дразнятся. В нашем доме всегда было очень тихо, и мне нравилось проводить время с ними. Я всегда с нетерпением ждала нашего лета.

— Звучит так, будто ты была членом семьи.

Что-то забрезжило на кромке моих воспоминаний.

— Я тоже так считала, но мама Кеннеди четко дала понять, что это не так.

Лив плюхается на живот, упершись локтями в кровать, и кладет голову на руки.

— Что случилось?

— Мы выросли. — Я впериваю в нее ставший серьезным взгляд, потому что вновь возвращается привычная боль. — Кеннеди купили загородный дом на острове Нантакет, и первое время летом мы надолго уезжали туда. Это было блаженством. Мама с папой работали, а я проводила время с Кэлом и его братьями на пляже или гоняя на великах. По вечерам устраивались барбекю и вписки, и мы засиживались допоздна, потому что взрослые теряли счет времени. Дом был изящным, с самым великолепным панорамным бассейном и…

— Ладно, ты специально заставляешь меня завидовать.

Я смеюсь.

— Серьезно, я обожала этот дом. Обожала те летние деньки, именно поэтому было так больно, когда все резко прекратилось.

— Давай же, Лана, — стонет Лив. — Хватит томить меня ожиданием. Переходи к пикантным подробностям.

Я бросаю в нее подушкой.

— Эй, мы обсуждаем не свеженькую мыльную оперу! Это моя жизнь!

— Твоя жизнь с Кеннеди, — с восторгом откликается она, кинув подушкой обратно в меня. — Звучит как название мыльной оперы, которую я бы глянула.

Я закатываю глаза, хотя мне нравятся ее попытки держаться беззаботно.

— В последний раз я побывала на Нантакете летом, перед тем как мне исполнилось четырнадцать. Кэл очень странно себя вел все время, и я волновалась, что чем-то его расстроила. Все время спрашивала, что не так, а он продолжал отвечать, будто все в порядке. — Мое сердце трепещет от воспоминаний. — В тот день мы должны были вернуться на материк, и я собирала вещи в своей комнате, когда он ворвался ко мне и поцеловал. Без предупреждения. Без намека. Он просто подошел ко мне и запечатлел поцелуй на моих губах… — Мое сердце колотится. — Я до сих пор помню все в деталях, как будто это было вчера. — Моя рука непроизвольно касается губ. — Для первого поцелуя это было чертовски волшебно.

— Вау!

— Знаю. — Моя улыбка становится еще шире. Вне зависимости от того, чем все закончилось, никто не мог отнять у меня этого воспоминания. Я взяла резинку с прикроватного столика и собрала волосы в небрежный пучок. — Конечно, мать Кэла выбрала именно этот момент, чтобы ворваться в мою комнату, и застукала нас с поличным.

— Она психанула?

— Определенно, но догадаться по ней тогда было сложно. Она предпочла сделать вид, что ничего не заметила, тихо потребовав, чтобы Кэл шел в свою комнату и закончил собирать вещи. Никто никогда и словом о произошедшем не обмолвился. Но меня больше не приглашали. А Кэл стал очень странно вести себя со мной.

— Видимо, она наговорила ему что-то, — предположила Лив. — Вот тварь.

— Думаю, да. Александра — сноб, и она всегда считала, что я недостаточно хороша для ее сына. Но тогда я этого не понимала. Тогда я думала, что отвратительно целуюсь, и поэтому он больше не хочет проводить со мной так много времени.

— Подожди, что? — Она привстает на колени. — Он просто тебя поцеловал и все? И больше не поднимал эту тему?

Я качаю головой.

— Не-а. Он никогда не говорил о поцелуе или о причинах, по которым меня изгнали. Он просто поцеловал меня и никогда больше об этом не упоминал.

— И как ты себя чувствовала?

— О, я по уши в него влюбилась. Думаю, я всегда была в него влюблена, просто не понимала, что это за чувство. — Она энергично кивнула. — Мне было больно, когда он перестал проводить со мной время, но не настолько, чтобы перестать любить его. Боже, оглядываясь назад, я понимаю, какой жалкой была.

Я запрокидываю голову и смотрю на голый белый потолок.

— Моя подруга Зои говорила, что со мной приключалось обсессивно-компульсивное расстройство, когда дело касалось Кэлвина Кеннеди, и я безостановочно спорила с ней, но она была права. Теперь я это понимаю. В моей влюбленности не было ничего здорового или нормального. Мне было неинтересно обклеивать стены плакатами с “One Direction”, когда самый сексуальный парень на планете жил со мной по соседству.

— Вы продолжали общаться, или он полностью вытеснил тебя из своей жизни? — Лив чуть ли не с пеной у рта пытается докопаться до деталей.

— О, мы продолжали общаться, только не так как раньше. Мы по-прежнему проводили время вместе, только не публично. Мы всегда были одни. Он либо приходил к нам в дом, когда родители были на работе, либо мы болтались в домике за лесом.

— Извращенец!

Я фыркаю.

— Хотелось бы.

— Хочешь сказать, ничего не было? — Ее вопрос звучит разочарованно.

— Нет, до прошлого года.

— Чем вы, черт возьми, занимались? — Она недоуменно хмурится.

Я разражаюсь смехом.

— Боже, Лив! С мальчиками можно заниматься чем-нибудь еще кроме секса.

— Скучно, — бросает она в меня еще одну подушку.

Я ловлю ее обеими руками и подкладываю себе под голову, показав язык.

— Мы занимались все тем же и много разговаривали. Обо всем на свете. Кэл тот еще шутник, и иногда было тяжело заставить его вести себя серьезно, но мы много говорили и о важных вещах, и он доверялся мне, как и я ему. Мы делились друг с другом самыми сокровенными секретами, и это поддерживало меня. Понимаешь? Когда он бывал не в себе, мне было приятно осознавать, что я единственная, с кем он мог поделиться своими мечтами.

— Должна сказать тебе, Лана, твой парнишка не похож на предел мечтаний.

Я пожимаю плечами.

— Казалось, у него две стороны. На людях — дерзкий обаятельный футболист, с которым хотели переспать многие девчонки Уэлсли. И, поверь мне, спали. — Я чувствую привкус желчи во рту, боль и отторжение многих лет охватывает меня. — Но наедине со мной он был милым, уязвим и заботливым. Было нереально не вкрашиться^[2] в него.

Я уставилась в никуда.

— И он без колебаний бросался на мою защиту публично, если того требовала ситуация. — Я поправляю шорты. — Помню один раз.

Мое сердце пропускает удар, когда я вспоминаю этот случай.

— Дело было в шестом классе, и все братья Кеннеди пришли со своим отцом и моими родителями посмотреть школьную постановку, потому что в том году у меня была одна из главных ролей. Я знала свой текст назубок, но в тот миг, когда я поднялась на сцену и увидела толпу, почувствовала жар прожекторов, нервы сыграли со мной злую шутку, и я забыла все свои слова. Жасмин Ридс исполняла еще одну ведущую роль, она же была главной задирой года. И Ридс разозлилась на меня и толкнула в заключительной сцене. Я упала, а другие девчонки рассмеялись. Мне было очень неловко.

— И что же сделал наш мальчик?

Я хихикаю.

— Он ворвался на сцену и помог мне подняться на ноги. Заслонил меня рукой и даже успел накричать на Жасмин, прежде чем учитель уволок его. — Я мечтательно вздыхаю. — Он был моим рыцарем в тот день, и, забавно, но с тех пор я ни разу не забывала свою роль.

— Миленькая история, но давай вернемся к событиям не столь давних дней. — У нее практически слюнки текут, и я снова закатываю глаза. — Очевидно, что-то между вами произошло. Иначе событий прошлого года не случилось бы.

У меня щимит в груди.

— В прошлом году внутри меня что-то сломалось. Или Зои наконец достучалась до меня. Я не была уверена, но точно поняла, что не могу больше пытаться отрицать свои чувства к нему. Я старалась продолжать жить. Всю старшую школу я ходила на свидания с мальчиками. И у меня даже была парочка бойфрендов. Поначалу я так поступала, потому что думала, смогу заставить Кэла ревновать, но оказалось, его это не колышет. Затем были периоды, когда я ненавидела его, потому что тошно было слышать о нем от других девчонок. И девчонки постоянно цеплялись за меня, когда узнавали, что я жила на территории усадьбы Кеннеди, но тут же выкидывали меня, как обжигающую картошку, стоило им понять, что я не помогу им попасть к нему в постель. Я постоянно обещала себе, что забуду о нем и найду парня, которому буду нравиться так же, как он мне. Поэтому я встречалась с несколькими парнями, надеясь, что они помогут выбросить Кэла из моей головы. Но все было впустую. Я была безнадежно влюблена. И хотя я многое себе позволяла с парнями, но никогда не выходила за определенные рамки. И каждый раз разрывала отношения, пока они не стали слишком серьезными.

— Пока они не дошли до секса, ты имеешь в виду?

— Да. Это было глупо, но я берегла себя для него.

— Это не глупо, Лана. Лучше бы я дождалась кого-то особенного со своим первым разом. Мой первый раз был… Ух! — Она содрогается, состроив страшную рожицу. — В любом случае, сейчас не обо мне. У нас шоу про Лану и Кэлвина. Что случилось потом?

Я перебарываю желание снова закатить глаза.

— Я осмелилась сказать, что люблю его, и он сманеврировал. Постарался высмеять меня, будто мои чувства — шутка. Я взбесилась и велела ему убираться. Спустя несколько дней он вернулся. Сказал, что извиняется за свое поведение, что я тоже ему небезразлична, но он не уверен, сможет ли быть верен одной девушке.

— Вот засранец! — В ее тоне звучит возмущение.

— Как жаль, что я предпочла проигнорировать это. — Я покусываю губу. — И сосредоточилась только на одной части его высказывания — на той, которую хотела услышать: что у него тоже есть ко мне чувства. Я предложила действовать неспешно и поступательно, без ярлыков и объяснений и посмотреть, к чему это приведет.

— Нет! — Она приоткрывает рот.

Я поеживаюсь.

— Разве я не упоминала, что была помешана и глупа?

Она кивает мне.

— Продолжай. Я чувствую, что мы наконец подбираемся к пикантным подробностям.

Только тот, кого там не было, мог назвать это «пикантным».

— Пару месяцев я была на седьмом небе. Мы встречались в лесном домике минимум 3–4 раза в неделю, как и обычно, но одними разговорами дело больше не ограничивалось: мы целовались так, будто задохнемся друг без друга. Я никогда раньше не испытывала подобного. Серьезно, ни один из парней, с которыми я встречалась, не вызывал у меня мурашек по всему телу, как это делал Кэл. Я ходила будто во сне, мечтая о нашем будущем доме, детях и всем прочем, — печально качаю я головой. — Я была такой дурочкой. Но в свою защиту хочу сказать, что я была влюблена до умопомешательства. И любовь заставляла меня чувствовать многое. Слишком многое.

— Такой и должна быть первая любовь, верно?

— Кто знает? — пожимаю я плечами. — Я — полная неудачница, когда дело касается любви. Все, что я говорю, тебе стоит воспринимать с долей сомнения. Серьезно, я будто противолюбовное лекарство. Послушай, что сделала бы я, и поступи наоборот.

— Не тяни резину, подружка. Двигай дальше.

— Двигаю дальше. — Я показываю ей средний палец, и мы обе оскаливаемся.

Я плюхаюсь на живот рядом с Лив, в точности повторив ее позу.

— Если я — лекарство от любви, то Зои в тысячу раз более мощное противолюбовное зелье. Она была против Кэла, и когда однажды вечером увидела, как мы целуемся, пришла в истинную ярость. Орала на меня до тех пор, пока мне не стало казаться, что она сейчас лопнет. Конечно же, я послала ее ко всем чертям и продолжила пребывать в святом неведении. Затем Кэл переспал с девчонкой из моей школы на вписке, а в понедельник она щедро угощала всю столовую подробным рассказом о том, — я изображаю пальцами кавычки, — что «это был лучший секс в ее жизни». Это с грохотом опустило меня с небес на землю.

Боль скрутила мой живот. Даже сейчас было все еще очень больно.

— Не представляю, как я смогла бы хоть когда-нибудь смириться с тем, что он одновременно целует меня и цепляет других девчонок. С самого начала это был путь к катастрофе. В ту ночь я излила ему душу. Я рассказала, как сильно его любила и как берегла себя для него, и что так не могло больше продолжаться. Я не могла быть его девушкой на стороне. Грязным секретом, который надо скрывать. Я сказала, что не собираюсь делить его с другими. И если он хочет продолжать видеться со мной, то должен пообещать взять на себя ответственность и держаться подальше от других баб.

Лив гладит меня по плечу.

— Ты молодец.

— Настало время постоять за себя. Если честно, я позволяла этому мальчишке мешать меня с грязью, и я рада, что чувство самосохранения у меня все-таки появилось. А он чертовски удивил меня, согласившись.

Слезы подступают к глазам.

— Он сказал, что любит меня, что я единственная для него и что он будет мне верен. Он обещал, — теперь слезы катятся по лицу, — и я была дико счастлива. Спустя пару ночей мы переспали. Это была самая невероятная ночь в моей жизни.

Мои слезы превращаются в полномасштабные рыдания, меня прорвало, и я реву навзрыд, спрятав лицо в одеяло.

Лив мягко гладит меня по спине, но не останавливаю ее. Она позволяет мне выплакаться. Я переворачиваюсь на спину, утирая мокрые глаза майкой от пижамы.

— Все еще очень больно. Не думаю, что боль отступит когда-нибудь. И хотя я причинила ему куда больший вред, это никак не смягчает постоянную боль в моем сердце.

Я прижимаю руку к груди.

— Это он, не так ли? — тихо спрашивает она. — Он был единственным.

Внутри меня все замирает, невообразимый ужас сжимает сердце стальными тисками.

Мой худший кошмар воплотился в жизнь, но я не могу ей врать. Только не об этом. Не теперь, когда она уже так много знает.

Я медленно киваю.

Она мрачно поджимает губы.

— Лана, и он ничего не знает, да?

Примечания

2

Вкрашиться — влюбиться.