Серебряная река

Шеннон А. Чакраборти, 2022

Возвращение в мир «Трилогии Дэвабада». Бестселлер The New York Times. «Трилогия Дэвабада» Шеннон А. Чакраборти, снискавшая славу по всему миру, пополнилась новым сборником историй, действия которых происходят до, во время и после событий «Латунного города», «Медного королевства» и «Золотой империи». Мы услышим рассказы с точки зрения как любимых персонажей, так и ненавистных, и даже тех, кто не имел права голоса в романах. «Серебряная река» включает в себя как уже опубликованные рассказы, так и совершенно новые материалы, в том числе и альтернативный эпилог к «Золотой империи», которую обязан прочитать каждый поклонник Дэвабада. Собранные под одной обложкой, эти истории о Дэвабаде обогащают и без того наполненный волшебством и чудесами мир. Исследуйте это магическое королевство, скрытое от людских глаз. Место, где джинны живут и процветают, сражаются и любят. Мир, где принцы сомневаются в собственной власти, а могущественные демоны могут протянуть вам руку помощи… или уничтожить вас. …Принцесса присоединяется к королевскому двору, чья зловещая история наполнена смертями, и ее политической смекалки может быть недостаточно, чтобы справиться с ней… …Заключенный в тюрьму член королевской семьи из свергнутой династии и молодая женщина, вырванная из своего дома, встречаются в зачарованном саду… …Пара разведчиков натыкается в проклятом зимнем лесу на тайну, которая перевернет их мир… От первых шагов Манижи к восстанию до приключений, которые происходят после «Золотой империи» – эта коллекция обязательна к прочтению тем, кому не хватает Нари, Али и Дара, а также историй, что разворачиваются вокруг них. «Множество точек зрения позволяют читателям заглянуть за кулисы мира и понять мотивацию персонажей. Этот сборник станет настоящим праздником для поклонников серии». – Publishers Weekly «Этот сборник обязан присутствовать в библиотеке рядом с “Трилогией Девабада”, поскольку он снова показывает удивительных персонажей Чакраборти и ее великолепный мир». – Library Journal «Если это последняя книга о невероятно уникальном волшебном мире Чакраборти, то это, безусловно, сияющий и драгоценный подарок». – Paste Magazine

Мунтадир

Эти события происходят приблизительно за семь лет до событий, произошедших в «Латунном городе», и содержат спойлеры только к этой книге.

— Диру. — Чья-то рука потрясла его за плечо. — Диру.

Мунтадир аль-Кахтани застонал, зарылся лицом в подушку:

— Уйди, Зейнаб.

Миниатюрное тело его сестры рухнуло рядом с ним, кровать сотрясло, и боль с новой силой запульсировала в его голове.

— Вид у тебя ужасный, — весело проговорила она, убирая прилипшие к его щеке волосы. — Почему ты так потеешь? — Она вскрикнула шокированно и довольно испуганно. — Неужели ты пил?

Мунтадир прижал шелковую подушку к ушам.

— Ухти^[1], для твоих игр еще слишком рано. Почему ты в моей спальне?

— Ничуть не рано, — возразила она, проигнорировав более важный — по крайней мере для него — вопрос. Руки Зейнаб прошлись по телу Мунтадира, щекоча его. Она рассмеялась, когда он попытался вывернуться. Но потом ее пальцы резко замерли, сомкнулись на чем-то, лежащем рядом с его головой.

— Это что — сережка? Диру, почему в твоей кровати женская сережка? — В ее голосе зазвучала взволнованная нотка. — Слушай, а эта сережка уж не той ли новенькой из Бабили — той, которая поет?

В мгновение неожиданной паники Мунтадир выпростал руку и провел ею по пространству матраса. Он вздохнул с облегчением, когда убедился, что там пусто. Владелица сережки, вероятно, ушла. И слава богу. Ему вовсе не хотелось, чтобы ее увидела его тринадцатилетняя сестра, любительница посплетничать.

Он перекатился на другую сторону, прищурился в темноте. Слуги Мунтадира знали, что до пробуждения эмира, пока он не проснется после одного из своих «вечеров», занавеси на его окнах должны быть закрыты, а потому он видел Зейнаб смутными пятнами: ее серо-золотистые глаза на маленьком темном лице, ее озорную улыбку… затейливую сережку-джумку в ее пальцах.

— Дай-ка это мне. — Мунтадир выхватил сережку из руки Зейнаб, что вызвало ее новый смешок. — Ну, чтобы хоть какая-то польза от тебя была, — принеси мне воды.

Продолжая посмеиваться, Зейнаб спрыгнула с кровати, взяла графин голубого стекла, перелила часть его содержимого в белую нефритовую чашку, скорчила гримаску.

— Почему у нее такой забавный запах?

— Это лекарство для моей головы.

Она вернулась к кровати, протянула ему чашку.

— Ты не должен пить вино, ахи^[2]. Это запрещено.

— Много чего запрещено, пташка.

Мунтадир осушил чашку. Он был плохим примером для сестры, но вчерашняя попойка, по крайней мере технически, шла на пользу его королевству.

Зейнаб закатила глаза:

— Ты знаешь, что я ненавижу, когда ты меня так называешь. Я уже больше не ребенок.

— Да, но ты по-прежнему порхаешь повсюду, слышишь и видишь то, что не имеет к тебе никакого отношения. — Мунтадир погладил ее по затылку. — Высокая пташка, — поддразнил он ее. — Если вы с Али и дальше так будете расти, то оставите меня далеко позади.

Она снова рухнула на его кровать.

— Я пыталась его увидеть, — посетовала она мрачным голосом. — Ваджед привел кадетов из королевской гвардии на тренировку. Я пошла на арену, но абба заставил меня уйти. Он сказал, что это «неподобающе», — последние слова она добавила после паузы, обреченно махнув рукой.

Мунтадир заговорил сочувственным голосом:

— Ты взрослеешь, Зейнаб. Ты не должна находиться среди всех этих мужчин.

Зейнаб сердито посмотрела на него:

— От тебя несет вином. У тебя в постели сережка какой-то дамы. Почему это ты делаешь, что твоей душе угодно, а я больше и носа не могу высунуть из гарема? Если бы мы вернулись в Ам-Гезиру, я бы могла гулять, где хочу. Наша родня так все время делает!

— Но мы не в Ам-Гезире, — сказал Мунтадир. Он во многом был согласен с Зейнаб, но сейчас не хотел обсуждать с ней архаичные традиции Дэвабада. — Здесь все устроено иначе. Люди начнут говорить.

— Ну и пусть говорят! — Зейнаб сжала пальцы в кулаки и принялась молотить по стеганому одеялу под ней. — Это несправедливо! Мне скучно. Мне даже больше не дозволяется сходить в базарный парк в Квартале Аяанле. Этот парк был моим любимым местом. Амма каждую пятницу водила меня туда посмотреть на животных. — Ее нижняя губа задрожала, отчего она теперь стала казаться младше своих тринадцати лет. — И Али тоже.

Мунтадир вздохнул:

— Я знаю, ухти. Мне жаль… — Зейнаб отвернулась, пряча слезы от брата, а Мунтадир тяжело вздохнул. — Хочешь, я тебя возьму с собой? — предложил он. — Меня никто не остановит. Мы по пути можем зайти в Цитадель и прихватить Ализейда.

Лицо Зейнаб мгновенно посветлело.

— Правда?

Он кивнул:

— Я прикажу, чтобы нас сопровождал особо малый отряд зульфикари для обеспечения нашей безопасности. Если только ты пообещаешь разобраться с болтовней Али. Иначе он, вероятно, весь день будет мучить нас рассказами об истории парка. Или о том, где они находили животных. Или еще бог знает о чем.

— Договорились. — Она снова улыбнулась, и все ее лицо засияло. — Ты хороший брат, Диру.

— Стараюсь. — Он кивнул на дверь. — А пока ты дашь мне еще поспать?

— Это невозможно. Абба хочет тебя видеть.

Настроение Мунтадира мигом испортилось.

— По какому поводу?

— Я не стала спрашивать. Он выглядит раздраженным. — Она наклонила голову. — Тебе лучше поторопиться.

— Понятно. Спасибо, что сразу же мне об этом сообщила. — Его сестра только рассмеялась, услышав его саркастическое замечание, и он вздохнул, выпроваживая ее. — Давай, гуляй отсюда, смутьянка. Дай мне одеться.

Зейнаб исчезла, и Мунтадир поднялся с кровати, ругаясь себе под нос. Он не собирался встречаться с отцом до вечера — если бы он знал, что отец позовет его в такую рань, то не напился бы вчера.

Он плеснул себе в лицо розовой воды, потом отер рот и провел руками по волосам, по бороде, пытаясь привести их в божеский вид. Он сменил свою помятую изару на крахмальную дишдашу с рисунком голубых бриллиантов и поспешил прочь, на ходу наматывая тюрбан на голову. Руки и ноги казались ему тяжелее обычного, его измученное тело противилось той скорости, с которой его вынуждали двигаться.

Добравшись в конечном счете до дворцовой арены, Мунтадир принялся подниматься по лестнице, ведущей на платформу обозрения, делал он это с большой осторожностью, ставил одну ногу впереди другой, стараясь скрывать свое похмельное состояние. Гассан был бы недоволен, если бы увидел, как его покачивает, словно новорожденного каркаданна.

Беседка, из которой открывался вид на дворцовую арену, стояла в тени под ярким тентом из золотисто-черного шелка и густо посаженных высоких папоротников в вазонах для защиты дэвабадской королевской семьи и их преданных вассалов от безжалостного послеполуденного солнца. С полдюжины слуг размахивали пальмовыми веерами, смоченными водой. Они окунали веера в фонтан с заколдованным льдом, а потом принимались обмахивать затененное пространство.

Мунтадир, тяжело дыша, остановился перед тканой аркой, он втягивал в себя воздух с привкусом дымка благовоний, пытался угомонить колотящееся сердце. Вязкая горечь наполняла его рот — вино, выпитое вчера вечером, давало о себе знать. Впрочем, это не имело значения. Как бы идеально он ни выглядел, Гассан видел его насквозь. Его отец взглядом мог вскрывать человека, анатомировать его, пока тот корчился, словно червяк. И этот взгляд он довел до совершенства, обращая его на старшего сына.

По крайней мере, сегодня Мунтадир сможет нейтрализовать его некоторой полезной информацией. Он взял себя в руки и откинул в сторону тонкую ткань на входе.

Свет, заставивший его поморщиться, проникал сюда через шелковый тент пятнистыми лучами. Голоса в беседке, лязг и шипение зульфикаров внизу и изысканная музыка, издаваемая двумя лютнями, — все эти звуки соревновались между собой: какому лучше удастся усилить пульсации в его голове. Он увидел впереди отца, сидевшего на парчовой подушке, взгляд его был устремлен на арену внизу.

Мунтадир двинулся было к нему, но не прошел и половины расстояния, отделявшего его от отца, как на его пути неожиданно возник молодой дэв. Мунтадир от неожиданности отскочил назад и едва сохранил равновесие.

— Эмир Мунтадир! Мир вам! Я надеюсь, вы прекрасно проводите утро!

На дэве было священническое одеяние… или, может быть, одеяние начинающего священника на практике — Мунтадир в данный момент не был готов к расшифровке тонкостей дэвской веры. Короткая, малинового цвета роба доходила дэву до колен, под робой на нем были брюки в полоску небесного голубого и огненно-желтого цветов. На его курчавых волосах сидела шапочка такой же окраски.

А результатом всего этого становилась яркость. Сильная яркость. Слишком сильная для этого конкретного утра, впрочем, в этом дэве было что-то особенное — черные глаза с длинными ресницами, чрезмерный энтузиазм, сельский акцент дивасти, который что-то напомнил Мунтадиру.

Части медленно складывались в целое в его плохо соображающей голове.

— Мир вам, — настороженно ответил он. — Прамух, да? Сын Каве?

Дэв кивнул, улыбаясь. Его просто покачивало на каблуках вперед-назад от возбуждения, и Мунтадир вдруг подумал, что, возможно, не он один перебрал вчера.

— Джамшид! Это… Я хочу сказать… так меня зовут, — ответил ему дэв, слегка коверкая джиннские слова. Он зарделся, и Мунтадир даже в своем рассеянном состоянии не мог не отметить, что ситуация довольно захватывающая. — Не могу вам передать, в каком я восторге от того, что поступаю к вам на службу, эмир. — Он сложил ладони обеих рук жестом дэвского благословения, потом, для вящей убедительности, добавил четкий гезирийский салют, сопроводив его словами: — Вы не найдете никого, более преданного, чем я.

«Поступает ко мне на службу?» Мунтадир в полном недоумении уставился на Джамшида, смотрел на него несколько мгновений, потом перевел взгляд на отца. Гассан не смотрел на него, а это для Мунтадира было подтверждением того, что он просто стал пешкой в какой-то игре.

Он снова посмотрел на покачивающегося, звездоглазого священника. Его ресницы были подозрительно длинными, они так и притягивали к себе внимание.

Мунтадир откашлялся, обрывая поток мыслей. Никакого объяснения, почему этот дэв поступает к нему на службу, не было. Он изобразил улыбку, наклонил голову, давая понять Джамшиду, что тот должен уйти с его пути.

— Если вы не возражаете…

— Конечно же! — Джамшид отпрыгнул в сторону. — Подождать вас снаружи?

— Бога ради. — Мунтадир аккуратно прошел мимо, даже не кинув на него взгляда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Ласкательный термин, означающий «моя сестра» (араб.).

2

Братец (араб.).