Шкатулка для солнечных зайчиков. Часть 2

Шах Дани

Инструкция к применению: Шкатулка для солнечных зайчиков обладает широким спектром действия – расширяет кругозор, развивает поэтичность, прививает любовь к книгам. Состав: искры приключенчитости; крупинки волшебничества; зёрнышки чудесничества. Фармакологическое действие – восхитительное! Содержит 5 ладошек солнечных зайчиков на печатный лист. Побочные эффекты (чудесничество, волшебничество, обострение приключенчитости) приветствуются. Возрастных ограничений и противопоказаний не имеет.

Иллюстратор Шах Дани

© Шах Дани, 2017

© Шах Дани, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-4369-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Добро пожаловать в Страну Мерцающих Путей. Если ты читал первую часть Шкатулки для солнечных зайчиков, ты знаком с Камиллой и Бернардом, и помнишь, что наши маленькие герои уже прошли семь королевств из двенадцати, и получили семь ключиков. Что ждёт их впереди? И зачем Летящая звезда Барнарда отправилась с ними в путь?

Королевство Сапфировых Лепестков

В этом Королевстве, которому покровительствовало созвездие Тельца, издревле выращивали звуки и тишину.

Волшебные Цветы (Зеркально-Музыкальные из отряда Высоких Мелодичных) с нежными сапфировыми лепестками покрывали поля с весны до глубокой осени и радовали жителей Королевства. Здесь заботливо ухаживали за посевами, строго следили за тональностью, удаляли фальшивые ноты и проверяли неточные звуки.

Но фальшь можно было отсеять только, если звуки перемежались с вкраплениями тишины. Поэтому цветы пропалывали, а между грядками выращивали, где крошечные, а где более долгие, Паузы.

Когда урожай бывал готов, Звуки тщательно сортировали по чистоте, чередовали в нужном порядке с Паузами, аккуратно упаковывали в нотный стан и рассылали во все уголки Страны Мерцающих Путей, чтобы там тоже могли нежно звучать радуга и рассвет, северное сияние и закат. Цветы и камни, каждая травинка рождали свою музыкальную линию в общей Песне Мира.

Как раз сейчас подошла пора первого весеннего цветения, сезон Ранних Созвучий. Но недавно над Королевством пронёсся ураган. Чёрный град побил все цветы. Были разрушены и Звуки, и паузы, на полях лежали одни осколки. Песня Природы с каждым днём становилась всё тише, и наконец, смолкла.

Ах, как тяжелы были эти немые рассветы и закаты…

Глава 41. Неудачное превращение

Камилла и Бернард поначалу не заметили, как пересекли границу и вошли в новое королевство. Впрочем, и замечать было нечего — ничто вокруг не изменилось ни на первый взгляд, ни на второй, ни на третий. Лишь чуткий сказочный слух, да Чувство Волшебного могли уловить, что птички больше не заливаются переливчатыми трелями, а в журчании ручейка больше не звенят колокольчики. Даже шелест листьев звучал здесь как-то сухо и вовсе не по лесному — будто ветер гоняет по асфальту мятые газеты. Милые и приятные слуху звуки покинули эту местность.

Задание свитка подтвердило опасения друзей. Вот, каким оно было:

Кто услышит Песнь своей души,

Музыку вернёт лесной глуши

Камилла ещё сильнее загрустила. Как тут можно услышать музыку, когда вокруг лишь скрип да хруст?

— Ничего! — бодро воскликнул медвежонок. — Ты вспомни Второй Закон Мерцающих Путей, тебе это задание по плечу! Ты уже столько чудес сотворила!

— Да какие чудеса, Бернард? — рассердилась Камилла. — Говорю же, у самого обыкновенного человека, у любого ребёнка получилось бы любое из этих чудес, окажись он на моём месте!

Вдруг у неё над ухом прозвенел голосок:

— Если у самого обыкновенного человека получается чудо, з-з-значит, этот человек сам по себе чудесен…

Голос принадлежал Стрекозе. Она присела на листик дерева перед Камиллой, вздохнула и продолжила:

— Это же так просто и ясно. Ах, под час человеческие сомнения выз-з-зывают сомнения в раз-з-зумности человеческих существ. Не правда ли, коллега? — и она вопросительно уставилась на Бернарда.

— А ну, брысь, вертолёт пучеглазый! — прикрикнул медвежонок.

— Как хотите, — равнодушно откликнулась Стрекоза. — Можете спорить, можете соглашаться, можете грустить, можете веселиться. Главное — определиться. Можете быть птичкой, можете быть рыбкой, хоть совой, хоть китом. Да что я говорю, лучше спою!

И Стрекоза затянула странную стрекозиную песню:

— У Совы глаза премудрые

И мудрёные слова.

У Китов тела огромные,

Хвосто-тело-голова!

Если по небу летит Чёрный Кит,

Разбегайся, честный люд! Тут

Скоро будет караул! Гул

Разлетится по земле… Мгле

Места мало будет здесь. Весь

Погрузится Чёрный Кит в мир,

Для своих устроит злой пир.

Лучше пусть летит Сова.

У неё два крыла,

Тело, хвост и голова,

Уши кисточкой, глазки пуговкой.

Речь ведёт премудрую, не робеет,

Решит задачку трудную, одолеет.

Вот такая она, наша Сова.

Это вам не хвосто-тело-голова!

Песенка показалась Камилле очень несуразной. К тому же Стрекоза жутко фальшивила. Да и не Стрекоза это была уже. Пока она пела, тельце её уменьшалось, крылышки укорачивались, глазки съёживались, пока не превратились в маленькие чёрные бусинки, размером с маковое зёрнышко.

— З-з-завертелось! — вскричала не-Стрекоза, закончив песенку. Листик прогнулся под ней, и она покатилась вниз, с листика на листик, пока не свалилась на землю. Теперь это была уже вовсе не Стрекоза, а чёрный пузатый жук.

— Что, уже? — суетливо забегал он, вопрошая: — Я стала бабочкой? Да? Правда? Я бабочка? Я превратилась?

— Скорее, вы похожи на жука, — ответила Камилла.

Жук расправил крылышки, взлетел и завис над лужицей.

— Уж-ж-жас! — взвизгнул он, увидев своё отражение. — Уж-ж-жас! Скарабей!

Бернард завертел головой.

— Кого бить? Где?

— Да не скоро бей, тупая твоя башка! А Скарабей! Я, я стал Скарабеем! Я ж-ж-жук-Скарабей! Уж-ж-жас! — с раздражением ответил Жук.

— Но-но, поделикатнее, — посоветовал медвежонок. — А то дожужжишься!

На самом деле он даже не разозлился на Скарабея. Герои, как известно, с малышами не сражаются. Вот гигантский Змей — это другое дело! А тут букашка какая-то…

— Хм, сам с пуговку, а наглеет, — беззлобно хмыкнул Бернард и сказал: — И как такой грубиян собирался бабочкой стать? Представляю себе забияку Махаона или Павлиний Глаз. Даже смешно!

Скарабей взмахнул крошечными лапками и запричитал:

— Точно! Я не стал бабочкой, потому что я з-забияка! Но я ж-ж-же мечтал! А вы куда смотрели? Почему не сказали раньше, противные дети? Я ж-ж-же честно мечтал о цветных крылышках и нектаре! И так неудачно превратился, потому что з-забияка, о горе мне, горе!

Камилла спросила:

— Простите, вы превратились из Стрекозы в жука только потому, что мечтали об этом превращении?

— А ты как думала? — рявкнул Скарабей и снова поглядел в лужицу, уже, правда, без отвращения. — А что, панцирь блестит, полёт быстрый. Опять же, царский символ!

Камилла уточнила, несмотря на грубость Скарабея:

— То есть, если я буду думать не как человек, а, скажем, как птица, я что же, превращусь в птицу?

— Теперь уже не знаю, — ответил Жук. — Может, в птицу, а может, в червяка. Всё зависит от мечты, — буркнул он, уже откровенно любуясь своим отражением. — От мечты и от поступков… от поступков и мыслей… от мыслей и мечты…

Он расправил крылья и улетел прочь. Ему предстоял непростой путь. А путь наших героев пролегал через поле Музыкальных Сапфировых Цветов.

Глава 42. Определиться с мечтой

Всё поле зеркально-музыкальных цветов было усеяно осколками. Лёгкий ветерок перетряхивал их, отчего над полем раздавался отвратительный скрежет. Звуки были настолько неприятные, что хотелось заткнуть уши. Это и сделал Трубадур, который шагал через поле. Камилла тоже зажала уши и так они шли, пока не столкнулись.

— Простите! — прокричала Камилла. — Что здесь произошло? Откуда столько битого стекла? Что это за голубые осколки?

Ветер немного стих, и скрежет вокруг почти прекратился. Трубадур нехотя отнял ладони от головы и поведал историю о Зеркально-Музыкальных Цветах и урагане, который разрушил поле.

— Музыкальных… — мечтательно проговорила Камилла, когда он закончил рассказ. — Я как раз должна услышать Песню моей Души.

— Что ж, если ты умеешь слышать музыку…

Бернард легкомысленно выкрикнул из кармашка:

— А чего тут уметь? Слушаешь и всё! Делов-то!

Трубадур удивлённо посмотрел на медвежонка, потом на Камиллу и радостно спросил:

— Вы умеете слышать Музыку Мира? Правда? И Ночную Элегию? И Песню Леса? И Симфонию Океана? Какое счастье! Нынче редко встретишь настоящего слушателя. А как вам Соната Заката, не правда ли, она самая сложная? Хотя, готов поспорить, что Сюита Рассвета гораздо сложнее, хотя и кажется порой ясной и незатейливой.

Девочка и медвежонок переглянулись.

— Признаться, я даже не подозревала, что у заката есть своя музыка, — сказала Камилла. — Я никогда не слышала её.

— Как же вы говорите, что умеете слышать? В таком случае вы ничего не ведаете в Музыке! — недоумённо воскликнул Трубадур. Бернард возмутился:

— Когда играют, тогда и слышим, а когда не играют, тогда и слышать нечего! Подумаешь! Сюиты мы ваши не слышим, а зато мы уже и летали, и плавали, и вообще, мы только что видели, как Стрекоза превратилась в Скарабея!

— Что же тут удивительного? — не понял Трубадур. — Гусеница рано или поздно тоже превращается в бабочку, обычное дело.

— То бабочка! А то жук!

— Не вижу разницы, — с улыбкой возразил Трубадур. — Принцип тот же. Сидишь себе в коконе, мечтаешь порхать среди цветов, наслаждаться нектаром, и в итоге так наполняешься мечтой, что начинаешь мыслить, как бабочка. А там дело за малым. Ничего сложного. Главное не зариться на чужой нектар, — добавил он веселее, — а то нарастёт нектаровый жир, и получится не бабочка, и не гусеница… а Бусеница.

— Неужели действительно всё дело в мечте? — задумчиво промолвила Камилла.

— А в чём же ещё? — сказал Трубадур, и взгляд его загорелся радостным блеском. — Вот у тебя какая мечта?

Камилла помолчала немного.

— Я мечтала попасть в сказку, и это сбылось, — сказала она задумчиво. — Мечтала о братике, и у меня будет братик. О чём ещё мечтать, я и не знаю, — растерянно закончила она.

— В таком случае, первым делом надо определиться с мечтой, — подняв указательный палец, заявил Трубадур. — Это должно быть что-то очень искреннее и волшебное.

Бернард быстро отреагировал:

— Ой, да мы в два счёта придумаем! Пустяки какие!

Но Камилла мягко возразила:

— Нет-нет, Бернард, это вовсе не пустяки. Помнишь, что случилось со Стрекозой? Мне кажется, от мечты очень многое зависит.

Трубадур кивнул и сказал:

— Именно так. Мечта — это и есть Путь.

Ветер снова тряхнул осколки, и они противно заскрежетали. Зажимая уши, чтобы не слышать эти отвратительные звуки, Камилла вдруг поняла, какова её новая мечта.

— Я хочу услышать Музыку! — воскликнула она, перекричав скрежет и ветер. Она даже подпрыгнула и схватила Трубадура за руку.

— Хочу слышать Музыку Мира! Элегию и симфонию, о которых вы говорили!

Трубадур даже вздрогнул от такого напора.

— Погоди, погоди, это самая сложная мечта, — выдохнул он, отступая, — почти невыполнимая в сейчас. Ты же видела, не осталось ни одного целого Сапфирового Цветка, и все Паузы разбиты вдребезги. Может быть, придумаешь что-нибудь другое?

Но Камилла не могла выбрать другой мечты. Она и эту не выбирала — просто почувствовала её в своём сердце. Пришлось Трубадуру вести девочку к Правителю Королевства, Менестрелю.

По дороге он тихонько и осторожно, чтобы не впустить ни одну фальшивую ноту, спел такую песенку:

— Ноты-ноты, словно краски в тюбиках,

По отдельности лежат, молчат.

Только лишь под кистью художника

Краски оживут, песней зазвучат.

Скажет вам любой живописец:

Складывая с цветом цвет,

Он лишь чередует краски

С тем пространством, где цветов нет.

А иначе будут пятна грязные,

Неопрятные, чумазо-безобразные.

Точно так же безобразничают ноты,

Если Паузами их не разделить,

И не обозначить нотам их длинноты,

И ключом скрипичным всё не закрепить.

Чтобы звуки были чистыми и ясными,

Между ними Пауза быть должна.

Чтоб мелодия сложилась прекрасная,

Каждой ноте другом будет — Тишина.

Вскоре они приблизились к садовой калитке, из-за которой доносились очень неприятные скрипучие звуки.

— Вы уверены, что здесь мне помогут? — с тревогой спросила девочка.

Трубадур не расслышал. Он зажал уши ладонями и прокричал:

— Даже одна фальшивая нота может испортить мне весь день, неделю, месяц! А тут их на целый год хватит! Я не могу идти туда…

И он бросился прочь, не разжимая рук. Камилла открыла калитку и отправилась в сад сама.

Глава 43. Без крыла

В саду под цветущей вишней стоял Менестрель. Он держал в руках скрипку и смычок и пытался извлечь из инструмента хоть сколько-нибудь музыкальные звуки. Но звуки рождались равнодушные, и сразу плюхались в мир безо всякого уважения и доброты. Нет, это совсем не то, к чему он стремился.

— Не музыка, а кошачий вой! — рассердился Менестрель и бросил смычок.

Он сел за стол и принялся что-то быстро чёркать на разлинованной тетради. Но, записав строку, комкал листок и принимался за новый, а вскоре выбрасывал и его. Смяв несколько листов, он поднял голову к небу и проговорил:

— Наверное, я перестал быть поэтом. Скрипка в моих руках больше не поёт, она скрежещет, как ржавая пила.

В этот миг прозвучал давно забытый вопрос:

— Простите, вы не подскажете, как услышать Песнь Души?

Менестрель обернулся с удивлением. Давненько он не слышал этих слов, а ведь раньше именно к нему жители королевства приходили за Песней Души. Каждый впервые смотрелся в Волшебное Зеркало Афродиты в годик, затем в три годика, и наконец, в семь лет. А уж после можно было приходить, когда сам того пожелаешь. Зеркало Афродиты очищало Песнь Души, если та вдруг засорится фальшивыми звуками. Душа распускалась, как цветок, а отражение в зеркале расцветало в прямом смысле — оно наливалось красками.

Сколько мелодий слышал Менестрель за свою жизнь! У каждой души своя партитура. У кого-то сложная, с резкими перепадами, полная взлётов и смелых поворотов, у кого-то робкая и кроткая. У одних она ясная и верная на протяжении всей жизни, у других — изменчивая и игривая. К преклонным годам Песнь Души обычно становится густой и насыщенной. Особенно зеркало Афродиты любило проявлять звуки влюблённых сердец и полных удивления и восторга душ младенцев.

Но в последнее время мелодия с её текучестью и переливами перестала очаровывать людей. Ей на смену пришёл Ритм: бум, бум, бум, бац, бац, бац… словно тысячи дятлов остервенело уничтожают клювами-молоточками целый лес. Люди пребывали в мареве стука и скрежета.

Постепенно из душ выхолащивались нота за нотой. Оставались лишь хрипы да тугие басы — поддерживать ритм, да и только. Менестрель уже и не помнил, когда к нему последний раз приходили за сокровенной Музыкой Души. Лишь иногда заглядывали туристы из любопытства. Но от их суетных мотивов и праздности бедное Зеркало засорилось, и больше совсем не пело.

А у этой девочки, пожалуй, душа певучая, подумал он, поглядев на Камиллу.

— Услышать Песнь Души, — задумчиво повторил Менестрель и признался: — Не так-то это просто. Вот голубка пьёт воду из чашки, — он показал на белую птичку, которая отпила из фарфоровой чашечки, вытянула шею, и проворковала.

— Слышишь? — спросил он, вытянув шею. — Слышишь?

— Да, — с готовностью ответила Камилла. — Голубка очень нежно воркует.

Менестрель недовольно глянул на неё и сказал:

— Да не голубка. Вода! Чувствуешь, как изменилась мелодия воды в чашечке?

Камилла с Бернрадом растерянно переглянулись. Стук капель в подземелье ещё был на что-то похож, но неподвижная вода в чашечке…

Менестрель поднялся с места.

— Так, понятно. Дело непростое. Как Песнь твоей Души звучала в прошлый раз?

— Не знаю, — ответила Камилла, пожав плечами. — Я никогда не слышала её.

— Ах вот оно что! Ты не из нашего Королевства? — удивился Менестрель.

— Нет, не из вашего. Я мечтала попасть в сказку и попала сюда. А теперь я узнала, что у природы есть своя Музыка, и я мечтаю услышать её. Это стало моей новой Заветной Мечтой!

— Да, тут особенное дело, — сказал Менестрель. Ему очень хотелось помочь девочке. — Услышать Песнь Души может каждый, лишь глянув в зеркало Афродиты. Но оно болеет, а излечить его сможет только тот, кто слышал музыку Космоса. Так гласит легенда. Правда, у нас не было возможности убедиться в истинности этого предсказания, никто из жителей Страны Мерцающих Путей не бывал в Космосе.

— Мы там были! — вскричал Бернард. — Когда летели сюда!

Менестрель обрадовался, а Камилла погрустнела.

— Я не слышала там никакой Музыки, Бернард — сказала она. — Значит, от меня мало проку.

— Неважно, слышала ты Музыку или нет, — успокоил её Менестрель. — Она всё равно звучала вокруг и непременно оставила в твоём сердце отклик! Это Восьмой Закон Мерцающих Путей: Музыка звучит всегда, но мы не всегда умеем её услышать.

— А если у моей души нет Песни? — продолжала сомневаться Камилла.

— Не бывает безмолвных душ! — вскричал Менестрель, протестующее замахав руками. — Есть фальшивые, лживые, недобрые, будь они неладны! Одни скрипят, другие пиликают, но безмолвных душ не бывает!

Камилла всё ещё стояла в задумчивости. Задание было для неё каким-то уж очень непонятным. Менестрель наклонился и сказал:

— Всё очень просто. Либо ты позволяешь Волшебному Зеркалу отыскать в закоулках твоего сердца след Космической Симфонии, либо всё так и останется: ты — без Песни; Зеркало Афродиты — без Мелодии; а Мир — без Музыки… как бабочка без крыла.

— Давайте ваше зеркало! — решилась Камилла, рубанув по воздуху ладошкой.

Менестрель подвёл её к большому мольберту, на котором стояла овальная рама, укрытая холстом. Он поставил девочку перед мольбертом, а сам аккуратно снял холст. Открылось бледное зеркало в деревянной оправе.

Камилла увидела в нём бесцветное отражение деревьев, неба, травы. Она увидела Бернарда, почему-то парящего в воздухе, и птиц, летающих в небе. Но вот своего собственного отражения она не увидела вовсе. Вместо зеркальной Камиллы в зеркале дрожал лишь прозрачный контур. Медвежонок испуганно вскричал:

— Ты что, стала вампиром?!

Менестрель приложил палец к губам и потребовал:

— Т-с-с-с, не мешай ей. Зеркало не отразит человека, пока не услышит музыку в его сердце…

Бернард послушно умолк, а Камилла закрыла глаза и попыталась вспомнить.

Она попыталась вспомнить, как чудесные санки несли её по тёмной бесконечности. Вот мимо пронеслись сияющие облака звёздных галактик. Вот мерцающая пелена Млечного Пути. А вот крупная звезда пролетела мимо, обогревая горячим дыханием. Камилле вдруг показалось, нет-нет, не показалось, она услышала, как звёздочки едва слышно перезваниваются. Ей даже почудилось, что она понимает, о чём напевно переговариваются две звёздочки и Млечный Путь. В переводе со звёздной азбуки Морзе их слова звучат так:

— Видишь, милая, звёздный след?

Он плывёт за мной тысячи лет.

Это огненный хвостик мой

Вьётся, мчится, дрожит струной.

Звуки тихо, еле слышно извлекает,

В плед ночного неба

Нить свою вплетает,

В каждом добром сердце

Отклик оставляет.

— И моя тропа, подружка, за тобой

Строчку ровную ведёт в край родной.

Но пока свою галактику отыщу,

Эту песенку пою и блещу.

Звуки тихо, еле слышно извлекаю,

В плед ночного неба

Нить свою вплетаю,

В каждом добром сердце

Отклик оставляю.

— А моя судьба, друзья, недвижным быть,

Одеяло ночи пополам делить.

Покрывало звёздное расправляю,

В лунном море звёздочки я купаю.

Звуки я неспешно извлекаю,

В плед ночного неба

Ручейки вплетаю,

В каждом добром сердце

отклик оставляю.

Так пели хрустальными голосами крошечные звёздочки Млечного Пути, вторя другим звёздам и кометам.

Когда Камилла открыла глаза, она увидела в зеркале своё отражение, только оно всё ещё было почти прозрачным, а лес по-прежнему отражался серым. Но Музыка постепенно просачивалась в прозрачную реальность Зеркала Афродиты, и, наконец, оно смело и громко запело упоительную Песню Космоса, а отражение вокруг Камиллы стало наливаться сочными яркими красками.

Глава 44. Песня Мира и мировые планы

Музыка продолжала звучать, очаровывая Страну Мерцающих Путей. Менестрель взял смычок, поднял скрипку, и на этот раз она зазвучала так дивно, что вишнёвые деревья в саду покрылись цветами.

А затем волшебные звуки слились с Мелодией Зеркала и понеслись по Миру. Они несли за собой тихие отклики о встрече с ручьём и ветром, облаком и гладкими камушками на морском берегу. То плавные и нежные, то сильные и стремительные, эти отклики собирались в лесное, горное, морское эхо. Словно сама Природа объединялась в дружный оркестр.

Теперь в зеркале отражался цветущий сад, а отражение Камиллы обрело реальные черты. Но вот зазвучала нежная флейта, к ней присоединилась настойчивая арфа, вступил мечтательный вибрафон. Затем запели струны скрипок, зазвенели серебряные и хрустальные колокольчики, загудел весёлый рожок. А когда вступило гордое фортепьяно, звучание вылилось в новую музыку.

Никогда прежде Камилла не слышала её, но звуки казались такими родными, будто родились с ней в один миг, и всю жизнь находились рядом. Музыка была одновременно и весёлая, и грустная, но чаще ласковая и даже озорная. Ах, как отрадно было слышать её!

— Так вот, как поёт твоя душа, — молвил Менестрель, внимая прекрасным звукам.

Камилла обомлела. Песнь её Души плыла над садом, обнимая цветущие вишни и подпевая проснувшимся соловьям. Теперь отражение в зеркале было ярким, красочным и таким живым, что казалось, протяни Камилла руку, и сможет обнять себя зеркальную.

Дзынь! — сапфировый ключик сверкнул над дорогой, которая проступила через изумрудную траву.

Теперь уже радостно, вприпрыжку, Камилла продолжила свой путь, попрощавшись с Менестрелем и поблагодарив его за то, что помог узнать, как звучит её душа. А в воздухе разливался Гимн Королевства. Вот, какие слова были в нём:

Петь или же не петь? Конечно, петь!

Звучать иль не звучать? Звучать, конечно!

Звучать напевно, тонко, нежно,

С душою музыку встречать,

Душою слушать, и молчать.

Молчать и слушать,

И прилежно

Писать в тетради

«си-бемоль», «ля-си» и «фа»,

И «до». Неспешно

Записывать, чтобы напеть потом,

Когда в Ночи умолкнут трели,

Когда в Безмолвие кнутом

Загонит Сон леса,

И отзвенят капели…

На клавиши легко опустишь руки,

Иль тронешь струны — Мира звуки

Вновь оживут в сердцах людей,

Мрак ночи делая светлей!

— Вот видишь… какая ты… необыкновенная! — весело выкрикивал Бернард, подскакивая в кармашке в такт камиллиным прыжкам.

— Ой, не перехвали меня, — отвечала она, кокетливо качая головой.

С земли вдруг послышался дребезжащий голос:

— С дороги, бездельники!

Камилла остановилась и глянула под ноги. Старый знакомый, Жук-Скарабей, перебирался через тропинку, стоя вниз головой и толкая задними лапками большущий навозный шарик.

— Какой только чепухой ни забивают себе голову, лишь бы не работать, — ворчал Жук. — Это сколько же я пищи заготовил бы, будь я такого роста, — сказал он одновременно с завистью и осуждением.

Бернард весело напомнил:

— А как же насчёт нектара? Что? Передумали?

Жук перевернулся, став вверх головой, выпустил крылышки и молниеносно взлетел к медвежонку.

— Я не отказываюсь от своей мечты! Ясно?! Да, я пока что веду жизнь Скарабея… и ем скарабейскую пищу, но это ничего не значит, — он взлетел выше и завис перед лицом Камиллы. — Это временно! Ясно? Всего лишь образ жизни! Он не мешает мне мечтать. Я могу начать превращаться, когда захочу, и сразу стану бабочкой… если только сам того пожелаю. Сам! Ясно?!

— Да-да, конечно, — поспешила согласиться Камилла.

— Я слышу нотки недоверия, — подозрительно фыркнул жук, прищурив глазки-бусинки. — Да что вы понимаете? Были бы вы скарабеями, обзавидовались бы! Вы же ничего не знаете о прелестях скарабейской жизни!

— Правду говоря, так и есть, не знаем, ничего, — охотно призналась Камилла и, как можно деликатнее, добавила: — Но всё же… навозный шарик вместо нектара?

— А ты его пробовала? Ты его ела? — взвился Жук.

Само собой, ответ был отрицательный.

— Ага, вот видишь! — вскричал Жук и бросился вниз к своему шарику, продолжая ворчать. — Да ты знаешь, какая у меня насыщенная жизнь, знаешь? Борьба, конкуренция, обнаружение и захват лучшей добычи! Обойти завистников, докатить пищу до своего жилища, вступить в схватку, если понадобится, и победить! Будь вы скарабеи, лопнули бы от зависти!

Он кувыркнулся в воздухе, приземлился вниз головой и упёрся задними лапками в шарик. Продолжив катить его, он сердито говорил:

— А что ваши бабочки? Легкомысленные создания. Хочешь поесть — любой цветок к твоим услугам. Никто не мешает, все милые, услужливые, радушные как сироп, тьфу! А еды в итоге всего-то капелюшечка нектару. Каково это, а? Да бабочке всё поле надо облететь, чтобы насытиться до отвала. Тоже мне, бочка-бабОчка. А тут… а у меня! — он любовно обхватил шарик лапками. — А у меня целый склад! Э-э-эх! Да разве вам оценить эту глыбу?

— Может быть, вам помочь? — вежливо предложила Камилла.

Она даже взяла прутик, чтобы подтолкнуть шарик. Жук завопил:

— Не трожь! Мой шарик! Мой! Проворно перекатывая добычу, Жук скрылся в густой траве, но его ворчание ещё слышалось оттуда.

— Жалкие нескарабейские умишки… Копошатся в своей жалкой нескарабейской жизни… Соберу коллекцию лучших шариков, обзавидуются…

— Да ну его! — сказал Бернард. — Давай лучше посмотрим, что там у нас дальше по плану.

Камилла открыла свиток и прочла:

Кто опять свою дорогу обретёт,

Тот цветам благоухание вернёт

Кто опять свою дорогу обретёт,

Тот цветам благоухание вернёт

— Ну вот, я же говорила, — потухшим голосом сказала она. — Это не мой Путь. Я что-то сделала не так, и иду по чужому Пути. Ах, я чувствовала.

Бернард запротестовал:

— Чепуха! Разве ты получила бы столько ключей, если бы что-то сделала не так? А скольким Королевствам ты помогла!

— Я, конечно, кое-что смогла сделать, но…

— Кое-что? Ты очень даже много, чего сделала! И продолжаешь свой путь.

— Но, понимаешь, вот Скарабей… — попробовала объяснить Камилла, — он ведь тоже считает, что многого добился, и тоже продолжает своей путь. Но разве он прав?

— Сравнила! Он по натуре Жук!

— Почему же тогда в свитке написаны такие слова?

На этот вопрос ответа у медвежонка не было. И откуда ей было знать, что благодаря её усилиям в центре Страны Мерцающих Путей прекрасный цветок распустил ещё один лепесток — второй из трёх лепестков оживающей и благодарной Стихии Земли.