Превозмогая боль

Шамсият Гаджиевна Абасова, 2021

Весна. 1941 год. Молодая семья живёт простой обычной жизнью и верят что впереди их ждёт только счастье и всеобщее благополучие. А как иначе? Ведь они живут в СССР, в самой лучшей стране. Простые жизненные радости… работа, дом, садик… а по выходным прогулки по побережью Черного моря… Впереди лето, отпуск, и планы навестить своих родных. Планы которым не суждено было сбыться. Вещи собраны, подарки родственникам куплены, билеты лежат на кухонном столе. Но…на город налетает вражеская авиация и крушит все мечты. С той ночи тихая, спокойная и обычная жизнь навсегда остается в прошлом.

Глава 2

В ночи раздался грохот, от которого сотрясало землю. Мухаммад проснулся и прислушался. Нет, это ему не приснилось. Земля опять загрохотала. Подойдя к окну, мужчина увидел свет, разлетающийся по рассветающему небу.

Вернувшись в постель, он заметил, что Марьям тоже проснулась.

— Наверно, учения, — сказал он свое предположение в ответ на немой вопрос жены.

— Что-то слишком громко и серьезно, — ответила Марьям.

Снова загрохотало с такой силой, что посыпалась штукатурка. В своей кроватке проснувшийся Джамал с плачем потянулся к родителям. Обеспокоенная Марьям взяла сына на руки и с опаской подошла к окну. Она уже привыкла к взрывам. В их городе часто проходили военные учения. Севастополь был крупнейшим советским портом на Черном море и главной военно-морской базой страны. Здесь часто проходили учения и часто были слышны взрывы. Они не пугали женщину. Но сейчас все было по-другому. Взрывы были какие-то зловещие.

— Эта война! — сказала она, повернувшись к мужу.

— Какая война? — рассмеялся Мухаммад. — Обычные учения, каких мы проводили сотни. Только я не помню что-то, чтобы на 22 июня были запланированы учения. Наверно, там что-то поменялось.

Рассветало. В углу спальни стояли упакованные чемоданы, а на столе билеты на корабль. А на них дата отплытия — 24.06.1941 года.

***

— Алешку убило! Алешки нет! Нету больше моего Алешки, — кричала обезумевшая от горя баба Сева. Эта была женщина лет шестидесяти, и сейчас она ревела, возведя руки к небу над телом, покрытым какой-то белой брезентовой тканью, которая местами от крови стала красной. Вокруг в панике бегали люди.

— Война! Началась война! Немцы нас бомбили! — слышалось со всех сторон.

Марьям не могла в это поверить. «Какая война! О чем это они?» — думалось ей. Но крики и стоны раненых в ее больнице медленно, но верно заставляли ее поверить в трагическую действительность.

— Сестра, нет времени ловить ворон, — услышала она крик, обращенный к ней.

Больница уже была переполнена ранеными, но люди с носилками продолжали все поступать и поступать к ним.

***

События той злополучной ночи изменили все в жизни Марьям. Мужу, как и ей, срочно пришлось вернуться на работу. Не просто на работу, а на войну. Каждый вечер с содроганием она ожидала возвращения мужа домой. А ведь он мог и не вернуться. Каждый раз в больнице с ужасом и с надеждой она смотрела в лица раненым, все так же боясь увидеть родные черты Мухаммада. «А ведь мы были счастливы, так счастливы», — вспоминала она.

Авианалеты вражеской авиации на город участились. Каждый день они приносили с собой разрушения и смерть. Дом, в котором жили Марьям с Мухаммадом, в одной из стен дал трещину. Во время налетов и сброшенных бомб все сотрясалось и со стен сыпалась штукатурка. При звуках воздушной сирены все бежали в бомбоубежища. Планировалось перенести все школы заводы, фабрики, а также их больницу в помещения под землей. Благо, город располагал для этого подземными сооружениями.

***

Город героически держал оборону. Но Марьям чувствовала, что его силы тают. Таяли также ряды его защитников. Каждый день девушка видела, как жизнь покидают сотни и сотни лучших сынов Севастополя. А вот враг, казалось, с каждым днем становился сильнее. Марьям сжимала кулаки так сильно, что болели костяшки пальцев, и плакала от собственного бессилия что-то изменить. Ей было жалко всех этих людей. От смертей каждый день, стонов, крови и своего бессилия что-то изменить она сходила с ума.

Теперь она уже все больше времени проводила в больнице. Она даже спала здесь, так как здесь она была нужна. Больницу переименовали в госпиталь, так как все больные здесь были ранеными солдатами с передовой, ну конечно же, и жители, пострадавшие от вражеских орудий. Их госпиталь перенесли в подвальное помещение. Так было безопаснее. Город стремительно разрушался, и на днях Марьям увидела, что в здание их госпиталя тоже попала бомба. Мужа она видела очень редко. Он воевал на передовой. А Джамал вместе с другими детьми жил в детском саду, организованном там же, под землей. Марьям каждый день плакала и просила сохранить жизнь ее сыну и мужу. Она видела смерть каждый день. Все эти стоны и плачи, глаза застывшие, словно остекленевшие, звуки постоянно разрывающихся снарядов. Этот невероятный кошмар теперь стал повседневной жизнью Марьям, как и всех жителей их когда-то славного города Севастополя, в котором они так счастливо жили. Война ворвалась в жизнь каждого советского человека и превратила ее в кошмар.

Наступила зима. Медленно падал пушистый снег. Марьям вышла на поверхность. Ей хотелось подышать свежим воздухом. Она уже третьи сутки работала без отдыха, засыпая лишь на некоторые моменты между перерывами, время которых с каждым днем становилось все меньше и меньше. Затхлый запах крови и гноя, нескончаемый поток раненых, хаотичное движение людей, казалось, этому не будет конца, и от этого можно было сойти с ума. Девушка вышла на поверхность. Здесь за те пару дней, что она сюда не поднималась, многое изменилось. Здание рядом было разрушено, образовав огромную кучу из камней и пыли. То там, то тут на земле валялись осколки снарядов и другой военной техники. Марьям знала, что совсем недавно здесь шла рукопашная, в ходе которой немцы были отброшены на окраину. Где-то даже виднелись тела мертвых солдат в немецкой одежде. Вот только природа казалась совершенно безразличной ко всему этому. Она не вмешивалась в дела людей. Снежинки совершенно спокойно, никого не боясь, кружились в воздухе и падали на землю. Казалось, им безразличны человеческая боль, страдания, страхи и даже всепоглощающая ненависть к врагу.

Марьям глубоко вздохнула свежий морозный воздух. После воздуха, наполненного запахом крови и гноя, этот чистый свежий морозный воздух словно опьянял ее. Она жадно вдыхала его снова и снова, ловя на свой милый носик снежинки. Вдруг кто-то схватил ее, девушка потеряла равновесие и упала бы в снег, но тот, кто ее схватил, удержал ее. Марьям резко повернулась и увидела, что находится в объятиях мужа.

Мухаммад что было силы прижал к себе свою любимую. Прижал так сильно, что, казалось, у той хрустнули кости. Он так скучал по ней. Так сильно скучал. Скучал по ее рукам, волосам, губам… По ни с чем не сравнимому запаху, который Мухаммад ощущал только от нее и который так нравился ему.

Несколько минут они так и стояли, крепко обнявшись, рискуя жизнью, позабыв о том, что в любой момент их может взять на прицел вражеский снайпер или снаряд, выпущенный кем-то, за одно мгновение оборвет их жизнь.

— Родная, родная моя, — Мухаммад поднес к губам руки жены и прикоснулся к пальцам с запекшейся кровью.

— Ты жив, какое счастье, что ты жив, — Марьям принялась ощупывать исхудавшее за время войны лицо мужа.

— Как ты, родная моя? — спросил Мухаммад, уводя жену в безопасное место за кучей обломков.

— Хорошо, — улыбнувшись, ответила Марьям. Сейчас, в эту самую минуту, в ее душе действительно все было очень хорошо.

— Как же сильно я по вам скучал, — Мухаммад сел и посадил жену рядом с собой. — Как Джамал?

— Я три дня как его не видела, — с тоской сказала Марьям, — за ним, как и за другими детьми, присматривают няни. Детям устроили что-то вроде детского сада. Им там всем вместе не так холодно и голодно. Да и я все время на работе, — тут она заметила на своих руках запекшуюся кровь. — Мухаммад, помнишь тот мой сон: когда мне приснилось, что наше море стало кровавым?

— Да! Помню. Ты еще боялась плыть на корабле. Думала, что он может потонуть.

— Как же точно он сбылся. Никогда бы не подумала, что тот сон несет в себе такое зловещее предзнаменование.

Тут неподалеку раздался звук взорвавшейся бомбы, а вскоре на небе появились немецкие самолеты. Совсем недалеко упала еще одна бомба, подняв столб из дыма, снега и огня.

— Мы выстоим, обещаю, мы выстоим, — сказал в пылу Мухаммад, — родная, ты главное береги себя и Джамала.

— У нас в госпитале столько раненых. И с каждым днем их становится все больше, — закрыла лицо руками Марьям, — Мухаммад, ты не представляешь, какое это счастье для меня — видеть тебя живым, живым и здоровым, — женщина обняла мужа и крепко прижалась к нему. Мухаммад страстно поцеловал жену в губы.

***

Долгие зимние месяцы и весной шла оборона. Севастопольцы мужественно защищали свой город, свою родную землю. Но силы были неравны. Враг превосходил и в людских ресурсах, и в вооружении. Силы советской армии таяли. Каждый день потери убитыми и ранеными были огромны. Но люди верили: они отстоят свой город. Ведь отстояли москвичи Москву. Победа под Москвой вдохновила севастопольцев, заставила верить в свою победу. День и ночь не замолкала вражеская артиллерия. Но солдаты советской армии дали клятву бороться до последней капли крови, не жалея жизни, и до самой смерти оставались верны своей клятве и своей Родине.

Дом, в котором до войны счастливо протекала жизнь Мухаммада с Марьям, был частично разрушен, но та часть, в которой располагалась их квартира, оставалась цела. Именно туда в последний раз решили наведаться Мухаммад с Марьям.

— Марьям, я тебе обещаю, я достану нам билеты на эвакуацию.

— Билеты, наши билеты! — вдруг Марьям просунула руки в шкаф и достала оттуда две бумажки. — Наши билеты, — с горечью улыбнулась она, протягивая их мужу. — Помнишь их?

Мухаммад взял пыльные бумажки из рук жены и аккуратно их изучил: это были те самые билеты на корабль с датой 24.06.1941 г.

— Как, интересно, там наши родные, немец уже добрался до них? — спросила она мужа.

— Нет! И не доберутся. И Севастополь мы не оставим. Мы покидаем его, но мы вернемся.

Из соседней комнаты, переступив через дверь, наполовину висевшую над порогом, вышел маленький мальчик и молча подошел к отцу. В руках он держал плюшевого медведя: грязного, пыльного, одна его лапка была изгрызена мышами. Марьям огляделась вокруг. Окна все были выбиты, по стене с левой стороны шла большая трещина, потолки были в трещинах. Двери сняты с петель или наполовину вырублены: Марьям поняла, что их сняли зимой, чтобы бросить в огонь. Все вокруг было в пыли. Разбросанные вещи валялись по всей комнате.

Проследив за взглядом жены, Мухаммад сжал ее руку с билетами.

— Эвакуация идет на Кавказ. Мы будем там. Ты, главное, готовься и приготовь Джамала.

Мужчина поцеловал сына в нежную детскую щечку, щетина уколола мальчика, он кулачком потер щечку, и маленькие детские ручки обвили шею красноармейца.

Вечером следующего дня мужчина в форме морского офицера СССР в сопровождении двух моряков зашел в госпиталь. Там все кишело, словно в муравейнике. Раненые лежали даже на полу. Кого-то выносили на носилках, кто-то шел сам, а некоторые в зависимости от физического состояния просто сидели или лежали на своих местах. Мухаммад знал: госпиталь готовится к эвакуации. Не сразу он нашел Марьям. В одной из операционных он увидел девушку, которая меняла перевязку готовящемуся к эвакуации генералу, это была она. Подождав какое-то время, мужчина потянул жену в сторону:

— Марьям, вот билеты, — он всучил в руки жене бумаги.

Марьям печально огляделась по сторонам и только потом взглянула на то, что ей дал муж. Там был только один паспорт и два билета — один на ее имя, другой детский.

— А ты, где твой билет? — в ужасе почти вскрикнула она.

— Нас не эвакуируют, — не сразу ответил мужчина.

— Почему?

Мухаммад не хотел сейчас об этом говорить. Он отвел жену подальше, туда, где им не помешают и они смогут поговорить. Ему хотелось попрощаться с ней. Мужчина трезво оценивал обстановку в городе, свои шансы выжить и допускал то, что, возможно, он сейчас в последний раз видит любимую женщину.

— Марьям, я люблю тебя, — нежно глядя в глаза, в очередной раз признался он жене в любви. — Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне эту любовь к тебе.

Марьям растрогало признание мужа. Вокруг шла война, разрывались снаряды, пораженные севастопольцы спешили покидать город, полуразрушенный Севастополь неминуемо переходил к врагу. На войне, на грани жизни и смерти, когда каждая минута может стать последним мгновением жизни, любое проявление любви и нежности воспринимается особенно трепетно и остро.

По щекам Марьям покатились слезы. Она уже поняла, почему билетов только два, но все же решила повторить свой вопрос в надежде услышать другой ответ.

— Почему ты не едешь с нами?

— Марьям, я еле достал билеты для вас, — как можно спокойнее сказал Мухаммад, взяв жену за плечи, — у нас нет возможности эвакуировать всех. Многие наши корабли потоплены, — тут Мухаммад запнулся, он хотел рассказать жене о таких невосполнимых потерях, как «Армения» и «Абхазия», но решил не пугать жену перспективой разделить судьбу с пассажирами «Армении». — Нет возможности вывезти всех. Ты понимаешь.

— Но есть же какой-то выход… — хотела посокрушаться Марьям, но муж ее перебил.

— Я уйду в партизаны. Мы оставляем город, но не сдаемся. Мы с тобой очень скоро вернемся в наш дом и будем жить счастливо. Враг рано радуется. Победа будет за нами. Ведь с нами вся наша огромная страна, весь наш великий народ. Врагу не сломить нас.

Марьям прижалась к мужу, и темно-синюю форму намочили капли слез. Она понимала, что, возможно, видит своего мужа в последний раз в этой жизни. Тут она впервые в жизни задумалась о перспективе встретиться с ним в жизни вечной. Марьям была истинной коммунисткой. Не то чтобы она не верила в Бога и в жизнь после смерти, просто в ее семье вообще ничего такого не обсуждалось. Не говорили о Боге и о душе. Это считалось преступлением, и за это могли сурово наказать. А сейчас ей захотелось иметь бессмертную душу, которая после смерти встретится с душой Мухаммада, и будут они вместе в вечности.

— Береги себя, родная, — сказал Мухаммад. — И больше всего береги Джамала. Вы самое ценное, что есть у меня в этой жизни.

***

В туманный день под моросящим дождем Марьям без багажа, с ребенком на руках, наспех завернутым в одеяло, чтобы не простыл, пыталась пробраться на теплоход, следующий из Севастополя в Туапсе. Стоял гул, совсем рядом слышны были звуки стрельбы и разрывающихся снарядов. Мужчины в военной форме тщательно следили за тем, чтобы на судно прошли только пассажиры с билетами. Всеобщая паника и хаос, крики и просьбы о помощи вперемешку с холодным морским воздухом и моросящим дождем делали атмосферу непереносимой. Очередь двигалась медленно. Принимаемые на корабль граждане отказывались бросать багаж, были попытки провести с собой безбилетников. Марьям крепко прижимала к себе затихшего ребенка. Все эти месяцы войны очень сильно изменили Джамала. В исхудавшем и перепуганном ребенке сложно было узнать того озорного жизнерадостного непоседу, каким он был до войны. Марьям очень крепко прижимала к себе ребенка. Ей было страшно и тревожно на душе. Хотелось поскорее оказаться на корабле. А еще эти крики, стоны и плач тех, кого не брали на корабль… Вдруг где-то совсем недалеко раздалась сирена противовоздушной тревоги. Налет вражеской авиации сейчас мог стать трагическим для всех эвакуируемых. На небе появились немецкие самолеты, и через несколько секунд в море поднялся гриб волны от сброшенной немцами бомбы. Потом еще и еще. Самолеты, совсем не боясь советских зениток, причем не зря, подлетали совсем близко и с воздуха обстреливали совсем обезумевших от страха людей. Люди в панике бросились бежать. Там и тут люди падали прямо в воду, окрашивая ее в красный цвет. Марьям повезло больше, она успела отбежать от берега на безопасное расстояние.

Марьям сама не помнила, сколько она так бежала, как вдруг услышала выстрелы и непонятную для нее речь. От этих криков на немецком языке у девушки мороз прошел по коже. До сих пор она не слышала немецкий и даже не знала, какой он на слух, но в этих словах, выкрикиваемых где-то совсем близко и сопровождаемых выстрелами, девушка сразу узнала голос врага. И тут, оглядевшись вокруг, среди руин она увидела полные ужаса глаза таких же простых людей, как она. Вдруг перед ними прошелся человек в немецкой военной форме с автоматом наперевес и жестами указывал пройти по направлению вдоль улице. Все подчинились.

Люди в немецкой форме, громко крича и жестикулируя, угрожая автоматами, что-то требовали. Марьям поняла, что они хотят, чтобы все залезли в вагоны. Поднялся крик. Кто-то бросился бежать, и они были убиты. Марьям лихорадочно пыталась соображать: корабль, на котором они собирались выбраться из города, потоплен, а теперь немцы сажают их в поезд. Значит, Севастополь уже захвачен, порт и железнодорожные пути в распоряжении врага. Марьям очень сильно прижала к себе ребенка. Сейчас ей захотелось слиться с ним воедино, превратиться в одно целое, чтобы никто и никогда не смог их разлучить. Когда Марьям уже была близка к вагону, один из солдат вермахта набросился на нее и вырвал из ее рук ребенка. Она с плачем бросилась на него, но тут же была отброшена ударом приклада автомата в грудь. Кто-то схватил ее и швырнул в вагон. Обезумевшая от ужаса женщина с криком побежала к выходу, но тут опять получила удар в грудь такой силы, что встать уже не смогла.