Чужестранцы

Сборник, 2021

Сергей Гармонников

Незваный гость высокого Олимпа

Таможенный дознаватель Виктор Петелькин уже почти целый час в глубокой задумчивости смотрел в потолок.

При этом вряд ли кто смог бы его в этом упрекнуть, потому что он смотрел в потолок в субботу вечером, сидя на потертом диване в своей однокомнатной квартире на самом верхнем этаже старенькой пятиэтажки.

И подумать ему было о чем.

В прошедший понедельник, как это выяснилось с самого утра под удивленно-возмущенные возгласы личного состава таможни, вышедшего на работу после двух солнечных выходных дней, из всех служебных кабинетов таинственно исчезли все до одной авторучки независимо от их цвета, формы, цены и степени исписанности.

При этом, как вскоре стало доподлинно известно, полная и бесследная пропажа писчих принадлежностей затронула не только столы, тумбочки и доверху заставленные полки книжных и офисных шкафов, но и запертый сейф начальника таможни, где хранились два именных подарочных набора с полными достоинства перьевыми ручками.

Да что из закрытого сейфа — даже давно забытые старые самописки, закатившиеся в самые дальние углы многочисленных ящиков служебных столов на всех трех этажах недавно отремонтированной таможни — и тех как будто бы никогда и не было.

Вскоре наиболее внимательные сотрудники заметили еще одну странную пропажу: так же загадочно из кабинетов исчезли все календари — настенные, настольные и даже маленькие карманные календарики прошлых лет, уже не один год перекладываемые с места на место вместе с ворохом других малонужных, но памятных бумаг и документов.

Откровенно говоря, с полчаса все сильно удивлялись, особенно начальник таможни. Но что поделать — пришлось кому-то спешно идти в ближайший канцелярский магазин за новой писчей продукцией.

Причем самые предусмотрительные сотрудники по окончании рабочего дня аккуратно собрали и унесли с собой до завтрашнего утра — «для надежности» — весь свой рабочий инструментарий: карандаши, линейки, резинки, точилки, фломастеры, а кое-кто даже коробочки со скрепками, дыроколы и чистые листы бумаги.

Поэтому, когда на следующий день обнаружилась пропажа всей чайной посуды, то даже штатным весельчакам стало не до прежних шуток: вода-то в чайниках закипела, а вообще никаких чашек нет!

Массовые, но безуспешные поиски виноватых привели к тому, что самым молодым опять пришлось поспешать, но уже в хозяйственный магазин — и вся таможня до позднего вечера, обжигая губы и пальцы, давилась горячим чаем и кофе из тонких пластмассовых стаканчиков, размешивая кусочки сахара кто карандашом, кто скрепкой, потому что все блюдца и ложечки тоже словно испарились вместе с чашками.

А вчера, в пятницу, случилось уже нечто совсем невообразимое: как в воду канули сразу все посадочные места. Столы, шкафы, тумбочки, полки, картины, компьютеры — на месте, а ни стульев, ни кресел в служебных кабинетах — как будто и не было! Причем вне зависимости старые они или новые, списанные или нет — пропали все разом и бесповоротно!

Поэтому Виктора Петелькина срочно вызвали в начальственный кабинет и поручили, не мешкая, разобраться в таинственных пропажах, установить виновных и вернуть обратно исчезнувшие неизвестно куда и как предметы служебной мебели.

Вот почему лучший таможенный дознаватель уже второй вечер смотрел в потолок, но ничего так и не мог придумать.

Размышляя о тяготах таможенной службы, он молча взял со стола свою еще школьную, поцарапанную во многих местах, но еще кое-где прозрачную пластмассовую линейку и стал смотреть через нее то на излучающую неяркий свет люстру, то на разнообразные серые кляксы, по-хозяйски обосновавшиеся на потолке с прошлой недели после сильного дождя со шквалистым ветром.

Поняв через какое-то время, что мудрая школьная линейка тоже не спешит раскрывать своему давнишнему школьному приятелю глубоко сокрытые тайны бытия, уполномоченный на розыски числящегося на балансе таможни имущества встал с дивана, сложил в пластиковый пакет чашку, блюдце и чайную ложку, пару почти исписанных авторучек с полустертой надписью «Таможня», катушку ниток и, прихватив раскладную табуретку, отправился в таможню коротать ночь в своем кабинете.

По дороге он зашел в небольшой магазинчик, где, поболтав со знакомым продавцом, попросил нарезать свежую булку, немного твердого сыра и кусок ветчины, из которых тут же сделал аппетитные бутерброды. Затем, подумав, приобрел еще коробочку конфет, пачку байхового индийского чая и пакет молока.

Ничуть не удивив охрану приходом на службу поздним субботним вечером, Петелькин, не включая свет, тихо расставил на тумбочке чайные принадлежности, аккуратно разложил на листе бумаги бутерброды и, поставив рядом с ними только что открытые пачку чая и набор шоколадного угощения, сам с пакетом молока присел в углу напротив на принесенную из дома табуретку.

Следует уточнить, что продовольственный набор, сразу же наполнивший темный кабинет привлекательными запахами, был приготовлен не на мелкую дичь — к ручке чайной кружки была надежно привязана чудо-нитка, с которой до сего дня не могла совладать ни одна режущая стальная кромка.

Деревянная катушка с этой удивительной ниткой еще в Витином детстве упала в большую алюминиевую кастрюлю, в которой уже не один час варилась банка сгущенки. Причем в кипящей воде одновременно оказались не только катушка с успевшим хорошо подвариться сгущенным молоком с сахаром, но и несколько баночек с бабушкиными порошками, которые она бережно хранила за выдвижным стеклом на высокой кухонной полке.

А вот в полупустую кастрюлю все эти ингредиенты попали с упавшей вниз полки после того, как банка со сгущенкой взорвалась. Потому что юный Витя, желая ускорить процесс ее приготовления, сначала придавил крышку тяжелым утюгом, а затем посильнее провернул ручку регулятора горелки газовой плиты.

После этой таинственной истории блестящая прежде кастрюля сморщилась и почернела, а вот намотанная на катушку белая нитка, напротив, приобрела металлический оттенок, и с тех пор отрезать от нее хотя бы кусочек уже не представлялось возможным.

Понурому в ожидании крепкого нагоняя сорванцу тогда хорошо запомнилось, как бабушка, внимательно выслушав сбивчивый рассказ любимого внука, что-то буркнула себе под нос вроде: «Чтоб тебя с Олимпа в третий раз сбросило, хромоногий дурень». И, погладив Витю по вихрастой голове, со вздохом подарила эту катушку ниток ему. На удачу. Потому что крепче этой нити не было ничего под бездонным голубым небом…

Вскоре в свои полные права вступила августовская ночь. Петелькин, закусивший поллитровый пакет молока парочкой сытных бутербродов, привалился спиной к теплой стенке и уже видел третий сон, когда заветная катушка вдруг потянула его за руку.

Именно осторожно потянула, а не рванулась из расслабленной руки в тот самый момент, когда стоящая на тумбочке чашка резко качнулась и нырнула куда-то в сторону.

Тотчас проснувшийся таможенный дознаватель вскочил на ноги, включил фонарик и бросился к сочиненному им на скорую руку чайному столику. Но через полминуты тщательного осмотра он смог лишь констатировать, что его незаменимая кружка полностью исчезла из поля зрения, а привязанная к ее ручке нитка-неперерезайка натянулась и до половины своей длины ушла сквозь стену.

— Солидно, — с некоторым удивлением констатировал, потерев затылок, Петелькин и слегка щелкнул ногтем по нитяной струне. Та глухо зазвенела.

Тогда охотник за стульями, не ослабляя натяжение нитки, провел рукой с зажатой в кулаке катушкой вдоль стены. Нитка без труда сместилась в сторону, словно бы незримо разрезая кирпичную кладку.

Затем молодой человек взялся обеими руками за кружки катушки, резко поддернул ее, словно бы подсекая неведомую рыбу, а затем сначала осторожно, а потом с силой потянул ее на себя.

Сумев за секунду вытянуть из стены заветную нитку почти на целый шаг в направлении к центру кабинета, довольный собой дипломированный юрист уперся ногой в тумбочку и только собрался подключить к работе по вытягиванию из ниоткуда своей любимой кружки напрягшиеся мышцы спины, как последовал резкий рывок и он вместе с вцепившейся в его руки катушкой полетел в стену…

Яркий солнечный свет, на полминуты практически ослепивший его, лился со всех сторон. Отовсюду неслась непонятная речь, раздавались звуки музыки, здравицы, звенела посуда и звучал веселый смех.

Поэтому, пока полуночный cледопыт протирал рукой заслезившиеся глаза, у него сложилось впечатление, что он попал на корпоративную вечеринку в элитный ресторан, куда его однажды пригласил старый институтский товарищ.

Но когда розыскник служебного имущества наконец проморгался, то сразу понял свою ошибку — он, таможенный дознаватель Виктор Петелькин, в твердом уме и крепкой памяти, находился в огромном пиршественном зале под открытым небом.

На небольшой возвышенности на царском троне из металла желтого цвета восседал высокий могучий мужчина зрелого возраста с благородными чертами лица, обрамленного густыми волнистыми волосами и бородой.

Рядом с ним, блистая неземной красотой, сидела величественная женщина в роскошном платье, что-то увлеченно рассказывающая уважительно склонившемуся к ней великану.

«Жена, — про себя со вздохом подумал сотрудник таможни. — А вот моя дама сердца, пока я, ожидая повышения по службе, работал с утра до поздней ночи, подождала-подумала да и выскочила замуж за работника мэрии. А какой живот он наел за два года на ее вкусных домашних обедах и ужинах…»

Тут его погрустневший взгляд сместился немного в сторону, и он тотчас приметил двух красивых девушек в длинных одеждах, которые стояли по сторонам от мирно беседующих супругов.

Одна из них, темноволосая, что выглядывала из-за спины прекрасноликой женщины, из-под массивного венца которой бурным водопадом ниспадали дивные кудри, держала кувшин необычной формы, похожий на амфору; другая, что стояла рядом с троном могучего мужчины, сжимала в руке свежий лавровый венок.

Петелькину даже показалось, что обе глазастые прелестницы его тоже заметили, причем одна из них, темненькая, незаметно подмигнула. Но здесь ему пришлось зажмуриться и встряхнуться, потому что польщенному кавалеру показалось, что они обе в знак приветствия слегка качнули большими крыльями: одна — белыми, другая — радужными. Когда же Виктор наконец приоткрыл глаза, девушки вновь стояли неподвижными статуями на своих рабочих местах.

«А вы что думали, — мысленно обратился сам к себе взъерошенный крепыш и приосанился, — тут вам не собрание профсоюза», — и, пригладив волосы, продолжил осмотр огромного помещения, стараясь не привлекать к себе никакого внимания.

Дело в том, что Петелькин, похоже, попавший на чужой пир и вдобавок незваным, был одет существенно в ином стиле, чем хозяева и многочисленные гости. Поэтому он внутренне напрягался из-за того, что в видавшей виды форменной футболке с надписью «Таможня», старых спортивных штанах и удобных домашних тапочках он выглядит со стороны не вполне импозантно.

Но пока его особо не замечали.

Какой-то златокудрый мужчина спортивного вида в лавровом венке, в отличие от других гостей чисто выбритый, увлеченно поигрывал на незнакомом инструменте, похожем на семиструнную гитару без грифа (кифара). А рядом с ним, аккуратно прислоненный к спинке стула, подозрительно похожего на один из пропавших предметов служебной мебели, наличествовал серебряный лук и колчан с золотыми стрелами.

— Дела… — восхитился таможенный дознаватель, одновременно оценив мощь и изящество конструкции лука, потому что сам в юношестве посещал секцию спортивной стрельбы и достиг в этом деле определенного мастерства.

Едва оторвав восторженный взгляд от творения величайшего из оружейников, он обратил внимание, что к музыканту, приветливо улыбаясь, подошла высокая стройная дева, в короткой тунике до колен, на него очень похожая и опять же с луком, колчаном со стрелами и охотничьим копьем.

— Близнецы, — понял Петелькин. — Видимо, сейчас будут соревноваться в меткости.

Тут он внимательнее посмотрел на ее ноги и немного расслабился. Потому что грациозная лучница тоже была на пиру не в шикарных туфлях на высоких каблуках, а почти как и он сам — в потертых сандалиях на босую ногу.

«Да тут никак воинский слет амазонок!» — через мгновение беззвучно ахнул пока не слишком заметный на пиршестве земной гость, когда его взгляд упал на сидящую невдалеке от царского трона мощную красавицу с горящими мудростью очами. Причем молодого человека больше всего поразило не то, что на голове этой статной женщины был блестящий шлем, а то, что это чудо ткало удивительный цветной ковер. Да так быстро и умело, что, казалось, ожившие нити сами складываются в небесные узоры, от которых невозможно оторвать взгляд. Но это, однако, не помешало его наметанному глазу разглядеть не только огромный щит и боевое копье, аккуратно сложенные возле ее ног, но и предмет мебели, очень схожий на одно из разыскиваемых им служебных кресел, на котором были разложены мотки цветной пряжи.

Но лишь незваный пришелец посмотрел чуть в сторону, как все его мысли, сомнения и тревоги в тот же миг пропали, потому что он увидел свой идеал — мимо него в златотканой одежде, с венком из благоухающих цветов на голове и в блеске женской красоты плыло божественное существо с нежными чертами лица и с мягкой волной золотых волос.

— Настоящая Афродита[2], — только и смог тихо выдавить из себя Петелькин. Но этого еле слышного вздоха души хватило, чтобы грозного вида спутник обворожительной женщины, со свирепым лицом и неистовым взглядом, злобно заозирался по сторонам.

По всему его виду было видно, что он только ищет повод, чтобы затеять с кем-нибудь кровавую ссору: потому что одна его рука непроизвольно сжимала рукоять висящего на боку огромного меча, а другая ухватилась за край щита, прикрывающего спину.

Но златая Афродита тотчас что-то нежно промурлыкала своему кавалеру, покрытому медными доспехами, мягко взяла его под руку, заглянула в глаза — и тот вновь пружинисто-послушно зашагал рядом с ней, угрожающе посверкивая по сторонам холодными глазами.

Лишь только когда эта невероятная пара отошла от Виктора подальше, только тогда к нему вернулось чувство реальности, из которого он не по своей воле основательно выпал.

А за это время в центре зала началось хоровое пение и танцы — выбежавшие на его середину юные девушки в легких полупрозрачных платьях, взявшись за руки, словно грации, сошедшие с картин великих художников, непринужденно вели веселый хоровод. В который им без труда удавалось увлечь молодых мужчин, которые, поддавшись их неотразимому обаянию, решались подойти поближе. Причем всякий раз, когда изящным танцовщикам это удавалось, по всему залитому ярчайшим солнечным светом золотому чертогу разносился дружный смех.

Но охваченный внезапно нахлынувшим чувством жажды человек завороженно смотрел лишь на то, как красивая барышня и прекрасный юноша обходили по очереди всех гостей и наливали им в чаши напитки с божественным ароматом.

Тут Петелькин судорожно сглотнул и едва сдержал себя, чтобы не закашляться или не крикнуть официантам, что ему тоже хотелось бы прямо сейчас пригубить бокал столь изысканного нектара…

Хорошо еще, что это необъяснимое наваждение через пару очень долгих мгновений схлынуло вместе с состоянием изумленного созерцания, и он наконец-то смог внимательнее приглядеться к предметам пиршественной посуды.

«Батюшки! — вскоре сложил служивый в уме все собранные факты, — да это же наши кружки! Вон и эмблема таможни, и наш флаг. Да что же здесь на самом деле происходит?» — задал розыскник сам себе встречный вопрос, но ответить на него уже не успел. Потому что подошедший к трону юноша-виночерпий, с почтением наполняя живительной влагой большую таможенную кружку хозяина пира, совсем чуть-чуть коснулся жезла, стоящего возле золотого трона.

Однако этого хватило, чтобы дремавший на его навершии огромный черный орел замахал тяжелыми крыльями и распахнул бездонные глаза, которые, поворачиваясь вместе с пернатой шеей, подобно радару, начали ощупывать окружающее пространство.

Вскоре зоркие очи хищной птицы встретились с настороженным взглядом незримого свидетеля, и громадный орел грозно заклекотал, не сводя немигающего взгляда с непрошеного гостя.

Веселая музыка тотчас стихла и взоры всех гостей уперлись в ту сторону, куда устремил свой взор пернатый страж. Танцы тоже сами собой прекратились.

— Да тут кто-то есть, — громко, чтобы его все услышали, произнес ловко выскользнувший из распавшегося хоровода атлетически сложенный юноша. Мягким крадущимся шагом он дошел до стула, на котором, как разглядел Петелькин, радостно забили крылышками кожаные сандалии и зашелестели блестящей чешуей змеи, обвившие бронзовый жезл.

Юноша мгновенно надел крылатую обувь, взмыл вверх и направил острие жезла в ту сторону, куда, не шевелясь и не мигая, глядел орел.

— Вижу подсмотрщика! — обрадованно вскричал воздушный гимнаст, лишь только исходящая от жезла невидимая энергия задела нечаянного небопроходца.

Видимо, непроглядная пелена, до того момента скрывавшая единственного постороннего зрителя, рассеялась, и он в полный свой рост предстал перед пиршествующими.

— Кто таков? — грозно сдвинув густые брови, громовым голосом вопросил Зевс[3], и в его глазах начали разгораться отблески молний, притягивая черные грозовые тучи.

— Отец, сейчас выясню, — с готовностью крикнул шустрый летун и стремительно начал пикировать в направлении затаившего дыхание и потому, несомненно, тайного соглядатая.

Приземлившись в пяти шагах от намеченной жертвы, самоуверенный олимпиец, рисуясь и небрежно-беспечно поигрывая жезлом, неслышной развязной походкой направился к Петелькину.

Виктору же за время таможенной службы не раз приходилось встречаться с подобным контингентом. Поэтому он слегка выставил вперед левую ногу, чуть пригнул голову и приготовился к драке. Тем более что верная катушка удобно устроилась в его кулаке, выставив наружу между сжатыми фалангами пальцев два сверкнувших на солнце сегмента боковых кружков. Чтобы значительно усилить мощь совместного удара.

А опытный противник вдруг высоко подпрыгнул, взмахнул жезлом, обозначая им удар сверху в голову, а сам неожиданно нанес быстрый удар ногой. Но готовый к любой хитрости закаленный земной боец выставил блок левой рукой, а правой вместе с заветной катушкой нанес ему сильный удар в район голеностопа.

Оглушенные крылышки на сандалиях обиженно затрепетали, отчего Гермеса[4] развернуло в воздухе, и покровитель лавочников и воров наткнулся на неразрезаемую нить, которая незримой линией тянулась из кулака стража таможенной границы куда-то к центру зала. Крепчайшее в мире волокно музыкально спружинило и отбросило обидчика на мраморный пол.

Тогда, выхватив меч, в бой бросился кровожадно-неистовый Арес[5]. Но по умоляющему взгляду Афродиты тотчас божественно заиграл на волшебноголосой кифаре Аполлон[8], и ярость бога неправедных войн улеглась.

Звуки музыки успокоили и Зевса, тем более что его супруга Гера[6], любопытная, как и все женщины, поглядев на мужа, красивым грудным голосом обратилась к позабавившему ее такому бойкому человечку:

— Давно у нас не было земных гостей. После того как мой великий супруг, — тут она повернулась к Зевсу и почтительно склонила голову, — надумавший было приглашать к нашим трапезам людей, а затем вынужденный отправить нечестивца Иксиона[7] путешествовать по небу привязанным к горящему колесу, а гордеца и злодея Тантала[8] — низвергнуть на вечные муки в царство своего брата Аида, мы решили, — тут она приподняла левую бровь и вопросительно-выжидающе взглянула на своего божественного супруга.

Верховный бог Олимпа в полной тишине подумал пару секунд, а потом мудро решил согласиться с Герой в такой малости и потому благосклонно кивнул.

Покровительница супружества удовлетворенно откинулась на спинку трона и продолжила:

— Мы решили больше не удостаивать людей милости пировать вместе с нами, вкушая божественную пищу — благоуханный нектар и амброзию. Поэтому, — тут она сделала паузу и так пристально посмотрела на Петелькина, что несмотря на то, что таможенный дознаватель стоял на самом солнцепеке, по его спине противно побежали холодные мурашки, — к тебе только два вопроса: как ты смог попасть к нам незваным и что ты так внимательно высматривал на нашем пиру?

Застывший на месте розыскник впервые на себе осознал, что означает выражение «жгучие взгляды»: потому что десятки пар глаз теперь смотрели только на него и даже через форменную футболку человеческий гость собственной кожей чувствовал каждый из этих взглядов: сочувствующих, злобных, любопытных, безразличных…

Нет, выполняющий законное поручение руководства опытный сотрудник вовсе не рассматривал себя беззащитной игрушкой в чьих-то беспредельно могущественных руках, потому что он находился в чертогах богов с праведными целями, без злого умысла и с заветной катушкой, зажатой во вспотевшем кулаке.

Поэтому таможенный служащий уважительно поклонился хозяину пира и его величественной супруге, затем присутствующим гостям и подробно рассказал обо всех событиях, которые предшествовали его попаданию на пир олимпийских богов.

И чем дальше излагал Петелькин известные ему факты и обстоятельства, тем все бо́льшим весельем искрились глаза великого Зевса, а многие гости начали вежливо покашливать и прикрывать рты ладонями, чтобы в голос не рассмеяться.

Когда же рассказчик дошел до того места, как в божественных чашах он опознал таможенные кружки, тут уж ни Зевс, ни Гера не выдержали и залились дружным смехом, который тут же растекся по всему пиршественному залу.

Когда главные боги, вытерев слезы, отсмеялись, Зевс с улыбкой спросил:

— А у кого же твоя кружка? — и приказал: — Ну-ка, дерни за нитку!

Озадаченный докладчик тотчас сильно потянул катушку на себя, и все увидели, как одна из пиршественных чаш вдруг настойчиво завибрировала в руках у добродушного здоровяка с могучими руками, широкой грудью и мускулистой шеей. Который, понурив большую голову, осторожно сидел на служебном стуле, видимо, опасаясь, что тот в любой момент может под ним подломиться.

Некрасивый здоровяк резво вскочил, но одна его ступня вдруг подвернулась, и он, еле-еле удержавшись на хромых ногах, под смешки присутствующих смиренно посмотрел в сторону своего отца.

— Ну что же, — усмехаясь в густую бороду, с наигранной укоризной обратился к нему царственный Зевс, — расскажи-ка, Гефест[9], нам еще раз, как ты три дня и три ночи без отдыха трудился, изготавливая новую дворцовую мебель и расписывая неведомыми узорами новые чаши для амброзии?

Тут вновь весь пиршественный зал накрыла волна безудержного божественного веселья.

— И как твой любимый внучок пришел к дедушке за подарками, — сотрясаясь всем телом, смог-таки выдавить из себя Зевс и опять зашелся в приступе могучего хохота.

Спустя мгновение уже сам зал заходил ходуном от смеха, причем от души развлекались все: и повелитель грома и молний, и его супруга Гера, и даже виновник этой нежданной забавы — Гефест.

Продолжая грохотать так, что, казалось, вот-вот сотрясется и сам высокий Олимп, Зевс призывно махнул рукой Гефесту и показал пальцем на Петелькина, вроде как приказав, мол, твои проделки, сам и занимайся-разбирайся с незваным гостем.

Сильно прихрамывая на обе ноги, бог-кузнец вскоре подошел к напрягшемуся крепышу и протянул богатырскую руку к катушке. Та тотчас беспокойно завозилась в кулаке небесного путешественника и, осторожно разжав его, прыгнула в могучую длань кузнеца.

— Узнаю свои земные проказы, — наконец с улыбкой произнес Гефест и с размаху бросил катушку куда-то далеко в сторону.

Затем он положил своему непутевому потомку, так и не ставшему молотобойцем, на плечо свою тяжелую натруженную руку и, хромая, повел его в ту же сторону, куда полетел бабушкин подарок.

С трудом переставляя больные ноги, Гефест не спеша рассказывал таможенному дознавателю, что напряженно трудясь над новейшим изобретением, он вспомнил об указании своего отца Зевса по поводу изготовления новой мебели и пиршественных чаш слишком поздно.

Потому он и попросил изворотливого бога хитрости, обмана и воровства Гермеса помочь решить эту проблему. А взамен бог-кузнец пообещал ему подновить помятый кадуцей и отковать крылатый шлем не хуже, чем у Меркурия[10]. Потому-то все вот так и получилось.

— А шариковые ручки и календари зачем были нужны? — решился уточнить ознакамливающийся с обстоятельствами столь необычного дела юрист таможенно-межмировой сферы.

— А что это? — заинтересованно переспросил бог-кузнец про самописки и, получив разъяснение о принципах их работы, хмыкнул: — Хитро придумано. Но я об этом не знал. Видимо, эксцесс исполнителя, — и, поглядев на удивленное лицо правоведа, по-доброму улыбнулся.

Вскоре Гефест остановился и со словами: «Ну, внучок, держи свою неразлучную чашу», — передал Петелькину его кружку с эмблемой таможенной службы, к ручке которой оставалась крепко привязана неразрываемая бабушкина нитка.

Затем он посмотрел куда-то вдаль и промолвил:

— Крепко держись за кружку. Привратницы неба Оры[11] еще не закрыли облачные ворота Олимпа. Послезавтра к утру, обещаю, все ваши кресла и стулья вернутся обратно. Ну, а остальные чашки, извини, очень понравились всем олимпийцам. Особенно изображение орла Зевса с двумя головами.

— Да, и не забудь передать бабушке олимпийский привет, — напоследок шепнул ему Гефест, после чего по-борцовски обхватил не ожидавшего таких слов парня за пояс и, развернувшись, с неимоверной силой бросил его высоко вверх и в сторону…

Прикрывший глаза и летящий подобно молоту бога огня живой снаряд почувствовал только, как ветер сильно ударил ему в лицо, и тут же ощутил себя лежащим на чем-то твердом. Вкусно пахло свежим хлебом и ветчиной.

Пока глаза привыкали к темноте, метко заброшенный умелой рукой с вершины Олимпа прямо в свой рабочий кабинет таможенный дознаватель ощупал чашку — цела. Затем потянул за привязанную к ручке нитку — и заветная катушка мягко ткнулась ему в раскрытую ладонь. Вскоре он разглядел и знакомую тумбочку, рядом с которой стояли его потертые сандалии.

— Таможня — мой дом родной, — промелькнула в голове знакомая мелодия, напевая которую, добрый молодец поднялся на ноги.

— Дед обещал, что стулья и кресла вернет. Значит, так и будет, иначе какой он мне дед, — наконец определился Виктор и приступил к процессу подкрепления молодого организма бутербродами с сыром и ветчиной вперемешку с шоколадными конфетами, запивая все это дело крепким индийским чаем из кружки, вернувшейся вместе с ним из невероятного путешествия.

«Когда же таинственно пропавшая мебель также загадочно и обнаружится, то придется сказать, что я к этому делу никакого отношения не имею. Иначе засмеют, — надумал Петелькин. — И хорошо, что сегодня воскресенье. Поеду навещу бабушку, она ведь уже давно ждет меня в гости. Заодно передам ей олимпийский привет, — тут он разжал кулак, и на его ладони в лучах электрического света засверкала прекрасная золотая брошь с большим зеленым камнем, которую незаметно сунул ему в руку перед самым броском пропавший без вести на войне дед.

Примечания

2

Афродита — дочь Зевса и Геры, богиня любви, красоты и вечной весны.

3

Зевс — верховный бог Олимпа, повелитель неба, грома и молний, хранитель законов. Возле его золотого трона — крылатая богиня победы Ника.

Артемида — дочь Зевса и титаниды Лето, сестра-близнец Аполлона, богиня охоты, плодородия и женского целомудрия.

Аполлон — сын Зевса и титаниды Лето, брат-близнец Артемиды, бог-лучник, бог света, покровитель искусств, предводитель муз, лучший в игре на кифаре.

4

Гермес — сын Зевса и плеяды Майи, бог торговли, хитрости, ловкости, красноречия и воровства.

5

Арес — нелюбимый сын Зевса и Геры, бог истребительной войны, кровожадный и беспощадный, не различающий в бою правых и виноватых.

8

Тантал — сын Зевса и фригийской царицы Плуто. Будучи любимцем богов, приглашался на Олимп на пиры. Возгордившись столь высоким положением, он нанес оскорбления богам, за что был низвергнут Зевсом в подземное царство своего брата Аида.

6

Гера — жена и сестра Зевса, покровительница супружества, олицетворение супружеской верности. Около ее трона — богиня радуги, легкокрылая Ирида.

7

Иксион — царь Фессалии, внук Ареса, сбросил в пропасть отца своей невесты, чтобы не платить за нее выкуп. Однажды был приглашен на пир богов, где стал преследовать Геру, супру-гу Зевса, неприличными предложениями. По приказу Зевса был привязан к огненному колесу, которое ветры повлекли по небу.

9

Гефест — сын Зевса и Геры, бог огня, покровитель кузнечного дела и самый искусный кузнец. Дважды был сброшен с Олимпа на землю: сначала Герой, устыдившейся рожденного ею боль-ным и хилым ребенка, хромого на обе ноги, а затем разгневанным Зевсом, узнавшим об освобождении Гефестом Геры, подвешенной им на цепях на небе за наслание бури на возвращающегося из Трои Геракла — любимого сына Зевса от смертной женщины Алкмены.

10

Меркурий (древнеримская мифология) — сын верховного бога Юпитера и богини весны Майи, вестник богов, бог торговли и прибыли, покровитель лавочников, путешественников и гимнастики. Отождествляется с древнегреческим богом Гермесом.

11

Оры — молодые девушки-привратницы неба, открывающие и закрывающие облачные ворота Олимпа.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я