Чужестранцы

Сборник, 2021

Сборник рассказов в жанре фэнтези.

Герман Чернышёв

Беспробудная бессонница

1

Вокруг стояла испуганная тишь. Заботливо обстриженный высокий кустарник тянулся вдоль просёлочной дороги, огибающей дом с низеньким белым заборчиком. Тёмно-серое небо хранило безмолвие. «Кажется, будет дождь, — подумал Келли, глядя на влажные доски веранды, перед тем, как постучаться в дверь. Он не помнил, долго ли плёлся по дороге, но он очень устал. И устал даже не оттого, что плёлся, а оттого что не помнил. — Куда все подевались?» Никто не отпер. Келли показалось, что это не первое жилище, в которое он стучится.

— Чего надо? — послышалось из-за двери, белой, как и забор. Говорила, по всей видимости, женщина.

— Куда все подевались? — спросил Келли и перемялся с ноги на ногу.

— Здесь никого нет. Только я.

Женщина говорила тихонько. Внезапно завывший ветер не дал Келли разобрать сказанного.

— Что-что? Я не расслышал. Ветер воет.

— Не ветер. Проваливай от моего дома, парень.

Дорога шла на каменистый истрескавшийся пустырь, заросший старой снытью и засохшей облепихой. Небо сделалось куда темнее, но дождь так и не начался. Зато сгущался туман. Вязкий, топкий, он окутывал Келли незримым одеялом. Теперь его утончённое лицо было почти что не разглядеть. Короткие светло-коричневые волосы казались глубоко-пепельными. Кожа побледнела. Идти не хотелось. Возле пустыря, огороженного разломанной оградкой, через которую Келли без труда перешагнул, стоял двухэтажный дом, одинокий, забытый, как и всё вокруг. Позади послышался шорох. Келли резко обернулся. Увидев перед собой незнакомца, он попятился, споткнулся и брякнулся навзничь.

— Ты ещё кто? — с неким удивлением спросил высокий измождённый мужчина со впалыми щеками, покрытыми седеющей щетиной, острым длинноватым носом и сероватой кожей. На нём был шерстяной охотничий жилет, местами сырой, потёртые брюки и кожаные сапоги. У пояса висел нож с зазубринами на лезвии в три пальца шириной. Над плечами торчала деревянная рукоять.

— Вам-то что?

Келли поднялся и отряхнул штаны.

— Ничего, — незнакомец безразлично отвернулся, и Келли заметил небольшой арбалет у него за спиной. На груди крепился десяток железных болтов не толще мизинца.

— Что здесь происходит?

— Верно. Откуда тебе знать, — мужчина не обернулся. — Знал бы — не сунулся. Иди отсюда, парень. Это в твоих же интересах.

Келли не ответил, но и не ушёл тоже.

— Проваливай, говорю, — повторил незнакомец настоятельно. — Тебе тут не место.

— А вам, выходит, место?

— Я — другое дело. Серьёзно говорю, — теперь мужчина посмотрел Келли прямо в лицо. — Уходи.

— Я весь день иду, может, и всю ночь. Почему здесь никого нет?

— Видимо, потому что людям дорога их шкура.

Незнакомец криво усмехнулся, как будто сказал что-то смешное. Келли так не показалось.

— Почему вы здесь? — он поглядел на арбалет. Раньше ему не приходилось видеть подобного оружия. Его дядя рассказывал, как когда-то с приятелями он пьяным возвращался из выпивальни и повстречал на большаке человека с арбалетом. Ему одному удалось унести ноги в ту ночь.

— Потому же, почему здесь нет остальных, — незнакомец оглядел округу сухим взглядом. Потом достал из-за спины арбалет, покрутил маленькую железную рукоятку, торчащую из латунной шестерни, и крепкая тетива поползла назад. Раздался щелчок. Незнакомец снял с груди одну из стрел и положил в желобок.

— Вы в кого стрелять собираетесь?

Келли отошёл подальше.

— Не в тебя, храбрец. Последний шанс. Катись. Скоро ты лишишься такой возможности.

Келли хотел уйти. Действительно хотел, но ноги почему-то не слушались его.

— Охотиться в таком месте, не глупая ли затея? Ни птиц, ни зверья на милю в округе.

— Конечно, их нет. Но я не на них охочусь. С чего ты вообще взял, что я охочусь именно на них?

— На кого ж ещё охотиться?

Послышалось холодное успокаивающее завывание, походящее на дуновение ветра, дышащего в щелях старого дома в пасмурную ночь.

«Опять ветер», — подбодрил себя Келли.

— Я, помнится, предлагал тебе уйти, — незнакомец зловеще нахмурился. — Теперь рекомендую бежать.

Вой нарастал, но ни один лист сорняка не дрогнул.

— Какой-то странный ветер, — Келли усмехнулся, не оценив рекомендации. — И почему бежать?

— Потому что уйти ты уже не успеешь, — мужчина прислушался. — А впрочем… и убежать тоже.

В следующий миг на пустырь скользнул громадный тёмный силуэт, выделяясь в полумраке своей чернотой. Одним взмахом исполинской руки он отшвырнул незнакомца в сторону. Келли вскрикнул и отпрянул назад. Густую дымку прорезало гадкое рычание. Келли зажмурился что было мочи. Глаза он открыл в своей спальне. Он лежал на кровати, боясь пошевелиться. Перед ним всё ещё стояла плохо различимая фигура. Он не мог вспомнить, что он видел. Он помнил только одно — что никогда раньше так не боялся.

2

Уже начало светать, но Келли вылез из постели не сразу. Какое-то время он пытался прийти в себя, ожидая, когда конечности вновь станут ему повиноваться. Хладный озноб пробирал до костей. Вслепую он спустился на первый этаж и натянул заношенные штаны, оставленные им в прихожей вчера. Отыскал в кухонном шкафчике трубку. Рядом с ней покоился кожаный мешочек с табаком, от которого пахло смородиной. Когда Келли вышел на порог, озноб прекратился, хоть снаружи было по-утреннему прохладно. Редкие деревья и невысокие кустики травы прятались, задёрнутые лёгким туманом. Келли уселся на подгнившую деревянную ступень и закурил, прислонившись спиной к двери. Утро выдалось безветренным и странно спокойным. Чересчур спокойным, но Келли не думал об этом. У него перед глазами всё ещё маячил наводящий ужас силуэт. И страх. Он всё ещё здесь.

Это был не первый его кошмар. Они снились ему уже несколько недель подряд. Он перестал высыпаться. Келли и раньше-то спал не ахти как хорошо, а в последнее время его невольная бессонница сделалась невыносимой. Он так завидовал тем людям, которые жаловались, что у них не бывает сновидений. В голове беспрестанно зудел шепчущий голосок: «Поспать… Надо поспать», но спать было нельзя. Когда трубка догорела, Келли натянул плащ, висевший на единственном в прихожей крючке, и запер дверь на ключ.

Гомон, доносившийся из окон близлежащего трактирчика, слегка развеял тревогу. Оказалось, что в основном посетители ещё и не думают расходиться. В дальнем углу тесноватого помещения Келли заприметил своего полного, но не слишком приятеля Генри. Тот восседал на дубовой лавке, подперев щёку ладонью. Келли уселся напротив.

— Ты чего тут? — медленно спросил Генри, устало обрадовавшись. — Опять кошмары?

— Да.

Келли раздавил пальцем крошку на столе.

— Дерьмово. А я вот пью.

— Что пьёшь?

— Эль, что ж ещё.

— Один?

— Как же, нет, — Генри указал головой на пёструю кошку, примостившуюся рядом. — С подругой. Она не из болтливых, зато только вот со мной сидит. Не то что эти портнихи. Шьют себе свои хреновы юбки, чтобы задирать их перед всеми подряд.

— Не думай об этом, — Келли утешительно усмехнулся. — Она ж не думает, вот и ты не думай.

— Не думай, — Генри нахмурился и глотнул из кружки. — Вот тебе когда перестанут мерещиться твои призраки, тогда и советуй. Чего тебе, к слову, примерещилось-то?

— Не помню.

Генри несильно хлопнул ладонью по коленке и икнул.

— А я вот, пожалуй, возьмусь угадать. Ты всё время одно и то же рассказываешь. Про какое-то странное создание. Очень оно тебя пугает. Как можно забыть, что тебя напугало, а? Это же нелогично.

— Не то чтобы я напрочь забыл. Помню высокий чёрный силуэт, но больше ничего отчётливого.

— Ещё бы. Это ж сон. Простая ерундовина. Это тебе не портнихи. Шлюхи разодетые. Кроят себе свои шёлковые рубашки — чтобы всем всё видно. А я ходи смотри, как они смотрят, вороны проклятые. Стервятники. Только и ждут, как бы слететься. Мне ещё порцию! — Генри потряс в воздухе опустевшей кружкой и грохнул ей по столу. Кошка осуждающе мурлыкнула, посмотрев на него. Никто, казалось, не услышал ни того, ни другого.

— Мне ещё порцию! — повторил Генри на этот раз громче и куда менее вежливым тоном. Немолодая хозяйка, стоявшая к нему спиной, обернулась. Он несколько раз ткнул пальцем в свою кружку. Женщина легонько постучала себя пухлой ладонью по голове и упорхнула в погреб.

— И ты, значится, сидишь себе один и пьёшь? — спросил Келли, подняв брови, перекатывая между большим и средним пальцем крупную хлебную крошку.

— Да, — Генри опустил голову, после чего с трудом поднял её обратно. — Что ж мне ещё прикажешь делать? Шить эти чёртовы…

— Нет-нет, — Келли сделал останавливающее движение рукой. — Хочешь напиваться — пожалуйста.

— Ты чего пришёл? А-а, да. У тебя же кошмары. И как ты с ними уживаешься? Я вот, если не посплю, потом весь день варёный хожу, как треска.

— А если поспишь, то напьёшься и всё равно будешь ходить, как треска.

— А хоть бы и так, — Генри подбоченился одной рукой, а второй — нащупал кружку, не отводя взгляда от собеседника. — По крайней мере, я не разодеваюсь, как эти портнихи.

Келли потёр лоб и вздохнул.

— Мы оба прекрасно знаем, что речь идёт об одной определённой швее. Остальные тебе ничего не сделали. Я, впрочем, сомневаюсь, что и она что-то сделала. Думаю, ты, как всегда, преувеличиваешь.

— Преувеличиваю? — щёки Генри зарделись багрянцем. Легко было спутать с нахлынувшей злобой, но в действительности он попросту захмелел до своей привычной стадии, когда его физиономия начинала краснеть. — К ней таскаются эти расфуфыренные прохиндеи.

— Прямо домой? — Келли недоверчиво наклонил голову и прищурился.

— Нет. К ней в лавку, — Генри без замедления принялся за эль, который притащила запыхавшаяся хозяйка. — Разбавляете, душечка?

— Вы и сами прекрасно знаете, что нет, Генри, — скривилась трактирщица устало. — Ваши личные проблемы меня не касаются. Настоятельно прошу, чтобы и моей выпивки они не касались. Вымещайте досаду на пойле, которое наливает тот бездарь в придорожной таверне возле города. Оно, по крайней мере, того заслуживает.

Она ушмыгнула, с достоинством тряхнув спутанными волосами.

— Слыхал? — Генри кивнул ей вслед. — Все они горделивые вертихвостки.

— Ты, кажись, отвлёкся, — снисходительно улыбнулся Келли. — Что там с теми расфуфыренными, как ты выразился, прохиндеями?

— Чёрт их разберёт. Тьфу, — Генри с пренебрежением махнул рукой. — Охотники до девичьих ласк, не более. И разодеты, главное, как! По-странному, вот что я скажу. Едва ли у них прохудились брюки.

— Так, может, и впрямь прохудились.

— Даже если и так, я догадываюсь, в каком месте. А она хихикает, улыбается, будто они ей…

— Платят? — Келли сонно рассмеялся. — Я-то думал, что-то серьёзное. Учтивость швеи зависит от щедрости клиента и исчезает так же быстро, как и денежки в её переднике. То же касается любого лавочника и торговца.

— Как же, щедрости. Ни в жизнь не поверю. Да и ты не поверил бы, если б видел рожи, с которыми они ходят. Выглядят так, словно по нескольку раз на дню отказывают в помощи бездомным деткам.

— Одёжка порой живёт не дольше любви бордельных девиц. Так что неудивительно. Я как-то пробовал расставлять силки на кроликов. Ничего путного из этого не вышло, только рубаху подрал о ветки.

— Вот только бордельные девицы — не кролики, а брюки — не силки.

— Неужто? Как по мне, сравнение весьма точное.

Генри осушил кружку долгим глотком и поднялся.

— Пойдём-ка. Чего говорить — лучше сам убедишься.

3

Келли в любом случае не хотелось возвращаться домой. Как и всю последнюю неделю. До того как начались кошмары, он обожал своё жилище, но со временем жуткие сны так взбудоражили его рассудок, что от былого ощущения комфорта не осталось и следа. Окрестности всё чаще напоминали ему одинокий пустырь. А его собственный домик, уютный, радушный к своему хозяину, больше не казался таким уж безопасным. Вокруг него росли редкие кустики нежной травы, но случалось так, что вместо неё Келли виделись тёмно-зелёные листья сныти, когда он курил трубку, сидя на пороге. Они разрастались, заполоняли округу. Почему-то сорняк вызывал у него неприязнь, хотя стоило приглядеться, как дурман рассеивался. Но он больше не мог убедить себя, что ему всего лишь привиделось.

Погода была пасмурная и промозглая. Безлюдная дорога, уходящая вглубь городка, напоминала ту, что вела на пустырь. Такая же пыльная, усыпанная мелкими камушками. Они скрежетали, когда Келли наступал на них, плетясь следом за приятелем к швейной лавке. Ему было по большому счёту плевать, куда идти. Глаза слипались, он кутался в курточку, но слабый озноб не приводил в чувство. Холодное утро не могло развеять тревогу. Туман сгущался, но Келли всё одно брёл бы, уставившись себе под ноги, будь он хоть в кромешной темноте. Он вслушивался в гадкое рычание, пронизывающее разум. Не удавалось сосредоточиться на чём-то другом.

В лавке пахло свежими тканями. Приятный свет, излучаемый настольным фонарём, подействовал на Келли благотворным образом. Сон слегка отступил, а оставшаяся сонливость сделалась весьма выносимой. Генри строил из себя придирчивого покупателя, в чём не наблюдалось особенного смысла — лишь эмоции. Он с жалко-важным видом рассматривал льняные обрезки на многочисленных столиках, расставленных тут и там. Прелестная Синтисса, тридцатилетняя кареглазая швея, в свою очередь, оценивала, как издали смотрится его жилетец, который она недавно сшила. В её взгляде Келли прочитал, что она довольна проделанной работой и от торжествующей ухмылки её отделяет только холодное выражение лица одного из посетителей, так хорошо ей знакомого.

— Швейные дела, я смотрю, не в упадке, — выдал Генри металлически монотонно. — Ну ещё бы. Столько благодраных… благодарных… клиентов.

— Перестань, Генри, — робко проговорила Синтисса, заметно погрустнев. — Ты прекрасно знаешь…

— Что-то в последнее время я всё чаще это слышу. Только вот при этом мне ничего не известно.

Дверь отворилась, и, помедлив на пороге, в лавку вошёл мужчина лет сорока, одетый в неприятно тусклую чёрную рясу, всю в складках и потёртостях. Бледное бритое лицо, покрытое прыщами и мелкими язвочками, светло-серые близко посаженные глаза создавали не лучшее впечатление. Он держал в руке деревянный посох в собственный рост, обитый железными заклёпками.

Генри потянул Келли в сторону.

— Один их этих прохиндеев, я говорил, — шепнул он украдкой. — Смотри, смотри, какой учтивой она сделается.

Келли не заметил, чтобы Синтисса хоть сколько-нибудь изменилась в лице. Впрочем, он следил вовсе не за ней. Чувство тревоги посетило его. Может, сказывался отвратный цвет рясы, темнеющей перед глазами. Незнакомец подошёл к прилавку вплотную.

— Приветствую вас, милая девушка, — послышался его тихий голос, заставив Генри возмущённо распыхтеться. — Я заходил к вам. Вчера вечером, вы помните?

— Уже и не таится, стервец, — проскрежетал зубами Генри. Незнакомец, по-видимому, не услышал, потому как продолжал так же спокойно, лишь секунду помедлив.

— Вы сказали, что того человека недавно видели в городе, — он опёрся костлявыми пальцами о прилавок. Синтисса нервно вздёрнула краешек губ и отступила.

— Да, — ответила она, суетливо разглаживая передник. — Так и сказала.

— К сожалению, я не нашёл его ни в городе, ни в окрестностях. Как ни искал. Поверьте, я и глаз не сомкнул за всю ночь.

— Слыхал? — Генри подтолкнул Келли локтем. — Не у тебя одного кошмары. Хотя ему-то, уродцу, поделом.

— Помочь ничем другим не могу, — Синтисса старалась говорить как можно учтивее, несмотря на явное опасение в её голоске. — Если только вас не интересует юбка или иная вещица для вашей супружницы или, может быть, возлюбленной.

— О-о, нет, — незнакомец усмехнулся. — Моя возлюбленная сдержанна в подобных вопросах. До свидания.

Он развернулся и вышел из лавки, до последнего глядя перед собой.

— Вот как, значит, — тоненько и медленно произнёс Генри, направившись к прилавку, как только дверь затворилась. — Значит, уже вот как.

Синтисса приблизилась.

— Генри… — проговорила она увещевательно. — Неужели ты не видишь, что он заходил по делу?

— По делу? Какие у вас могут быть дела? Какие дела могут быть у швеи и такого проходимца?

Келли посудил, что оставить их наедине будет наиразумнейшим выходом. Потому он вышмыгнул за дверь, и никто не заметил этого.

4

Небо кое-как посветлело, хотя всё равно оставалось мрачным и серым. Келли почувствовал невыносимое желание свалиться с ног и засопеть. Неподалёку, почти вплотную к стене рыбацкой лачужки, шёл рослый человек. Что-то в нём показалось Келли смутно знакомым. Он не ожидал увидеть кого-то так рано. Незнакомец двигался бесшумно, словно призрак. И сам он был как будто прозрачным. Келли тряхнул головой, но ничего не изменилось. Он не знал, спит он или бодрствует, всё вокруг сделалось очень похожим на сон. Ему не хотелось думать о том, чем этот сон обернётся. «Если это не взаправду, надо поскорее проснуться. А если я не сплю…» Он ещё раз поглядел на незнакомца, но тот уже свернул с дороги. Тем не менее у Келли пропало ощущение одиночества.

— Так себе денёк начался, не правда ли? — сказал кто-то, будто в подтверждение тому. Келли вздрогнул от неожиданности. На лавке возле дороги сидел знакомый мужчина в неприятно чёрной рясе и внимательно рассматривал его как диковинку. Посох стоял рядом, прислонённый к стене дома.

— Вы со мной говорите? — спросил Келли, остановившись.

— Да, с вами.

— Что ж, денёк действительно выдался не из приятных.

— Тем приятней наша встреча, — мужчина улыбнулся, хоть Келли и не увидел в его словах ничего такого, что заслуживало бы улыбки. — Да вы еле на ногах стоите. Присаживайтесь.

Келли принял предложение без заметного желания, но ему и впрямь хотелось рухнуть на землю и заснуть. Сон, казалось, ещё сильнее окутал его.

— Зак, — представился мужчина, вежливо кивнув. Келли сидел, уставившись перед собой, ощущая жар своего дыхания на губах и конце носа, в голове звенело.

— Что? — пробормотал он.

— Так меня зовут.

— Да-да, — Келли собрался с мыслями. — Рад повстречаться. Келли.

— Молодость — штука такая. Только рассвело, а уже на ногах. Полон сил и жизнелюбия.

— Похоже, что я полон сил и жизнелюбия?

Келли недружелюбно зевнул.

— В этот момент — не вполне, — Зак рассмеялся и похлопал его по плечу, чем ни в коей мере не облегчил его состояние. — Мне совестно, но я краем уха услышал ваш разговор. В лавке.

Келли отвёл взгляд. Ему сделалось неловко.

— Не принимайте близко к сердцу. Мой приятель…

— Нет-нет, — Зак махнул рукой, по-доброму улыбнувшись. — Молодость — штука такая. Я ничего не имею против и говорю о другом. Я услышал, что у вас кошмары, Келли. Это так? От этого вы выглядите таким изнемогшим? Или бледность вам присуща?

— Не присуща. Да, у меня бессонница. Кошмары.

— И долго они у вас?

— Давненько. Что, по мне не видно?

— Видно, что вы устали, но не берусь сказать, бессонница тому виной или нет. След кошмаров может быть разным. Они не всегда оказывают плохое воздействие и далеко не на всех, в этом уж не сомневайтесь.

Зак опять улыбнулся, и в его улыбке проглядывалось неприкрытое удовольствие, не пойми чем вызванное.

— Во всяком случае, след моих кошмаров — самая что ни на есть беспробудная бессонница, как бы это ни звучало. И у меня язык не повернётся назвать это хорошим воздействием.

— Что ж, вероятно, вы просто неправильно трактуете свои сновидения. Вернее, ваш разум неправильно их трактует. Вам повезло, что мы встретились. Я, знаете ли, могу помочь вам избавиться от кошмаров. Если только… — Зак помедлил. — Если только вы захотите от них избавиться.

— То есть вы лекарь?

— Лекарь? — Зак издал нескромный смешок. — Нет-нет. Я несу успокоение гневливым и радость тем, кто печалится.

Келли пожал плечами.

— Тоже в каком-то смысле лекарство.

— Есть различие. Я не намерен исцелять то, что не требует исцеления. Кошмары не всегда являются тем, чем кажутся. Люди слишком боятся их, чтобы понять это. Вот вы, допустим, боитесь заснуть. А почему? Потому что во сне вы не способны управлять собой. Вы страшитесь не кошмара, Келли. Вы страшитесь того, что вы в нём беспомощны. Кошмар — это и есть беспомощность. Всё, что вам остаётся — смотреть. Будто всё происходит само собой, а вы заперты в собственном теле. А ведь оно такое хрупкое…

— Кто же вы тогда, если не лекарь?

— Благожелательный друг.

— Разве друзья не все благожелательные?

— О, дорогой Келли, далеко не все.

— Что же, вы намерены помочь мне? Или это так, болтовня?

— Помочь? Помочь, помочь, — Зак словно пробовал словечко, как деликатес. — Что ж, можно и помочь.

Он встал с лавочки.

— Вы же не лекарь, — Келли в сомнении глянул на него. — А быть благожелательным — ещё не значит вершить благо.

— Действительно, я не лекарь, но я знаю толк в кошмарах. Или в том, чем они являются, — Зак призадумался. — В любом случае это совершенно неважно. Никакой целитель вам тут не поспособствует. А я — могу попытаться. Но…

— Что «но»?

— Всякая услуга жаждет взаимности.

Зак опёрся на посох, будто немощный, хоть и выглядел достаточно крепким, чтобы обойтись своими ногами. Келли поднялся с лавки, чувствуя, что ему сейчас этот посох нужнее.

— И ваша, я полагаю?

— Да, Келли. Вы, верно, слышали… В лавке. Я разыскиваю одного человека. С виду он похож на простолюдина, но говор у него — изысканный. Потому в темноте вы приняли бы его за знатную персону, а при свете подивились бы его исхудалой одёжке.

— Удачное описание. Зачем он вам? На моём опыте люди, которые не находятся быстро, не хотят, чтобы их нашли.

— Этот человек заблудился во мраке, к моему прискорбию. Я хочу вывести его на свет. Но кто захочет покидать сладостную тень? Она не режет глаза, сглаживает шероховатости… Мои цели весьма здравые, если вы об этом. А вот за его — не поручусь. Так что, Келли, настоятельно рекомендую, если встретите его, не подавайте виду, что узнали. Я пробуду в городе какое-то время. Вы найдёте меня на постоялом дворе за городом. Он там один… Постоялый двор.

Келли недоверчиво нахмурил брови.

— Если всего-то и нужно, что гулять да посматривать, отчего сами не можете?

— Я, боюсь, не сойду за здешнего. Вы понимаете. А этот человек предусмотрителен. К вам он приглядываться не будет. Вы самый что ни на есть здешний. И ещё… Вторично предупреждаю. Он не должен знать, что кому-то известно о нём больше, чем он того хочет. Жалость и милосердие ему несвойственны. У него есть оружие, и он не погнушается им. Но в этом и некое упущение — его легко будет узнать издали.

— В город нередко захаживают всякие странники, и клинки на их поясах имеются. Мы живём в опасной близости с Дерваром. Никому не охота забрести в потёмках в Бескоролевство без шанса на выживание. А острый меч, как вы знаете, эти шансы увеличивает.

— Нет-нет, я говорю не о мече, Келли. Этот человек носит арбалет.

5

Келли ещё долго сидел на лавке, в недоумении поглядывая себе под ноги, прислушиваясь к собственным мыслям. Время тянулось незаметно, а он сидел и сидел, думал и думал, позабыв про сон. «Это какая-то ерунда. Простое совпадение. Видимо, я уже видел этого типа где-то в городе. Наверно, он насторожил меня — вот и приснился. Всё равно несуразно».

На улицах начали появляться первые горожане, но Келли не реагировал на их подозрительные взгляды. И впрямь чудно он расселся, только вот это его нисколько не заботило. Наконец чувство голода пересилило смятение. Живот принялся урчать громче, чем следовало. Келли не завтракал, а возможно, и не ужинал вчерашним вечером. Он плохо помнил. С наступлением сумерек голова переставала соображать о чём-то, кроме грядущих кошмаров.

В трактире, где Генри любил проводить долгие и ревностные бдения, сделалось поживее, но не слишком, чтобы это заметить. Келли уселся в углу рядом со знакомой кошкой, вылизывающей спину. Она встретила его вялым движением головы и снова принялась вылизываться. Хозяйка, очевидно, обрадованная тем, что на этот раз никто не будет хаять её эль зазря, подбежала почти немедленно. Келли заказал себе кружку вместе с кувшином и, опершись спиной о стену, стал разглядывать хмельных пьянчужек. Угрюмые покрасневшие рожи не вызывали ровным счётом никакого любопытства. Ни оружия, ни благородной речи, ничего такого.

— Выглядишь, скажу я тебе, скверновато. Уж мне можешь поверить. Старина Кайлэк в таких вещах — мудрец помудрее всяких иных.

Келли поднял глаза. На лавке напротив хитровато скалился небритый худощавый мужичок с грязной физиономией. Лысоватый, кривозубый, в затасканном охотничьем жилете поверх серой рубахи с застарелыми пятнами. В руке держал кружку с вином, в которой недоставало от силы нескольких нещедрых глотков.

— А вас это беспокоит, — уточнил Келли, устало вскинув брови, не отнимая взгляд от влажной, нетщательно протёртой столешницы.

— Ну ещё бы, — Кайлэк наклонился так, чтобы попасть в его поле зрения. — Жалко глядеть, приятель. Когда в последний разок тебе довелось всхрапнуть?

— Этой ночью.

— А не приснилось это тебе? Смахиваешь на того, кто не спал с недельку. Так, не сомневайся, и смотришься. Ты не подумай. Я не попрошайка. На угощение не напрашиваюсь, только на компанию.

— Я не лучший собеседник.

Кайлэк невозмутимо скривил губы.

— А я не искал собеседника. Я искал компанию. В последнее время тут как-то неуютно. Чужаки разные захаживают. И не самые прелестные. Взять хоть того разряженного увальня, — Кайлэк кивком указал себе за спину. За длинным одиноким столом рядом с дверью сидел вельможного вида мужчина с убранными назад тёмными волосами. Одетый в куртку из зелёного бархата с латунными застёжками и шёлковые штаны, заправленные в сапоги из варёной кожи, достающие до колена. Рядом с ним лежал меч в ножнах. — Знатный выродок. Загляденье. Хотя его послушать, так выпал из брюха самой распоследней служанки. Наверняка спёр этот нарядец у какого-нибудь бродячего торгаша или огрел чем-нибудь предварительно. Да и потом. Все знатные с ранних лет научены говорить, как подобает. А этого наставлял разве что канавный пёс.

Закончив вылизываться, кошка перебралась поближе к следующему потенциальному чесателю за ухом. Кайлэк без зазрения совести приласкал её, не забыв и про себя — вино поглотило всё его внимание. «Разряженный простолюдин, — задумался Келли, прихлебнув из кружки. — Тот человек, как раз наоборот, говорит складно, а одет просто, — подобного рода сотрудничество отнюдь не радовало, но что поделать, Зак посулил избавление от бессонницы. Слишком хорошее предложение, чтобы отказаться. — И почему на ум всегда приходит только дурное? Если кто-то что-то скрывает, то обязательно неладное. Если кто-то кого-то ищет — значит, со злым умыслом, — Келли поднял взгляд к потолку. — Если бы мне приходилось таиться… У всех свои повадки, характерные черты и привычки. Переиначить их все — лучший способ сбить с толку. Откуда вельможе взяться в таких захолустных землях? Дервар совсем рядом. Все толстосумы обходят его стороной. Здесь и купцов-то настоящих не бывает. Так, продают всякое. Что найдут на большаке, тем и торгуют. А этот разоделся. И говорит, как простолюдин. А клинок… Тоже притворство?»

— Милочка! — громогласно позвал Кайлэк, спугнув кошку. — Мне бы ещё выпить, не откажи в любезности.

Хозяйка подбежала к нему с неполным кувшином, и вино заструилось в опустевшую кружку густой тёмной струйкой.

— Вы не скажете, кто тот человек? — укромно спросил Келли. — Там, у входа. Не припомню, чтобы видел его раньше. Город у нас небольшой, а он слишком уж бросается в глаза, чтоб его проглядеть.

— Не знаю, Келли, — трактирщица повернула голову, отчего её пухлые щёки вздрогнули. — Скиталец какой-то. Таскается сюда уже с несколько дней. Он остановился в пригородной таверне. Но тамошняя выпивка его не устраивает, видите ли. А у меня, значится, ночлег дорого обходится. Поэтому спит он там, а пьёт тут, паршивец расчетливый. Он мне не нравится, но денежек у него от того меньше не делается. А пьёт он исправно. Каждый день приходит и пьёт. Один.

— Да, — зевнул Кайлэк, когда хозяйка ушла. — В последнее время что-то неспокойно. А эти проповедующие только страху на людей нагоняют. Раньше их не было. И откуда взялись? Поговаривают, что они ходят по миру и избавляют людей от темноты. Не знаю уж, что это значит. По мне, так не всякий свет полезен. Некоторое лучше б и не освещалось.

Он припал к выпивке, почёсывая вновь вернувшуюся кошку.

6

На обочине дороги, ведущей в город, столпились зеваки. Среди них стояли и Генри с Синтиссой. Они успели ещё раз разругаться и вновь примириться, как это обычно и происходило. Увлечённые друг дружкой, они слушали вполуха. Возвышенный голос бледного человека в неприятно чёрном облачении был еле различим. И внимали ему безучастно, скорее из скуки.

— Мрак густеет, — говорил он. «Как и минувшим вечером», — добавил Келли про себя, еле заметно усмехнувшись, и, не замедляя шага, проследовал мимо. Его мало занимали подобные проповеди. — Вы не должны поддаваться соблазну неведения. Он губителен… Тень укрывает правду. Вы заслуживаете её. Все мы заслуживаем правды…

Сужающееся ответвление дороги уходило влево, к замызганной таверне, погрязшей в зарослях иссохших яблонь. Они укрывали окна от посторонних глаз. Наверно, поэтому захожие путники предпочитали останавливаться именно здесь. Но пиво оставляло желать лучшего, несмотря на уютное уединение. Хозяин постоялого двора, низенький, бочковидный, но от того не менее расторопный, принимал любого гостя, если у последнего имелись денежки.

Келли распахнул дверь. Его встретила почти безоговорочная тишина. Лишь один постоялец прошуршал рукавом по столу где-то в дальнем углу. «Должно быть, выпивка и впрямь дрянная. В любом случае я не пить сюда пришёл».

— Входите, входите, — тавернщик пригласительно замахал рукой, суетливо запирая кладовую на висячий замок. — А-а… Это вы, Келли, — он перестал так суетиться. — С чем пожаловали?

— Я по делу, — замялся Келли. — У вас здесь остановился один человек. В старой чёрной рясе.

— Не припомню таких. Извиняйте, господин.

Келли выдохнул со снисходительной улыбкой. Хозяин тщательно оберегал своих клиентов от посягательств извне. Возможно, ещё поэтому его таверну так ценили, а выпивке прощали безвкусность.

— Он сам просил заглянуть. Господин Зак. Так он представился.

Тавернщик смерил Келли прищуром, будто пытаясь определить, врёт он или нет.

— Допустим, есть тут господин Зак, — в голосе хозяина прозвучала неуверенная твёрдость. — Для чего он вам, Келли? Мои гости платят не за беспокойство, а за… покойство. Я не позволю, чтоб вы его тревожили понапрасну.

— Ничего-ничего, — послышался голос Зака. В следующую секунду он показался из-за угла тесного коридорчика. — Я действительно просил этого господина наведаться ко мне. И его визит, раз он состоялся, весьма меня радует.

Хозяин таверны нехотя отрывисто кивнул и взялся подметать пол.

— Поговорим у меня, — Зак поманил Келли за собой. Они прошли по неосвещённому коридору, свернули вправо и упёрлись в приоткрытую дверку, расшатанную и скрипучую. Сама комнатушка оказалась столь же неприглядной. Кровать, стол, стул и окошко, выходящее на задний двор. Пол устилал ковёр — единственное, что могло показаться уютным.

— Ну-с, Келли, — Зак прислонился плечом к стене. — Неужели вы наткнулись на него так скоро? Поразительная удачливость.

— Я не уверен, что это именно тот, кто вам нужен, — Келли помедлил немного. — Но он показался мне подходящей кандидатурой. Ваше описание: знатный выговор, простая одежда и арбалет.

— Да, всё так. Вы видели такого господина?

— Нет. Такого не видел. Но видел кое-кого странного. Тот тип — точная противоположность вашему. Его одёжка — не из простецких, бархат и шёлк. А таких славных сапог я, наверно, и не видел. Трактирный выпивала посмеивался над его кривым говором. Вооружён мечом.

Зак призадумался и какое-то время хранил молчание. Вскоре уголки его рта поползли в стороны, сложившись в скупую улыбочку.

— Умно, Кели… Очень сообразительно. Пожалуй, надо проверить, он ли это. Вы, случаем, не разузнали, где он остановился?

— Не так скоро, — Келли покачал головой. — Всякая услуга жаждет взаимности. Вы сами сказали.

— Да-да, — Зак наградил себя хлопком по лбу. — Как я забыл? Конечно. Кошмары. Ваши кошмары. У меня есть одно средство. Средство, которое способно вам помочь. Но есть и условие. Постарайтесь допустить, Келли, что сказанное мной — явно. Столь же явно, сколь явны ваши кошмары. Они так занимательны. Правда кроется на поверхности. Как я уже говорил, во сне вы беспомощны. Во всех смыслах вы не контролируете ни тело, ни рассудок. Но именно тогда наступает… — Зак шмыгнул глазами по полу. — Прозрение. Наш разум коварен, хоть и беззлобен к нам самим. Он скрывает от нас правду, которую мы, бодрствуя, подавляем. Но во сне… Во сне мы не можем сдерживать её… Правду. Кошмары далеко не бессвязны. Иные считают их сонным бредом, смесью отрывков увиденного и услышанного, но действительность… она другая, Келли. Совершенно не такая, как мы привыкли думать. В действительности кошмары нередко представляют собой самую что ни на есть цельную и верную картину происходящего. В них мы видим всю суть. Хотя не все готовы заглянуть за пелену своей опаски. Кошмар, в сущности, такой же сон. Но люди боятся кошмаров, не снов. Почему? Они боятся правды. Этим кошмар и отличается от обычного сна. Он правдив. Чтобы справиться с кошмарами, им нужно довериться.

Келли обречённо долго вздохнул, расставаясь с надеждами на крепкий сон. «Очередной полоумный проповедник… — сказал он мысленно. — И одет так же, как тот бормотун у городских ворот. И кому я поверил? Откуда ему знать, как избавиться от бессонницы?»

— Этот ваш Заблудившийся Во Мраке каждый день надирается в городском трактирчике.

Зак оживился.

— Значит, я немедленно направлюсь…

Келли остановил его.

— Но снимает комнату он в этой самой таверне. Я удивлён, что вы с ним не столкнулись. Спросите хозяина. Приплатите ему, вряд ли он скажет за так.

7

«Бедняга, — думал Келли, допивая четвёртый стакан вина, самого крепкого, которое нашлось в погребе трактирщицы. Он хотел побыстрее наклюкаться. Вдруг хоть так тревожные сны оставят его в покое. — Если Зак ищет его, чтобы кормить этими бреднями, ему остаётся только посочувствовать».

Дверь стукнулась о стену сильнее обычного. Келли не поднял головы. В следующую минуту напротив него уселись Генри и Синтисса. На обоих не было лица. К слову сказать, девушке испуганное выражение даже шло. Что до её возлюбленного — выглядел он, как переваренная треска, а возможно, и хуже.

— Принесите нам винца, будьте любезной, — разлепил губы Генри.

— С каких пор ты сделался таким учтивым, старина? — спросил Келли, с усмешкой разглядывая неприсущую белизну его щёк.

— Да там… — Генри тяжело дышал, сбиваясь с мысли. — Там, в таверне…

Хозяйка подоспела с полным кувшином вина и двумя деревянными кружками. Она смерила новоприбывших недоверчиво-удивлённым взглядом и упорхнула настолько резво, насколько позволяла её полнота и длинные полы юбки. Синтисса наполнила кружки и тут же принялась пить. Келли напряжённо молчал, ожидая ответа.

— Тот человек, — девушка утёрла губки рукавом светлой шёлковой сорочки, оставив на ней блекло-красные разводы. — Который был в лавке. В такой чёрной рясе. Он там, в таверне…

— Да, в таверне, — кивком подтвердил Келли, переводя взгляд с одного невнятного рассказчика на другого.

— Прикончили его, — прошептал Генри, расправившись с вином. — Мы слушали проповедь того в рясе… он говорил, а мы слушали. И тут выбегает хозяин таверны и орёт. Орёт и руками машет. Мы поглядели, а на полу кровь. И след из капель ведёт прочь с постоялого двора.

— Вы видели? Видели тело?

— Только кровь. Тавернщик сказал, чья она. Болтал без умолку. Небось, и до сих пор лопочет. Язык у него поразвязался.

К тому моменту, как Келли переступил порог постоялого двора, гомонящие горожанки всё ещё причитали, не осмеливаясь приближаться к злосчастной ночлежке ближе, чем на двадцать шагов. Внутри оказалось почти так же, как и всегда, пусто. Но на этот раз тревожно. Дощатый пол — до сих пор влажный, его только недавно вымыли. А всхлипывания, доносящиеся из тёмного угла, принадлежали не кому иному, как разодетому в бархат и шёлк мужчине. Он нервно вздрогнул, услышав увесистый деревянный стук, громыхнувший в кладовой. Оттуда вывалился тавернщик в обнимку с бочонком.

— Не переживайте, любезный, — успокоительно промямлил он, хоть и сам, по всей видимости, не до конца пришёл в себя. — Выпьете — станет полегче.

— Как вы можете говорить о выпивке, почтенный хозяин? — прохныкал мужчина, не поднимая головы. — В такой-то момент. Комната, которую я снял в вашем ночлежном доме, красна от крови несчастного бродяги. А ведь на его месте вполне мог оказаться я. Я вообще подозреваю, что именно мне предназначалось умереть этим вечером, а не ему. Какое ужасное происшествие… Мне нужно развеяться. В трактир, скорее в трактир. Выдержанное вино — вот, что мне сейчас требуется.

Нарядный чужеземец утёр лицо бархатным рукавом и вышел прочь, растолкав столпившихся на дороге жителей. Келли, прислушивавшийся к разговору, с удивлением для себя заключил, что говор у него нисколько не простолюдный. Хнычет внятно, более внятно, чем многие.

— А вам чего, Келли? — хозяин таверны трагически откупорил бочонок. Принюхался к тому, что намеревался налить гостю, и печально скривился, вернув затычку на место.

— Господин Зак. Это… он?

— Ни дать ни взять он, — тавернщик опустился на стул и обмяк. — Я никак не решусь убрать тело. Слишком уж оно…

Его передёрнуло, и он умолк. Келли не хотел смотреть. Действительно не хотел, но ноги сами несли его по тёмному узенькому коридорчику. Вперёд, теперь вправо. Дверь стояла отворённой. На прикроватном столе горел фонарь. Отблески света плясали на бледном прыщавом лице, неподвижно уставившемся в дверной проём. Келли замер на пороге. Казалось, Зак смотрит на него пытливыми глазками. Стоит и смотрит. Взгляд скользнул по полу, залитому тёмными лужицами и запёкшимися брызгами.

— Зак… — тихо позвал Келли на всякий случай. Убитый и впрямь издали не походил на мёртвого. Он стоял чуть сгорбившись, но всё же стоял. У дальней стены, в тени. Его лицо, кисти рук и ступни белели в потёмках. Келли приблизился, наступая на липкие кровавые пятна, и взял со стола светильник. Теперь картина прояснилась. Или сделалась ещё более смутной. Зак не свалился с ног лишь потому, что был пригвождён к стене короткими железными болтами. Десять поблескивающих смертоносных иголок торчали из костлявой груди, сутулых плеч, истощённого живота. Неприятно чёрная ряса, пропитанная кровью, сделалась непроглядно-чёрной. И тем явнее на ней виднелся клочок бумаги, насаженный на арбалетный болт. Келли аккуратно сорвал его и поднёс к фонарю.

«Не всякий свет несёт спасение, а быть благожелательным — ещё не значит вершить благо».