Забава королей

Чингиз Абдуллаев, 2012

В роскошном поместье, в нескольких часах езды от кенийской столицы Найроби, собралась веселая компания. Хозяин, отошедший от дел итальянский предприниматель, пригласил своих друзей, в числе которых и трое русских бизнесменов с подругами. Волею судеб там оказался и знаменитый эксперт по борьбе с преступностью Дронго. Компания собралась на «забаву королей» – так издавна называли охоту на львов. Но сафари обернулось трагедией: один из русских бизнесменов во время облавы получил пулю в грудь. Кто стрелял? Был ли это случайный выстрел – или преднамеренное хладнокровное убийство? Вопросы, вопросы… Но найти на них ответы – дело чести для Дронго. И, не дожидаясь прибытия местной полиции, он начинает вычислять убийцу…

Глава 2

Над Сахарой их начало трясти сильнее. Дронго нахмурился. Когда самолет начинало трясти, у него портилось настроение. Уже пообедавший Бинколетто обернулся к Дронго.

— Вы говорили, что плохо переносите долгие перелеты, — вспомнил он.

— Я вообще плохо переношу перелеты, — ответил Дронго.

Энцо поднялся и подошел к нему, усаживаясь рядом.

— Вы разрешите?

— Конечно, — кивнул Дронго.

— Может, закажем коньяк?

— Мне кажется, это единственное средство от турбулентности, — согласился эксперт, вызывая стюардессу и попросив принести им коньяку.

Вскоре она принесла им два глубоких бокала. Мужчины отхлебнули по маленькому глоточку. Бинколетто удовлетворенно кивнул. В салонах первого класса давали хороший французский коньяк.

— Вы плохо себя чувствуете? — спросила сидевшая справа Джина.

— Не люблю самолеты, — признался Дронго.

— Плохо переносите замкнутое пространство? Или это какая-то фобия? Боязнь высоты?

— Да нет. Просто боязнь полетов, — честно ответил он.

— Странно. Мне казалось, что человек с вашей профессией ничего не боится.

— У каждого из нас свои комплексы.

— Да, да. И каждого они мучают по-своему, — философски протянула Джина, встала и вышла в другой салон.

— Я вижу, вы уже познакомились с моей помощницей, — одобрительно кивнул Бинколетто. — Я вам не успел сказать, что она довольно давно знает мою старшую дочь. Лет пять или даже больше. Джина работала в инвестиционном агентстве и была связана с компанией мужа моей старшей дочери. Но в прошлом году она ушла оттуда и несколько месяцев не работала. Была какая-то неприятная история с ее другом… А потом моя дочь решила, что Джина будет идеальным помощником для меня. Мы уже были с ней в Америке и в Австралии. Должен сказать, что она действительно образцовый помощник — все помнит и никогда ничего не забывает. Я даже иногда удивляюсь, что с такими талантами Джина согласилась работать у меня за такую зарплату. Она заслуживает гораздо большего.

— Вы считаете, что она будет работать у вас недолго?

— Убежден. Уйдет сразу после того, как мы вернемся из Африки. Кстати, она мне уже намекала на это. Но пока Джина работает со мной, и меня это вполне устраивает.

— Ваши друзья будут ждать нас в Кейптауне? — сменил тему разговора Дронго.

— Нет. В Кейптауне у меня будет встреча с моим американским другом, а затем мы полетим в Сан-Сити, где нас будут ждать наши русские друзья.

— Они отдыхают в Сан-Сити, — понял Дронго.

— Конечно. Где еще могут отдыхать богатые русские люди? — улыбнулся Бинколетто. — Кстати, Стригун отличный охотник. Я это точно знаю. В прошлом году мы вместе охотились в Сибири. Я тогда поехал туда по их приглашению.

— Между прочим, они не все русские, — пояснил Дронго. — Судя по фамилиям, Стригун, наверное, украинец, а Араксманян — армянин.

— Да, я знаю эти отличия. Господин Вермишев, например, мариец. Оказывается, в России есть такая нация, как марийцы. Но мы в Европе всех привычно называем русскими. До сих пор, хотя в бывшем Советском Союзе было пятнадцать республик. Не говорю уж о нациях, живущих собственно в России. Я даже был свидетелем, как одного литовского офицера, прибывшего по линии НАТО, тоже называли в Риме русским, — улыбнулся Бинколетто. — Хотя с прибалтами европейцы, кажется, уже разобрались. С остальными гораздо сложнее. Например, в Кении проживают различные народы, о которых европейцы не имеют ни малейшего понятия. К группе банту, которая составляет основный косяк кенийцев, относятся народы какуйю, балухья и акамба. А еще там живут народы нанди, кипсигис, маракает, ну и, наконец, масаи. Самые лучшие охотники на земле. Вы думаете, кто-нибудь из европейцев может отличить их друг от друга?

— Полагаю, что нет, — согласился Дронго. — Это вообще интересная проблема. Даже живущие в Москве русские не могут отличить народы Кавказа друг от друга. Для них они все «кавказцы», все на одно лицо, — тогда как там есть азербайджанцы, армяне, грузины, осетины, чеченцы, ингуши, лезгины и множество других народов, представители которых очень сильно отличаются друг от друга. При этом сами кавказцы почти всегда знают, кто и к какому народу принадлежит. Но если поставить перед ними пять представителей Европы, они не отличат шведа от испанца, поляка от грека или англичанина от итальянца. Для неподготовленного человека все азиаты на одно лицо — с узкими глазами и вогнутыми лицами. Все темнокожие тоже на одно лицо, хотя и тех, и других уже в мире гораздо больше, чем так называемых белых людей.

— Нас становится слишком много на этой планете, — согласился Бинколетто, — хотя иногда кажется, что, наоборот, слишком мало. Благодаря мобильным телефонам, Интернету и самолетам мир стал очень небольшим, в любую точку которого можно добраться в течение одних суток… Вы бывали раньше в Южно-Африканской Республике?

— Один раз и очень давно, — признался Дронго. — Насколько я помню, тогда там был еще режим апартеида. Я был в Кейптауне только полтора дня. Типично полицейское государство, когда опасно было выходить из белых кварталов. Говорят, что с тех пор многое изменилось.

— И не всегда в лучшую сторону, — вздохнул Бинколетто, — хотя вы сами все увидите. Страна стала совсем другой… Кстати, там нас встретит господин Фостер, мой давний знакомый, который был женат на родственнице моей супруги.

— Они развелись?

— Еще двадцать лет назад, — кивнул Бинколетто. — Стивен Фостер — один из самых жизнерадостных людей, которых я знаю. Всегда неунывающий, веселый человек. Уже почти тридцать лет живет в Кейптауне. Переехал туда еще в начале восьмидесятых, когда ему предложили работу в филиале их компании. С тех пор дважды успел жениться и дважды развестись.

— Он тоже ездит с вами на охоту?

— Даже если он захочет, то мы его все равно не возьмем.

— Почему?

— На любой рыбалке он не дает нам тихо посидеть, без умолку рассказывая свои анекдоты. А на охоте отвлекает всех охотников. В общем, он явно не годится в нашу компанию.

— А с остальными вы уже охотились?

— В прошлом году. Они пригласили тогда нас в Сибирь на охоту на уссурийского тигра. Можете себе представить? В мире осталось так мало особей этого вида, но они смогли где-то достать лицензию, и мы поехали туда.

— Вы были не один?

— Нет. Со мной был мой хороший знакомый, банкир из Цюриха Поль Бретти. И должен сказать, что ему повезло больше всех, хотя он охотился первый раз в жизни. Именно он двумя точными выстрелами убил тигра. Кстати, он тоже прибудет в Найроби, мы с ним уже договорились.

— В Сибири вы были все вместе?

— Разумеется. Все вшестером.

— Почему вшестером? Ведь их трое? Или переводчик тоже был c вами?

— Конечно, был. Хотя Араксманян неплохо говорит по-французски, Стригун знает английский, а Ишлинский немного понимает оба языка. Ну а наш переводчик знает английский и итальянский, поэтому особых проблем у нас не было.

Самолет сильно качнуло. Дронго поморщился.

— Кажется, нужно выпить еще немного коньяка, — предложил он.

— Может, виски? — предложил Бинколетто.

— Я вообще не пью виски, — признался Дронго. — Пусть лучше принесут коньяку.

— А я возьму виски, — решил Энцо.

Стюардесса почти мгновенно выполнила их пожелание.

— Скоро турбулентность прекратится, — пообещала она.

— Надеюсь, — пробормотал Дронго и, когда она отошла, спросил: — А почему они едут не с женами? Напряженные отношения в семьях?

— Думаю, что нет, — улыбнулся Бинколетто. — Просто обычно они берут с собой своих подруг. Согласитесь, что отправляться в такую поездку с женой не совсем удобно.

— Можно было вообще не брать с собой женщин, — заметил Дронго.

— Экзотика, — пояснил его друг. — Они уже успели посмотреть марокканские города, тунисские развалины и египетские пляжи. Сейчас многие переключились на более экзотичные Южную Африку и Кению. Поэтому они и прилетели сюда.

— Тогда, конечно. А кто станет опекать дам, пока мужчины будут на охоте?

— Джина, конечно. Я уже все ей объяснил. У меня там довольно интересно. Есть черепахи, очень красивые попугаи и несколько лошадей. Я думаю, дамам будет интересно. Кроме того, они могут всегда отправиться в Найроби и походить по магазинам. Там достаточно много весьма интересных магазинчиков с местными сувенирами. Кения сегодня — одна из самых цивилизованных стран в Центральной Африке.

— Там я еще не был, — признался Дронго.

— Тогда вам тем более будет интересно.

— Именно поэтому я и согласился отправиться с вами на эту охоту. Надеюсь, что мы не нанесем особого вреда местной фауне?

— Нет, — улыбнулся Энцо, — я обычно уважаю законы. Мы будем охотиться только там, где нам разрешат, и только имея лицензии на охоту. Иначе я бы не стал никого приглашать.

— Кроме львов, там должны быть и другие хищники.

— Животнй мир в Кении один из самых разнообразных и богатых в Африке, — сообщил Бинколетто, — хотя в прошлом веке его безжалостно истребляли, в том числе и охотники, прибывающие на эти забавы. Кроме львов, там водятся леопарды и гепарды, а также слоны, носороги, буйволы, антилопы, зебры, жирафы, страусы, целые стаи различных видов обезьян. Если бы люди вели себя достаточно разумно, то это был бы настоящий рай не только для охотников, но и для всех любителей природы. Но зверей безжалостно отстреливали.

— Это говорит человек, который любит охоту?

— Именно так. Профессиональные охотники не бывают браконьерами. Мы любим природу, ценим каждое дерево, каждое живое существо. Охота — всего лишь забава, игра, в которую мы так охотно играем. Но мы не убиваем животных ради самого убийства или продажи их шкур, рогов, когтей или перьев на африканских рынках.

— Вы считаете, что убийство ради забавы кого-то оправдывает?

— Мы получаем лицензии и ведем отстрел только тех животных, на которых нам разрешили охотиться. И это принципиальная разница между профессиональными охотниками и браконьерами. Разве можно считать, что рыбаки не любят реки и рыбу только потому, что они ловят эту рыбу на удочку? Кстати, многие потом эту рыбу отпускают обратно.

— Охотники тоже отпускают свои жертвы?

— Нет. Но в нашем случае все происходит достаточно честно. Мы идем на опасных хищников, понимая, что можем промахнуться и проиграть. И тогда наши шансы становятся равными… Между прочим, турбулентность уже прошла.

— Я заметил, — кивнул Дронго. — Думаю, вы не обидитесь, если я скажу, что вы все равно меня не убедили. Но я понимаю, что людей, для которых охота стала настоящим удовольствием, трудно убедить в обратном.

— Это верно, — согласно покачал головой Бинколетто. — Кстати, учтите, что там нам придется быть максимально осторожными. Львы в тех местах редко бродят в одиночку, если это не изгнанный здесь. Они обычно ходят прайдами по пять-шесть особей, среди которых самыми опасными бывают львицы.

— Постараюсь запомнить ваши слова, — ответил Дронго.

— Еще лететь около трех часов, — взглянул на часы Энцо. — Вернусь на свое место и постараюсь уснуть. В моем возрасте после такой порции виски нужно немного отдохнуть. Я обычно не смешиваю коньяк с виски, но первую порцию выпил за компанию с вами.

— Спасибо. Ценю вашу солидарность.

Бинколетто поднялся и вернулся на свое место, откидывая спинку кресла и доставая подушку с одеялом. Дронго взглянул на сидевшую рядом Джину.

— Вы не спите? — спросил он.

— Нет, — ответила она, — не могу спать в самолетах. Такое неприятное ощущение, что рядом много людей, которые могут меня увидеть во сне…

— А я просто не сплю, — признался он, — даже если очень хочу спать. Признаюсь, я слишком некомфортно чувствую себя в воздухе.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, все-таки аэрофобия, хотя я летаю довольно много. Просто подсознательно нервничаю, понимая, что если здесь что-нибудь произойдет, то я не смогу ничего изменить ни за счет своего ума, ни за счет своего характера. А это всегда немного обидно — сознавать, что не все зависит от тебя.

— Наверно, — она кивнула. — А вы действительно сами вычислили мое состояние или вам все-таки подсказали?

— Конечно, вычислил. Мне только сейчас Энцо сообщил, что его старшая дочь давно с вами знакома и вы раньше работали в какой-то инвестиционной компании. Как видите, я максимально откровенен с вами. Только сейчас…

— Да, я действительно там работала. А мой бывший друг работал в банке. В достаточно известном итальянском банке. И иногда узнавал от меня некоторые подробности моей работы. А позже выяснилось, что он использовал мою конфиденциальную информацию в интересах собственной конторы. Разумеется, все это довольно быстро выяснилось. Он получил восемь лет тюрьмы, а меня оправдали, но судья вынес решение о запрете работать в инвестиционных компаниях в течение трех лет. Вот такое наказание…

— Поэтому вы ушли с работы, — понял Дронго.

— Конечно. Я и сама ушла бы после случившегося скандала. Рим — достаточно небольшой город, здесь все друг друга знают. Это не Лондон и не Нью-Йорк, где таких компаний сотни. Поэтому мы с дочерью синьора Бинколетто решили, что будет правильным, если я пока поработаю его помощницей. Поэтому я была так удивлена, когда вы все столь подробно описали. Никогда бы не поверила, что подобное вообще возможно. Вы слишком наблюдательны, господин эксперт. Это, наверное, вам сильно мешает в отношениях с людьми, особенно с женщинами.

— Почему?

— Когда знаешь ответы на многие вопросы, становится скучно общаться с человеком. Если вы читаете людей как открытую книгу, можете правильно распознавать их характеры, знать точные причины их поступков, то находящийся рядом человек не сможет вам солгать, не сумеет даже попытаться что-то от вас скрыть. Это может утомить и вас, и эту женщину. Интересно было бы поговорить с вашей женой. Я слышала, что она итальянка? Во всяком случае, так написано в Интернете. Но там оговорено, что эти сведения неточные. Вы хорошо говорите по-итальянски?

— Если там написано про жену, то, значит, я немного понимаю ваш язык, — улыбнулся Дронго.

— Давайте перейдем на итальянский, — предложила она. — Значит, в Интернете написали правду? И несчастная женщина рядом с вами должна чувствовать себя подопытным кроликом…

— Она итальянка, — подтвердил Дронго, — но в моем случае вы ошибаетесь. Просто я нашел такую женщину, которая никогда меня не обманывает.

— Разве такое бывает?

— Иногда бывает.

— Сейчас другие времена. Ни за кого нельзя поручиться.

— Это не мой случай.

— В таком случае у меня другой вопрос. Извините, если он вам покажется бестактным. А вы сами тоже никогда ничего от нее не скрываете?

— Не уверен, — пробормотал Дронго. — У меня такая профессия…

— Это я понимаю. Но я спрашивала не о профессии. О ваших отношениях с другими женщинами?

— Я стараюсь ее не огорчать, — попытался он найти приемлемую форму ответа.

— Что это значит? Вы однолюб или сознательно лжете, когда возвращаетесь к ней? — Она брала реванш за его разоблачения с рисунком и, кажется, получала от этого некоторое удовольствие.

— Я однолюб, — весело признался Дронго.

— В отличие от вас я не мастер психологических фокусов, — сказала Джина, — но почти уверена, что сейчас вы сказали неправду.

— Тогда считайте, что я не совсем идеальный мужчина, — сознался он, — иногда позволяю себе увлечься.

— И скрываете эти увлечения от своей супруги, — удовлетворенно констатировала Джина.

— Стараюсь не слишком увлекаться, — снова попытался найти разумную форму ответа Дронго.

— Мне иногда кажется, что все мужчины одинаковы, особенно ваши единоверцы, — несколько разочарованно сказала она. — А так хочется поверить в мужской идеал…

— Мы биологически разные типы, — возразил Дронго. — Считается, что женщина может по-настоящему влюбиться один или два раза в своей жизни. Мужчина может влюбиться три или четыре раза. Вот поэтому и случаются подобные диспропорции. Кроме того, я мусульманин, а значит, имею право на четырех женщин. И еще столько наложниц, сколько смогу содержать, — теперь он откровенно улыбался.

— Мы летим уже третий час и еще примерно час сидели перед вылетом в салоне первого класса, — сказала Джина. — Что-то я не заметила, чтобы вы молились… Или правоверные не должны молиться пять раз в день?

— Вы знаете об этом? Откуда? — Теперь настало время удивляться Дронго.

— Можете догадаться сами, — предложила она.

— Вы могли об этом прочесть, — вслух рассуждал он, — но тогда в вашем голосе не было бы столько горького сарказма, когда вы говорили о «правоверных, которые молятся пять раз в день». Вы узнали об этом от конкретного человека. А за минуту до этого вы сказали, что хотите поверить в мужской идеал, но разочарованы в моих единоверцах. Все понятно. Ваш бывший друг, который работал в банке, был мусульманином?

— Арабом, — горько усмехнулась она, — он был арабом по матери и итальянцем по отцу. Но принял религию матери. С отцом она давно развелась, и он вырос у брата матери. Вы опять оказались правы.

— Между прочим, у синьора Энцо Бинколетто бабушка была арабкой из Алжира. Хотя тогда Алжир еще был французской заморской территорией…

— Я знаю. Это не мешает ему быть порядочным человеком.

— Ваша последняя фраза только подчеркивает ваше прежнее разочарование в бывшем друге.

— А разве вы еще не поняли, насколько сильно он меня разочаровал?

— Понял, конечно. Но если вы все время будете о нем думать, то испортите себе жизнь. А это просто неразумно.

— Спасибо. Учту ваши пожелания. Кстати, последний вопрос. Только откровенно. Неужели, найдя столько насильников и убийц и настолько разбираясь в человеческой природе, вы все еще остались верующим человеком?

— Конечно, — убежденно ответил Дронго, — ведь я действую не один.

— Я вас не поняла.

Эксперт показал на потолок самолета.

— Чем больше я сталкиваюсь с человеческим бесстыдством, тем больше убеждаюсь в существовании Бога, — пояснил он, — хотя по своим взглядам я убежденный агностик^[1]. Но уже много раз в своей жизни получал убедительные подтверждения, что в этом мире все еще существует справедливость и за добро следует драться. И в таких случаях я невольно становлюсь верующим человеком.

Примечания

1

Агностик — человек, считающий невозможным познание истины в вопросах существования богов, вечной жизни и сверхъестественных существ, понятий и явлений, но не исключающий принципиально возможности существования божественных сущностей.