Элегия смерти

Чжоу Хаохуэй, 2016

Абсолютный бестселлер в Китае. ЗВЕРЬ В КЛЕТКЕ. Серийный убийца-палач из города Чэнду, известный всему Китаю под именем Эвмениды, пойман, осужден и заключен в тюрьму строгого режима. Бежать отсюда невозможно, а своих людей у него здесь нет. Зато они остались на воле – и кое-что ему должны… ЕГО НЕ УДЕРЖАТЬ. Убийца не собирается отбывать весь срок в этих застенках. У него еще много дел на свободе – война за справедливость (как он ее видит) не закончена. И не закончится никогда. Он строит хитроумный план побега, в который вовлечены самые разные люди… НО ЛОВУШКА УЖЕ РАССТАВЛЕНА. У Эвменид есть лишь одно слабое место – он полюбил слепую девушку-скрипачку и стремится встретиться с ней как можно скорее. Это отлично знает капитан полиции Ло Фей – и строит свой собственный план. Теперь серийщик не отделается сроком в тюрьме. Эвмениды любит музыку? Отлично. Ло Фэй сыграет для него элегию смерти… «Романы Чжоу Хаохуэя сделали его культовой фигурой китайской литературы». – The New York Times «Серийные убийцы встречаются в остросюжетной литературе постоянно, но мало кто из них настолько терпелив и хитроумен, как этот…» – Sunday Times «Дьявольски изобретательно». – Wall Street Journal

Глава 3

Тюремный переполох

Тюрьма города Чэнду

Насладившись последним больничным обедом, Хан вернулся в камеру 424 после суточной передышки.

— О, снова пора спать, — увидев Хана, сказал Ду. Он потянулся, затем влез обратно на верхнюю койку.

— Ленивая свинья, — проворчал Черныш.

Пин в сторону Ду Минцяна даже не смотрел.

— Ну, хорошо провел время? — бросил он Хану. — Наверное, спал в мягкой постельке и лакомился от души… Про нас и думать забыл, а?

От насмешек Хан снова пришел в ярость, но тут же вспомнил, что Ду сказал ему накануне: «Держи себя в руках, иначе ты же и пострадаешь». Он прикусил губу и молча глядел на Пина. Без очков Хан мог видеть только прищурившись.

Шунь злобно рассмеялся:

— Эй, смотрите, наш очкарик без очков остался!

— Ну, парень упрямый, зато, по крайней мере, умеет держать язык за зубами, — заметил Шань.

Пин кивнул, ткнув пальцем в Хана.

— Хороший мальчик. Если б нас из-за тебя наказали, мы устроили бы тебе наказание в десять раз хуже!

В шесть часов утра по всему блоку зажглись лампы и прогудел сигнал. Наступил рабочий день, и около четырехсот заключенных собрались в главном зале для переклички. Через полчаса охранники отвели их в столовую на завтрак, а затем в двухэтажное здание недалеко от главного корпуса — там пять дней в неделю заключенные трудились на благо общества.

Работников распределили по шести цехам. В каждом дежурил охранник, и один заключенный служил у него помощником — эта роль обычно отводилась тем, кто успел наладить связи с надзирателями. Из работников формировались бригады.

За цех, в котором оказался Хан, отвечал охранник по фамилии Хуан, тощий мужчина лет пятидесяти. Он редко разговаривал и не особенно придирался к заключенным, однако мог вспылить из-за пустяка. Себе в помощники он взял бывшего банкира лет сорока, который за свое круглое лицо получил прозвище Калач.

Бригадиры имели больше власти, чем другие заключенные, и старший брат Пин, разумеется, мог похвастать этим званием.

— Ду Минцян, ты будешь отвечать за новичка, — сказал он, скрестив руки на груди. — Норма для вас двоих будет двести штук. Шунь, с тебя сотня, Шань сделает восемьдесят. Мы с Чернышом разделим остальное.

— Давай начинать. — Ду дернул Хана за рукав. — Если не выработать норму, не получим ужина.

Хан растерянно посмотрел на него.

— Трудно будет сделать двести штук?

— Каждая бригада должна производить четыреста пятьдесят штук в день. От нас требуется почти половина, и ты никогда такой работой не занимался. Вот сам и прикинь.

Подсчитать не составило труда: Чернышу и Пину надо было сделать всего семьдесят на двоих. Где же тут справедливость? Хан прошептал Ду:

— Разве охранники не знают, что они так издеваются над сокамерниками?

— Даже если б и знали, ничего не изменилось бы.

Хан поднял брови. Ду объяснил:

— Люди вроде Пина имеют у сокамерников большой авторитет, поэтому охранники используют их, чтобы держать заключенных в узде. Взамен предоставляются дополнительные привилегии. Тут прав тот, кто сильнее, ясно? — Хан смиренно кивнул. — Поменьше думай о справедливости и приступай к работе.

Ду разложил на столе инструменты: толстая стопка картона, моток бечевки, карандаш, точилка, деревянная линейка, ножницы и пузырек клея.

Тюремные цеха не имели определенной специализации и выполняли те заказы, какие удавалось получить начальству. В последнее время в четвертой тюрьме изготавливали бумажные пакеты для торговых центров.

Ду собрал первый, объясняя технологию Хану. Сначала карандашом начертил на картоне шаблон, вырезал, потом склеил. Затем использовал специальный станок, чтобы пробить отверстия, усиленные металлическими заклепками. Наконец продел в отверстия веревку — получились ручки. Весь процесс занимал пять-шесть минут; у новичков уходило около восьми.

— Попробуй. — Ду взглянул на часы на стене, готовясь замерить время.

Сначала Хан наточил карандаш, затем приложил к картону деревянную линейку. Его движения были точными и быстрыми, и чертеж не потребовал ни одного исправления.

— Откуда такие навыки? — удивленно спросил Ду.

— Я был архитектором. По сравнению с чертежами, которыми я занимался на работе, это ерунда, — пояснил Хан, не отвлекаясь от дела. Сунув карандаш в рот, он схватил ножницы и начал резать.

Ду ухмыльнулся. Самым сложным этапом считалась разметка шаблона. Если Хан сумеет выполнять ее быстро, они вполне уложатся в дневную норму.

Первый пакет Хан изготовил за пять с половиной минут — немалое достижение для новичка.

— Отлично, — одобрил Ду. — Я боялся, что ты будешь тормозить работу, но, похоже, справишься даже шустрее меня.

Хан улыбнулся — впервые с тех пор, как попал в тюрьму.

— Ладно, хватит болтать, давай займемся делом. — Ду вернулся на свое место. — Кстати, следи за инструментами. Если что-нибудь потеряешь, проблем не оберешься.

— Хорошо, я буду осторожен.

— Особенно с карандашами. Нужно возвращать даже крошечные огрызки.

— Правда? Чем карандаши-то не угодили?

— Вопрос безопасности, — Ду пожал плечами. — Половина заключенных — убийцы, они и кусок карандаша могут превратить в оружие.

Хан согласился, вспомнив, что даже у зубной щетки, которую ему здесь выдали, была короткая закругленная ручка.

Ду отвернулся, и они с головой ушли в работу, больше не тратя времени на беседы.

В одиннадцать часов охранник Хуан встал со стула и дунул в свисток. В цехе раздались аплодисменты, и заключенные позволили себе потянуться и размять мышцы. Пришло время обеда.

— Что за шум? Закройте рты, соберите инструменты и выстраивайтесь в очередь! — завопил Калач, проталкиваясь к двери, где стояли четыре большие коробки для линеек, ножниц, карандашей и резаков.

Хуан, Калач и бригадиры, то и дело покрикивая на заключенных, установили своего рода порядок. Очередь медленно двигалась вперед. Хан тоже бросил свои инструменты в коробки, как вдруг Калач рявкнул:

— Что с твоим карандашом?

Ду, стоявший позади Хана, закатил глаза. Он ведь предупреждал насчет карандашей. Неужели Хан успел что-то натворить?

— У меня такая привычка: я держу карандаш во рту, когда им не пользуюсь… — оправдывался Хан.

Ду вытянул шею, чтобы посмотреть. Калач брезгливо держал двумя пальцами карандаш, покрытый следами зубов.

— Он же почти новый, а ты его разгрыз… Отвратительно!

Калач ткнул карандашом в лицо Хана. Тот покраснел, не в силах выдавить из себя ни слова.

— Ну, теперь его никто не возьмет. Калач, отложи карандаш в сторону, пускай Хан сам же им и пользуется, — протянул Ду.

Охранник Хуан скрестил руки на груди и велел Калачу:

— Делай, как он говорит.

Хан повернулся и кивнул Ду в знак благодарности. Хотя в первый же рабочий день он попал в беду, опасность, похоже, миновала. Как только все сдали инструменты, охранники отпустили работников в столовую на обед.

После еды заключенные устроились на скамейках, чтобы отдохнуть. Ду разыскал Хана и продолжил объяснять местные порядки. Как и у большинства людей, рабочая неделя была пятидневная. В выходные в тюрьме оставались лишь несколько надзирателей, столовая тоже не работала. Поэтому все целыми днями сидели в камерах и обедали там же.

Без десяти час охранник снова дал свисток, и заключенные построились, чтобы вернуться в мастерскую.

Меньше всего пакетов осталось сделать Чернышу. Когда Пин хотел отдохнуть, Черныш работал и за него, но они все равно закончили раньше всех. Впрочем, чтобы бригада могла покинуть цех, следовало выполнить всю дневную норму, поэтому Черныш и Пин сидели, коротая время за болтовней. Шань, закончив свои восемьдесят пакетов, тоже к ним присоединился. Все они работали примерно с одинаковой скоростью и закончили чуть позже пяти.

— Эй, помоги-ка их отнести на проверку, — наконец сказал Шуню Черныш.

Шунь наклонился, собрал готовые пакеты, и они вдвоем вышли из мастерской. Осмотром пакетов, естественно, занимался Калач. Шунь положил толстую стопку на стол, и Калач начал их перебирать. Проверка была нехитрая: сначала Калач оглядывал швы и ручки-веревки, затем укладывал пакеты в форму, убеждаясь, что они соответствуют стандартным размерам. Пин наблюдал, лениво облокотившись на стул.

— Кажется, у нас проблема, — вдруг объявил он громко, чтобы все вокруг услышали.

Ду и Хан повернулись в сторону Калача. Тот что-то бормотал, вынимая из стопки несколько пакетов. Говорил он тихо, однако выражение его круглого лица не сулило ничего хорошего.

Черныш тоже что-то сказал — видимо, выругался. Затем он быстро зашагал обратно к Пину, а Шунь семенил за ним с двумя-тремя десятками непринятых пакетов в руках.

Черныш посмотрел на Хана и Ду.

— Вы схалтурили. Придется переделать.

Широко улыбаясь, Шунь швырнул пакеты на стол Хана.

— Почему вы уверены, что это наши? — Хан уставился на пакеты. Он работал тщательно и ошибок не допускал.

— Хочешь пожаловаться? Ты же здесь новенький, вот и ошибся. — Черныш посмотрел на него, затем повернулся к Ду. — А ты должен был его контролировать. Оба хороши! Теперь вместе и переделывайте.

— Я хочу пожаловаться! — Хан вскочил на ноги.

— Ха, все-таки у тебя есть хребет! — Черныш рассмеялся. — Расхрабрился? Думаешь, надзиратели на твоей стороне? Хорошо, посмотрим, что они скажут… Шунь, зови охрану!

Шунь побежал в противоположный конец мастерской.

— Господин Хуан! Новый парень отказывается работать.

Охранник уже заметил их небольшую стычку и, услышав крик Шуня, зашагал к ним, на ходу вынимая из кобуры дубинку.

— Что случилось?

— У новичка пакеты не прошли проверку, — сообщил Черныш. — Я велел переделать, а он недоволен.

— Значит, новенький? — Охранник Хуан оглядел Хана с ног до головы, затем объяснил: — Изготовление пакетов — часть ваших тюремных обязанностей. Если пакеты бракуют, значит, делаете работу заново. Таковы правила.

— Но с чего вы взяли, что пакеты мои? Почему переделывать должен именно я?

Охранник Хуан повернулся к Калачу.

— Раньше эта бригада уже сдавала изделия плохого качества?

— Не припомню такого за последний месяц, — ответил Калач, напрягая память. — Может, один-два пакета, не больше.

Охранник Хуан сурово посмотрел на Хана.

— Есть еще возражения? — ледяным тоном спросил он.

Хан молча опустил глаза. Охранник презрительно фыркнул.

— Хочу добавить, что мы четверо здесь ни при чем, — встрял Пин. — За новичка отвечал Ду Минцян.

— Хорошо, — заключил охранник. — Пусть задержатся в цехе.

— Вот и отлично, — поддакнул Черныш. Он подождал, пока охранник Хуан и Калач отойдут, и злобно ухмыльнулся.

Хан все еще выглядел обиженным. Ду оттащил его в сторону.

— Давай, принимайся за работу. Больше часа уйдет.

Хан печально вздохнул, взял инструменты и снова начал работать. Остальные заключенные тем временем покидали цех. Через десять минут мастерская опустела, если не считать Хана и Ду.

— Эх, останемся сегодня голодными… — Ду вздохнул.

— Как это? Нам не разрешат поужинать?

Ду пожал плечами.

— Ради нас столовую держать открытой не станут. А до закрытия мы не закончим.

— Разве мы не можем поесть сейчас, а потом продолжить работу?

— Охранник ждет, пока мы закончим, чтобы пойти домой. Будешь просить его еще подождать?

Ду кивнул на входную дверь, у которой, сгорбившись на стуле, сидел охранник.

— Ясно, — пробормотал Хан. — А если мы никогда не закончим? Охранник будет ждать целую вечность?

— Думаешь, он настолько глуп? Он дождется конца своей смены в шесть часов. Если не закончим к тому времени, остальные пакеты добавятся к нашей завтрашней норме. И тогда нам снова придется пропустить ужин.

Хан стал работать еще усерднее.

— И все-таки я не согласен, — сказал он. — Бракованные пакеты делал не я.

Ду посмотрел на него — Хан опять неистово грыз карандаш.

— Я знаю. — Ду снова вздохнул. — Просто сокамерники не прочь над нами поизмываться.

— Погоди, они специально? — удивился Хан. — Мы пропустили ужин из-за глупой выходки?

— Да, и это только начало. Боюсь, дальше будет хуже.

— Что ты имеешь в виду? — Хан чувствовал, как к горлу подступает холодный ком.

— А вот что. Тебя вчера пытали, а я помешал. Вряд ли они сдадутся, наверняка попробуют еще что-нибудь устроить сегодня вечером. А когда на шум прибежит охрана, они скажут, мол, виноват новичок, ему не нравится работать, и приклеят на тебя ярлык «строптивого заключенного».

Вот оно как… Чем больше Хан размышлял, тем больше злился. Ду похлопал его по плечу.

— Не волнуйся. Вероятно, на этот раз мишенью стану я.

— Почему?

— А зачем они сегодня меня к тебе приставили? Явно ко мне подбираются. Если будешь вести себя тихо, тебя, наверное, оставят в покое.

Гордость Хана была задета.

— Ты просишь меня стоять в сторонке и смотреть?.. Они зашли слишком далеко. Я буду сопротивляться. Жить я все равно не хочу!

Ду улыбнулся, восхищенный преданностью Хана.

— Почему ты не хочешь жить? — Он покачал головой. — У тебя впереди немало хороших дней. В любом случае отложи смерть на потом, чтобы не доставлять этим гадам удовольствие.

— А что еще мы можем сделать? Они ведь не дадут нам покоя.

Улыбка не сходила с лица Ду.

— Что бы ни случилось сегодня, с койки не вставай и не говори ни слова. Просто делай как я скажу.

В его голосе звучала непреклонная уверенность. Других вопросов Хан не задавал, по горящим глазам Ду поняв, что лучше не расспрашивать.

* * *

Ду и Хан вернулись в камеру около семи вечера, уставшие и голодные. Пин и остальные ждали их, весьма довольные собой.

Как только охранник ушел, Черныш воскликнул:

— Смотрите, а вот и образцовые заключенные! Аплодисменты!

Он громко захлопал в ладоши, и к нему с энтузиазмом присоединился Шунь. На Хана вновь накатила ярость, однако он вспомнил предупреждение Ду и с безразличным видом лег на свою койку.

Ду потянулся и пошел в туалет справить нужду. Черныш тем временем не сдавался.

— Чего такой кислый? Расстроился, что не поужинал?

Он склонился над койкой Хана. Тот не ответил и даже не удостоил его взглядом. Черныш пнул Хана по ноге.

— Отвечай! Или ты не только слепой, но еще и глухой?

Ду крикнул из туалета:

— Расстроены не мы, а наши желудки.

Черныш обернулся.

— Советую привыкать. Если завтра опять будете халтурить, вы не просто пропустите ужин. Я еще скажу охранникам, что вы нарочно саботируете работу.

Повисла тишина, затем из туалета донесся заливистый смех.

— Странно, вроде скотину не держим, а ослиной мочой воняет…

Все на мгновение замерли. Ду обычно держался особняком, никогда не перечил сокамерникам, и резкой перемены никто не ожидал. Черныш рассвирепел так, что в его глазах заплясали злобные огоньки.

— Тебе жить надоело? — заорал он и бросился за загородку.

Хан со своей койки мог заглянуть в туалет. Он видел, как Черныш подбежал к Ду, еще застегивающему брюки, и замахнулся. Хан не смог сдержаться и крикнул:

— Берегись!

Ду не обернулся. Одним быстрым движением он схватил Черныша за запястье. Еще мгновение — и оказался позади Черныша, выкрутив ему руку.

Черныш сыпал проклятиями, а Ду, похоже, никуда не торопился и даже свободной рукой застегнул молнию на брюках. Черныш побагровел, пытаясь высвободиться, но его запястье словно тисками держали. Он не мог сдвинуться с места.

— Пусти! Отпусти, чтоб тебя! — только и кричал Черныш.

Услышав эти вопли, Пин спохватился и сделал знак Шаню и Шуню. Однако не успели они сделать и двух шагов до туалета, как крики Черныша резко прекратились. В тишине раздался ледяной голос Ду:

— Проваливай!

Черныш вылетел из туалета и рухнул на пол. Остальные оторопело уставились на него. Побледнев, Черныш медленно поднялся на ноги. За ним спокойно вышел Ду.

Шань и Шунь, недолго думая, бросились к нему. Затем произошло непредвиденное.

— Стойте! Не надо! — взмолился Черныш, встав между ними и Ду Минцяном.

Остолбенев, они переводили взгляд с Черныша на Ду, который как ни в чем не бывало укладывался в койку, даже ни разу не обернувшись.

— Черт, — усмехнулся Шунь, — ты что, его боишься?

— Сейчас я тебе покажу, кто тут кого боится…

Разъяренный Черныш со всей силы ударил Шуня в грудь. Тот едва удержался на ногах.

— За что?! Я не виноват, что тебе досталось! — обиженно закричал Шунь. Впрочем, о местной иерархии он не забывал ни на секунду, поэтому ударить Черныша в ответ не решился.

Внезапно ожил динамик.

— Камера четыреста двадцать четыре, что у вас опять стряслось? Прекратите драку!

Пин, раньше бесстрастно наблюдавший за развитием событий, теперь прошептал:

— Что вы устроили? Еще даже свет не выключили.

Все немедленно угомонились.

— Мы просто дурачились, — произнес Шунь в микрофон.

— Силы девать некуда, а? Еще хоть один звук, и завтра я удвою вам норму! — рявкнул охранник и выключил динамик.

Шунь и Черныш разошлись по нарам. Шунь потирал ушибленное место и провожал сокамерника злым взглядом. Пин тоже неодобрительно посмотрел на Черныша. Тот попытался сгладить углы:

— Да я просто отвлекся, а он меня подловил…

Пин поджал губы.

— Потом поговорим, — бросил он.

Во всем тюремном блоке Черныш подчинялся только братцу Пину. Вспыльчивый и злопамятный, он преследовал любого, кто обронит хоть одно неосторожное слово, и сам придумал план мести Ду Минцяну. Почему же он так легко сдался? Весь его запал словно иссяк в одно мгновение.

Не только Пин с товарищами задавались таким вопросом. Хан тоже был озадачен. Со своего места он видел всю недолгую стычку, поэтому знал, что Ду выкрутил Чернышу руку, и тот вырывался и кричал, пока Ду не прошептал ему на ухо пару слов.

Слова подействовали волшебным образом. Лицо у Черныша перекосилось, будто его ударили электрической дубинкой, а проклятия застыли на губах. Он словно обмяк, и Ду лишь слегка подтолкнул его ногой, чтобы выдворить из туалета.

— Проваливай, — напутствовал его Ду, будто нашкодившего мальчишку. А Черныш и не пикнул.

Хану очень хотелось бы знать, что за чудесные слова произнес Ду Минцян, однако он решил следовать совету: «С койки не вставай и не говори ни слова». Он лежал в тишине, размышляя о том, чего ждать дальше.

Время тянулось медленно. Когда прозвучал сигнал к отбою, Пин и остальные, как обычно, пошли умываться, но ботинки перед сном никто не снял. Стало ясно: с наступлением темноты Ду Минцяна ждет новое испытание.

Шунь ходил в туалет последним. Как только он вернулся, погас свет. Шунь подошел к койке Хана и сказал:

— Эй, модельер, для тебя есть работа. Иди почисти унитаз.

Хан не двинулся с места.

— Ты глухой, мать твою? — крикнул Шунь. — Так я сейчас тебе уши дерьмом намажу!

— А почему он должен чистить унитаз? — Ду свесился с верхней койки так, что его лицо оказалось на одном уровне с Шунем.

— Мне все равно кто. Можешь сам заняться. — Шунь выдавал явно отрепетированные реплики, предназначенные для того, чтобы втянуть Ду в драку.

— Почему обязательно мы? Неужто сами не в состоянии?

У Шуня не было готового ответа. Он сконфуженно покраснел, а затем отрезал:

— Потому что вы ближе всего к туалету.

— Не ты ли недавно жаловался на запах? Вымыть унитаз в твоих интересах, — мягко добавил Пин.

— А, понятно, — сказал Ду.

Он вдруг спрыгнул с верхней койки и оказался позади Шуня. Тот, ожидая нападения, быстро отошел в сторону и принял боевую стойку. Ду лишь усмехнулся.

— Я очень ленивый, поэтому унитазы мыть не буду. Однако у меня есть простое решение проблемы.

Шунь понял, к чему клонит Ду, и решил не тянуть.

— Слушай, урод, хватит разглагольствовать! Я сказал вымыть унитаз — значит, надо вымыть.

Эта фраза служила сигналом: Шань встал и подошел к Шуню. Планировалось, что Черныш поступит так же, но он мялся, пока Пин не бросил на него многозначительный взгляд. Тогда он тоже, пусть и неохотно, встал позади Шаня.

Ду невозмутимо наблюдал, как Шань и Черныш готовятся к бою.

— Остыньте, ребята. Я лишь хотел поменяться с Шунем местами.

На самом деле койки в камере распределялись не случайным образом. Чем лучше место, тем выше тот, кто его занимает, — строгая иерархия. Так что предложение Ду было беззастенчивой попыткой захватить власть.

— Какого черта я должен с тобой меняться? — взревел Шунь.

В эту секунду Шань нанес удар, метясь прямо в лицо Ду. Раздался вопль, однако кричал вовсе не Ду Минцян. Оказалось, Ду успел молниеносно нырнуть за Шуня и обхватить его правой рукой за шею, сделав живым щитом.

— Черт! — Шунь чуть не плакал. — Ты же в меня попал!

Шань молча стал атаковать Ду с удвоенной силой. Тот не сопротивлялся, а лишь подставлял под каждый удар Шуня, который отчаянно сыпал ругательствами, однако вырваться не мог.

— Хватит, довольно! — наконец не выдержал Пин. Он встал с койки, его голос звучал властно и зло.

— Братец Пин, он сильнее, чем кажется, — прошептал Черныш. — Нам его сегодня не одолеть.

Пока Шань сражался с Ду, Черныш стоял рядом, и не думая помогать товарищу. Заметив это, Пин наотмашь ударил Черныша по уху и закричал:

— Хватит уже свою задницу беречь!

Лицо Черныша налилось кровью, но ответить он не осмелился и просто отошел в угол камеры. Пин шагнул вперед с недоброй ухмылкой.

— Я всегда чувствовал, что ты не простачок. Надо же, еще и драться умеешь…

Ду улыбнулся в ответ.

— Ты мне льстишь. Я лишь дурачусь с братцами.

Шунь, завидев приближение Пина, в надежде получить помощь завопил:

— Отпусти меня, ублюдок! Братец Пин этого так не оставит!

— Не волнуйся, причинить тебе боль он не посмеет, — сказал Пин, обращаясь к Шуню, хотя его глаза неотрывно следили за Минцяном. — И вообще он тут ненадолго. Такие люди не доставляют хлопот — слишком опасаются увеличения срока.

— Ты прав. Я не хочу неприятностей. — Ду ухмыльнулся.

— А вот я — другое дело. — Глаза Пина сузились. — Меня боится каждый заключенный. Знаешь почему?

Улыбка Ду стала мрачной.

— Да, знаю. Потому что тебе нечего терять.

Пин кивнул.

— У меня пожизненный срок. Увеличить его невозможно. А значит, я могу делать что захочу. Пока я никого не убиваю, мне грозит максимум дубинка или одиночная камера. Ерунда!

Ду вздохнул, соглашаясь. Пину из тюрьмы не выйти, поэтому смягчение приговора ему не нужно. Дубинка начальника Чжана представляла угрозу, но даже причиняемая ей боль — лишь на время. Пина боялись не просто так.

— Если ты все понимаешь, то почему идешь против меня?

Не получив ответа, Пин разразился ледяным смехом и подскочил к койке Хана, застав его врасплох. Как ястреб, выхватывающий птенчика из гнезда, он вытащил новичка из койки и выкрутил ему правую руку. Хан застонал от боли.

— Продолжай, Шань, — уверенно сказал Пин. — Если будет использовать Шуня в качестве щита, я сломаю парнишке руку.

Ду знал, что Пин способен осуществить угрозу, поэтому покачал головой и отпустил Шуня. Шань снова ринулся в бой. Ду сосредоточился на защите и не ответил ни на один удар.

Черныш безучастно смотрел на драку.

— Будешь просто глазеть? Помоги Шаню! — нетерпеливо крикнул Шунь.

Черныш хмыкнул, но не пошевелился. Тогда в бой ринулся сам Шунь. Ду его заметил и сделал подсечку. Противник врезался головой в дверь камеры.

Шунь был зол и унижен, понимая, что он далеко не такой хороший боец, как Ду. Он не стал даже подниматься с пола, а просто вцепился в ноги противника, надеясь его повалить.

В тюремной камере Ду негде было укрыться. Он занял хорошую позицию, однако теперь на ноге у него висел Шунь, из-за чего стало труднее уклоняться от пинков и ударов Шаня.

— Фан Вэйшань, ты забыл дело об убийстве на озере Тайпин? — неожиданно воскликнул Ду.

Эти слова, видимо, обладали таинственной силой, которая заставила Шаня застыть на месте. Откуда Ду Минцян знает его полное имя? Впрочем, по-настоящему пробрало Шаня упоминание об озере.

— Что ты сказал?

— Ранним утром третьего мая девяносто шестого года вы с Паном Дабао пытались ограбить человека на озере Тайпин. Тот оказал сопротивление; ты вышел из себя и убил беднягу, а затем бросил его тело в озеро. — Ду наконец прижал Шуня к стене и смог заглянуть Шаню в глаза. — Я ведь прав?

Шань застыл. По выражению его лица стало ясно, что Ду попал в точку. Остальные, включая Хана, изумленно глазели на Шаня.

— Значит, ты тоже кого-то убил? — удивился Пин.

На лбу Шаня выступили вены.

— Я не могу сейчас об этом говорить, — пробормотал он.

Конечно, Шань не мог говорить. Его отправили сюда три года назад за серию грабежей, он получил двадцать лет заключения. О единственном совершенном им убийстве полиция не знала… И вот незнакомец швырнул ему факты в лицо.

— Пан меня продал? — через мгновение произнес он дрожащим голосом.

— А ты был бы тогда жив? — Ду снова посмотрел Шаню в глаза. — Пан Дабао умер. Правду знаю только я.

Ду не лукавил. Закончив обучение и став убийцей-мстителем, известным как Эвмениды, он узнал о множестве нераскрытых полицией дел. Одним из них было убийство на озере Тайпин. Ду выследил Пана Дабао и сумел выведать у него имя сообщника — Фан Вэйшань. Эвмениды привели в исполнение смертный приговор Пану Дабао, а Фан Вэйшань к тому времени уже находился в тюрьме, потому избежал наказания. До настоящего момента.

Шань, разумеется, ничего не знал.

— Что… что ты собираешься делать? — спросил он.

— С этой информацией я не планировал ничего делать, но… — Ду вежливо улыбнулся. — Если ко мне будут постоянно цепляться, однажды я могу и потерять терпение.

Шань понял намек. Он опустил голову и повернулся к Пину.

— Хочешь крысой стать, ублюдок? — закричал тот. — Мне тогда и делать ничего не придется, если вся тюрьма будет тебя ненавидеть!

Действительно, никого не ненавидели здесь больше, чем предателя, который выбалтывает охране чужие секреты.

— В деле Шаня мне известна каждая деталь, — хмыкнул Ду. — Если б я собирался настучать, стал бы ждать до сих пор?

— Хорошо, ты, по крайней мере, понятливый… — Пин указал на Шаня. — Иди сюда, больше тебя защищать не буду.

Шань подошел к Пину, тревожно озираясь. Все в камере слышали слова Ду, и теперь любой из них мог выдать тайну, которая могла положить конец его жизни.

Тем временем Ду вышел в центр камеры и объявил:

— Дракой проблем не решить. Давайте сядем и нормально поговорим.

Пин помрачнел. Теперь он понял, что Ду Минцян не только превосходный боец, но и искусный стратег.

— О чем нам с тобой говорить?

— Как уже сказал, я хочу поменяться койками с Шунем. Тогда он сможет вымыть туалет и избавиться от ужасного запаха.

— Почему это я должен с тобой меняться? — Шунь вскочил на ноги, но подойти ближе не решился. — Я здесь тоже за убийство. Чего мне тебя бояться?

— Правда? И ты тоже? — Ду напустил равнодушный вид.

Шунь вскинул голову.

— Конечно! И убил не кого-нибудь, а Большую Трубу. Иди поспрашивай, он был настоящей шишкой в Восточном Чэнду.

— О, я о нем все знаю, — медленно сказал Ду, словно пытаясь припомнить. — Два года назад Большая Труба, криминальный авторитет из восточной части города, был зарублен возле торгового центра «Синьань» японским мечом. Случай привлек внимание общественности особенно потому, что все случилось среди бела дня. Расследование показало, что другой воротила преступного мира хотел отомстить Большой Трубе и приказал своему бандиту, мелкой сошке, припугнуть конкурента. Только студент сил не рассчитал и перерезал Большой Трубе горло. Еще нелепее то, что горе-гангстер заставил одного из своих подчиненных, «младшего брата», собрать банду конкурента на месте убийства. В результате бандит и его начальник, отдавший приказ, приговорены к смертной казни, а младший брат получил пятнадцать лет за соучастие. Я слышал, тот юнец на суде плакал и раскаивался в содеянном. Мол, его на преступление подбил однокурсник. А когда умер Большая Труба, мальчишка и вовсе описался. Думаешь, такой историей стоит гордиться?

Во время речи Ду лицо Шуня постепенно мрачнело. Попав в тюрьму, он часто хвастал тем, что зарубил Большую Трубу, но подробностей никогда не рассказывал. Теперь, когда Ду раскрыл его тайну, о славе дерзкого убийцы можно было забыть.

— Я так и знал! Ты слишком труслив, чтобы прикончить Большую Трубу, — усмехнулся Пин. — Такой врун права на хорошую постель не имеет. Иди на койку у двери.

Шунь спорить не посмел. Ду с довольным видом добавил:

— Но своего друга я оставлять не хочу. А если он поменяется местами с Чернышом? Ты ведь не возражаешь, Черныш?

Во время разговора с Ду Черныш безучастно сидел в углу. Теперь он встал и выдавил из себя улыбку.

— Кровать есть кровать, верно? Я на любой койке могу спать.

Пин посмотрел на Ду, затем на Черныша и вскричал:

— Только не говори мне, что у него и на тебя что-то есть!

Черныш пожал плечами, не желая ничего признавать.

— Давай, выкладывай! — велел Пин. — Лучше я услышу правду от тебя.

Черныш никогда не перечил Пину, особенно когда тот был в гневе.

— Я сдал Ма Сана. Вот что я сделал. А если б не сдал, то уже умер бы.

Все знали, что Черныш попал в тюрьму за торговлю наркотиками. Его приговорили к смертной казни, которую заменили пожизненным заключением. Также знали, что Ма Сан состоял с ним в одной банде. Однажды он ударился в бега, а Черныш в это время заботился о пожилых родителях Ма Сана, заслужив репутацию человека чести. Даже когда Ма Сана поймали, он и в камере смертников вспоминал Черныша добрым словом. Пин выбрал Черныша своим подручным именно за его преданность друзьям. Узнав, что тот сдал бывшего товарища, Пин буквально обомлел.

— Ты ведь даже о его родителях заботился… Почему ты так поступил?

Черныш мялся, тщательно подбирая слова.

— Я установил прослушку в доме Ма Сана и купил его отцу телефон, поэтому слышал все их разговоры. Когда меня арестовали, пришлось сдать Ма Сана в обмен на смягчение приговора.

— Ублюдок, — презрительно процедил Пин. — Оказывается, сердце у тебя черное, под стать имени! Твоя жизнь и гроша ломаного не стоит. Встань на колени у двери туалета. Про сон на кровати можешь сегодня забыть.

Черныш послушно выполнил приказ.

Пин снова повернулся к Ду и ровным голосом произнес:

— Выходит, ты довольно много знаешь…

— В конце концов, я был журналистом. Мы умеем вызнавать секреты. К сожалению, я позволил себе в этом деле лишнего, вот и очутился в камере.

Конечно, он солгал. Ду действительно сидел в тюрьме за разглашение государственных тайн, однако сведения о Черныше и других он получил не потому, что работал журналистом.

Пин криво улыбнулся.

— Полагаю, в моем прошлом ты тоже копался?

Ду посмотрел ему в глаза.

— Полное имя — Шэнь Цзяньпин, сорок три года. Уже в двадцать лет был одним из главных криминальных авторитетов Чэнду. Лет десять назад ты утратил влияние, проиграв более сильному сопернику. Он не давал тебе проходу, и в конце концов ты сдался полиции. Ведь тюрьма строгого режима — самое безопасное местом в городе, и даже всемогущий босс до тебя здесь не доберется. С тех пор ты держишь в страхе этот тюремный блок и хозяйничаешь здесь как хочешь. Никогда не просил о смягчении приговора и даже несколько раз делал так, что срок увеличивали. Теперь ты на пожизненном. Это не значит, что ты не жаждешь свободы; просто не смеешь покинуть убежище, боишься выйти наружу.

— Верно, — согласился Пин. — Я боюсь, и тут нечего стыдиться. Есть ли еще какие-то унизительные секреты, которые ты мог бы использовать против меня?

Ду отрицательно покачал головой.

— Тогда ладно, — тон Пина стал ледяным. — Сегодня ты оскорбил троих моих братьев. Что бы ни было с ними в прошлом, они все еще мои ребята. Значит, мне нужно защитить свою территорию. Ты нащупал их слабые места, так что я собираюсь выместить зло на руке твоего друга. Думаю, обмен честный…

Он скрутил руку Хана так сильно, что тот застонал, а на его лбу выступили капли пота.

— Держись! — Ду подался вперед.

Пин холодно посмотрел на него.

— Что-нибудь еще вспомнил?

— Если причинишь ему боль, то пожалеешь, — торжественно произнес Ду. — У меня есть новость, которая изменит твою жизнь.

Брат Пин уже знал, что Ду не склонен юлить, поэтому ослабил хватку.

— Какая новость?

Ду подошел ближе и заглянул Пину в глаза.

— Тот пахан, которого ты боишься… Он умер.

— Умер? — Пин округлил глаза. — Как?

— Убит. Теперь ты отпустишь моего друга?

Восторг Пина быстро исчез, и он выкрутил руку Хана еще сильнее.

— Ты лжешь. До него никто не добрался бы!

Ду пожал плечами и указал на Хана.

— Ты можешь спросить его.

Пин схватил Хана за воротник и пристально посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты знаешь Дэн Юйлуна?

— Дэн Юйлун? — тупо повторил Хан.

— Дэн Хуа, Мэр Дэн, — встрял Ду.

Остальные сокамерники вздрогнули — это имя им тоже было знакомо.

— Я знаю, кто такой Дэн Хуа, — поспешно ответил Хан. — И да, он мертв.

Глядя на лицо Хана, Пин понял: тот говорит правду. Он глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки, а затем спросил:

— Как он умер? Скажи мне. Не вздумай врать, или я вырву тебе язык!

— Интернет-убийца прислал ему уведомление о смерти, а затем убил в терминале аэропорта. — Увидев, что брат Пин не удовлетворен, Хан добавил: — Это все, что я знаю.

— Интернет-убийца? — Пин повернулся к Ду. — На кого он работал?

Ду выдержал паузу, прежде чем ответить:

— Ни на кого. Одиночка. Убивает преступников, ушедших от наказания.

Пин отпустил Хана и погрузился в размышления. Через некоторое время он покачал головой и вздохнул:

— Внешний мир сильно изменился…

Наконец освободившись, Хан потер распухшее запястье и задумчиво посмотрел на Ду. Когда они разговаривали накануне, Ду как будто ничего не знал об Эвменидах.

— Когда это случилось? — спросил Пин взволнованно.

— Прошлой осенью.

— Уже несколько месяцев прошло, а директор Гао до сих пор не удосужился прислать мне письмо…

Ду усмехнулся.

— Смерть Дэна Хуа дала Гао Дэсэну шанс захватить город. Зачем ему тебе сообщать? Он стал намного сильнее с тех пор, как ты угодил в тюрьму. Прошло больше десяти лет. Думаешь, он все еще считает тебя своим братом?

Пин выглядел удрученным. Тринадцать лет он был отрезан от внешнего мира. Слишком много воды утекло…

Позабыв о недавней стычке, Пин прошел к своей койке, но вместо того чтобы лечь, встал у стены, глядя на окно под потолком. Как и каждую прежнюю ночь, из зарешеченного окошка в камеру лился бледный лунный свет. Однако сегодня вечером этот свет был исполнен особого сияния — печального и волнующего.