Хранитель. Начало

Чеслав Тэйваз (2024)

Можно ли снять проклятие, насланное на род? Вопрос риторический и вызывает улыбку, так как в нашем рациональном, техногенном мире, люди воспринимают все, что касается мистики и колдовства, с усмешкой. Поэтому ответ на сегодня звучит однозначно — НЕТ. Научные исследования пространства и времени различными НИИ и просто учеными-фанатами-одиночками, связанные с изучением Единого информационного поля Земли, считаются не более, чем сказкой. Однако попытки изменить прошлое были, есть и будут, ведь человек предполагает, а Создатель располагает и преподносит порой сюрпризы, от которых хоть стой, хоть падай…Так и история о снятии проклятия с рода Унгерн фон Штернберг может вызвать улыбку, усмешку, недоверие, но с фактами, увы, не поспоришь. Имена исторических лиц, использованные при повествовании, имеются в анналах Инета. Имена главных героев изменены. Остальное — домыслено автором…

Глава 1

Осень 1979 года. Последние дни бабьего лета. Я, Александр Ветров, почти тридцатилетний мужик, офицер, военный инвалид, стою возле окна в небольшой родительской квартирке на Васильевском острове в Питере.

За моими плечами служба в спецназе Советской армии, командировки в горячие точки; последние в Афганистан… ранение, а потом… медицинская комиссия и комиссование вчистую… Работу мне наше министерство, как и его отделы на местах, не предложило. Опытные военспецы, ставшие инвалидами, к сожалению, в здоровой армии не нужны… Куда бы ни обращался, везде «маньяна» (приходите завтра — по-испански)… А ничего другого, кроме как профессионально воевать, я не умел…

Мои родители — вся моя семья, жены и детей нет — не обзавелся. Теперь нас трое… пенсионеров.

Мама, бывший преподаватель химии и биологии в школе, поэтому цветы — визитная карточка нашего дома…

Отец, инженер-конструктор, еще работает… Его кабинет, как и прежде, завален чертежами…

Сегодня первый день моей новой неизвестной гражданской жизни. Из радиолы льется музыка Эдварда Грига. Я прикрыл глаза и явственно почувствовал весеннее пробуждение природы, образы яркого и красочного утра в норвежской, а может и русской северной деревне. Плавные звуки мелодии погрузили меня в атмосферу природной красоты и спокойствия. И вдруг зазвучали мрачные аккорды. Музыка захлестнула меня горечью потерь, печали и скорби. Перед глазами стали проплывать картинки последнего боя в горах Гиндукуша и гибели моих боевых друзей.

Я не заметил, как ко мне подошел отец. Он положил руку на мое плечо и предложил:

— Не махнуть ли нам на недельку, в Прибалтику. У меня там кое-какие производственные дела. А ты бы посмотрел Таллинн, Тарту, ведь тебе надо, наконец, узнавать страну, в которой живешь…

Я согласился…

Глава 2

Мы с отцом быстро собрали вещи в две небольшие немецкие дорожные сумки из мягкой кожи, мама положила пакет с моими любимыми еще горячими маковыми плюшками. Около одиннадцати часов вечера нас уже встречал железнодорожный вокзал «Варшавский».

Фирменный поезд повышенной комфортности"Адмиралтеец"отправлялся из Ленинграда около полуночи. Согласно купленных билетов, мы заняли места в двухместном купе, возле купе проводника и только расположились, собираясь отдохнуть, как дверь рывком открылась…

На пороге стояла стройная девушка лет 20-ти, среднего роста, в брючном костюме, с рыжими вьющимися волосами, небрежно струящимися по плечам. Ее изумрудные глаза испепеляли, притягивали и уничтожали. Пиджак темно-бордового цвета жестко контрастировал с белыми брюками, обтягивающими крутые бедра. Шелковая блузка в мелкий черный горошек очерчивала надрывно вздымающуюся грудь, что вместе со свободным черным узким бант-галстуком смягчали ее агрессивный наряд.

Во всем облике девушки сквозила надменность, самоуверенность и неприступность.

Она достала из маленькой темно-бордовой сумочки билет и поставленным голосом громко заявила:

— Я выкупила это купе и поеду в нем. Вот мой билет.

К нашему счастью, мгновенно появившийся проводник вагона, посмотрев ее билет, спокойно сказал:

— Дамочка, прошу успокоиться.Ваш вагон номер 9, а это вагон номер 6.

Незадачливая пассажирка сдулась, но извинений от нее не последовало.

Более того, девушка все тем же поставленным голосом, взглянув на меня, попросила, точнее потребовала:

— Кто-нибудь поможет перенести мои вещи в девятый вагон.

Я не стал препираться, вышел из купе, взял чемодан девушки и, не говоря ни слова, опираясь на трость, побрел, впереди ее, в девятый вагон.

Чемодан доставил по назначению, поставил его около купе, повернулся, чтобы уйти и услышал тихо произнесенное:

— Простите… Спасибо…

Я ничего не ответил. Вернулся в свое купе. Мы с отцом, наконец-то, расположились… и до самого прибытия в Таллинн, нас больше никто не беспокоил…

Я постарался забыть об этой нечаянной встрече… ведь этой красотке начихать на молодого инвалида, пусть даже и привлекательного, как говорила мама… Но человек предполагает, а Господь располагает…

Глава 3

Поезд Ленинград-Таллинн, наконец-то дотащился до перрона. Утро было солнечным, около восьми часов утра.

У вагона нас встретил высокий широкоплечий седовласый мужчина. Он схватил моего отца в охапку своими огромными ручищами, и широко улыбаясь, спокойным приятным баритоном пропел:

— Тэрэ, Николас, хорошо, что приехали. Вовремя. Дай тебя обниму. Покажи, наконец, моего внучатого племянника…

И, обернувшись ко мне, спросил: Как звать-то тебя?

Я замялся от неожиданности.

— Алекс…Александр.

Он протянул мне руку. Я был ошарашен, так как с детства знал, что у отца, воспитанника Аксайского детдома для детей сталинских репрессированных, родственников нет, тем более в Эстонии… Оглядев меня пронзительным взглядом серо-голубых глаз, мужчина представился:

— Арвид Унгерн фон Штернберг, кузен твоей бабушки, баронессы Марии Эдуардовны Унгерн фон Штернберг. Для тебя я, дядя Арвид или просто Арвид. Разреши мне называть тебя первым именем — Алексом?

Я ничего не смог сказать и только кивнул: перехватило дыхание, и пропал дар речи. Отец не проронил ни слова. Арвид же, продолжая улыбаться, обратился к нему:

— Николас, ты, как партизан. Ничего не рассказывал сыну?…

Отец только хмыкнул.

— Хорошо. Придется самому… Алекс, ты бывал раньше в Таллинне?

— Нет. И в Эстонии тоже.

— Тогда за мною обзорная экскурсия по городу.

Лихо управляя вазовской «копейкой», он, показывал достопримечательности старого города и без устали рассказывал о Таллинне, Тарту, острове Даго (Хийумаа). Оказалось, что его повествование предназначалось только для меня, так как отец приезжал раньше в Таллинн, где они и встречались.

Глава 4

Наконец мы подъехали к небольшому старинному особняку в готическом стиле на окраине города. Звякнул дверной колокольчик. Дубовая дверь отворилась, и нас встретил пожилой седовласый, как и Арвид, широкоплечий мужчина, высокого роста, в темно-синей ливрее с вышивкой серебром по краям воротника и обшлагах на рукавах.

— Томас, — тихо сказал Арвид, — помоги Алексу расположиться наверху.

— Николас, а ты, как всегда, внизу, в своей комнате?

— Да, — ответил отец. — Мне в ней легко думается.

По широкой лестнице Томас проводил меня на второй этаж в конец коридора.

Шум наших шагов заглушал толстый ковер с геометрическими рисунками, сочетающийся со светло-зелеными обоями на стенах, где висели картины с батальными сценами: штурмы старинных городов и замков, рыцарские поединки, — и ни одной с пейзажной живописью, бытовыми либо романтическими сценами.

Комната была угловой довольно большой. В высокие узкие стрельчатые окна проникали солнечные лучи, отражаясь в полированной крышке небольшого бюро из красного дерева, стоявшего слева от окна, рядом с ним неглубокое кресло; середину комнаты занимала широкая 2-х спальная кровать, а справа от двери, в небольшой нише, за перегородкой, на которой висело большое во весь рост зеркало, находился санузел. Обои комнаты ласкали глаз мягкими пастельными тонами без рисунка. Воздух был свежим. Я почувствовал усталость и плюхнулся в кровать. Уснул быстро, спал без сновидений.

Проснулся от стука в дверь. Открыл глаза, взглянул в окно. Уже

смеркалось.

— Войдите, не заперто.

Дверь отворил Томас.

— Вас ждут в гостиной, — сказал он и удалился.

Я оделся и вышел. Спустившись на первый этаж, вошел в уютную гостиную, на стенах которой висели картины на морскую тематику. Отец с Арвидом сидели в глубоких старинных креслах, тихо разговаривали между собой, попивая ароматный зерновой кофе, тонкий запах которого заполнял все помещение. А я, в этот момент, вспомнил ленинградский магазин «Березка», недалеко от нашего дома, в котором мы с мамой, давясь в очереди, на заработанные мною «чеки» Внешторгбанка, покупали кофейные зерна, расфасованные в небольшие коробки по 200 граммов. Стоил зерновой кофе дорого и был в Совдепии предметом престижа.

Глава 5

Арвид жестом пригласил меня присесть в пустующее кресло справа от него, и достал со стоящей слева от его кресла этажерки толстенный фотоальбом, отделанный коричневой кожей, в деревянном переплете. Каждая фотография была датирована, а на них — мужчины и женщины, старые и молодые, в нарядах конца 19 начала 20 веков. Меня привлекла одна из последних фотографий: под развернутым штандартом с геральдическим гербом стояла группа мужчин из семи человек в военной форме дореволюционного образца. В правом нижнем углу был указан год, 19… Последние две цифры отсутствовали из-за оторванного уголка.

Арвид, видя мое любопытство, пояснил:

— Это последняя фотография всех баронов Унгерн фон Штернберг, проживавших в Российской империи в начале 20 века до 1917 года. Это кузены и дяди твоего отца. После октября 1917 года четверо из них смогли уехать на чужбину и там сгинули, двое погибли от рук большевиков, а последний, первый с правого края на фото, жив — это я.

Странно, но Арвид на фотографии выглядел также как сейчас: высокий, широкоплечий седовласый. Я открыл рот, чтобы высказать свое изумление, но Арвид поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию, налил нам еще кофе из серебряного кофейника и продолжил.

— Алекс, хочу представить тебе этого человека, сказал он, указывая рукой на отца: его родовое имя — барон Николас-Густав-Максимилиан Унгерн фон Штернберг. Он племянник барона Роберта-Николая-Максимилиана (Романа Федоровича) Унгерн фон Штернберг. Я непроизвольно вздрогнул. Мне хотелось кричать от ужаса, ведь имя дяди моего отца, в советское время звучало не иначе как Кровавый барон, оно было красной тряпкой, синонимом кровожадного чудовища. А тут родня…

Арвид заметил мое замешательство, и продолжил.

— Алекс, жизнь сложная штука… иногда не поймешь, где черное, а где белое…Часто человек, открыто защищающий свои идеалы, кажется окружающим сумасшедшим; его ненавидят, игнорируют, прессингуют, выдумывают небылицы, обкладывают ложью, предают, даже близкие его сторонятся… короче, он становится изгоем. Полагаю, что при таких обстоятельствах, только человек, обладающий стальной волей и безмерной верой в свое дело, может выжить…

Скажи, ты мог бы пожертвовать своей жизнью ради жизни своего отца и защитить его род?

— Ради отца — Да, — не раздумывая, ответил я. А вот являюсь ли я членом отцовского рода Унгерн фон Штернберг, чтобы его защищать, — не знаю… ведь я, по Свидетельству о рождении — Ветров и живу уже почти 30 лет под этой фамилией.

Арвид, задумавшись, сказал, повернувшись к отцу:

— Николас, если его примет камень, то он, тот, последний, кто спасет род…

Время перевалило глубоко за полночь. Вслед за хозяином, мы с отцом встали со своих мест.

— Алекс, вдруг спросил Арвид, — как твои познания в истории Средневековья.

— В объеме школьной программы, — ответил я.

— А иностранные языки?

— Английский — сносно, немецкий — со словарем, фарси — бытовой, рыночный.

— Что ж, придется тебе помочь наверстать упущенное. А сейчас, всем спокойной ночи…

Глава 6

Я спал тревожно, просыпаясь каждый час… Мысли роились в голове и мне не удавалось собрать их в единое целое… Причем здесь Средневековье… И в чем мне хотят помочь наверстать упущенное… Какая-то мистика… Но вот и утро…

Быстро позавтракали: овсянка с фруктами, сырники и, конечно, кофе.

Отец уехал по своим делам. Арвид пригласил меня в кабинет.

— Присаживайся, — и показал на глубокое кресло с деревянными подлокотниками.

— Алекс, я вижу у тебя проблемы со здоровьем. Николас попросил провести диагностику моей аппаратурой. Ты не возражаешь?

— Но у меня нет при себе Истории болезни.

— Она мне не нужна.

— Вы экстрасенс? Сейчас это модно…

Он улыбнулся.

— Нет, я просто ученый-физик…

Я кивнул в знак согласия. Арвид поднял со стола широкий отливающий серебром обруч, опутанный множеством проводов. Помог надеть его на мою голову и сказал:

— Закрой глаза, расслабься и постарайся ни о чем не думать.

Я повиновался. Закрыл глаза, моя голова поплыла, и я провалился в темноту…

Через некоторое время очнулся, по-прежнему сидя в кресле. Руки лежали на подлокотниках. Обруча на голове не было. Передо мною в кресле сидел Арвид.

— Алекс, как ты себя чувствуешь? Голова болит?

— Нет. Все в порядке.

И тут он обратился ко мне на французском, который я раньше не учил, с простенькой фразой — обращением:

— Парле Ву франсэ? Донэ-муа, силь Ву пле кафэ.(Вы говорите по-французски? Подайте мне, пожалуйста, чашечку кофе).

Я выполнил просьбу.

Арвид тут же произнес еще фразу на другом языке, пояснив, что это венгерский.

— Алекс, Eеирти, амит мондок? (Алекс, Вы меня понимаете?)

Я кивнул и ответил на венгерском, причем, так, как будто всегда знал этот язык.

Арвид довольно потер руки. А меня пробил холодный пот.

— Теперь в спортзал… — сказал он и поднялся с кресла.

Глава 7

Мы вышли из кабинета и прошли по коридору первого этажа. В конце его была открыта дверь в довольно большое помещение. Мы вошли.

В центре зала располагались: площадка для вольных упражнений, размером приблизительно 14 x 14 м; конь, длиною около 160 см; кольца, подвешенные на тросах; перекладина; параллельные брусья; бревно. В углу находилась стойка с холодным оружием, учебным и не только.

— Сначала необходимо разогреть мышцы, — сказал Арвид. — Пробеги, как сможешь, два круга. Я посмотрю на твою дыхалку. А там будет видно.

Я хотел сказать ему, что мое тяжелое ранение правой ноги, которую с трудом отстоял от ампутации в госпитале, вряд ли позволит мне выполнить его просьбу. Однако предложение Арвида показалось забавным. Один круг в общей сложности составлял 100 метров. Я проковылял его, полагая, что на второй вряд ли меня хватит. Но не тут-то было…

— А теперь сделай еще раз, тоже самое, надев вот это…

Из ниоткуда появился Томас с кучей какого-то железа, в которое он начал меня облачать. Арвид комментировал названия каждой части обмундирования.

— Алекс, это «гамбезон» указал он на длинную поддоспешную рубаху. Она у меня тонкая: сшита всего из 8 слоев верблюжьей шерсти; доспехи «хоуберк» — кольчуга до колен, с рукавами полной длины, и слитным с ней кольчужным капюшоном; «шоссы» — кольчужные чулки, открытый норманнский шлем яйцевидной формы; перчатки…

— Да… внушительно…

Но… назвался груздем, полезай в кузов…

Я буквально прополз во всем этом железе злосчастный круг, и на финише больше походил на загнанную лошадь. Арвид остановил меня и протянул длинный, не меньше метра, меч, сказав при этом:

— Попробуй попасть мечом в вон тот манекен и сбить с него шлем.

В метрах пяти от меня, на площадке для вольных упражнений, стоял рыцарь, мало похожий на скульптуру или магазинный манекен. Но от промышленных дизайнеров всякое можно ожидать… Я припустился, если можно так выразиться, к манекену, чтобы как можно быстрее выполнить задание и прекратить над собой издевательство. Однако стоило мне подковылять к рыцарю и замахнуться внушительным по размерам и довольно-таки тяжелым мечом, как манекен вдруг отступил в сторону. Я был ошарашен, встал как вкопанный, а меч, от неожиданности, выпал из моих рук…

— Не стой на месте! — крикнул Арвид. — Это машина! Подними меч и сражайся… Она тебя не убьет, но пошлепать по пятой точке может и не слабо…

Я поднял меч, руки дрожали от напряжения. Рыцарь медленно подходил ко мне… Собрав всю оставшуюся в теле силу, ощутив клокочущую злость, я ударил эту чертову машину, правда, попал не по шлему, а только в область живота. В ответ получил неожиданный удар по голове и потерял сознание…

Конец ознакомительного фрагмента.