Человек слова

Сборник, 2021

Долг и счастье писателя – в поиске вечных истин. Настоящий автор неустанно ищет ответы на множество вопросов: в чём смысл жизни, что такое любовь, для чего нужна совесть… Он стремится постигать суть вещей и, отбросив лишнее, ухватить главное. Писатель – это обыкновенный человек. Однако существует отличие: его голова полна мыслей, которые он хочет высказать в словах, как композитор в мелодии, как живописец на холсте. А ещё он должен нести добро, ибо Слово было у Бога, и он передал его людям, способным говорить и писать. Сборник «Человек слова» состоит из разноплановых произведений современных авторов – поэтов, прозаиков, а также писателей, работающих в разных жанрах. Их творчеству присущи отсутствие шаблонов, самобытность, острота сюжетов.

Вад. Пан

С 1998 года — активный участник Р. Ж. и прочих форумов (понятия «блогер» еще не было).

С 2007-го — автор портала «Проза. ру», публикации в журнале «Край городов».

2008 г. — первая версия повести, издание книги «Дети питерских улиц».

2010 г. — диплом конкурса «Белая скрижаль».

2011 г. — лауреат конкурса «Лито. ру», призовая публикация в журнале «Контрабанда».

2019 г. — вторая версия повести, издание книги «Дети гранитных улиц».

2020 г. — лауреат Московской литературной премии.

Стерва

Многие состояния души имеют свои логичные определения.

Стервозность не из их числа. Это проявление слишком неоднозначно, даже двойственно. Подобная двойственность знакома входящему в класс учителю, которому возвышенные гуманистические принципы так же близки, как приемы дрессуры, и так же далеки, как идеи эпохи Просвещения, возносящие эго встречающих его чад в центр мироздания!

Двойственность — самое сложное, с чем приходится примирять сознание.

Покинувшей высокий начальственный кабинет женщине это было известно лучше многих. Легкой походкой миновала она приемную. Свое сознание Марине приходилось примирять не только с этим!

— Сука! — сдавленным рокотом извергался избыток чувств за оставленной за спиной дверью. Эмоции хозяина кабинета резко контрастировали с образом ответственного работника.

Впорхнувшая вслед за посетительницей секретарша остановилась перед руководителем как вкопанная, опешив, потеребила пальцами принесенные листы и предпочла ретироваться обратно. Ей еще не доводилось видеть начальника в таком состоянии. Тот и сам уже не помнил, что еще может так раздражать, как собственная жена!

— Сволочь, змея!.. Точно змея! — продолжал бушевать он наедине с собой. — Ну за что мне такое?! В чем я так нагрешил?! — взмолился, наконец, мужчина, воздев руки к потолку.

— Это кто у Сивкова был? Я тут с распечатками бегала, прихожу, а он там сам не свой… — затараторила молодая секретарша в ухо сидящей рядом даме.

— Это его жена приходила! — фыркнула в ответ соседка. — Знаешь ведь, Цой погиб? Совещание собирали, они там, в Ленинграде, к похоронам готовятся… Тоже мне семейка! Муж в Москве, жена в Ленинграде…

— А жена-то здесь при чем?! — удивилась секретарша. — Говорили же, она в Питере литературу в старших классах преподает?!

— Ну, понимаешь… училка училкой, но, во-первых, она жена Сивкова… и в Питере, в комитете по законности и правопорядку… А организацию похорон Ленсовет спихнул на ее комитет, так что и Цоя ей хоронить!

— М-да… не повезло бабе, — сочувственно протянула секретарша.

–…Этой?! Эта кого хочешь похоронит!

— Меня ни для кого нет! — раздался в трансляторе знакомый голос начальника.

Сивков откинулся в кресле, разминая отходящие от дрожи руки.

–…Да! Нервишки ни к черту! И как ей это удается?! Нет, давно с этим надо кончать! Бывают же и нормальные жены… — рассуждал он, доставая бутылку.

— А не боишься?! — всплыла в памяти сквозь коньячный янтарь наполненного бокала дерзкая усмешка Марины. — Я же змея… Сможешь жить со змеей?.. Я кусаюсь! — так когда-то ответила юная кокетка на предложение мажора. Но Сивков ни черта не боялся. Он вообще не видел особой разницы в представительницах прекрасного пола. По его теории, с тем же успехом он мог встать у метро и делать предложение руки и сердца каждой встречной, до первой согласившейся… лишь бы угодить отцу, имевшему на него свои планы.

…Но угодить отцу с «первой встречной» было нереально. Его и отправили в ленинградскую «ссылку» потому, что отцу не нравилось московское окружение отпрыска. Возвращение на предначертанный путь Сивкова-младшего пролегало лишь через подтверждение собственной серьезности и состоятельности, и вступить на него он мог только под руку с достойной женой из приличной семьи…

И Марина для этого вполне подходила! Профессорская дочь, филолог, из семьи потомственных искусствоведов… Это должно было удовлетворить папашу. А сын в качестве бонуса получал еще и миниатюрную очаровашку с чудной фигуркой и милой мордочкой, чего тут было думать?!!

Марина приняла предложенную ей сделку. Только привычного Сивковым почтения к фамилии сталинского героя, легендарного координатора «рельсовой войны» от этой семейки ждать не стоило.

— Надо же было за кого-то выходить?! — без обиняков пожимала плечами Марина на укоры мужа: «Зачем она вообще согласилась на этот брак?!!». Того раздражала не в меру активная общественная деятельность, развернутая супругой в Ленсовете.

— Нет, я многое могу понять, хочешь жить на помойке — черт с тобой, живи! Ползай по бомжатням, возись со своими сирыми да убогими… Я уже ко всему привык. Но объясни, что у тебя с этой поэтессой Татьяной Ёж?! Почему каждая собака с ехидной рожей лезет ко мне выяснять, правда ли, что моя жена — лесбиянка?!!

— Мне еще и сыну героя СМЕРШа объяснять, что «так надо»?! — издевалась супруга. — У папы спроси: что такое оперативная работа?! Пойми, что профиль моей работы — это поэты, художники и прочие неформалы… А посмотри на меня… — Марина вытянулась, выпятив полуобнаженную грудь, соблазнительно приглаживая обтягивающее стройное тело облачение. — Неужели не ясно, где приходится бывать, с какими людьми общаться… и не то чтобы не совсем нормальными, а иногда просто чокнутыми!

…Там быть лесбиянкой безопасней!

Стремительно теряющая авторитет власть искала альтернативные способы контакта с населением. Одним из таких «продуктов перестройки» стал организованный в структурах Ленсовета комитет по охране законности гласности и правопорядка, призванный в том числе обеспечить связь и контроль городских властей над бурно развивающимися «неформальными движениями». Жену Сивкова эта новая работа увлекала куда больше, чем убогая гламурная стезя советской номенклатурщицы.

— Нашла себя! — изливал душу несчастный муж перед случайным собутыльником. — …Нет, ты скажи! У всех есть жены… все разные… кто-то тортики печет, кто-то крестиком вышивает или цветочки выращивает! Но ты когда-нибудь слышал, чтоб бомжи и наркоманы были чьим-то хобби?!!

–…А ведь она ему предана не только всей душой, но и телом!!! — орал Сивков, вломив кулаком по столу.

Открытие, что все люди разные, как и неведомое прежде чувство ревности, было не единственным, чем обогатила Марина внутренний мир бывшего мажора. Со своей стороны она считала, что сделала все возможное для создания нормальной семьи: она родила ему дочь, как могла пыталась обустроить быт и достаточно долго жила надеждой, что не все безнадежно…

Но, видимо, природа создала их из слишком разных тканей Вселенной.

Однако о разводе не могло быть и речи. Это похоронило бы карьеру Сивкова-младшего!

Папа принял поумневшего «блудного сына», и тому предстояло вступить на предначертанную карьерную лестницу с поста в управлении фельдъегерской службы. С мечтами о будущей стезе дипломата Сивков уехал в Москву один. Жить со змеей оказалось ему не по силам.

Марина горевала не сильно. В ее жизни муж занимал уже не так много места. Только Богу известно, как ей удавалось совмещать роль матери, преподавание литературы в школе и свою нестандартную деятельность в Ленсовете.

Впрочем, Марина никогда не занималась тем, что ей не нравится. В конце концов, жена Сивкова могла себе это позволить.

А если тот и надеялся позабыть о своей семейной жизни как о страшном сне, то явно недооценил свою профессорскую семейку!

Сначала родители Марины отбыли в США на постоянное место жительства, а затем туда же отправилась и его подросшая дочь!

…Мечты о дипломатической карьере растаяли, как предрассветный сон. Сивкову-старшему не без труда удалось пристроить отпрыска руководителем одного из смежных отделов управления МВД…

И теперь, в этом самом кабинете, тот перебирал в памяти свою поруганную жизнь, созерцая опустевшую бутылку столь же пустым взглядом, после чего вновь потянулся к кнопке селектора:

— Маша, узнай, улетела ли в Ленинград Сивкова Марина Анатольевна?

Отчего-то ему было важно убедиться, что ее больше нет в городе.

Петляющее по дворам такси доставило Марину домой уже глубокой ночью.

— Привет! — устало улыбалась она в узком пространстве коридорчика.

— Привет, Ёжик! Привет, Талмуд!

— Ну как Москва?! Стоит?

— А куда она денется?

— Как съездила?

— Да никак…

В пятикомнатной профессорской хрущёвке Марину встречали вечно взлохмаченная Татьяна (за что и называлась Ёж) да дремавший в кресле кучерявый юнец в буржуйской жилетке с часовой цепочкой на пузе.

— Благоверного видела, — делилась с порога Марина, стягивая сапоги, — заскочила напомнить, что он отец!

— Ну и как он это пережил? — заинтересованно промычала Татьяна.

— Ничего, переживет!.. Ну что я могу поделать?! Ну не хочет его дочь жить в Америке! Ну не нравятся ей их картонные дома и поролоновые улицы…

…Я, что ли, этому рада?! Я, что ли, не хочу, чтоб они там спокойно жили, растили внука в нормальной стране… сколько мы во все это вбухали!

…А куда им теперь возвращаться?! Где жить?! Здесь?!! — Марина обвела рукой свою пятикомнатную профессорскую квартирку, доверху забитую наследием нескольких поколений искусствоведов. — Здесь негде!.. Он отец, он пусть и думает!

— Я сегодня в Сайгоне сказал, что у Шкрабы дочь с внуком возвращаются… Ты бы видела их рожи!!! — подал голос с кресла Талмуд. — «…А что, у Шкрабы есть внук?!!»

— Бабушке уже за сорок, мальчик! — зашипела на него Марина. — А ты, если еще раз про внука где-то ляпнешь… я тебя лично в этом кресле и придушу!!!

Татьяна лишь усмехнулась: «Да! Внешность у нее от Бога! Но и одевалась та провокационно».

–…Вы же в школе работаете?! — попытались там как-то образумить Марину. — Марина Анатольевна! Вы хотя бы лифчик наденьте, даже дети видят, что у вас там ничего нет…

Она обиделась и явилась в учительскую в лифчике.

— Ну что? Так лучше?! — Было явно не лучше. И от нее отстали.

–…Ты в этом и к нему ходила?

— И на совещание, и к нему, — доложила Марина, поправляя роскошный серебряный пояс в виде змеи, пересекающей собственный хвост. — С Сивковым иначе нельзя… Я же змея!..А ты, жертва обстоятельств, — вновь обратилась она к Талмуду, — о чем в Сайгоне говорил? Что у нас нового?

— Похороны! — обиженно буркнул тот. — Пипла хайрастого море!

— И что?! — нахмурилась Марина.

–…Ни Мамы Лены, ни Черчеля не видел. Ну, пулю, конечно, бросил — передадут, что их Шкраба ищет…

–…А Бамбука?

— Бамбука видел, куда он денется?! Там все в силе, даже лучше! Бамбук тебе обещал двадцать человек держать на трех точках, говорит, соберет не менее двухсот! — Глаза Марины округлились.

–…Да там такая история вышла… Кооператоры подогнали фуру с пивом… понимаешь, бесплатно! Подарок городу, в память Цоя! А распространять будут через общество ветеранов Афганистана!

— Они там что, охренели, что ли?! — забормотала Марина, медленно опускаясь на диван.

— Да все будет нормально! Что, афганцы на своих точках порядок не наведут?! Зато какая армия будет!

— Бамбук с афганцами должны Загородный держать и все кварталы до Марата! А не пиво бесплатно раздавать!!! Нет! Ну надо же что-то делать?! — вскочила Марина, заметавшись по комнате. — Нет! Я его убью!

— А что ты хочешь? — развел руками Талмуд. — Цой умер!

— Это, часом, не к нам? — прервала их бурную беседу Татьяна Ёж. За окном в спящие дворы, заглушив мигалки, одна за другой ныряли черные машины. — Точно к нам!

Вскоре на пороге возник грузный немолодой мужчина.

— Оперативный дежурный полковник Пиваков, — козырнул он, — обеспечиваю контакт с городской администрацией. Сообщили, что вы уже прибыли из командировки… Чрезвычайная ситуация, Марина Анатольевна! Если позволите, суть изложу в машине. Времени очень мало…

— Я еще даже не переоделась… — возмутилась та.

— Вы уж извините, Марина Анатольевна! Мы все вторые сутки на ногах, сами знаете, какая обстановка! Мобилизуем всё, готовимся поднимать курсантов… но вы же знаете эту публику?! Для них любое оцепление — как красная тряпка! А у нас даже на метро усиления нет! Что они там, в Москве, говорят? О чем думают?!

— Говорят, в Питер уже прибыло до тысячи фанатов, завтра обещают не более пяти. А думают… Да о себе они думают! Думают, если ограничить движение на Питер, рванет в Москве, а срочно перебросить подразделения в Ленинград — значит ослабить контроль на московском транзите… Так что усилений не будет…

— А у меня лишь единичные посты на вокзалах, — забормотал пожилой грузный полковник, утирая платком взмокший лоб. — Не представляю, что завтра будет!

— Будем с вами держать город! — ободряюще улыбнулась ему хрупкая собеседница.

— Едем-то куда?! — вернулась к сути Марина, когда кортеж уже понес ее под вой сирен в обратном направлении только что проделанного пути.

— Мне доложили, что вы занимаетесь различными неформальными объединениями, что у вас там есть свои контакты, связи…

— Кое-что есть, — насторожилась Марина.

— Идет информация о движении колоны рокеров. Мы пытались что-то предпринять… но они проходят как песок сквозь пальцы, сейчас по Таллинскому шоссе движение затруднено на десятки километров. Представляете их бесконтрольный вход в город?! Да еще и в нынешней ситуации?!

–…То есть вы предлагаете мне остановить колонну?!!

— Поймите меня правильно, Марина Анатольевна! — замялся полковник. — Наша задача — предотвратить коллапс: сложность в том, что всё это нарастает стихийно, как лавина, без какой-то организации… А необходимы коридоры, сопровождение… Но для этого нужен хоть какой-то контакт, представление о целях, направлениях… Вас рекомендуют как лучшего специалиста, я на вас очень надеюсь… или менее чем через час под угрозой будет даже аэропорт!

Вскоре они сами могли наблюдать, как обходят посты авангардные отряды мотоциклистов, не реагируя на машущих руками гаишников.

— Ну, пошли?! — обменявшись без слов понятными взглядами, пассажиры кортежа двинулись им навстречу. Перегородивший дорогу кортеж заинтересовал подъезжающих.

— Ого! Полковники нас еще не тормозили!

— Чем дальше из лесу, тем толще погоны!

— Ни хрена себе, а какие секретарши с полковниками ходят?!

— Отдай девочку, не жмись!

— Да я сама к тебе приду, только шарманки приглушите! — заорала Марина, и, как ни странно, ее послушали. Она подала знак людям в форме оставаться на месте и медленно двинулась навстречу толпе:

— Спасибо! Я рада, что могу приветствовать вас у ворот города-героя Ленинграда, от имени Ленсовета и городской администрации поздравляю вас с прибытием в наш город… — Марина вела себя как обычный педагог в незнакомом классе. Сейчас было неважно, что говорить, так она могла какое-то время удерживать внимание, но говорить с толпой бессмысленно — нужно найти лидера.

— Ты-то кто такая?! Кабан, хватай девочку да поехали! Надоело стоять! — зашумели на мотоциклах.

Марина просветлела: она знала, с кем разговаривать!

–…Я представляю городской комитет по защите законности гласности и правопорядка, — продолжила она, двигаясь уже уверенней и более целенаправленно. — А вы куда путь держите?! — уперлась Марина в мотоцикл здоровяка в стянутой ремнями кожаной куртке. Тот заметно смутился от неожиданности под прямым напором ее черных глаз.

–…Куда?! На Невский! Пройдем колонной по Невскому! Цой жив!!! — заорал здоровяк, вызвав волну ответного клича.

— Не выйдет!

— А кто нам помешает? Ты, что ли?

— Я вам не враг, но Невский перекрыт! Там Московский вокзал, куча фанатов! И ты со своей толпой парнокопытных сейчас пропрешься светофоры сшибать?! Или договоримся, и вам дорогу расчистят?.. Вон у меня целый полковник! Пользуйтесь! — сменила форму общения Марина.

Перед офицерами кортежа разворачивалось сюрреалистическое зрелище. Им было не слышно голосов, но со стороны это выглядело так, будто хрупкая девушка на высоких шпильках как факир-заклинатель гипнотизирует целую толпу распоясавшихся мужиков: они видели, как она подчиняет их волю, как меняются их позы, эмоции. Люди в форме и сами, будто загипнотизированные, не могли оторвать от нее восхищенного взгляда.

С точки зрения Марины, она просто выполняла свою работу.

Выполнив возложенную на нее миссию, она направилась обратно в сопровождении здоровенного детины в стянутой ремнями кожаной куртке.

— Нормальные мужики, — шепнула она в ответ на вопросительные взгляды, и во всеуслышание: — У нас связь есть? Можем связаться с отделением в районе Загородного или с Витебским вокзалом? На Загородном магазин общества ветеранов Афганистана, в отделении знают. К нему уже подогнали или утром подгонят фуру с пивом, нужно эту фуру изъять.

–…Как — изъять?!

–…Просто, под мою ответственность. Или пусть сами перегонят на Октябрьскую набережную, там какой-то яхт-клуб или стоянка катеров… Кабан скажет, куда, — указала Марина на своего провожатого.

–…А если там не согласятся?!

— Пусть обращаются в комитет защиты законности и правопорядка! Я им там лично башку отверну. Скажите, Шкраба сказала!!!

— Кто будет получателем?!

— Кощей, — отозвался Кабан. — Это он клич кинул, к нему и едем.

— Он чего… бессмертный, что ли?!

–…Да нас из Минска только двенадцать вышло! А из Нарвы уже хрен сосчитаешь… А под Славянкой с Рогатым встретились, их менты с трассы согнали, так там вообще туча, но это все не наши! — извинился Кабан.

— Кощей не пойдет, — высунулся из машины офицер связи. — Накладную на кого выписывать?! Фамилия, имя, отчество, паспортные данные…

— Тебя как зовут? — обратилась к Кабану Марина.

— Спиридонов Владимир Викторович.

— Паспорт есть? Ну и принимай фуру пива! Иди, оформляйся!

Отправив Кабана оформлять фуру, она рухнула на сиденье рядом с полковником:

— В общем, сейчас будем выводить народ в обход города на Октябрьскую набережную, и пусть хоть упьются! Вы набережную перекрыть сможете? Чтоб ни одна пьяная сволочь сегодня в город не сунулась!

— Есть, — взял под козырек полковник.

— Кабан! Ты бы гонцов отправил! Народ не знает, где пиво будут бесплатно давать! — закричала Марина сквозь поднявшийся грохот новой волны обходящих по обочинам образовавшуюся пробку мотоциклистов.

— Зачем? Это Рогатый! Сама ему скажешь, вон он, подъезжает на красном «Урале».

Мотоциклом управлял долговязый тощий мужик в комиссарской кожанке в стиле тридцатых.

— Что за затор? — по-деловому оглядевшись, начал он выяснять ситуацию.

Усилием воли Марина заставила себя подняться и направилась вновь наводить мосты. Их недолгий разговор прервал внезапный рев сирен, машины кортежа тронулись с места и начали выруливать сквозь образовавшийся за время ее переговорного процесса затор.

— Марина Анатольевна! Началось! — тревожно сообщил полковник. — Вы уж дальше тут сами, домой вас доставят!

— Что случилось?!

— Фанаты атакуют милицейские посты!

— Расчищайте дорогу! Я за вами! — прокричала Марина вслед спешащему офицеру и решительно обернулась: — На борт возьмешь, Рогатый?

Тот критически оценил ее шпильки, платье, перехваченное поясом в виде серебряной змеи:

— Ты хоть куртку возьми…

— Кабан!!! Ты хотел по Невскому пройти?! — орала Марина, в комиссарской кожанке седлая красный «Урал». — Вперед! Успеешь пиво получить! Цой жив!!! — потонуло в реве моторов двинувшейся на город моторизированной массы.

Утро 19 августа 1990 года оглушило Ленинград грохотом и ревом моторов, лавиной прокатившимся по городским улицам вслед за воем милицейских сирен. Подобно горному потоку, вышел он на мятежную площадь, рассекая и заполняя пространство меж отдельными группами людей.

Сбитые с толку фанаты увидели молодую женщину в чекистской кожанке, за полами которой блестел серебром пояс в форме скрещенной змеи. Видели, как ступившая на занятую ей площадь Марина с приветственным кличем: «Цой жив!!!» — ринулась в толпу фанатов, сопровождаемая группой байкеров…

Средства массовой информации, освещавшие похороны Виктора Цоя, подчеркивали спокойную, доброжелательную обстановку, в которой прошли траурные мероприятия. Пресса обсуждала историю жизненного пути и внезапной гибели певца и поэта…

Точная статистика вместе с тревожной информацией о положении в городе не публиковалась, она легла на страницы других, недоступных широкой публике документов. Благополучное разрешение кризиса 19 августа 1990 года даже повлекло решение о награждении высшего руководства МВД, обеспечившего четкую внутри — и межведомственную координацию в сложнейших условиях современного мегаполиса.

Газета «Красная звезда» по этому поводу писала: «…Отрадно в списке награжденных встретить звучную фамилию героя Великой Отечественной войны, организатора партизанского движения Сивкова, подобно боевому знамени унаследованную его сыном… достойным представителем нового поколения часовых, самоотверженно и непоколебимо вставших на страже нашей советской Родины».

2020 г.