Президент планеты

ЧБУ, 2022

2096 год. После величайшего кризиса мир разделился на две части, где богатые – тхари – наслаждаются благами цивилизации, пользуясь услугами роботов и дронов, а бедняки живут, погрязнув в нищете и преступности. Но даже те, у кого есть всё, хотят получить еще больше: несколько могущественных семей объединяются, чтобы свергнуть Келвинов с позиции властителей мира, захватив их компанию. Для детей Келвинов выход один – бежать. Им придется спуститься с безоблачных высот в новый грязный мир. Чтобы вернуть свой дом и отомстить за свою семью, им предстоит пройти через ад трущоб, познать голод и страх, боль и унижение. Смогут ли они не потерять себя? И что обретут в поисках дороги домой? Книга от известного блогера ЧБУ, автора философской космической истории «Каменные небеса». «Президент планеты» – это история о будущем, это альтернативный взгляд на то, каким может стать мир всего через несколько десятилетий, каким станем мы в этом мире. Роман о гранях человеческой сущности: до чего можно опуститься в погоне за наживой или просто пытаясь спасти свою жизнь. Как жестоки могут быть те, в руках кого окажется даже минимальная власть. Как беззаботны люди, когда их слепит блеск окружающего золота, и как беспощадны они, чувствуя свою силу. История о жизни на вершине мира и о падении на самое дно. Погони, динамичный сюжет и шокирующая откровенность некоторых сцен.

Красный квартал. Аттракцион в мусорном баке

Телохранитель Ани умел быть незаметным. Его никогда не было рядом, когда она его искала, и появлялся он тогда, когда Аня его не ожидала. В этот раз он превзошёл самого себя — его вообще нигде не было.

Одежда провоняла отходами, сандалии размокли, люди удивлялись, когда проходили мимо неё и оглядывались, чтобы узнать, от кого так смердит. Она выбралась из канализации через водосток на окраине города и теперь была похожа на болотное чудище. Домашние штаны пропитались зловонной жижей и липли к ногам, майка вся была в пятнах, волосы превратились в грязную мочалку. Слёзы катились по её чумазому лицу, она ободрала ладони и колени.

Вокруг будто происходил апокалипсис. Люди мчались мимо неё, шумели автомобили. Облако дронов издавало столько шума, что невозможно было услышать ничего дальше сотни метров. Десятки голограмм пытались завести с ней разговор.

В таком виде она шла по улице, хотя сама не знала, куда идёт. Она лишь помнила, как Дарвин с Яном побежали в боковой проход, а она за ними не успела.

Рядом не было никого, кто мог бы её поддержать. Ни Лилии, с её ласковыми объятиями, ни Андреса, с его ручищами и колкими замечаниями. Рядом вообще никого не было. Её усыновили так рано, что она не помнила своей прежней жизни. Все её ранние воспоминания начинаются со слуг, которые угождали каждому её желанию. Она ела то, что любит, развлекалась так, как хочет, её утешали, когда ей было грустно. Няня Финес — единственная, кто мог ударить её по заднице, но даже она всегда поддерживала Аню. Единственным источником отрицательных эмоций была она сама.

Сейчас же беда пришла извне, и она не знала, как на это реагировать. Некому было решить её проблемы. Слёзы текли по лицу, она плакала, и это всё, что она могла сделать в этот момент.

«Надо идти в полицию», — повторяла она себе раз за разом и решила, что пойдёт в участок, как только найдёт его.

Светило яркое марокканское солнце, неизменно появляющееся на небе каждый день в году. Без головного убора ей становилось слишком жарко, поэтому Аня держалась в тени домов.

Через дорогу на ступеньках сидела группа школьников чуть старше неё. Они заметили Аню и стали указывать пальцами, при этом хохоча и явно подшучивая. Их, наверное, забавлял её внешний вид и слёзы, катящиеся из глаз у всех на виду. Самый крупный и, кажется, самый главный в их стае поднялся и направился к ней, самодовольно улыбаясь. Его коричневый цвет кожи наверняка изначально был белым: благодаря загару его издали можно было принять за индуса. К сорока годам этот парень, возможно, будет выглядеть на шестьдесят. Его волосы выгорели на солнце, как и вся одежда. На руке была татуировка черепа.

— Куда идёшь, чучело? — спросил он. В руках парень держал сигарету и жевал жвачку, одновременно выдыхая дым.

— Никуда, — ответила Аня и снова заплакала.

— Бездомная, что ли? Мы здесь не любим бездомных, ты это знаешь?

— Я не бездомная, — возразила Аня. — У меня есть родители. А также трое братьев и сестра.

— Ничего себе, — удивился череп. — Некоторые люди рожают, как из автомата для подачи теннисных мячиков. Где же твой дом?

Никто из проходящих людей не замечал их диалога: слишком часто на улицах дети занимались своими делами, чтобы обращать на них внимание. Пока никто из них не поднимает шум, их не замечают. Парень перегородил ей дорогу, сделал глубокую затяжку и выдохнул ей в лицо струю отвратительного дыма. У Ани дома курили более приятные виды табака. Ей это запрещали, но она иногда чувствовала запах, идущий от окружающих. Андрес иногда покуривал марихуану, которая была разрешена в Гибралтаре, но имела слишком большую цену для обычных безработных обывателей.

— Ты плохо слышишь, чучело? Я спросил, где твой дом.

Остальные школьники заметили растущее напряжение и подтянулись к ним. Всего их было пятеро, среди которых были две девочки. Кто-то стал у неё за спиной, остальные смотрели ей в лицо и ухмылялись.

— Смотрите, какая заколка, — удивилась девочка позади неё. Тут же она выхватила у неё из волос блестящую серебряную заколку в виде лепестков с голубыми топазами и рубинами. Это был подарок Дарвина на одиннадцать лет. Он несколько часов ходил по магазинам, чтобы выбрать нечто красивое, и Аня очень ценила этот подарок, потому что знала, как Дарвин не любит показываться на людях.

— Это не нержавейка, — удивился беспалый паренёк, стоящий справа от неё. — Это же серебро!

— Так ты из этих, да? — спросил парень с черепом. — У тебя, наверное, огромный дом в посёлке? Куча слуг, собственный помощник, который тебе зад подтирает?

— Нет у меня никаких помощников, — возразила Аня. — Только телохранитель.

— И где же он?

— Нет у неё никакого телохранителя, — ответил за неё беспалый.

— Есть, — ответила Аня. — Вон он, — и указала на мужчину, сидящего на лавке неподалёку от них. Она не знала, кто это, но надеялась, что мальчики ей поверят и отстанут. Настоящий телохранитель где-то потерялся. Кажется, его не было даже в канализации.

— Никакой это не телохранитель, это Пит из мясной лавки, — засмеялся «череп» и махнул указанному мужчине рукой, тот помахал в ответ. — Так ты ещё и врушка? Тебе говорили, что нехорошо обманывать друзей?

— Вы мне не друзья, — со страхом ответила Аня.

— Слышали, ребята? Она сказала, что мы ей не друзья. По-моему, она хотела сказать, что мы ей не нравимся.

— Да, именно это и хотела, — подтвердил беспалый.

— Есть у тебя ещё украшения? — спросила девочка позади.

— А если мы ей не друзья, то кто? — продолжал череп. — Не знаю, как вам, а мне такое отношение не нравится. Давайте сделаем ей ИВМБ, чтобы знала.

Двое мальчишек потащили её за руки через дорогу. Они не стали идти к ближайшему подземному переходу, а подождали, пока проедут машины, и перешли посреди улицы. Ближайшая девочка достала у Ани из кармана последний «Уан Зед Икс» и присвистнула:

— Вот это улов! Есть у кого-нибудь пластиковая карточка? Надо аккумулятор достать.

Перейдя на другую сторону улицы, группа повела её в сторону одного из жилых домов.

— Сейчас тебя искупают в мусорном баке, принцесса, — сказал беспалый, и впятером с остальными они закинули её внутрь пластикового контейнера, с внешней стороны облитого мочой и блевотиной, а внутри — прогнившей едой и растворителем. Кто-то из них закрыл крышку и сразу же сел сверху.

Что-то поранило её ногу — судя по ощущениям, кусок битого стекла. Вонь внутри стояла даже сильнее, чем в канализации. Половина контейнера была занята чёрными мешками с продуктовыми отходами. Из открытой бутылки на неё вылились остатки прокисшего кефира. Несколько раз хулиганы повертели бак вокруг своей оси, отчего у Ани закружилась голова. Вновь захотелось плакать, но не от обиды, а от собственной беспомощности. Аня поняла, как мало она значит в этом мире.

Хотелось сбежать далеко от этого места, чтобы никто из здешних жителей её не достал. Улететь на Луну, поселиться на Марсе и жить среди тех, кто ещё не погряз в наркотиках и безработице.

— Не спеши вылазить, — послышался снаружи приглушённый голос «черепа». — Насладись уникальными ощущениями, которые ты не испытаешь больше нигде.

Гогот и удары ногами по внешней стороне бака прекратились. Аня услышала чей-то далёкий голос, призывающий перестать хулиганить.

— Прости, — ответил ему «череп» и слез с мусорного бака. — Мы так со всеми делаем. И со мной тоже так делали. Это у нас развлечение такое.

Вдруг крышка над головой Ани открылась, и несколько рук помогли ей выбраться наружу. Они поставили её ровно, «череп» стряхнул с неё остатки мусора, снял с головы кусок картофельной очистки.

— Обряд инициации пройден, — произнёс он, разворачиваясь, чтобы уйти. — С этого момента ты одна из нас. А теперь катись отсюда.

Рядом с ними стояли двое взрослых: плотный рыжий мужчина в берцах и с походным рюкзаком за спиной и рыжая женщина с полными пакетами всякой электроники. Сначала Аня подумала, что это брат и сестра, но они были абсолютно не похожи внешне, кроме волос: у мужчины широкое лицо с плоским носом, а у женщины худое и вытянутое, поэтому она решила, что это муж и жена.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила женщина с лёгким акцентом — всеобщий английский для неё был не родной, как для Ани и любых детей, выросших в Гибралтаре. У женщины был действительно озабоченный вид. — Мы здесь каждый день ходим и часто видим, как эти ребята забрасывают кого-нибудь в мусорный бак. А если нет никого, они забрасывают туда сами себя.

— Я им ничего не сделала, — пожаловалась Аня. — Просто шла мимо.

— Да, мы знаем. Ты тут живёшь? Где твои родители?

— Нет у меня дома, — ответила Аня и сама удивилась, насколько близко к правде это оказалось. — Теперь я живу где придётся.

Однажды всё решится, она сможет вернуться домой, это было совершенно точно. Не могла её семья просто так остаться без дома — они были слишком богатыми и слишком известными, чтобы потерять всё из-за нескольких головорезов с оружием. Надо только подождать немного.

— У тебя кровь, — заметила женщина. — Ты поранилась?

— Стеклом, — ответила Аня.

— Надо обработать рану, мало ли какая зараза водится в этих баках.

— Не надо, честно, это только царапина.

— Из-за царапины ты можешь лишиться ноги, — сказала женщина. — Говорю не как доктор, но как специалист в области физиологии. У нас дома есть аптечка, пойдём.

— Берит, подожди, — начал мужчина. — Ты же не хочешь вести её к нам?

— Если мы не обработаем рану, она не найдёт аптечку сама. У неё нет дома.

Мужчина наклонился к ней очень близко и произнёс тихо, но Аня всё равно услышала:

— Она может оказаться воровкой. Украдёт что-нибудь из дома, и не найдёшь.

— Хочешь оставить её? — спросила женщина так же тихо. — Позволить царапине пройти самой? Сам же знаешь, что из этого может случиться.

С недовольным видом мужчина протянул ей руку и произнёс: «Идём». Он был похож на военного, у него была идеально ровная осанка, короткая, ухоженная стрижка и безупречно чистая, выглаженная зелёная одежда. Он был чуть ниже жены, но при этом очень крепок. Андрес называл таких «кубометр».

Краем глаза Аня видела, что хулиганы возвращаются к ступенькам, на которых сидели изначально. Это был подъём к магазину, витрина которого была выбита, а внутри всё сожжено. Ещё целая вывеска названия гласила, что это был «Игнасиос», принадлежавший крупнейшему пищевому конгломерату. Этот магазин ничем не отличался от других продуктовых в этом районе, только владельцем. Им владел Херман Монтес.

Мужчина и женщина повели её вниз по Астрит-стрит и повернули на Хилтон-роуд. Они говорили на незнакомом ей языке, точнее, говорила только женщина, а мужчина с недовольным видом молчал и лишь изредка отвечал односложными фразами. Аня чувствовала неловкость от того, что её присутствие приносит ему неудобство, несколько раз хотела сказать, что справится сама, только её удерживало необъяснимое убеждение женщины, что рану нужно обязательно обработать. Некоторые их слова она могла разобрать. Они упоминали медь, алюминий, стекло. «Они собирают металлолом, — поняла Аня. — Набрали полные пакеты и идут в пункт приёма».

В отличие от мужа, шедшего с упорством танка, не оглядываясь, женщина постоянно оборачивалась и одаривала её тёплыми улыбками. У неё было совершенно обычное телосложение, но на фоне мужа она казалась худой и слишком высокой. Им обоим было около пятидесяти, но из-за неестественно бледной для этих мест кожи и контраста с тусклыми рыжими волосами точный возраст определить было невозможно. Наверняка им было больше сорока и меньше шестидесяти. Там, откуда они приехали, солнце, должно быть, светит совсем слабо.

В очередной раз повернув за угол, Аня увидела два красных небоскрёба, стоящих друг напротив друга, — это были медицинские центры «Тилайф». Две башни, предлагающие новейшие медицинские услуги: от измерения артериального давления до трансплантации позвонков. Такие здания были по всему миру, куда бы Аня ни приезжала, и везде они были красными. Всеми ими владеет Чарльз Тауэр. Корпорация, которую он выстроил после того, как его выгнали из «Транстека».

Весь район вокруг башен называли красным кварталом из-за красных крыш. Именно в ту сторону вели её мужчина и женщина, однако сами здания медицинского центра они обошли и направились к жилым домам сразу за ними.

В этот момент мимо них проехала колонна бронетранспортёров с эмблемами рычащего питбуля в восьмиугольнике. Возможно, «бешеные псы» ездят по городу и ищут её. В таком потрёпанном виде они бы её не узнали даже в упор.

— Как вас зовут? — спросила Аня.

— Меня — Берит, — ответила женщина. — А моего мужа Арне.

— Арне-дварне, — пробурчал мужчина.

— Я Анетта.

— Приятно познакомиться, Анетта, — ответила Берит. — Давно ты потеряла родителей?

От такого вопроса у Ани глаза на лоб полезли. Они подумали, будто она бездомная сирота. Разубеждать их она не стала: не придётся отвечать на неудобные вопросы.

— Два месяца назад в авиакатастрофе, — соврала Аня и почувствовала лёгкие уколы адреналина по спине. Она никогда раньше не врала о крупных вещах и теперь чувствовала физический отклик на свои слова.

— Их самолёт рухнул? — удивилась Берит.

— Да, в Средней Азии. Это была ракета боевиков.

— Ничего себе, бедняжка.

В голосе Берит было столько горечи и сочувствия, что Аня почувствовала стыд за своё враньё. У неё засосало под ложечкой, но остановиться она уже не могла:

— Они летели в командировку в Пакистан, делали крюк через Дели и пролетали над самой границей. Там сидели отряды армии освобождения. Они их и сбили.

— Извини, что напомнили об этом.

— Ничего, я уже смирилась, — ответила Аня. — Мой отец был алкоголиком и бил маму, а она била меня. Так что даже хорошо, что они разбились.

Вместо ответа Берит и Арне переглянулись. Во взгляде мужчины читалось: «Бедная девочка». Женщина лишь задумчиво и печально смотрела вдаль.

Здания в этом районе были невысокие — в основном пять этажей. Дом семейной пары был на углу Амади и Вебекс, прямо напротив одной из башен «Тилайфа». Ночью, должно быть, этот небоскрёб светил жильцам в окна и не оставлял в темноте ни на минуту. Они поднялись по отполированным тысячами ног ступеням на второй этаж и вошли в тесную квартиру, больше похожую на склад.

В нос дохнуло затхлостью. Аня не представляла, как здесь можно жить — этот дом был ничуть не лучше их подвала, а квартира — хуже помещения уборщика, где тот хранит швабры и моющие средства. Несмотря на то что полы на лестнице были вымыты, Ане казалось, она видит грязь. Несколько секунд Аня всерьёз раздумывала, чем такая тесная и некрасивая квартира лучше улицы.

Изначально Аня подумала, что Арне и Берит — серийные убийцы и привели её сюда, чтобы разрезать на несколько аккуратных частей. Повсюду висели руки, ноги, в углу стоял манекен, собранный из конечностей разных размеров. У каждой стены стояли стеллажи со множеством полок. Через несколько долгих секунд Аня поняла — это части человеческих тел, но все они электронные. Здесь изготавливали протезы на заказ, и многие из них были настолько красивы, что выглядели лучше любой живой руки.

У окна стоял большой верстак с многочисленными инструментами, в основном ей незнакомыми.

Приходилось подавлять в себе желание сфотографировать эту комнату. Телефон у неё отобрали, и теперь Аня страдала от синдрома его отсутствия. Правая рука то и дело касалась кармана, не нащупывала там нужной выпуклости, и включалась секундная паника под названием «Куда подевался телефон», затем она вспоминала, что его нет, и успокаивалась.

— Принеси аптечку, она на кухне, — попросила Берит, и её муж удалился. — Не стой, присаживайся на диван.

В доме было столько искусственных частей тел, что Аня не сразу заметила сидевшего на диване парня лет тридцати. Он держал в руках геймпад от игровой консоли и неотрывно смотрел в телевизор. На экране красный «Форд Мустанг» мчался по шоссе, обгоняя других гонщиков и иногда выезжая на встречную. У парня не было обеих ног — вместо них были протезы из чёрного пластика и титана.

— Это Лукас, наш сын, не пугайся, — сказала ей женщина. Парень на это никак не отреагировал, для него в доме не существовало ничего, кроме телевизора.

— Он умственно отсталый? — спросила Аня.

— Чего-о? — протянул Лукас и повернулся к ней. Нет, он не был умственно отсталым, привычка держать рот открытым и смотреть исподлобья создавала такое впечатление для тех, кто видел его впервые. — Я не умственно отсталый.

— Прости.

Через секунду Лукас вернулся к гонке, а Аня рассматривала его ноги. Её мучило любопытство, она хотела спросить, как он потерял их, но это было бы слишком нетактично — всё равно что спрашивать человека с шестью пальцами, насколько сильное у него рукопожатие. Наконец любопытство взяло верх, и она спросила:

— Как ты лишился ног? — тихо сказала она, чтобы Берит не услышала.

— Крокодил откусил.

Это была неправда, даже Аня смогла это понять, хотя распознавать ложь не было её талантом. Видимо, Лукаса часто об этом спрашивали, и он отвечал первое, что придёт в голову.

— Но это же неправда, — сказала она.

— Верно. Меня поезд переехал.

— Это тоже неправда.

— Откуда ты такая умная взялась? — спросил он.

— Ты никаких подробностей не говоришь. Если бы ты говорил правду, это не было бы в двух словах.

— Я катался на сноуборде, когда на меня напал медведь. Это было начало весны, он только выбрался из спячки и очень хотел есть. Он сбил меня и жевал мои ноги, пока они не стали как тряпка. Но самое обидное, что он их так и не съел, а просто покусал. Ради чего тогда стоило нападать?

— Это правда?

— Может быть. Если никто не знает верного ответа, то правдой может быть что угодно.

С кухни вернулся Арне, и дальнейшие расспросы прекратились. Спрашивать, как сын лишился ног, в присутствии родителей было бы вдвойне нетактично.

Аптечка оказалась маленькой — всего лишь сумочка, умещающаяся в одной руке. В доме Келвинов няня Финес заведовала целой медицинской комнатой, что неудивительно. В каждый момент времени в доме находилось более пятидесяти человек охраны и обслуги, и им часто приходилось оказывать медицинскую помощь.

Порез Арне обработал раствором перекиси водорода, а края раны смочил йодом.

— Ну вот, — сказал он. — Теперь будешь цела и здорова. Ещё не помешало бы сходить в душ — в том мусорном баке ты подобрала не самый приятный аромат. Но это уже не так обязательно.

В зале стояла тишина: Лукас выключил телевизор и теперь лежал на диване. Он смотрел в телефон и изредка что-то печатал. Арне подвёл Аню к двери и спросил:

— Сама спуститься можешь? Тут второй этаж, так что не заблудишься.

На это Аня кивнула и собралась уходить.

— Может, останешься на ужин? — спросила Берит из-за плеча мужа.

В этот момент Аня вспомнила, что ела в последний раз только утром, несколько часов назад, и с тех пор чувство голода всё нарастало. Она не обращала на него внимания из-за сотни других чувств: горя, переживания, жалости, злобы. Всё это сливалось в один большой эмоциональный фон, за которым терялись слабые стоны желудка. Теперь же она поняла, насколько голодна: голова слегка кружилась и руки тряслись. Никогда в жизни Аня не делала таких больших перерывов между едой, даже когда ездили на экскурсию в храм Эль-Хазне в Иордании. Стоило съесть тот суп, который няня подавала ей утром.

Будучи воспитанной, она сделала вид, что размышляет, лишь затем согласилась. Жители Гибралтара питались в основном сухими порошками. Это были смеси разных цветов, содержащие все необходимые питательные вещества и витамины. Это был самый низ пищевого сектора. Чуть выше стояли генно-модифицированные продукты. Они были дороже и вкуснее, но никто не мог гарантировать их безопасность, потому что существовало бесконечное количество видов. На самом верху находились натуральные продукты. Всю жизнь Аня ела именно последние.

Раньше она не обращала внимания на столовый этикет: её сестра и братья в течение дня могли питаться в разное время, но ужинали всегда вместе. И все соблюдали этикет, которому их научила Финес. Кроме Артура — он всегда вежливо просил разрешения набить полный рот. Эдуард часто встречался с лидерами стран, заключал договоры за обедом и укреплял отношения с будущими партнёрами. Он превосходно разбирался в тонкостях этикета и правилах поведения за столом и этого же ждал от своих детей.

На столе ещё не было еды, но Ане указали на стул. Она села, выпрямилась, поискала вокруг салфетку, которую хотела положить на колени, но не нашла. В это время Лукас сел рядом, телефон положил на стол перед собой, за что Аня, несомненно, получила бы осуждающий взгляд няни. Арне принёс с кухни горячий чайник и несколько пакетиков чая. Берит принесла кувшин воды и несколько пачек порошков с разными вкусами.

Лукас тут же налил в стакан холодной воды и сверху насыпал несколько ложек растворимой жёлтой смеси со вкусом курицы. Получившийся коктейль был вязким, и Аня сомневалась, что сможет такой выпить: на вид он был совершенно неаппетитным. Получившуюся жидкость Лукас выпил за один раз и тут же откинулся на спинку стула. Его обед закончился быстрее, чем родители успели сесть за стол.

Эта семья, очевидно, была небогатой, раз не могла позволить себе генно-модифицированную пищу. Арне отодвинул стул и позволил жене сесть первой. Та пошутила на незнакомом Ане языке, и оба засмеялись. Казалось, они не обращали никакого внимания на совершенно дешёвую пищу перед ними. Если бы Ане довелось питаться такой едой каждый день, у неё началась бы депрессия.

— Приятного аппетита, — произнесла она, когда Арне и Берит сели за стол. Аня налила себе в стакан кипятка и добавила несколько ложек порошка со вкусом клубники.

Весь мир перестал для неё существовать. Это была не самая вкусная еда в её жизни — коктейль был всего лишь приятным на вкус, — но определённо самая долгожданная. Хотелось выпить весь стакан залпом, только чувство этикета останавливало её. Она делала глоток, отсчитывала несколько секунд, а затем делала второй.

Все, кроме неё, положили локти на стол. Арне вообще сидел полубоком, подперев щёку кулаком, он смотрел на жену, будто собирался задать вопрос, но не задавал.

— Чем вы занимаетесь? — спросила Аня. Её давно интересовали протезы и электроника, лежащие по всей квартире, она лишь ждала подходящего момента для вопроса.

— Я специалист по киберпротезированию, — ответила Берит. — Конструирую новые детали, тестирую программный код, который нахожу в интернете. Если получается сделать что-то новое, продаю.

— А тестирует их на мне, — подтвердил Лукас.

— Но не только с внешними протезами. Сейчас мы с командой работаем над чипами, которые вживляются в мозг.

— Так ведь есть уже, — заметила Аня.

— Да, есть чипы, возвращающие зрение и слух, но нет таких, которые позволяли бы звонить другим людям с чипами.

— Вы хотите, чтобы один человек позвонил другому без телефона?

— Телефон всё равно нужен будет, но для этого его не нужно будет доставать из кармана. Просто подумал, кому хочешь позвонить, и звонок идёт.

— Так это же беспроводной наушник, разве нет? — спросила Аня.

— Нет, с наушником тебе надо разговаривать голосом, а с моим чипом сможешь говорить мысленно. Просто подумай о фразе, которую хочешь сказать, чип уловит её, переделает в текст, а синтезатор голоса на телефоне передаст её другому человеку. Если у другого человека тоже будет чип, он услышит фразу твоим голосом, с твоими интонациями.

— Так это же телепатия.

— Технологическая телепатия, — поправила Берит. — Не с помощью магии, а с помощью электроники.

— Скоро будет готово?

— Через лет триста, — ответила Берит и засмеялась. — А может, и через тысячу триста. Слишком медленно идёт разработка. Сама я это не закончу, зато будущие инженеры смогут взять мои наработки и, возможно, упомянут как соавтора.

Во время всего разговора Арне сидел лицом к жене и спиной к Ане. Он не говорил ничего, только ел и смотрел в окно на близлежащее здание медицинского центра.

— А вы чем занимаетесь? — спросила Аня, чтобы растопить его молчаливую вражду.

— Ничем, — ответил Арне очень тихо, словно самому себе.

— Совсем ничем?

— Совсем ничем.

— Он преувеличивает, — ответила вместо него Берит. — В данный момент он безработный, но он ищет и каждый день ходит на общественные работы. Там дают талоны в столовую.

— У вас есть образование? — спросила Аня.

— Для того, чем я занимался всю жизнь, не нужно было образование, — ответил Арне, и в его словах чувствовалась давно угасшая злость. — В армии мне платили хорошо, а теперь армию сократили, и я обычный безработный.

— На войне в Индии мой Арне был капитаном, командиром стрелкового полка, — ответила Берит. — А в подчинении у него были Лукас, и…

— Да, он мне спуска не давал, — подтвердил Лукас.

–…потом война закончилась, и армию сократили. Лукас теперь всю жизнь будет получать неплохую пенсию за своё ранение, а мужу не повезло — его не задела ни одна пуля, ни один осколок гранаты не угодил в тело, и даже москит не заразил его малярией. Ему дали лишь фиксированную компенсацию — тридцать тысяч долларов, которые уже закончились.

Много раз Аня слышала, что война в Индии нанесла огромный вред мировой экономике. Каждый из тхари потерял часть своего состояния, лишь один человек заработал на той войне — Эдуард Келвин. Он поддерживал генерала Сераджа, а тот, хоть и проиграл её, принёс «Транстеку» выгоду.

С тех пор экономика перестала справляться с расходами на содержание армии, и её бюджет сократили. Сотни тысяч людей остались без работы. Вместо них в армиях всё больше стало появляться дронов, и это многим не нравилось.

Совершенно не к месту у Ани возникла мысль, что компенсация военному примерно равна стоимости супа, который вчера съел Артур. Раньше ей не приходило в голову, что вещи, которые она покупала в магазинах, настолько дорогие. Одна лишь заколка, которую у неё сегодня отобрали хулиганы, могла обеспечить едой эту семью на целый год.

— Теперь понимаешь, почему я не хотел приводить тебя сюда? — спросил Арне, впервые посмотрев Ане в глаза. — Каждый лишний желудок сильно влияет на наш бюджет. Даже такой маленький, как у тебя.

— Не преувеличивай, — возразила Берит. — Накормить мы всегда можем кого угодно.

— Ну да, — произнёс Арне очень тихо. — Поэтому я работаю за талоны в столовую.

— Где ты обычно ночуешь? — спросила Берит у Ани.

«На кровати из ясеня, каштана и вишни, инкрустированной золотом и изумрудами, имеющей в основании шесть тысяч пружин», — хотела бы ответить Аня, но это была очень неудачная шутка.

— Где придётся, — ответила она, придерживаясь своей легенды. — Где тепло и тихо.

— Тогда тебе повезло, — сказала Берит. — У нас есть ещё одна кровать, и в ней как раз тепло и тихо. Оставим её?

— Конечно, оставим, — подтвердил Арне с неохотой. Это был не тот вопрос, на который можно было ответить по-другому.

Опять Аня почувствовала укол вежливости. Она понимала, что стесняет этих людей, но идти ночевать на улицу совсем не хотела.

Квартира состояла из двух комнат. В зале стоял раскладной диван, на котором спали родители Лукаса, а сам он ночевал в спальне на одной из двух широких кроватей. У Ани даже не возникло вопроса, почему кроватей две.

— У нас здесь такие правила, — обратился к ней Лукас. — Я сплю у дальней стены. Такие малявки, как ты, меня не интересуют, так что я переодеваюсь прямо здесь в любое удобное время, а ты, если стесняешься, иди переодеваться в ванную. Я уходить из комнаты не буду. Второе — никакого храпа, я сплю очень чутко, так что, если будешь мешать спать, накрою твою голову подушкой и придушу. Всё понятно?

— Да, а если будешь храпеть ты, то придушу тебя я.

— По рукам!

Лукас быстро забрался под одеяло и отвернулся к стенке. Аня отправилась в ванную, там, у зеркала, стоял Арне и срезал бритвой дневную щетину.

— Я вас не обременяю? — спросила она, хотя сама понимала, что этот вопрос глупый.

— Полотенце — вот, мыло — вот, — ответил он, когда закончил, и удалился.

Настолько страшную ванную она видела впервые. Плитка было старой, пожелтевшей, маленькая лампа под потолком давала совсем немного жёлтого света. В узких помещениях у неё появлялась клаустрофобия. Хоть она и понимала, что квартира для среднего класса самая обычная, но не могла заставить себя к чему-нибудь прикоснуться. Ане казалось, что, дотронувшись до занавески или ручки крана, она подхватит неведомую болезнь, заразится и сама станет как эти люди, живущие в таких ужасных условиях и даже не замечающие этого. У неё дома двенадцать ванных комнат, три из которых для обслуги, и площадь каждой — не менее двадцати метров, с широкими окнами и целым набором гигиенических и ароматических средств.

Душ, однако, оказался приятным, несмотря на окружающую обстановку. А вот мыло неожиданно едким. Оно сушило кожу, но очищало до самых костей. Казалось, оно должно смывать даже человеческие грехи. Она нежилась под горячей водой ровно столько, чтобы почувствовать себя чистой и одновременно не дать Арне и Берит повода думать, что она потратила слишком много воды.

Аня надела старую одежду, оставленную для неё на стиральной машине, и вернулась в комнату, где Лукас уже посапывал. Она подошла к окну и долго смотрела вниз, в очередной раз задумавшись о том, как такое могло случиться.

На улице уже стемнело, и количество машин сократилось в несколько раз. Остатки людей либо бесцельно бродили, либо выпивали на лавках и автобусных остановках. На её глазах один пьяница с собакой на поводке упал на газон и прямо на нём заснул, а собака присела рядом, видимо, привыкшая к такой сцене.

— Почему ты не отстёгиваешь протезы перед сном? — спросила Аня, забыв, что Лукас спит.

— Они не съёмные, — ответил Лукас, слишком громко для такой тишины. — У меня был выбор: либо съёмные и неуклюжие, либо ловкие и пристёгнутые навечно. Я выбрал вторые.

— Как ты себя в них чувствуешь?

— Словно мои конечности накачали обезболивающим. Я их вижу, управляю, но ничего не чувствую. В первое время было очень странно. Меня даже стошнило, когда впервые попробовал двигать ими, мозг отказывался воспринимать их как новые части тела. Уже лучше. А теперь спи и не вздумай храпеть. Спокойной ночи.

— Спокойной, — ответила Аня и забралась на кровать.

Перед сном она вспоминала о братьях. Больше всего о Дарвине, он был самым большим любителем комфорта среди них. Где он прямо сейчас? За Андреса и Артура можно было не волноваться, они сильные — со всем справятся. Лилия тоже не промах. Но Дарвин… Как бы она хотела сейчас обнять этого толстяка.

«Скоро всё закончится, — повторяла Аня себе. — Поживу здесь, пока всё не успокоится, а потом вернусь домой и куплю этим людям целый дворец». Эта мысль успокоила её, и она уснула.

Через несколько часов к группе школьников, что бросили Аню в мусорный бак, подойдут два солдата из отряда «бешеных псов», покажут фотографию Ани и спросят, не видели ли они эту девочку. Загорелый парень с татуировкой черепа ответит, что впервые её видит. А затем плюнет им вслед и скажет друзьям: «Ненавижу военных!»