Провал

Ханс Русенфельдт, 2015

У особой следственной группы из Стокгольма новое дело: в школьном классе найден убитым звезда известного реалити-шоу. Его руки связаны, на голову надет колпак, а на спине висит тест, состоящий из школьных вопросов. Вскоре появляются и другие жертвы. Изощренный и умный убийца, недовольный тем, что в газетах и на телевидении говорят лишь о глупых звездах реалити-шоу и интернет-знаменитостях, заставляет своих известных и богатых жертв отвечать на вопросы из школьной программы, в случае провала – убивает. Сумеет ли Себастиан Бергман забыть о собственных переживаниях, чтобы поймать серийного убийцу прежде, чем он станет угрозой для существования их команды?

18

Урсула вышла из машины и посмотрела на «Курортный отель». Или на «Новый курортный отель», как он явно назывался. Что произошло со старым, она не имела понятия. Сейчас это, во всяком случае, было желтое одноэтажное деревянное здание в форме буквы «Т» с темно-красными деталями вокруг окон и над дверью. Чувство цвета у Урсулы было развито не особенно хорошо, но ей показалось, что здание выглядит омерзительно.

Она услышала, как Себастиан захлопнул дверцу с пассажирской стороны, и заперла машину. Они вместе двинулись к гостинице по гравиевой дорожке между ухоженными газонами.

— Как обстоят дела с Торкелем? — поинтересовался Себастиан, когда они прошли примерно половину пути.

— Что значит, как обстоят дела с Торкелем?

— Вы, вроде бы, тесно общались на свадьбе Билли. Я ночью слышал его голос у тебя в номере…

— Ревнуешь?

Не определить, шутит она или нет.

— Проявляю любопытство. Не надо быть психологом, чтобы заметить, что как бы там у вас ни было, Торкелю хочется большего.

— Тебя это не касается, — отрезала Урсула. Она не собиралась рассказывать Себастиану, что ее план состоял в том, чтобы дать Торкелю немного больше уже этим вечером.

— Я волнуюсь за вас, хочу, чтобы вы были счастливы.

— Чушь, — фыркнула Урсула.

— Нет, ладно, я хочу, чтобы ты была счастлива, на Торкеля мне действительно наплевать.

Урсула остановилась и повернулась к нему. Ее глаза внезапно потемнели от сдерживаемой ярости.

— Ничто из того, что ты делаешь или когда-либо делал, не свидетельствует о том, что ты хочешь, чтобы я была счастлива.

— Это, пожалуй, не совсем справедливо… — попытался возразить Себастиан, совершенно не готовый к обороту, который принял легкий, на его взгляд, тон беседы.

— Разве? Когда ты хотел, чтобы я была счастлива? — продолжила Урсула. — Когда изменял мне с моей сестрой? Или когда твоя бывшая сожительница выстрелила в меня у тебя дома, а ты даже потрудился прийти в больницу, чтобы узнать, как я себя чувствую?

— Мне жаль, что так вышло. Я просто не мог… Я ведь говорил тебе на свадьбе.

— Слишком поздно, Себастиан.

Урсула резко развернулась и двинулась к гостинице. Через несколько шагов она остановилась и вновь повернулась к нему.

— Вместо того чтобы поступать, как говнюк, а потом просить за это прощения, тебе никогда не приходило в голову просто перестать быть говнюком?

Она быстрым шагом пошла дальше, к входу.

Себастиан остался стоять, по-прежнему удивляясь тому, как его невинная, поддразнивающая болтовня могла привести к такому. Конечно, на долю Урсулы выпало несколько очень тяжких месяцев. Ее бросил Микке, тяготили плохие отношения с дочерью, да еще потеря глаза. Наверное, просто чаша переполнилась, и теперь все это выплеснулось на него. Он действительно не считал, что так уж часто обижал или предавал ее, однако, вновь двинувшись вперед по дорожке, он предположил, что если предательства серьезные, то их не обязательно должно быть много.

Хостес проводил Себастиана и Урсулу в комнату рядом с рестораном и попросил посидеть на одном из черных кожаных диванов, пока он приведет девушек. За время ожидания они не сказали друг другу ни слова. Себастиан не имел желания возобновлять беседу, а Урсула явно не намеревалась ее продолжать. Когда хостес вернулся в компании двух женщин — одной около двадцати, второй немного за тридцать, обе в черных юбках и белых блузках с логотипом гостиницы на груди — они встали, представились и изложили свое дело.

Женщины уселись в кресла напротив них. Урсула щелкнула шариковой ручкой и приставила ее к лежавшему у нее на коленях маленькому блокноту.

— Вы обе работали здесь в прошлый вторник? — начала она.

— Да, — кивнув, подтвердили обе женщины.

— Рассказывайте.

— Что рассказывать? — спросила Сисси, младшая из них.

— Вы сказали, что Мирослав Петкович здесь обедал. Вместе с каким-то человеком.

— Да.

— Где они сидели? — вставил Себастиан.

— Там, в зале, — ответила Эмма. Она обернулась и показала через стеклянные двери на ресторан, который ровными рядами столов, простыми деревянными стульями и маленькими белыми скатертями больше напоминал школьную столовую, чем гостиничный ресторан.

— Самый дальний столик у окна. Мирре сидел у стены, а второй человек напротив.

— Как он выглядел?

— Он подстригся, — сразу выпалила Сисси, не сумев сдержать почти влюбленной улыбки. — Классно, и еще на нем была голубая футболка и светлые…

— Черт возьми, — с глубоким вздохом прервал ее Себастиан. — Нам наплевать, как выглядел Петкович. Второй. Тот, с кем он обедал. Как он выглядел?

— Это был убийца? — с любопытством во взгляде спросила Эмма, а Сисси откинулась в кресле, слегка обескураженная выговором.

— Как он выглядел? — повторил Себастиан.

Никто из них сразу не ответил, они переглянулись, Сисси пожала плечами, а Эмма вновь повернулась к Урсуле и Себастиану.

— Он был… старый.

— Насколько?

— Не знаю, возможно, лет пятьдесят пять.

— Старше, — вставила Сисси. — Моему дедушке семьдесят, он выглядел так же.

Урсула посмотрела на цифры у себя в блокноте и мысленно вздохнула. Между пятьюдесятью пятью и семьюдесятью огромная разница. Пару лет туда-сюда, и получается возрастной зазор в двадцать лет. Безнадежно для составления фоторобота.

— Как вы думаете, сколько лет мне? — спросил Себастиан, явно думавший в том же направлении.

Женщины по другую сторону низкого столика посмотрели на Себастиана.

— Шестьдесят, шестьдесят пять? — с некоторым сомнением произнесла Сисси и взглянула на Эмму в поисках поддержки, и та согласно кивнула.

Себастиан ничего не сказал. Возможно, пора все-таки слегка заняться собой. Он бросил беглый взгляд на Урсулу и мог поклясться, что она развеселилась.

— Борода, — вдруг сказала Эмма. — У него была борода. Седая борода.

«Может, поэтому им показалось, что он выглядит старше, — подумала Урсула, записывая в блокноте под цифрами: «седая борода». — Впрочем, у Себастиана бороды нет, а они все равно дали ему почти на десять лет больше фактического возраста».

— Он все время сидел в кепке. В такой стариковской кепке.

Урсула кивнула и записала. Хорошо, уже становится на что-то похоже. При большом количестве деталей неопределенный возраст, возможно, особой роли не играет.

— И в очках, — сказала Сисси.

— Точно, в таких, с тонкой оправой, — добавила Эмма. — Как продаются на бензоколонке.

— Что-нибудь еще? — призывно спросила Урсула.

— Нет.

— Диалект? — поинтересовался Себастиан. — Вы слышали, как он разговаривает? Помните что-нибудь про голос?

Женщины переглянулись, отрицательно покачали головами.

— Разве заказывал не он? — настаивал Себастиан.

— Да, но я ничего особенного не запомнила. Просто голос.

— Вы помните, как он расплачивался? — спросила Урсула. Она не смела надеяться на кредитную карточку, но иногда самые ловкие преступники совершают глупейшие ошибки.

— Наличными, — ответила Эмма, быстро похоронив маленькую надежду.

— Ничего другого вы не запомнили?

Опять переглядывание, покачивание головами.

— Значит, бородатый мужчина в кепке и очках, который выглядит и звучит, как все другие старики в возрасте от пятидесяти пяти до семидесяти лет? — подвел итог Себастиан с видимым разочарованием.

Сисси и Эмма снова переглянулись и на этот раз кивнули.

— Да…

— Тогда спасибо.

Сисси и Эмма встали и ушли. Урсула закрыла блокнот и откинулась на спинку дивана. Задумалась, стоит ли привозить сюда полицейского художника, но пришла к выводу, что решать Торкелю.

Себастиан встал и подошел к стеклянным дверям, отделявшим комнату, где они сидели, от ресторана.

Они могли бы выступить с призывом связаться с полицией всем, кто обедал здесь в прошлый вторник. Кто-нибудь из других посетителей, возможно, сумел бы дать лучшее описание. Если повезет, окажется, что кто-нибудь сфотографировал Петковича вместе со Свеном Катоном.

Хотя Катон умен. Наверняка он предусмотрел такую возможность.

Сидели в углу, спиной к остальному залу… В лучшем случае они получат фотографию шеи и спины. Значит, у них по-прежнему ничего нет.