С высоты птичьего полета

Станислав Хабаров, 2013

Книга рассказывает о коллективной работе над космическим проектом специалистов России и Франции. О начале рассекречивания советской космической отрасли. Первые шаги на пути объединения творческих и производственных усилий разных стран и их авангарда – технических специалистов. Проект полёта французского космонавта на советских корабле и станции с программой бортовых космических экспериментов совпал с началом перестройки. Этот период был сложным для российской космонавтики. В условиях недостаточности финансирования нужно было не растерять опыт и кадры. Но были и другие «внутренние» проблемы: изменились взгляды, понятия и подходы к решению внеземных задач. Не просто было решиться и на такой рискованный шаг, как выход француза в открытый космос с работой на внешней оболочке станции. От противопоставления и соперничества с зарубежными специалистами нужно было перейти к открытости делового сотрудничества и контактам.

Парижское золотое кольцо

— Походите вокруг КНЕСа. Любопытное место, — посоветовал нам заместитель директора тулузского отделения КНЕСа Жак Бретон.

В перерыве мы воспользовались его советом. Если встать на ступени здания КНЕСа, в «фокусе» его стеклянной витрины, за которой «Ариан», «Ариан», «Ариан» и фото с космической высоты, то перед вами откроется плато Бобур.

Ещё недавно здесь размещался центральный рынок — «чрево Парижа», а теперь здесь сквер, металлические «ярмарочные» сооружения и входы под землю. Эскалаторы понесут вас в многоэтажный «город троглодитов» — торговый центр и царство воды с бассейнами и океанариумом.

Эскалаторы сначала доставят вас на мраморную площадь с высоким потолком. Здесь в особые дни — Дни музыки — гремят оркестры, а зрители располагаются на разной высоте «амфитеатра» лестницы. От площади разбегаются торговые ряды. Чего только нет за их витринами.

— Я не могу придумать ничего нового, — сказал мне как-то знакомый журналист, долгое время живший в Париже, — чтобы это мне тут же кто-нибудь не предложил. Находится человек, который раньше подумал и осуществил твою идею. Выдумка спроса опережается предложением.

Мы не туристы и специально не знакомились с Парижем: времени у нас на это не было. Как правило, мы миновали Париж транзитом, направляясь в Тулузу, из северного аэропорта Шарль де Голль по кольцу в южный — Орли. В Тулузе, где мы работали, на знакомство с городом оставались редкие вечерние и утренние часы. Знакомство с Францией у нас выходило как бы на лету, но острота впечатлений от этого только возрастала.

В первый рабочий день мы не могли, разумеется, истратить все время обеда на обед, а потому, наскоро перекусив в кафе самообслуживания, отправились на «свидание с Парижем».

Итак, мы начали со ступенек КНЕСа перед плато Бобур. Еще недавно я видел такое фото: на этих ступенях «семеро смелых» — кандидаты в космонавты. Некоторым из них работать и встречаться с нами. Например, Клоди Деэ — специалисту по космической медицине, родившейся в год запуска первого спутника; с летчиками Мишелем Тонини и Жаном-Пьером Эньере, с Мишелем Визо. И вот мы сами стоим на этом самом месте и смотрим на Бобур.

Через улочку на здании, где расположено кафе «Produits de mer», мемориальная доска с именем Мольера. Соседство кажется символичным, как и многое, если искать символику (еще бы реформатор театра соседствует с первопроходцами техники). Но оставим это неблагодарное занятие и просто пройдемся вокруг здания КНЕСа.

Возможны разные маршруты. Можно подняться на соседнее здание Национального центра искусств и культуры имени Жоржа Помпиду. Его называют и «химическим заводом», потому что из него вынесены вне не только трубы, но и опорные конструкции, напоминающие вспомогательные эстакады и строительные леса, между которыми по прозрачным наклонным пеналам-жёлобам движутся эскалаторы.

В нижнем огромном зале с потолка свисает масса металлических «сосулек» — отражающих стержней. Они рождают необычное впечатление. Словно облако поднялось к потолку и сверкает нитями непрерывного золотого дождя. Вид его, блеск, мерцание зависят от места и взгляда, и каждый последующий шаг меняет картину. Облако словно живое, и каждый видит его по-своему. В здании Центра публичная и детская библиотеки, выставка промышленного творчества, Национальный центр нового искусства, выставляется Матисс, работают кино, видео-, театральные и концертные залы. В день, когда мы были там, в одном из залов шли дебаты о современном городе, ретроспективно показывались фильмы Бразилии, в зале Гершвина звучала музыка Чайковского, а в Большом концертном зале Центра — музыка Вебера и Дебюсси.

Мы поднялись наверх и с верхнего этажа оглядели море парижских крыш, а внизу, на крохотной площади Стравинского, в плотном кругу зрителей выступали самодеятельные циркачи. Их выступление напоминало цирк начала века: они метали друг другу в грудь острозаточенные дротики. Позже в один из Дней музыки, когда в Париж съезжается музыкальный мир и тысячи оркестров играют на перекрестках и площадях, мы стояли возле Центра Помпиду, на этой самой площади в праздничной толпе. Слева огромные окна полыхали малиновым закатом, а перед нами на временном помосте выступал расчудесный диксиленд в белых костюмах и шляпах-канотье.

Впрочем от КНЕСа можно пойти иначе: мимо сумеречного с этой стороны «Самаритэн» и по Новому мосту в сердце Парижа, на Иль-дела-Ситэ.

Ситэ с правым берегом соединяют четыре моста, и еще один мост ведет к нему через остров Святого Людовика. Остров Ситэ принято сравнивать с корабликом на якоре посреди реки. Этим корабликом присутствует он и в гербе Парижа. Но на открытке, купленной мной на набережной у букинистов, он виден с высоты птичьего полета со стороны острова Сен-Луи и отчетливо похож на плывущего на боку дельфина.

Всюду пишется, что букинисты Сены — дошлые старухи и старики. Мне же с лотка-баула на набережной Лувра продавала открытки милая девчушка, и на одной из этих открыток «дельфин» — Ситэ, а Сен-Луи тянется за ним на буксире.

Чаще мы входили на остров по мосту Менял. Миновав Гревскую площадь, именуемую ныне «Отель де Виль» (да, ту самую, на которой прежде рубили головы), вы входите на мост. Перед вами справа серые башни Консьержери. Толстая башня Болтунов, плоские трубы на неповторимых — воронками — крышах. Здесь во времена Великой французской революции перед смертью томились Мария-Антуанетта, Шарлотта Корде, Андре Шенье, противники Дантона и Робеспьера и сами они. Башни, за ними чудо готического искусства — часовня Сент-Шапель.

Если, сократив расстояние, двинуться не к часовне, а влево, то по пути к Нотр-Дам очутишься на небольшом птичьем рынке. Впервые заслышав крик петуха в центре Парижа, я был поражен — наваждение да и только — орущий гальский петух. На набережной правого берега Сены торговали клетками и птичьим кормом, а здесь, на Ситэ, в двух шагах от Нотр-Дам, продавали клеточных и певчих птиц. И вертелись попугайчики нежной неуловимо-переходной окраски и грубо раскрашенные ара, а в центре рынка, на клетке, над толчеёй возвышался огромный серый петух. Он время от времени взмахивал гребнем и громко орал на все ситэвские окрестности. Полюбовавшись и продавцами и живностью, делаем несколько десятков шагов, и вот перед нами открылся Нотр-Дам, такой известный и знакомый.

В нём Генрих IV служил свою первую обедню; здесь было произнесено надгробное слово великому Конде; Наполеон был коронован в знаменитом соборе. Проектанты его не безымянны. Идея создания нового собора пришла в голову Морису де Сюлли. Сын бедной сборщицы хвороста из Сюлли на Луаре, человек чрезвычайно тщеславный, он совершил головокружительную карьеру. Выбранный в 1160 году епископом Парижа, Сюлли задумал подарить парижанам невиданный собор. Объединив прежние церкви острова, он превратил их в клирос собора Нотр-Дам. Сюлли скончался в 1196 году, чуть-чуть не дожив до завершения строительства.

В тот первый раз мы очень спешили к собору, договорившись там встретиться. Мы быстро шли, рискуя опоздать и вызвать руководящий гнев на свою голову. Торопливо группой мы миновали мост Менял, свернули налево, и еще раз — и перед нами открылся Нотр-Дам.

Паола Волкова, читая нам лекции во ВГИКе^[2], утверждала, что башни соборов в свое время не достраивали. Не важно, мол, где обрывается дорога к Богу. Смотрю на собор и не вижу этого. Скорее это плоды современного мифотворчества. Что в основе его? Должно быть, какой-нибудь факт, но с долей романтики, фантазерства, желания преукрасить жизнь.

Перед собором пестрая разноязычная толпа — на каменных скамьях, окружающих соборную площадь, на бордюре газона, а одна пара, по-турецки усевшись прямо на траве, застыла в затяжном поцелуе.

В центре площади куражился человек в черном трико, изображая то монстра, то Квазимодо. Ко мне он бросился с огромной расческой, и я от него убирался, как мог. На плитах площади валялся его реквизит. Перед собором с лотка — повозки с впряженным осликом продавали сувениры. Мы подошли к исходной точке — центру Парижа и, наступив на вмурованный в камень металлический «пятачок» его обозначения, сфотографировались на память.

Я побывал в этом месте Парижа через девять месяцев. Стояла ранняя весна. Перед входом в собор выстроились школьники. Примерно наши пятиклашки, они стояли шеренгой в куртках желтого цвета, а над ними на соборной стене тоже шеренгой выстроился каменный ряд святых, с высоты своего положения смотрящих вниз. Что они видели? Ужас осады во время религиозных войн; погром в ночь святого Варфоломея; мертвое поле при отступлении гитлеровцев…

Если взглянуть на собор не с фасада, а обойдя с тыльной стороны, то ребра-пилоны напомнят плывущую галеру в момент, когда весла гребцов опущены. Внешние контрфорсы, разгрузив несущие стены, позволили украсить их гигантскими витражами.

В воскресенье в соборе была особая месса: вместе с кардиналом выступил генеральный секретарь ООН Перес де Куэльер. Два черных лимузина скромно подкатили к входу собора, а следом и мы вместе с другими вступили через высокие двери в соборную полутьму. Сбоку дохнуло жаром пламя тонких тесно установленных свечей. Перед ними молилась молодая женщина, скорее девушка, в черном, коленопреклоненная на специальной подставке. Лицо её выражало мольбу, недоумение, должно быть недавно она испытала первое потрясение в жизни, и молитва ей помогала его пережить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

ВГИК — Всесоюзный государственный институт кинематографии.