Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х

Фёдор Титарчук

О чем эта книга? О молодежи 90-х.Кому она будет интересна? Наверное, той же самой молодёжи, испытавшей свой расцвет в те годыПро что эта книга? О жизни подрастающего поколения в одном небольшом городке на «Краю географии» «Переходного периода». Об их жизни, сиюминутных устремлениях, алкоголе, женском поле, а также абсолютной и беспросветной подростковой наивностиО том периоде, когда Последнее лето навсегда становится тем водоразделом, который отделяет юность от чего-то, что лежит впереди. Книга содержит нецензурную брань.

6. Саня

У Жека по прозвищу Пача, уши гнулись во все стороны. Бывало, ради развлечения присутствующих, он их скручивал в трубочки и кривил настолько смешные рожи, что все тут же валились от смеху с ног.

Не знаю, было ли это что-то врожденное, но он утверждал, что сие является следствием занятий борьбой в детстве и тому подобное. Рассказывал, как его, ещё малого пацана, хотели даже отдать в спорт интернат по вольной или греко-римской борьбе, но что-то там не сложилось или отец не дал согласия. Вот так и остался Жека с поломанными ушами и своим веселым нравом.

По большему счету, Жека по прозвищу Пачик был быстрее весельчаком и шоуменом, чем бойцом или борцом. Особенно вырисовывались его способности в состоянии хорошего поддатия, видимо, когда последние тормоза уходили прочь, но, случалось, и на трезвую голову его бывало «несло».

— Давай! Давай! — подбадривал его Леха сидя на лавочке и обнимая свой старенький и вечно жующий кассеты магнитофончик «Протон». — Негры не так танцуют! — резюмировал он.

— Это индийские танцы! — кричал Жека и приплясывал под музыку, льющуюся из «Протона». — Эту кассету мне один индус подарил, — добавлял он и плясал дальше, забавляя не только прохожих, но и тех, кто в этот миг по какой-то причине решил выглянуть во двор нашего двора.

— Все равно негры лучше пляшут! — задорил его Леха, любитель репа и всего, что с тем связано.

— Нигеры так петь не умеют, — отвечал ему Жека по прозвищу Пачик и продолжал изображать некие па, явно скопированные им из индийских фильмов.

— Ты чё? — откуда-то из-под черемухи вынырнул Дроня. — Опять пьяный? — он был прямолинеен, невысок ростом и чрезвычайно вспыльчив.

— Вот так, взял и весь кайф обломал!! — остановился Пачик на половине движения, постоял так долю секунды и занял нормальное свое — вертикальное положение. Дроня вызывающе взирал на рослого Жеку с высоты своего небольшого роста, то есть с Жекиного пояса.

— Не, не пьяный, кажись, — заметил он своим прищуром. — А чё вы тут расселись? — поинтересовался он.

И правда, чего это мы тут расселись? На дворе стоял прекрасный погожий летний день. Солнце уже пекло нещадно. Всяк, кто в своем уме — спешил либо скрыться на речке, либо убраться подальше в тень. И только мы, с магнитофоном под мышкой у Лехи, оценивали актерское мастерство Жеки и попутно смеялись над его манерой это демонстрировать. Надеюсь, со стороны не казалось, что в нашем смехе сквозит некая злость, скорее просто веселье, тем более, что Жека всеми своими усилиями и тем, что сейчас у него происходило в голове, давал нам массу поводов.

— Чё расселись то? — повторил свой вопрос Дроня. — Айда к Шурику!

Шурик, он же Саня, был нашим другом с самых тех пор, как мы все перебрались в только что построенный дом и жил он в квартире ровно подо мной.

У Сани был отчим, а у отчима велосипед «Украина». Взаимоотношения в этом треугольнике напоминали латиноамериканский сериал, полный эмоций и недоразумений. Пользоваться велосипедом Сане дозволялось, но вот велик постоянно ломался. Ломался так часто и так не к стати, что всяк раз Саня неимоверно расстраивался, а отчим жутко сердился и его ор был слышен даже у нас в квартире. Сам же Санин отчим был человеком, что говорится, «всё в дом», «домовитым» и необоснованная порча имущества его всяк раз жутко расстраивала.

— А у него дома кто есть? — поинтересовался Пачик.

— Не… — ответил Дроня.

— А к нему можно? — совсем не риторический вопрос, так как совсем недавно Саня умудрился на той же самой «Украине» переломить стальную раму — рама треснула в том месте, где и переломиться вообще не могла бы — Саня пытался как-то изолентой скрыть этот момент, вставив в раму предварительно струганую палку. И по первых ему это даже удалось. Но ровно до того момента, как отчим взял этот велик и решил проехаться на дачу, естественно сразу же рухнув с переломленной рамы у самого подъезда. Сане жутко досталось, он был лишен едва ли не всего, мозг его, должно быть, забился подальше в уголок черепной коробки, и отстроился от ора китайской стеной, но самым страшным для Сани было то обстоятельство, что несмотря на его совершеннолетие, его, как пацана, посадили дома и запретили покидать квартиру на протяжении недели. Так что сей вопрос был отнюдь не риторическим.

— А тебе не пофиг? — расставил точки над и Дроня. Ему лично было даже более чем пофиг.

Саня нас встретил своим извечным спокойствием и тут же впустил всех к себе.

— Привет! — поприветствовал он всех нас и тут же перенаправил к себе в комнату, так как остальные комнаты были для него закрыты. Причем физически — на замок. Доступное же пространство сводилось к кухне, коридору, раздельному санузлу и, собственно, его комнате. В комнате висел громадный ковер, стоял комод, а окно было вечно открытым, впуская вместе с воздухом ещё и уличную пыль, а вечером комарье да мошек.

— Прикольный у тебя вид! — сразу же подскочил к окну Дроня. Саня не разделял его мнения — первый этаж, буйная листав плодовых деревьев закрывала вся справа и слева, оставляя лишь просвет напротив окна. И всё. Не то что, скажем, вид с пятого этажа. Но Саня промолчал.

— Чем занят? — поинтересовался Жека и по тут же забегавшим глазам Сани понял, что тот вновь нарушил какое-то правило отчима.

— Ни чем… — ответил Саня.

— Не гунди! — толкнул его в грудь Дроня. Саня попятился от неожиданности. А потом в ответ толкнул и Дроню. Последний отлетел на метр назад и грохнулся на Санину кровать.

— Ах ты так! — взвился Дроня и схватив первое что попало под руку — настольную лампу, шутя и играя, решил нанести легкие увечья Сане. Саня не сплоховал, отобрал у Дрони лампу, а мы как-то успокоили самого агрессивного друга, благо, Дроня был столь же отходчив, как и вспыльчив.

— Чё пожрать у тебя есть? — поинтересовался тут же он. — И сигарету давай сюда!

За перекурами, печеньем с чаем и салом с луком у нас прошло что-то около часа. Саня рассказывал о своих лишениях и бедствия в отношениях с отчимом. Распалялся, когда речь заходила о велосипеде. Утверждал, что это сам отчим перегружает велик мешками и ведрами, когда возвращается с дачи. А то, что велосипед потом ломается уже в руках Сани — это следствие. Износ металла и непруха, так сказать.

— Точняк! — согласился с ним Дроня. — Был бы у меня такой отчим, я бы его уже давно застрелил бы! — проглотил он кусок сала и закусил луком.

— Он ружья в стальном шкафу на балконе держит, — вдруг выдал Саня.

— Ружье? — вскочил Дроня. — Покаж!!!

— У него охотничье и мелкашка, — пояснил Саня. — Только все это в шкафу, в стальном, на балконе, — почему-то извинялся он.

— Не гони! — прервал его Дроня. — Давай сюда ружье! У тебя что, ключей нет?

Оказалось, что у Сани были ключи. И от запертых комнат, где стоял телик, который он в тихую смотрел во время отсутствия отчима и матери, и от второй комнаты, и даже от балкона. И, более того, даже от стального сейфа с оружием! Всё у него было. И благо, что отчим о том ничего не ведал, иначе Сашке потом бы не просто не поздоровилось, а вообще, я даже не представляю, что тот бы с Саней сделал.

— А ну дай сюда! — едва не вырвал с руками у Сани воздушку Дроня. Сейф растворил нам свои просторы и оказался заполнен теми самыми двумя ружьями — охотничьей вертикальной двустволкой и воздушкой с переламывающимся стволом, из подобного которому мы в свое время постреливали свинцовыми пульками в тире.

— Ты куда? — не понял Саня Дроне.

— Тут тесно! — прокричал тот пронесшись вихрем через все отпертые тайной связкой ключей Сани двери и когда мы его уже догнали, то сидел у окна, переламывал ствол и что-то шептал себе под нос.

— Пульки давай! — прокричал он Сане.

Саня пулек не взял, да и вовсе хотел тут же вернуть ружье назад — мало ли, отчим сейчас вернется, мы все в окно выпрыгнем — первый этаж все же, — а он останется споличными на месте преступления, да ещё и с воздушкой в руках. Нет! Такого он вовсе не хотел.

— Отдай! — схватил он ружье у Дрони. Но Дроня был тертым калачом, тут же пнул Саню в коленко и пригрозил врезать ещё и прикладом.

— Понял?! — Дроня делал ударение на букву «я», как то, по его мнению, проделывали только крутые пацаны. — Понял? — повторил он уже потише, созерцая над мучениями Сани, валявшегося у его ног и державшегося за свою коленку. — Пульки тащи! — легко толкнул носком кроссовки Дроня. — Пульки давай!

Принесенные с балкона (из сейфа) свинцовые болванки, прозванные нами пульками, Саня вынимал из коробки, как величайшую ценность, вполне обоснованно предполагая, что все они давно пересчитаны и учтены его дотошным и пунктуальным отчимом.

— Да чё ты там телишься?! — толкнул Саню прикладом Дроня. — Давай сюда! — и выгреб из коробки едва ли не жменю свинцовых пулек.

— Щас мы, — переломал он ствол, загнал туда одну из пулек и хлопнул воздушкой назад, приводя её в боевую готовность. — Залегли все, — скомандовал он и сам тут же присел у открытого окна.

— Ты по кошкам? — поинтересовался Пачик. Но сам по первой же команде засел спиной к окну и сейчас жевал найденную у Сани на кухни булку.

— Нет! — гордо ответил Дроня.

— По людям, что ли? — удивился Леха.

— По фашистам! — с давлением в голосе надсадно прошипел Дроня выискивая цель.

— По каким фашистам? — не понимал Саня. Винтовка и отчим уж очень сильно напрягали его сознание.

— По самым натуральным! — вновь прошипел Дроня, прикладываясь щекой к воздушке. — По самым натуральным… — шептал он.

— А где они?

— Сейчас будут! — как снайпер в засаде засел на подоконнике Дроня. Створ его винтовки и часть головы, вот и всё, что хоть как-то можно было различить с улицы. А могучая листва прекрасно скрывала его хоть справа, хоть слева.

— А вот и фашистюга! — обрадованно прошептал он.

И правда, фашист не заставил себя долго ждать. Фашисту было от силы лет тридцать пять — древний старикан! — и обладал фашист могучим пузом и солидным дипломатом. Пузо он гордо нес перед собой, дипломат не менее гордо в руке, обращённый своим черным глянцем пластика в нашу сторону.

— Пипец тебе, фашистская морда! — и не успели мы даже среагировать, как было уже поздно. Палец неспешно спустил курок, свинцовая болванка беззвучно покинула ствол винтовки и унеслась в сторону фашиста.

Фашист вздрогнул, оцепенел от лязгающего звука, поднял к лицу свой дипломат, удивленно провел по растрескавшемуся пластику пальцем и что-то сообразив, вдруг плашмя упал прямо на асфальт.

— Ага! Засцал, фашистюга! — произнес Дроня и тут же переломал ствол, загоняя туда второй синицевый наконечник. — Щас ты у меня узнаешь удали пролетарской! Прочувствуешь гнев праведный!! — прошипел Дроня и вновь навел на него винтовку.

Мужик лежал на асфальте практически неподвижно. И только его голова отрывалась от асфальта на некоторое время и вновь опускалась, отрывалась в поисках стрелка и вновь опускалась из-за неудобства позы. Искал он его, стрелка, почему-то вверху, на верхних этажах, а то и на крыше. Видно было, как движутся его губы, произнося то ли проклятия, то ли молитвы.

— Вот тебе! — и Дрон вновь спустила курок. Свинцовая пулька ударилась всего в нескольких сантиметрах от головы мужика, тот тут же вскочил, споткнулся, упал, вскочил, вновь споткнулся, но удержался и со всех ног бросился бежать.

— Уходит! Уходит! — взлетел на подоконник Дроня пытаясь стоя там же переломить ствол воздушки и быстро перезарядить. — Уходит фашист! Уходит тварь! — орал он на всю улицу. — Бери его в кольцо. Гони пид… а! — вопил он готовый броситься в погоню. Ствол не поддавался. Руки нервно крутили его из стороны в сторону, пульки рассыпались во все стороны, Саня стонал от ужаса и бледнел от предчувствия, Дроня вопил во всю глотку и уже был готов прыгнуть в окно, озвучив необходимость догнать фашиста и добить его прикладом. И прыгнул бы, и догнал бы, и добил бы — мы в это ни сколько не сомневались. И было бы так, если бы Леха не схватил Дрона за ноги и не сволок того в комнату, на пол.

Конец ознакомительного фрагмента.