Убить ворона

Фридрих Незнанский

Город в Сибири. Стадион, полный зрителей. Их взгляды устремлены ввысь, откуда прямо на них падает огромный грузовой самолет… Сотни жертв, экипаж сгорает заживо. Есть только один человек, способный отыскать причину масштабной катастрофы, – Александр Турецкий. Старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры распутывает очередной захватывающий клубок преступлений в романе Ф.Незнанского «Убить ворона».

Глава шестнадцатая

Нет человека

Это было уже невыносимо — в каждом доме слезы, в каждой семье трагедия. А сколько похорон готовилось по всему городу. Погибшие четыреста новогорцев увели за собой еще семь человек. Кто-то наложил на себя руки, кто-то скончался от сердечного приступа. Трое обморозились на пожаре, трое обгорели. Жизнь их тоже висела на волоске.

Сабашов устал.

Кроме очевидцев происшедшего он посетил четыре семьи погибших летчиков. Это было, пожалуй, самое трудное. Помимо того, что эти люди потеряли своих близких, своих кормильцев, на них глухо давила людская слепая ненависть. Если упал самолет — виноват летчик, это же ясно каждому.

И теперь Сабашов стоял у квартиры штурмана Савельева. И медлил. У жены погибшего штурмана, которая работала в школе преподавателем русского языка и литературы, учился его внук Юрка.

Напротив квартиры Савельевой жила сестра жены Сабашова, с ней Валентин Дмитриевич тоже не хотел лишний раз встречаться в силу родственных разногласий. Стоя у двери Савельевой, Сабашов чувствовал, что спину его буравят взглядом из глазка соседней квартиры.

Валентин Дмитриевич нажал на кнопку звонка, и в ответ раздался электрический птичий щебет. Дверь открыли сразу.

— Проходите, Валентин Дмитриевич, — кивнув на приветствие, Савельева пропустила Сабашова в прихожую.

В этой квартире Сабашов не раз выслушивал о «подвигах» своего внука. Будучи вдвое старше, Валентин Дмитриевич чувствовал себя перед учительницей провинившимся мальчиком. Елена Георгиевна не казалась строгой, но иногда смотрела слишком проницательно. «Ей бы у нас в органах работать», — не раз думал Сабашов.

— Хотел выразить вам свое соболезнование, — Сабашов замялся, не зная, как перейти к служебным вопросам.

Елена вывела его из затруднительного положения:

— Я знаю, что в этих случаях опрашивают свидетелей и родственников погибших. А я и свидетель, и родственник. Хотя не знаю, смогу ли я вам чем-то помочь.

Сабашов суетливо полез за рабочим блокнотом.

— В тот момент я стояла у окна, — начала Савельева. — Я видела все от взлета и… до конца. Поначалу все шло, как обычно. Вот только ощущения у меня были странные, — она усмехнулась. — Хотя предчувствия в вашем деле могут только запутать. — Елена Георгиевна на время задумалась. — Точно видела, что никакие части самолета не отлетали. Он упал целым. Один раз как будто тряхнуло. А потом он носом вниз. — На лице ее опять промелькнуло подобие нервной улыбки. — И все!

Она замолчала, монотонно перебирая складки на юбке. Сабашов подождал, не будет ли продолжения и, не дождавшись, спросил:

— Вы стояли у окна?

— Да. Я знала, что вы спросите. Я всегда стою… стояла, когда он улетал…

— Все было?..

— Все было нормально, — перебила Савельева следователя. — Он не нервничал, был трезв и… Все было нормально.

Савельева говорила спокойно и четко, пытаясь отделять личные эмоции от фактов. Она старалась опережать вопросы Сабашова, которые могли задеть ее за живое. Следователь оформил протокол допроса.

Уже в прихожей, провожая Сабашова, она спросила у него про внука Юрку.

— Что-то опять не то? — насторожился Сабашов.

— Да нет, все нормально.

— А то я хотел его даже выругать в прошлый раз, — соврал Сабашов.

В последний раз Юрка стянул с другом Вовкой школьный журнал. Они бросили его в туалет на стройке. Хорошо еще догадались замотать в целлофановый пакет — чувствовали, что придется доставать его обратно.

— А Вовка погиб на стадионе, — вздохнул Сабашов.

— Да, шесть школьников из нашей школы погибли.

Сабашов вышел за дверь и, стараясь ступать бесшумно, направился на выход. Но за приоткрытой дверью напротив его караулила сестра жены:

— Опять по молодухам таскаешься! Я Тоське-то все передам.

— Да ты чего? Я на работе, свидетелей допрашиваю, — сказал Сабашов и разозлился на себя за свое малодушное оправдание.

— На работе. А в те разы? Когда по часу у нее торчал?

— Не по часу, а по полчаса, — огрызнулся привыкший к точности Сабашов. — Я тогда из-за Юрки приходил.

— К учителям ходят в школу.

— Какая школа! У меня работа во сколько заканчивается?

— Ага! А сейчас тоже по школьным делам пришел? Уж не свистел бы. У детей пятый день каникулы. Все школы закрыты.

— Объясняю тебе, я допрашиваю свидетелей, — оборонялся Сабашов.

— Ага, свидетелей. Чего ж ты меня не допросил? Чем я тебе не свидетель? Рожей, что ли, не вышла?

— Да что ты видеть могла? У тебя и окна в другую сторону выходят.

— А может, я на улице была? Чего ж ты не спросишь? Следователь!

— У тебя минус семь, — съязвил Сабашов. — И очки три недели как разбиты.

— По твоей милости три недели без очков. Сколько тебя прошу, в область ездишь — закажи новые.

Выйдя на улицу, раздраженный и уставший Сабашов попытался сосредоточиться на основных деталях сегодняшнего допроса, но это не удавалось. «Надо же, пять минут своим языком потрепала — и нет человека!» — зло подумал он о скандальной родственнице.

Было тяжко и пусто на душе — ничего-то он существенного не нашел. Отставит его Турецкий от дела. И то правильно — не те уж годы, чтоб за молодыми угнаться…