Убийственная красота

Фридрих Незнанский

Чтобы устранить конкурента, человек готов совершить убийство… самого себя. Неужели подобное возможно вообще? Расследуя непонятную череду покушений и убийств, «важняк» Александр Турецкий убеждается, что даже такое прекрасное и «мирное» дело, как омоложение организма человека, возвращение ему здоровья и красоты, связано со смертельным риском, если в этом процессе участвуют огромные деньги и амбиции.

Глава 6

Смертельные игрушки

Из протокола допроса Литвинова М. И. (с применением звукозаписи).

Следователь по особо важным делам прокуратуры города Москвы, Томилин С. Н., в своем кабинете с соблюдением требований ст. 157, 158 и 160 УПК РФ допросил в качестве свидетеля по уголовному делу № 139 Литвинова М. И.

В о п р о с. Марат Игоревич, расскажите, пожалуйста, что произошло с вами вчера, девятнадцатого августа, в доме по адресу Староконюшенный переулок, дом девять, квартира тринадцать, где вы проживаете постоянно вместе с женой, Литвиновой Мариной Ильиничной?

О т в е т. Вчера утром я вышел из квартиры на работу и обратил внимание на пластиковую коробочку, висевшую на стене справа от квартиры.

В о п р о с. Как выглядела эта коробочка?

О т в е т. Квадратная, размером где-то десять на десять сантиметров, белый пластик. В центре — кружок, на котором нарисован колокольчик.

В о п р о с. Эта коробочка привлекла ваше внимание?

О т в е т. Ну да. Я на нее наткнулся взглядом, когда направился к лифту.

В о п р о с. В котором часу это было?

О т в е т. В восемь часов пятнадцать минут утра.

В о п р о с. Вы всегда выходите на работу в это время?

О т в е т. Нет, обычно я выхожу на работу позже, в девять. Но в этот день мне нужно было подготовиться к совещанию, и я вышел раньше.

В о п р о с. Вы увидели эту коробочку — и что дальше?

О т в е т. Я подошел, осмотрел ее. Она оказалась похожа на коробку, где прячут электропроводку к дверному звонку. Мне показалось странным, что эта вещь висит возле моей двери, хотя я ее не вешал. Я позвонил соседям, они тоже не вешали эту коробку. Тогда мы решили вызвать электрика из жилконторы. Думали, что это какое-то устройство, ну там… щиток распределительный. Хотя мне лично показалось, что внутри что-то тикает. Как часы. Это меня насторожило. Хотелось выяснить, в чем дело. А наш электрик — бывший сапер, воевал еще в Афганистане. Он и заподозрил, что это взрывное устройство. Собственно, он его и обезвредил. Потом уже милицию вызвали.

В о п р о с. Что значит — обезвредил?

О т в е т. Он приблизился к этой коробке и тоже услышал, что внутри что-то тикает. Он закричал на нас, чтобы мы немедленно закрылись в квартирах и отошли как можно дальше от дверей. Мы его послушались, он, знаете ли, так страшно закричал… Все испугались. Ну вот, потом он снял коробку, вынес ее на улицу, и за домом, там у нас здание на снос стоит, жильцы уже выселены, так вот, он эту коробку там вскрыл и обезвредил. А мы милицию вызвали.

В о п р о с. А в какое время начинается рабочий день у электромеханика из ЖЭКа?

О т в е т. В девять утра. Мы позвонили ему домой. Он живет в соседнем доме. И мы всегда звоним ему домой, а не в диспетчерскую, потому что туда не дозвониться.

В о п р о с. Хорошо. Скажите, пожалуйста, раньше вы эту коробку не видели?

О т в е т. Нет. Накануне вечером ее не было.

В о п р о с. Вы уверены?

О т в е т. Да. Дело в том, что накануне, в воскресенье, мы с соседями делали уборку на лестничной клетке. Вернее, приглашали для этого людей.

В о п р о с. Что это за люди?

О т в е т. Это молодожены, молодые ребята. Они живут в нашем же доме, в другом подъезде. И подрабатывают таким образом. Дом у нас старый, коммунальные службы особо не стараются, а в грязи жить не хочется. Эти ребята, Сережа и Наташа, приходят раз в месяц, по воскресеньям, и моют окна, стены, лестницу намывают. Мы с соседями скидываемся и оплачиваем их работу. Это недорого. Так вот, они были как раз накануне, восемнадцатого, мыли в том числе и стены. Никакой коробки не было. И они не видели, и мы потом принимали работу — ничего такого не было.

В о п р о с. В какое время была закончена уборка?

О т в е т. Около пяти часов вечера.

В о п р о с. А после этого времени кто-нибудь выходил на лестничную площадку?

О т в е т. Мы с женой не выходили. Вообще у нас на площадке два пенсионера живут. В четырнадцатой квартире Александр Степанович. Он вдовец. Одинок. А в пятнадцатой — Вера Григорьевна. У нее дочь с мужем сейчас в загранкомандировке, она тоже одна. Они в основном дома. Но может быть, и выходили в воскресенье вечером. Не знаю.

В о п р о с. Вы хорошо знаете этих ребят, которые убирают ваш подъезд? В какой квартире они проживают?

О т в е т. Они живут в сорок пятой квартире. Но они здесь абсолютно ни при чем! Это прекрасные ребята. Сережа живет в нашем доме с детства. Мы знакомы семьями. Просто молодежь не хочет сидеть не шее родителей. И правильно делает.

В о п р о с. Дверь вашего подъезда закрывается?

О т в е т. Да. Внизу сидит консьержка.

В о п р о с. Вы уверены, что Сережа с женой ни при чем. Может быть, вы предполагаете, кто причастен к этой акции?

О т в е т. Предполагаю. Я неоднократно получал угрозы в устной форме от господина Нестерова. Он обещал разобраться со мной и со всеми, кто ему мешает.

В о п р о с. Расскажите, пожалуйста, подробно, кто этот Нестеров, кто ему мешает и почему.

О т в е т. Это долгая история. Господин Нестеров организовал частную клинику, где проводится курс омолаживающей терапии с применением биологически активной субстанции. Лицензию на эту деятельность выдавала Лицензионная палата. А для того, чтобы получить ее, нужен целый комплект документов от различных ведомств, в том числе необходимо разрешение и от нашего учреждения, так как в работе доктора Нестерова используется, как я уже говорил, некая биологическая субстанция. Мы ему это разрешение два года тому назад дали. Но с тех пор требования к подобного рода биопрепаратам повысились. Господин Нестеров с этим считаться не хотел. Несмотря на наши неоднократные предупреждения о необходимости соответствовать, так сказать. Вместо того чтобы дорабатывать свой препарат, он начал угрожать, что расправится со всеми, кто будет мешать ему работать.

В о п р о с. Прямо так приходил в ваш кабинет и угрожал?

О т в е т. Всякое было. И у меня в кабинете. Тет-а-тет, разумеется. И по телефону.

В о п р о с. Служебному?

О т в е т. Нет, домашнему.

В о п р о с. Вы знакомы домами?

О т в е т. Я знаком с Анатолием Ивановичем Нестеровым со времен учебы в академии имени Сеченова. Он был моим преподавателем.

В о п р о с. И вы полагаете, что он способен на такое преступление? Врач, бывший преподаватель, сеятель разумного и так далее?

О т в е т. Знаете, люди с годами меняются. А деньги, притом большие, способны изменить человека до неузнаваемости. Разве вы таких метаморфоз не наблюдали? Я — сколько угодно. У Нестерова курс лечения стоит десятки тысяч долларов. И очередь на полгода вперед. Мы запретили ему работать. Он терпит колоссальные убытки.

В о п р о с. А вы не думаете, что взрыв мог быть предназначен кому-либо из ваших соседей?

О т в е т. Кому? Двум одиноким старикам? Зачем?

В о п р о с. Вообще-то вопросы задаю я, смею вам напомнить. Не ходил ли кто-нибудь к вашему одинокому соседу? Он ведь бездетен, так вы сказали?

О т в е т. Да, он живет совершенно уединенно. Моя супруга опекает его. Там, продукты принести, прачечная и так далее. Марина Ильинична водит машину, она не работает, ей это не трудно… Вы, я вижу, как-то скептически воспринимаете мои показания в отношении Нестерова? Напрасно. Но я на них настаиваю. Это мой гражданский долг. Потому что завтра преступление может повториться. И я могу оказаться его жертвой. То, что не удалось один раз, может получиться в следующий. Не со мной, так с кем-нибудь другим…

…Турецкий закрыл папку, заварил кофе, достал пакет с бутербродами. Вот-вот должен был появиться Грязнов, которого он вызвал телефонным звонком сразу после ухода Томилина. И действительно, дверь приотворилась, в проеме возник Вячеслав Иванович собственной персоной.

— Прямо к кофе, — обрадовался Александр. — Давай проходи, нечего косяк подпирать.

— Боже, какой аромат! Распространяется по всем этажам вашего славного ведомства. Где Ирина берет такой кофе?

— Это ты у нее спроси, — отмахнулся Турецкий, разливая кофе по чашечкам.

Грязнов извлек из кармана фляжку. На столе тут же возникли рюмки.

— Тебе в кофе или отдельно?

— Мне, Сашенька, отдельно, я за раздельное питание. Ну-с, что нам нынче ниспослано судьбой? Какой очередной бякой нагрузил тебя досточтимый дон Константин?

— Не меня одного. Не надейся в кустах отлежаться.

— Да уж. С вами не то что не отлежишься, даже не отсидишься.

— Ты не шути. Хирурги вон на себе никогда ничего не показывают.

— Лады, не буду. Давай тяпнем по рюмке и рассказывай, облегчи душу.

Они выпили. Слава принялся за бутерброды, Саша затянулся сигаретой, глотнул кофе и начал:

— Дело, как говорится, в следующем. В течение последнего времени — менее месяца — в нашем славном городе совершаются почти одинаковые покушения на двух чиновников из одной сферы деятельности. Одно из них с летальным исходом, другое…

Турецкий вводил Славу в курс дела, тот шумно глотал обжигающе горячий кофе, кивал.

–…Таким образом, на сегодня в нашем распоряжении один труп и один, как бы это выразиться…

— Несостоявшийся труп, — подсказал Грязнов.

— Вот именно. И этот «несостоявшийся» приходится каким-то кумом или сватом, или сыном свата нашему Генеральному.

— Что обеспечивает нам пристальный контроль со стороны начальства.

— Это точно. Я без тебя прочитал протокол допроса этого Литвинова. Какая-то дурацкая история.

— То есть?

— Ну представь: мужик выходит утром из квартиры, видит на стенке незапланированную коробку, вызывает техника из ЖЭКа, а тот тут же хвать ее — и давай обезвреживать. Что там было в этой коробке — это курам на смех. Пластид, запальное устройство, таймер в виде маленького будильничка. Взрыв был запрограммирован на девять утра. То есть наш взрывник, видимо, весьма стеснен в средствах, раз прибегнул к такому доморощенному типу взрывателя.

— Или не является строгим профи в этом деле.

— Возможно. Так вот, этот электротехник из ЖЭКа все перешерудил, пальцами своими измазал. Нет, ну где ты видел работников коммунальных служб, которые обезвреживают взрывные устройства?

— Я таких не видел, — признался Грязнов.

— А они есть! Почитай его показания свидетельские, — Турецкий протянул Вячеславу папку. — Джеймс Бонд мамин! Не навоевался в Афгане!

Слава зашелестел бумагами.

— Ха! Так здесь и справка медицинская к делу приобщена. Он еще и контуженный. Состоит на учете в психдиспансере!

— Вот именно! И спрос с него как с дитяти малого.

— Ну хорошо. А другой взрыв? Тот, что привел к «летательному» исходу? Там тоже будильник?

— Нет, там радиоуправляемое устройство. В качестве динамика использован радиопейджер. Взрыв произошел в момент, когда был набран соответствующий номер.

— То есть кто-то должен был видеть выходящую из дома жертву и «позвонить на бомбу»?

— Да.

— Соседей погибшего допрашивали?

— Да. Свидетельницей взрыва была одна женщина. Она выгуливала собаку. Томилин от нее ничего не добился. Но подробный поквартирный опрос еще не провели. Лето, отпуска, у Томилина народу мало. А там еще выходные наслоились.

— А что свидетельские показания?

— Самого Литвинова вот, возьми, почитай. Я пока с его женой разберусь.

Турецкий протянул Славе скрепленные степлером листки, два других пододвинул к себе.

— Ты сначала со своей разберись, — промычал вполголоса Слава, водружая на нос очки.

Александр сделал вид, что не расслышал.

Из протокола допроса Литвиновой М. И. (с применением звукозаписи).

В о п р о с. Марина Ильинична, расскажите, пожалуйста, что произошло в вашем доме девятнадцатого августа?

О т в е т. В то утро я провожала мужа на работу. Он вышел из квартиры, я закрыла за ним дверь. Вдруг он звонит, еще и минуты не прошло. Я думала, забыл что-нибудь. Открываю. Марат говорит: Мариша, мол, что это у нас за коробка висит? Где, спрашиваю. А он — за дверью. Я выхожу на площадку, вижу: слева от двери висит пластиковая коробочка.

В о п р о с. С какой стороны? Уточните, пожалуйста.

О т в е т. Слева. То есть если смотреть из квартиры, то справа. А если с площадки — то слева.

В о п р о с. Что было дальше?

О т в е т. Марат позвонил соседям. У нас еще две квартиры на площадке. Вышли соседи, Вера Григорьевна из пятнадцатой квартиры и Александр Степанович из четырнадцатой. Они тоже в недоумении: никто эту коробку не вешал. Тогда Марат позвонил электрику.

В о п р о с. А почему ваш супруг так заинтересовался этой коробкой? Что в ней особенного?

О т в е т. Что вы говорите такое, товарищ следователь?! Там же взрывчатка оказалась!

В о п р о с. Ваш супруг знал, что в коробке окажется взрывчатка?

О т в е т. Нет, конечно! Господь с вами! Но он… нервничал и ожидал чего-нибудь подобного. Его преследовали, ему угрожали. И потом, он услышал, что там, внутри, будто часы работали. Поэтому он проявил вполне понятную осторожность, может быть, даже подозрительность, которая в конечном счете спасла ему жизнь! А вы говорите!

В о п р о с. Я ничего не говорю. Я задаю вопросы. Откуда вам известно, что Марату Игоревичу угрожали?

О т в е т. Он мне сам рассказывал! И потом, нам звонили домой. Мужской голос. Часто трубку брала я и слышала эти угрозы. Звонки были почти ежедневными. Вернее, еженощными. Последний месяц почти каждую ночь, в три часа, как по будильнику.

В о п р о с. И что за звонки? Кто и что говорил?

О т в е т. Звонил мужской голос. И всегда одна и та же фраза: «Я тебя, Литвинов, в порошок сотру». Я очень хорошо помню эти слова.

В о п р о с. А что отвечал муж?

О т в е т. Ну… что его запугать не удастся. Что он выполняет свои служебные обязанности. И будет выполнять их впредь. Но он очень нервничал после этих звонков. Расстраивался. Очень, знаете ли, больно разочаровываться в людях. Тем более в тех, кого раньше уважал, перед кем испытывал пиетет.

В о п р о с. Вам известно, кто угрожал Марату Игоревичу?

О т в е т. Конечно, он всем этим со мной делился. Я его жена, это естественно. Ему угрожал Анатолий Иванович Нестеров. Это бывший преподаватель Марата, еще по институту. Это он обещал расправиться с Маратом! (Всхлипывает.)

В о п р о с. Не плачьте, пожалуйста, Марина Ильинична. Выпейте воды. Вот так. Скажите, вы лично знакомы с Анатолием Ивановичем Нестеровым?

О т в е т. Да, знакома. Мы встречались несколько раз на всяких официальных мероприятиях. Конференции, симпозиумы. После завершения работы обычно бывают банкеты. Марат всегда брал меня с собой. Я видела Нестерова. И голос его слышала. У него характерный такой голос, резкий. Так что по телефону я его узнавала. У меня болит сердце! Я так переволновалась за эти дни! Что вас еще интересует?

В о п р о с. Мы закончили. Распишитесь, пожалуйста, на каждом листке. И вот здесь, что с ваших слов записано верно. Ну вот и все. Спасибо.

Турецкий подошел к окну, глядя на снующих внизу людей. Какой-то неведомый антициклон прочно завис над Москвой, прожаривая столицу яркими солнечными лучами, создавая ощущение затянувшегося лета. «А лето — это маленькая жизнь», — как поется в одной симпатичной песенке. Вон сколько там, в мирной жизни под окном, прелестных женщин в легких разноцветных одеждах. Только у тебя, Турецкий, что зима, что лето — все одним цветом. Темно-серым. Преступление и наказание. Ладно, не ной! Как шутит кто-то из тех же бардов: взялся за грудь — говори что-нибудь!

— Надо бы на этого Литвинова посмотреть своими глазами. Да и с самим доктором Нестеровым тоже интересно увидеться.

Александр повернулся к Грязнову, который все изучал документы в папке по делу о взрывах.

— А почему тебя в первую очередь не интересует погибший Климович?

— Он меня, безусловно, тоже интересует. Но он нам, к сожалению, уже ничего не расскажет. А у Литвинова есть конкретные подозрения. От этого отмахиваться нельзя. Что же касается Климовича, направь туда своих оперативников, пусть прочешут все квартиры в доме погибшего и в близлежащих домах тоже. Время взрыва не такое уж раннее. Восемь утра — люди на работу идут. Кто-то мог во дворе находиться, да и из окон могли что-либо видеть. Надо порасспрашивать, поговорить со свидетелями покушения на Литвинова. А сам, пожалуй, съезжу к этому господину домой, познакомлюсь. И попытаю его по поводу Нестерова. Вот сейчас и позвоним болезному.

Саша отыскал в деле нужный телефон, набрал номер.

— Але, вас слушают, говорите, — раздался дежурно-любезный женский голос.

— Добрый день. Девушка, могу я связаться с Маратом Игоревичем?

— Здравствуйте. Кто его спрашивает?

Турецкий представился.

— Одну минуту. Я доложу. — Саша прямо-таки увидел, как секретарша «подобралась». Никакой дежурной любезности. Сплошная официальность.

Возникла пауза. Турецкий подмигнул Вячеславу. Тот понял мимику друга по-своему и налил в рюмки коньяк.

— Марат Игоревич? Здравствуйте. Вас беспокоит Турецкий Александр Борисович. Старший следователь Генеральной прокуратуры.

— Да-да, мне доложили. Здравствуйте, Александр Борисович. Чем могу служить, так сказать? — ответил довольно густой баритон.

— Хотелось бы встретиться с вами.

— Пожалуйста. Я очень рад, что Генеральная прокуратура обратила внимание на мое письмо. Тем более что мои опасения подтвердились самым ужасным образом. Мне к вам подъехать?

— Пожалуй, лучше я к вам. Чтобы спокойно побеседовать. Обстоятельно, так сказать. Чтобы никто не мешал.

— О, тогда нам лучше увидеться после окончания рабочего дня. А то у меня здесь телефон трещит без умолку, будут отвлекать. Давайте в восемнадцать?

Александр как бы на минуту задумался, зашелестел бумагами.

— Видите ли, в восемнадцать часов я буду по делам в районе Арбата, освобожусь где-то в восемнадцать тридцать. Знаете что, я мог бы заехать к вам домой. Вы ведь там рядом.

— Что ж, пожалуйста, буду рад, — с секундной паузой откликнулся собеседник. — Мы можем поужинать вместе. Жена будет рада.

— Вот это совершенно излишне, — сухо прервал его Турецкий. — Убедительно прошу вас ничего такого не затевать.

— Хорошо, хорошо, — испугался голос. — Значит, в половине седьмого вечера?

— Да. До встречи.

Саша дал отбой.

— Ну что, Сашенька? Отказался от жареной кугочки? Под хогоший агмянский коньячок? — прогнусавил Грязнов.

— У следователя, Вячеслав, голова должна быть ясной, руки чистыми…

— Это у чекиста, ты все перепутал.

— В данном случае неважно. А важно то, что у нас осталось еще по рюмочке своего, не менее хорошего. Давай тяпнем. Я горю желанием посмотреть на господина Литвинова. И его жену, которая, как было обещано, будет мне очень рада.

— Ты там не переусердствуй с женой-то.

— И в мыслях такого нет. Есть, Слава, время обнимать, и есть время уклоняться от объятий, — пафосно произнес Турецкий.

— Что это ты, батенька? Никак Екклисиаста цитируешь? С чего бы это?

— Надо знать и помнить должное, Слава! — не сбавляя пафосности, откликнулся Турецкий. — Ибо храбрость без знания должного превращается в безрассудство.

— Э, ты поосторожней в словах-то, — как бы перепугался Грязнов.

— А осторожность без знания должного превращается в трусость.

— Это ты о ком, я что-то не понял? То есть понятно, что не обо мне, тогда о ком?

— А прямодушие без знания должного превращается в грубость, Славочка! Так сказал великий Конфуций. Лучше не скажешь, так что давай лучше выпьем.

— М-да… Давненько я за тобой такого не наблюдал, — покачал головой Грязнов, внимательно разглядывая друга.

Они выпили, взяли по последнему бутерброду. Слава все разглядывал друга.

— И не таращись на меня. — Александр вдруг почувствовал, что краснеет, чего не водилось за ним лет сто. Он тряхнул головой, словно отгоняя некое наваждение, и уже другим, деловым тоном произнес: — Ну, у меня сегодня Литвинов. Время до вечера есть, займусь сбором информации по доктору Нестерову. Интересно будет сопоставить с мнением Литвинова о кровожадном Пигмалионе.

— Почему — Пигмалионе?

— Так Нестеров творит своих пациентов, как Пигмалион Галатею. А ты, Слава, со своими орлами займись Климовичем.

На том и расстались.