Убийственная красота

Фридрих Незнанский

Чтобы устранить конкурента, человек готов совершить убийство… самого себя. Неужели подобное возможно вообще? Расследуя непонятную череду покушений и убийств, «важняк» Александр Турецкий убеждается, что даже такое прекрасное и «мирное» дело, как омоложение организма человека, возвращение ему здоровья и красоты, связано со смертельным риском, если в этом процессе участвуют огромные деньги и амбиции.

Глава 5

Закон парных случаев

Для начала сентября вечер выдался непривычно душным. В большом дворе, окруженном добротными кирпичными домами, прохаживалась дородная дама, скучая и обмахиваясь веером. Дама выгуливала таксу. Кобелек занимался своими делами, то пытаясь прорыть траншею в нарядной клумбе, то обнюхивая «письмена», оставленные братьями по разуму, и, задрав короткую лапу, тут же строчил ответ. Дама уже направилась было домой, когда во двор въехал «форд» и двинулся вдоль полосы газона с намерением припарковаться. Однако привычное место стоянки было занято какой-то «копейкой».

«Форд» остановился, из него вышел молодой мужчина.

— Добрый вечер, Николаша! — промурлыкала дама, подходя к соседу.

— Здрасте, Маргарита Сергеевна! А кто это на мое место машину поставил?

— Понятия не имею. Какая духота сегодня!

— Не, что это за дела? Чья тачка? У нас в доме ни у кого такой развалюхи нет. Кто на мое место встал?

— Кто спал на моей кровати и ел из моей миски? — пошутила Маргарита Сергеевна.

Из-за угла здания появился невысокий, тщедушный мужчина и остановился возле крайнего подъезда.

— Черт знает что! — не принял шутки Николай. — Приезжаешь усталый, выжатый как лимон, а какой-то… чудила занял твое место! Толстяк в ней сидит какой-то. И че? И сколько он будет сидеть?

— Ах, Николаша, ну что вы завелись? Поставьте вашего красавца в другое место. Вон, хоть возле клумбы.

— Да? Там место Вадима Яковлевича. А он куда поставит? Вон он как раз едет.

Действительно, к ним приближался рыжий «сааб». Сделав красивый вираж вокруг клумбы, автомобиль замер. Из него выбрался Климович — полный мужчина лет сорока. Навстречу ему с радостным лаем мчался пес.

— Центик, здравствуй, мой хороший. — Мужчина потрепал таксу за длинные уши. — Николаша, привет! Марго, вы, как всегда, прелестны. — Мужчина подошел к соседям.

— Здрасте, Вадим Яковлевич! Что у нас за бардак? Какой-то придурок поставил машину на мое место…

— Ну и что? Тоже мне проблема. Поставил — уберет. Цент, ну что ты пачкаешь мне брюки? — переключился он на таксу. — Я ничего не принес. Завтра получишь свою косточку.

— Цент, фу! — сердилась дама. — Он вас так любит, Вадик, я ничего не могу с этим поделать!

— А я неравнодушен к его прелестной хозяйке, — мурлыкнул Вадим Яковлевич и тут же выпрямился. Что-то неприятно кольнуло его. За спиной соседки обнаружился сидящий на скамейке неказистый мужчина, который просверлил Вадима Яковлевича быстрым, прямо-таки рентгеновским взглядом. «Фу, как неприятно. Что это за тип?» — подумал тот, но тут же переключился на Николая, который гундосил про занятое кем-то место. Машина тем временем тронулась и, проехав вдоль дома, покинула двор.

— Ага! Отъехал. И с чего стоял, спрашивается? Никто к нему не вышел. Может, сосед какой новый образовался? Никто в третью парадную не въезжал, вы не в курсе?

— Коля, тебе-то что? Вышел — не вышел, въезжал — не въезжал. Тебе место освободили, ставь свою тачку.

— Я завтра в отпуск уезжаю. Меня две недели не будет. Так этот придурок решит, что это его место. А оно мое! — бубнил Николай.

— Если и завтра эта тачка здесь стоять будет, я разберусь. Так что можешь отдыхать спокойно. Как говорится, спи спокойно, дорогой товарищ. А мы будем стоять на посту. Ну, чего застыл? Паркуй свой драндулет.

Этот тон возымел на Николая благотворное действие, подтверждая рекламный слоган о сотруднике банка, умеющем находить нужный язык с каждым из клиентов. «Форд» заурчал и отъехал от подъезда.

— Вадик, как ты умеешь улаживать конфликты! — Маргарита Сергеевна слегка закатила густо подкрашенные глаза.

— А-а, ерунда! Разве это конфликт? У меня таких каждый день по сотне. Как раз по количеству работников и клиентов, радость моя, — улыбнулся Вадим Яковлевич. И вспомнил, что несколько минут назад что-то неприятно его поразило. Он взглянул на скамейку возле подъезда, но щуплый мужичонка исчез, словно его и не было. Оглянулась и Маргарита Сергеевна. И тоже посмотрела на скамейку.

— Что это за тип там ошивался? — спросил Вадим Яковлевич.

— Не знаю, — пожала полными плечами дама. В глубоком декольте колыхнулась внушительных размеров грудь.

— Марго, прекрати меня волновать, — сделав страшные глаза, проурчал Климович.

Женщина гортанно хохотнула, усиленно замахала веером.

— Завтра загляну?

— Да, — шепнула в веер дама.

Щуплый мужичонка тем временем вышел на улицу, прошел квартал и сел в поджидавшую его «копейку».

— Все нормально, я его сфотографировал, — проинформировал водителя мужичонка.

— А когда все это…

— Завтра рано утром приеду. У них кодовый замок. Код я уже знаю… Так что завтра поутру…

— Но…

— Все как договорились! Не паникуйте! Решили пугнуть, — значит, пугнем!

«Я вас завтра всех на уши поставлю, — подумал он про себя, — вы у меня на всю жизнь испугаетесь!»

Ранним утром следующего дня Маргарита Сергеевна, сонно щурясь, запахивая легкий плащ, накинутый прямо на ночную рубашку, выводила своего питомца на прогулку. Цент нетерпеливо лаял возле запертой двери подъезда, натягивая поводок. Маргарита споткнулась о лежащий у двери коврик, мокасин слетел с босой ноги. Чертыхаясь, женщина нагнулась, чтобы впихнуть ногу в мягкую кожу, и увидела коробочку, прикрепленную снизу к деревянной панели двери. Коробочка была небольшая, из пластика, серого цвета, с выдавленным кружком посередине. «Что это?» — подумала было женщина. Но думать было некогда: Цент нетерпеливо перебирал лапами, всем своим видом угрожая справить нужду прямо здесь, на коврике. Маргарита Сергеевна выпустила пса на свободу и последовала за ним.

Утренняя прогулка завершалась, женщина уже повернула к подъезду, когда дверь распахнулась и в проеме возник Вадим Яковлевич Климович.

В этот момент раздался грохот, двери подъезда сорвало с петель и подняло в воздух, из подъезда рвануло пламя и густой черный дым. Послышался звон разбитых стекол, чей-то истошный вопль.

Лишь спустя некоторое время Маргарита Серегеевна поняла, что кричит она сама: на асфальте лежал Климович. В глаза бросилась оторванная нога, лежащая отдельно от развороченного тела. Кровь струилась быстрыми, щедрыми ручьями.

Из окон высовывались соседи, кто-то возник в разбитом взрывом дверном проеме, кто-то уже подбежал к ней, ее что-то спрашивали, слышался испуганный собачий визг. Маргарита Сергеевна сползла на чьи-то руки.

Меркулов вызвал Турецкого телефонным звонком.

— Через пять минут буду, — отозвался Александр Борисович.

Благо разделяли его с Костей несколько десятков метров коридора в здании на Большой Дмитровке. Эту привилегию — соседство с начальством — Александр заслужил еще в ту пору, когда не являлся «генералом от юстиции», как любил поддразнивать его Грязнов, а был равным среди равных. Ну, может быть, чуть-чуть «равнее». Изолированность старшего советника юстиции от коллег, «прописанных» в здании Следственного управления в Благовещенском переулке, имела неоспоримые преимущества: возможность сосредоточиться в тиши собственного кабинета и присутствие в непосредственной близости самого Константина Дмитриевича, что значительно упрощало решение срочных оперативно-следственных задач.

Александр вошел в приемную заместителя генерального прокурора. За столом восседала неизменная Клавдия Сергеевна.

— Привет, Клавдия!

Турецкий устремился к двери начальства.

— Привет — и все? — осведомилась пышнотелая Цирцея.

Турецкий на ходу обернулся, подмигнул подруге суровых буден. Но подмигнул формально, без чувства, что было отмечено чуткой Клавдией. Она окинула Турецкого обиженным взором и отвернулась.

— Проходи, Александр, присаживайся.

Турецкий пожал протянутую руку, сел напротив начальника, а в миру — друга и соратника Кости Меркулова.

— Саня, ты у нас, кажется, давно заказных убийств не расследовал?

— Ну как сказать… Давно — понятие относительное. А что случилось-то?

— Да тут такая штука… Двенадцатого сентября убит председатель Лицензионной палаты в сфере медицинской и фармакологической деятельности. Некто Вадим Климович. Взорван в подъезде своего дома.

— Да, я в «Новостях» слышал. Это в минувший четверг? И что? Кто расследует?

— Боюсь, что ты. Дело в том, что три недели тому назад аналогичный взрыв едва не прогремел у дверей квартиры другого чиновника от медицины — заместителя директора Института по контролю биопрепаратов, господина Литвинова. Тогда чудом удалось избежать беды. Взрывное устройство было обнаружено самим Литвиновым. Никто не пострадал. Но господин Литвинов направил письмо в адрес Генпрокуратуры, в котором указывает на предполагаемого преступника. И предупреждает о возможности повторных попыток убрать его самого или людей, связанных с ним деловыми отношениями.

— А он был связан с этим…

— Климовичем.

— С Климовичем деловыми отношениями?

— Да, они по роду своей профессиональной деятельности пересекались.

— И что? Что он Гекубе? Что ему Гекуба? И что нам за печаль?

— Отец Литвинова какой-то знакомец генерального.

— И что? Мы теперь будем заниматься всеми родственниками и знакомыми кролика?

— Что-о? — Меркулов даже приподнялся из-за стола.

— Это из «Винни Пуха», ты давно не перечитывал детской литературы, — успокоил его Турецкий.

— Ты не забывайся! Мы на службе государственной!

— Но не государевой. Ладно, Костя, не заводись. Просто время уже прошло. Там три недели. Здесь, с выходными, считай четыре дня. По холодным следам искать… Сам знаешь. Кто там из криминалистов был?

— Из городской прокуратуры. Криминалисты установили, что характер взрывного устройства в обоих случаях почти идентичен. Сегодня я объединяю оба дела в одно производство. Руководитель следственно-оперативной группы — ты.

— А Слава?

— Подключай Грязнова. Естественно. Куда ж вы друг без друга? Звони на Новокузнецкую, получи материалы по обоим делам. Ознакомься…

— Спасибо, товарищ начальник. Ни за что бы не догадался ни позвонить, ни ознакомиться…

— Да что с тобой сегодня? — Костя повысил голос и зашевелил бровями.

— Извини. Что-то я и вправду не в себе маленько.

— Так приди в себя. Все. Я вас, Александр Борисович, больше не задерживаю.

Костя уставился глазами в лежащие на столе бумаги. Александр поднялся и вышел.

Прошел мимо Клавдии, изумленной невниманием к своей особе, прошел длинным коридором, кивком отвечая на приветствия коллег, закрылся в собственном кабинете. На душе было мерзко.

И что это он прицепился к Косте? Почему обижает боевую подругу Клаву холодным равнодушием? И, наконец, отчего его раздражает собственная жена, безупречная Ирина Генриховна?

Невозможно было признаться себе, что виной всему тонкая девочка Настя. Девочка, годящаяся ему в дочери. Которую он не видел с той минуты, когда она вышла из его машины и исчезла за поворотом, взмахнув на прощание рукой в браслетах. Девушка, о которой думал непрестанно вот уже несколько дней.

Через пару часов в кабинете Турецкого появился «важняк» из городской прокуратуры, Томилин.

Они были знакомы, пересекались не раз по разного рода служебным делам. Москва — город маленький. Александр приветливо улыбнулся, поднялся навстречу коллеге.

— Привет, Турецкий! — с некоторой долей не то фамильярности, не то пренебрежения поздоровался гость, пожимая протянутую руку.

Александр помнил, что коллега и соратник отличается некоторым гонором. Да к тому же, видимо, обижен, что дело о взрывах передано в Генпрокуратуру. Что как бы означало несостоятельность городского ведомства. Вот ведь парадокс: казалось бы, снимают с тебя тяжкую ношу расследования возможного «висяка» — так радуйся! Ан нет, лицо следователя — сама холодность и неприступность. Ясно, обижен. Саша и сам был таков. И сам бы обиделся в подобной ситуации. Поэтому попытался разрядить обстановку и принял предложенный тон общения.

— Здорово, Томилин. Садись, дружище. Вот не было у бабы забот, так купила порося. Кому это надо: у опытного следака забирать дело и передавать другому…

— Не менее опытному, — закончил Томилин и слегка улыбнулся.

Лед был растоплен.

— Ладно, мы предполагаем, а там… — Турецкий указал пальцем вверх, — располагают. Давай рассказывай, показывай.

— С чего начать? Ну пожалуй, с данных экспертизы.

«Верно, начинаешь с главного», — отметил про себя Турецкий.

— Так вот, по данным взрывотехнической экспертизы оба взрывных устройства, то есть то, в результате действия которого погиб Климович, и то, что не сработало у дверей квартиры Литвинова, — практически идентичны. В обоих случаях использован пластит одинаковой мощности, в обоих случаях упакованный в пластиковую коробочку. Знаешь, такие коробочки скрывают проводочки обычных дверных звонков. Висят в квартирах.

— А висели?

— Одно — снаружи двери в квартиру Литвинова, на стене лестничной площадки. Другое — на двери в подъезде дома, где проживал Климович.

— Первый взрыв не прогремел, как нам известно. Почему?

— Литвинов эту коробочку обнаружил. И вызвал милицию.

— Кто приезжал?

— Из линейного отдела. Пятьдесят первого. Но когда они приехали, устройство уже было обезврежено.

— Кем?

— Электриком.

— Не понял?

— Вот протокол допроса, ознакомься.

— Ознакомлюсь, конечно. А что это за электрик такой? В двух словах?

— Бывший сапер. Воевал в Афгане.

— Его допрашивали?

— А как же! Сколько нервов стоило — это отдельная песня. Он, видишь ли, контуженый. И заикается так, что ответ на первый вопрос: фамилия, имя, отчество — занял минут пять. Пришлось проводить допрос в письменной форме. Он показал, что, поскольку взрывпакет был снабжен таймером — а соседи подтвердили, что оттуда тикало, — он не стал ждать саперов. Во-первых, потому, что опасался за жизнь людей. Действительно, как оказалось, взрыв был запланирован на девять часов. Во-вторых, он, видите ли, сам сапер. И еще посаперистее, так сказать, других… У него инвалидность по «мозгам». Что с него взять?

— Но разминировал удачно?

— Удачно, удачнее некуда. Все в его «пальчиках». Так все замусолил своими ручищами, что ни хрена там больше не найдешь. Впрочем, тот, кто эту бомбу к стенке присобачил, наверняка в перчатках работал.

— А кто допрашивал этого… Литвинова?

— На которого покушались? Я допрашивал.

— Какое он произвел на тебя впечатление?

— Как тебе сказать… Двоякое. С одной стороны, он был напуган случившимся, что понятно. С другой — тут же указал на возможного преступника. Причем довольно определенно. Даже педалировал.

— И кого же он считает возможным преступником?

— Есть такой доктор — Анатолий Нестеров. Не слышал?

— Бог миловал. Я пока без докторов обхожусь.

— Ну этот тебе вряд ли и понадобится. Ты у нас и так Джеймс Бонд.

— Не понял?

— Нестеров руководит частной клиникой «Возрождение». В этой клинике делают операции по омоложению. Очень модное, но совершенно закрытое заведение. Клиенты — звезды шоу-бизнеса, телемены и телевумены и даже политики. Ты давно нашего бывшего президента по телику не видел?

— Недавно видел.

— И как он тебе?

— Статус пенсионера явно пошел ему на пользу.

— Это статус «Возрождения» пошел ему на пользу.

— То есть?

— Ну да. Прошел там курс лечения. Результат — на лице.

— И зачем такому успешному доктору заниматься уголовщиной? В самом крайнем ее варианте?

— А затем. Со слов Литвинова, Лицензионная палата и Институт по контролю биопрепаратов отозвали лицензию, разрешающую клинике Нестерова заниматься своей деятельностью. А очередь на курс лечения — на полгода вперед. И люди уже проплатили этот курс. Улавливаешь?

— Понятно. Убытки.

— Миллионные. В долларах.

— Так. Ну то, что Лицензионная палата, которой руководил Климович, выдает лицензии, — это понятно. А при чем здесь Институт по контролю биопрепаратов, где Литвинов замдиректора?

— Курс омоложения, разработанный Нестеровым, основан на использовании некоего нового биопрепарата. И институт, где служит Литвинов, выдает разрешительные документы на использование любого биопрепарата.

— И что? Отрабатывали вы этого Нестерова?

— Накануне покушения на Литвинова Нестеров был госпитализирован. Обострение ишемической болезни сердца. Выписался из больницы позавчера, то есть в день гибели Климовича. Персонал подтверждает, что больной Нестеров стен данного богоугодного заведения не покидал в течение всего курса лечения. В том числе и восемнадцатого, и в ночь на девятнадцатое августа. Хотя вообще больных на выходные иногда отпускают домой. Но Нестеров живет один, его не отпускали. И в день смерти Климовича он вообще был на глазах у медперсонала. Его осматривал врач перед выпиской, ему готовили документы выписные. Он до тринадцати часов дня весь как на ладони. Абсолютное алиби.

— Ну вряд ли он сам подложил бомбу. Для этого существуют исполнители. Вы за ним наблюдение установили?

— Да, была наружка. Ничего существенного. В больнице он был изолирован. После выписки ежедневный маршрут однообразен до скуки: дом — работа, работа — дом. Я свою наружку снял в связи с переходом дела в твои руки.

— А что по адресу Климовича? Там свидетели взрыва были? Вообще, поквартирный опрос проводили?

— Свидетели есть. Одна дама выгуливала свою шавку, но от нее толку мало. Мадам в шоке: на ее глазах все и произошло. Поквартирный опрос провести не успели. Там выходные наслоились. Народ на дачи разъехался. А сегодня дело у меня забрали. Так что теперь тебе карты в руки, — повторил Томилин. — Давай, Турецкий, двигай! Теперь тебе твое начальство будет вопросы задавать, а ты будешь перед ним отчитываться, как я сейчас перед тобой.

«Верно, что это я? Чужими руками жар загребать — этого за вами, Александр Борисович, раньше не водилось!» — Турецкий вдавил в пепельницу окурок.

— Верно, дружище! — произнес он вслух. — Извини. Все хочется бежать впереди паровоза. Ладно, оставляй бумаги, будут вопросы — я позвоню. Или подъеду, — добавил он, уловив легкую усмешку, скользнувшую по лицу Томилина.

— Вот. — Томилин пододвинул к Александру лежащую на столе папку. — Здесь протоколы осмотра мест происшествия, протоколы допросов свидетелей, данные экспертиз. Короче, все, что нужно было сделать, все сделано. — И опять лицо его приняло несколько отчужденное выражение.

— Хорошо. Спасибо. И не сердись. Не я себе этот геморрой на задницу придумал.

— Понимаю. Ну, бывай!