Золотой архипелаг

Фридрих Незнанский

Среди особо важных уголовных дел, которые расследует старший помощник генерального прокурора Александр Турецкий, оказалось одно довольно рутинное: ночное нападение на известного адвоката, бывшего сотрудника Генпрокуратуры. Убийство коллеги берет под свой контроль Меркулов. Но, выясняя обстоятельства гибели адвоката, Александр Борисович обнаруживает, что следы уводят в Подмосковье – туда, где начался беспрецедентный криминальный передел земли, столкнувший интересы олигархов и уголовников.

АЛЕКСАНДР ТУРЕЦКИЙ — ИРИНА ТУРЕЦКАЯ. ЛЮБОВЬ И ПСИХОЛОГИЯ

Любое длительное супружество знает периоды упадка и подъема. Это Александр Борисович Турецкий изучил на собственном многолетнем опыте. Бывало, что любвеобильный Саша ударялся в амурные авантюры на стороне, и Ирина Генриховна упрекала его в том, что он холоден с ней; случалось, наоборот, что Ира ни с того ни с сего охладевала к мужу и тогда уматывала от него к родной тетке, в Прибалтику или создавала такую нервозную, сыплющую искрами атмосферу, что Саше с дочкой хотелось бежать из дому куда глаза глядят… Все это было Александру Борисовичу не в новинку; все это он пережил и, с гордостью может сказать, ни разу не забрался в те области, где человек менее выдержанный довел бы дело до развода. Просто, вопреки всем приключениям на стороне, он не забывал, что Нинка — его единственная любимая дочь, а Ирина — та единственная любимая женщина, с которой он хотел бы прожить всю жизнь до старости и смерти. Но прежде чем настанет смерть — а куда от нее денешься? — супруги Турецкие отхватят у жизни немало отвязных забойных минут. И так обычно и бывало. После периодов ненастья солнце, всходившее на семейном горизонте, светило так ослепительно, словно в мире перестали существовать неприятные тени. В его теплых лучах любовь с Ириной доставляла Саше особенное удовольствие… Этот фактор в значительной степени способствовал сохранению их брака.

А что сейчас творится с Ириной Генриховной, изученной, казалось мужу, до мельчайших подробностей, сам черт не разберет. Вроде супруги Турецкие не ссорятся, вроде Александр Борисович с изменами давно завязал… И Нинка, успокоенная, что у родителей все в порядке, отбыла на отдых к бабушке в Юрмалу. А вот поди ж ты, Иринина многогранная личность обернулась к Турецкому совершенно новой, неожиданной стороной.

Началось все с этой стервы Надюшки… Да, да, Иринина подруга принадлежала к той категории закадычных подружек, которых недовольные мужья обычно метят наименованием стерв. Вот и эта — безбытная, бесполо одетая в широкие брюки и уродующий фигуру пиджак, вместо прически — три волосины, и те засаленные, пальцы пожелтели от сигарет, голос — громкий, безапелляционный… Своим безапелляционным голосом она провозгласила в один роковой вечер (дамские посиделки происходили на кухне, но Александр Борисович в соседней комнате различал каждое слово):

— А я, представляешь, Ир, записалась на курсы психологии. С Димкой в последнее время трудно стало, ну, ты меня понимаешь, совсем от рук отбился…

Ситуацию в семье Надюшки Александр Борисович представлял и поэтому от всей души, проявляя мужскую солидарность, желал ее несчастному сыну Димке окончательно отбиться от мамашиных рук. Мало того что Надюшка, руководствуясь своими представлениями о свободе, прогнала в свое время Димкиного отца, мужика смирного и работящего; мало того что со своими командировками и курортными похождениями в поисках «настоящей любви» надолго бросала ребенка дома одного; так она сейчас, когда Димка вырос и приобрел (скорее вопреки, чем благодаря матери) дефицитную, хорошо оплачиваемую специальность, высасывала всю его зарплату, беззастенчиво тратя ее на свои прихоти… на всякие курсы, чтоб им провалиться! Что еще в очередной раз придумала эта баба-яга?

— И ты представляешь, сколько я интересного узнала? Нет, ты не представляешь! Оказывается, у человека уйма побуждений, о которых он ничего не знает. Ну, просто не хочет себе признаваться, потому что считает эти желания запретными. Но все равно они прорываются и, если их не удовлетворить, доводят до невроза. Ну, невроз — это же болезнь современности! Неврозами страдает больше людей, чем гипертонией. Все мы несостоявшиеся невротики. Или…

— Или — что? — полуобморочно спросила Ирина. Примерно так, точнее Турецкий не расслышал: в отличие от Надюшки, супруга не любила повышать голос, делала это только на работе, в Гнесинке, и то по необходимости.

— Или — состоявшиеся невротики. Только и всего! Я тебе, Ира, крайне советую ознакомиться с основами психологии. Поверь, это жизненно необходимо. Лично я пришла к выводу, что десятки лет жила, как слепая. Зато теперь для меня открылись новые горизонты…

Ирина Генриховна снова лепетнула что-то, невнятное для Турецкого.

— Нет проблем! На курсы ходить никакой необходимости, знаю, со временем у тебя туго. Нам рекомендовали полезные книги, я кое-что уже купила, охотно поделюсь с тобой. Я знаю, как тебе нелегко с твоими оболтусами-студентами… и с твоим чурбаном… молчу, молчу! Лично я всегда считала, что он тебя не стоит. Как вы умудрились прожить вместе столько лет?

Александр Борисович сдвинул брови и оскалил зубы на манер японской маски, изображающей свирепого духа; благо видеть старшего помощника генпрокурора никто не мог. До чего же их, то бишь стерв, раздражает чужое семейное счастье! Из кожи своей проникотиненной готовы выскочить, чтобы разубедить подруг в том, что они счастливы, а если повезет, то и разрушить чужую семью. Причем мотивируя это, как всегда, наилучшими соображениями…

Надюшка горазда была обещать и не исполнять обещанное. Однако свое обещание относительно психологической литературы она сдержала. Квартиру Турецких заполонили книги, принесенные Надюшкой и — позднее — купленные самой Ириной, которая не на шутку заразилась Надюшкиным увлечением. То на кухне, то в ванной, то в сумке для продуктов Александр Борисович то и дело натыкался то на Берна, то на Карнеги, то на критику Карнеги, то на старину Фрейда, прародителя их всех, то — просто и мило — на учебник психиатрии для медвузов. Нет, только не надо думать, будто Турецкий считал психологию и психиатрию лженауками! Читывал он и «Психологию для криминалистов», и другие занятные книжицы, некоторые из них даже дома держал и, кстати, отметил, что жена добралась и до них… В сущности, самое разумное, что он мог сделать, — это поддерживать разговоры с женой на интересующую ее тему. Кое-что из своей практики он бы ей рассказал, а в ответ наверняка она бы с ним поделилась тем, чего он не знает. И в семье снова воцарился бы мир и покой.

Однако Турецкий избрал другую линию поведения, о которой вскоре пожалел, но инерция оказалась сильнее его. Он демонстративно кривился, натыкаясь на психолого-психиатрические книги. Когда Ирина начинала ему за ужином демонстрировать свои познания в этой области, он, перебивая ее, спрашивал, что нового в музучилище имени Гнесиных. Ирина дулась, замолкала. Секс помогал восстановить отношения, но лишь до следующей стычки. Кроме того, в рассерженном состоянии Ирина неохотно поддавалась на заигрывания мужа, а это уже никуда не годилось…

«Почему я так поступаю?» — спрашивал себя Александр Борисович. И в который раз отвечал: из-за Надюшки. Для ответа на этот вопрос не надо было иметь кандидатскую степень по психологии. Глупо, но это так. Сами по себе психология с психиатрией его не раздражали, но от Надюшки, он уверен, не могло исходить ничего хорошего.

Но однажды он не выдержал и спросил у Ирины, зачем ей вся эта мутота нужна? Ответ поразил его.

— Глупый, — ответила жена, — чтобы быть ближе к тебе. К твоим заботам.

Такой ответ стоил много. И при чем здесь стерва Надюшка?..