Сто лет назад

Фредерик Марриет, 1846

«Милостивая Государыня! Согласно высказанному вами желанию, я выписал здесь для вас из дневника моей ранней молодости некоторые из моих приключений; такими приключениями в ту пору была весьма богата жизнь моряков. Когда я писал свой дневник, то передавал и изображал в нем без утайки все, что испытывал и что чувствовал тогда, и на этот раз не изменил ничего, так как знал, что вам любопытно было узнать, что я чувствовал тогда, а совсем не то, что я об этом думаю теперь. Говорят, что жизнь каждого человека, какое бы скромное положение он ни занимал, представляет собою ценный вклад морали, если изобразить ее так, как она есть; надеюсь, что и в моей скромной повести и млад, и стар сумеют почерпнуть немало поучительного и полезного, если ей суждено стать когда-нибудь всеобщим достоянием…»

Глава V

Переправляясь через бар, т. е. мелководное место в Сенегале, наша шлюпка идет ко дну от налетевшего на нее торнадо. — Мы спасаемся от акул и попадаем в лапы туземцев. — Нас уводят внутрь страны и отдают в распоряжение короля негров, от злобы которого нас спасает вмешательство его фавориток и прислужниц.

Дня два спустя после нашего прибытия в Сенегал, хозяин другого судна, стоявшего здесь на якоре недалеко от нас, прибыл на наш борт и стал просить нашего капитана одолжить ему наш баркас и несколько человек матросов, чтобы съездить на берег. Наш капитан, бывший старинным приятелем этого господина, согласился оказать ему эту услугу, но так как несчастия со шлюпками и баркасами, переправляющимися через бар, весьма часты вследствие сильного и тяжелого морского прибоя, то на наш баркас были назначены лучшие пловцы всей команды, а командование поручено мне.

Нас было пять гребцов, и я на руле. Едва мы вышли на мелководье, как страшный торнадо^[3], грозивший уже некоторое время нам издали, вдруг налетел с таким бешенством, какого нельзя себе даже представить ни в какой части света. Мы пытались было повернуть баркас по ветру, чтобы избежать бешеных порывов шквала и не дать ему перевернуть наше судно. Но это принудило нас взять курс на юг вдоль береговой линии. Долгое время нам удавалось уберечь баркас от крушения, и мы уже надеялись, что нам удалось преодолеть непогоду, как вдруг, когда мы очутились на мелком месте, среди косматых бурунов, нас нагнал громадный вал, захлестнул баркас по самые края и в одно мгновение потопил его.

Единственным спасением было добраться до берега вплавь, но расстояние, отделявшее нас от земли, было порядочное, и на всем протяжении пенились гребни беспрерывных бурунов. Но главнейшая опасность грозила нам не от бурунов, а от бесчисленного множества акул, которыми изобилуют эти места, и которые известны здесь чрезвычайной прожорливостью. Едва только наш баркас пошел ко дну, и мы все очутились в воде, как один из наших людей вскрикнул, схваченный акулой, и был мгновенно разорван ими на куски. Его кровь окрасила кругом всю воду, и это обстоятельство, привлекшее внимание всех остальных акул, вероятно, спасло нас.

Я никогда в жизни не забуду того ужасного чувства, какое испытывал все время, пока, напрягая все свои силы, плыл к берегу, ожидая ежеминутно, что одно из этих страшных чудовищ оторвет у меня руку или ногу. Если я случайно задевал одной ногой о другую, во мне мгновенно холодела кровь от ожидания страшного укуса акулы. Преследуемые этим убийственным страхом, мы плыли, невзирая на буруны и поминутно нагонявшие нас валы, к берегу, ища там спасения от акул. Грозный прибой то подхватывал нас, как щепки, и швырял далеко вперед, то отгонял обратно в море, кидая из стороны в сторону. Чтобы избежать ударов волн, мы ныряли под воду и, вынырнув, как только вал перекатится через нас, плыли дальше, напрягая все свои силы. Наконец совершенно измученные и выбившиеся из сил мы выбрались на берег. Но — увы! — это не было еще концом наших мучений.

Берег оказался песчаный, и этот наносный песок был до того легок и сыпуч, что когда мы ступали на него, то уходили в него чуть не по колена, но он тотчас же рассыпался, и набежавшая волна прибоя смывала нас обратно в море. Мы снова и снова старались выбраться на берег, но наши ноги не находили точки опоры. Наконец негры, бывшие свидетелями нашего крушения, целой толпой прибежали на берег, и когда море выкинуло нас на песок, изловили нас и оттащили на пригорок, где нас не могло смыть прибоем. Совершенно выбившись из сил, мы лежали неподвижно на песке, выжидая уготованной нам нашими спасителями участи. Прежде всего эти негры стащили с нас все, что было на нас, до последней нитки, а когда один из наших матросов попробовал запротестовать, то негр без дальнейших разговоров всадил ему острие своего копья в бедро.

Поделив между собой наши одежды, они после непродолжительного совещания связали нам руки и, окружив нас плотным кольцом хорошо вооруженных копьями и стрелами рослых людей, повели куда-то внутрь страны. Мы тронулись в путь с весьма невеселыми предчувствиями и мысленно прощаясь навсегда с синими волнами океана, с нашим судном и оставшимися на нем товарищами. Пески были страшно глубоки, а жара стояла положительно нестерпимая. Из-за отсутствия одежды, под палящими лучами полуденного солнца кожа наша трескалась от жары, во многих местах сочилась кровь, мы изнемогали от усталости, но негры заставляли нас идти вперед, подгоняя своими длинными копьями, как только мы замедляли шаг, и угрожали всадить в нас копья при первой попытке остановиться. Мы ждали только наступления ночи, думая, что она принесет нам временное облегчение. Наконец ночь настала. Негры принялись собирать валежник и зажгли костры, чтобы отогнать хищных животных, и затем расположились кольцом вокруг костров, поместив нас в середину. Мы надеялись, что теперь нам можно будет отдохнуть после всех испытанных нами мучений, но оказалось, что ночь была мучительнее дня. На нас обрушились целые тучи москитов, и укусы их были до того болезненны и ужасны, что мы доходили до бешенства. Так как руки у нас были связаны, то мы не имели даже возможности отогнать их, мы катались по земле как раненые звери, стараясь избавиться от наших жестоких мучителей. Но это привело только к еще худшим результатам. Так как тела наши были почти сплошь покрыты волдырями и пузырями, вызванными припеком солнца, то мы, катаясь по песку, давили эти волдыри, и в открытые раны забирался песок, причиняя нам невероятные мучения, и мы, молившие о наступлении ночи, теперь молили о возвращении дня, а многие молили о смерти.

Когда солнце взошло, мы двинулись дальше, причем наши проводники совершенно не считались с нашим состоянием и продолжали подгонять нас, как накануне. До полудня мы прибыли в какую-то деревню, где наши погонщики подкрепились пищей и питьем, а нам уделили по маленькой горсточке зерна и по чашке воды, после чего мы продолжали свой путь, минуя несколько небольших городов, состоящих, как и вообще все города этой страны, из небольших низких хижин, построенных из тростника, круглых, как шатры или муравейники, и оканчивающихся остроконечной, конусообразной крышей.

Этот день прошел почти так же, как предыдущий. Нас подгоняли кольями, когда мы замедляли шаг, и грозили смертью, когда у нас не хватало сил идти дальше. Но вот снова наступил вечер, и снова зажгли костры. На этот раз костры были громадные и горели гораздо ярче, вероятно, от того, что опасность от хищных зверей была теперь больше, чем в предыдущую ночь; мы теперь слышали их рев и вой, доносившийся со всех сторон, чего накануне не слыхали. Но зато и москиты не так сильно мучили нас, и нам удалось хоть сколько-нибудь отдохнуть и подкрепить свои силы сном, впрочем, довольно часто прерываемым. С рассветом мы снова пустились в путь, и, насколько можно было судить по солнцу, в направлении к востоку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Род свирепого шквала.