Таинственный дом на Монмартре

Фортюне дю Буагобе, 2022

Фортюне дю Буагобе – один из самых популярных французских писателей XIX века, работавших в жанре детективной и приключенческой литературы. Его романы изобретательны, остроумны, наполнены добродушной (а подчас и злой) сатирой и при этом великолепно отражают атмосферу эпохи.Роман «Таинственный дом на Монмартре» занимает особое место в творчестве писателя. Он и поныне воспринимается свежо и современно благодаря завораживающему сюжету, оригинальной композиции и особому авторскому стилю. С первой страницы читатель попадает в атмосферу невероятных приключений, выпавших на долю простого и очень порядочного человека, отважного водолаза и талантливого инженера, которому пришлось пройти через тяжелейшие испытания. История его жизни – это драма наивысшего накала, наполненная огромным количеством невероятных коллизий. Невероятная стойкость и самоотверженность главного героя помогают ему выдержать удары судьбы и покарать виновника страшных злодеяний.

Пролог

Близилось к концу лето 1846 года. Однажды погожим сентябрьским днем два таможенника, дежурившие на крутом берегу у входа в залив Сен-Тропе департамента Вар, с нетерпением ожидали окончания утренней смены.

До полудня оставалось совсем немного времени, и жара на солнцепеке становилась невыносимой.

Спасаясь от палящего солнца, таможенники прилегли в тени мастикового дерева, надежно укрывшего их от невыносимого зноя. Неподалеку из земли бил родник, и его холодная вода хоть немного, но освежала раскаленный воздух.

Перед ними, насколько хватало глаз, расстилалось Средиземное море. Вода в нем, словно в озере, казалась застывшей и безмятежной.

Полдень — самое неподходящее время для контрабандистов. В этот час шансы схватить кого-нибудь из этой братии были ничтожно малы.

Да и море было совсем пустым — ни единого паруса. Куда ни кинь взгляд — кругом одна голубая вода. И лишь вдали, на горизонте, виднелась какая-то маленькая черная точка, но и она, скорее всего, могла оказаться лишь облачком или выступающей из моря скалой.

Прошло полчаса, и таможенникам показалось, что черная точка как будто стала больше.

А еще через час все уже стало ясно: черная точка превратилась в шлюпку, и шлюпка эта держала курс прямо к берегу.

Дело, можно сказать, для этих мест вполне обычное.

Через два часа шлюпка уже находилась на расстоянии винтовочного выстрела от берега, так что можно было без труда разглядеть сидящего в ней человека.

Человек был в шлюпке один и греб изо всех сил, налегая на оба весла. Время от времени гребец бросал весла, и казалось, что он пытается разглядеть какое-то определенное место на берегу, к которому ему обязательно надо пристать.

Заметить таможенников, притаившихся на самом верху скалистого берега, он никак не мог.

Вскоре гребец наконец обнаружил то, что искал. Во всяком случае, он решительно пристал к берегу, выпрыгнул на землю и немного протащил шлюпку по песку, чтобы ее не смыло волной.

Затем он внимательно оглядел берег, словно хотел убедиться, что вокруг нет ни души, и, удовлетворившись результатами осмотра, пустился бежать со всех ног по песчаному пляжу в направлении нависшей над берегом скалы.

Таможенники решили, что за этим типом стоит понаблюдать, и стали внимательно следить за его перемещениями.

Человек между тем решительно карабкался по узкой тропинке, которая вела непосредственно к роднику.

Теперь, когда он был уже совсем близко, таможенники смогли как следует его рассмотреть. Он не был местным рыбаком. Все рыбаки были им хорошо известны.

Его появление выглядело по меньшей мере странно.

Забравшись по крутому склону, человек на мгновение остановился, осмотрелся и, не заметив никого вокруг, бросился к роднику, с разбега упал плашмя на землю и, припав губами к воде, стал жадно пить прямо из родника.

Он, несомненно, умирал от жажды.

Пил он долго, затем окунул голову в родник, а потом еще добрых четверть часа плескал в лицо и на голову холодную воду.

Освежившись таким образом, человек встал, вновь огляделся по сторонам и, судя по всему, вознамерился вернуться к своей шлюпке.

Вот тут таможенники и решили, что пришло время показаться на глаза незнакомцу.

Сам по себе он не вызывал никаких определенных подозрений. Но очень уж странно выглядел человек, явившийся из открытого моря специально для того, чтобы попить воды из родника.

Таможенники мгновенно выросли, как из-под земли, прямо перед ним, и их внезапное появление произвело на утолившего жажду незнакомца ошеломляющее действие.

Он бросился бежать со всех ног вниз по крутому склону в сторону шлюпки. Бежал он легко, словно горная козочка, а его уверенные движения выдавали в нем человека, хорошо знакомого с этой местностью.

Каждый, кто пытается спастись бегством, всегда вызывает подозрения, и в любой точке мира за таким человеком неминуемо снаряжается погоня.

Наши таможенники, не мешкая ни секунды, поступили именно так, как того требует обычай.

Они настигли беглеца и схватили его как раз в тот момент, когда он уже почти домчался до шлюпки.

Человек отчаянно отбивался от преследователей, но после короткой схватки был повержен на землю и крепко связан по рукам и ногам.

Лежа на земле, он бросал по сторонам испуганные взгляды, словно дикий зверь, попавший в западню. На лбу у него зияла свежая рана.

Вся одежда незнакомца состояла из парусиновых штанов и дырявой, как решето, соломенной шляпы.

На нем не было ни куртки, ни рубахи, ни ботинок. Конечно, провансальские моряки одеваются совсем не так, как лодочники с берегов Сены, но все-таки они всегда во что-нибудь да одеты. А на этом незнакомце не было практически никакой одежды.

Его скудный наряд сам по себе вызывал серьезные подозрения. А после осмотра шлюпки подозрения еще больше усилились. Можно сказать, что шлюпка была такая же голая, как и приплывший в ней человек. В ней имелось только два весла и больше ничего.

Не было ни мачты, ни паруса, ни провизии. Не было даже фляги с водой. А у самого суденышка не было ни названия, ни номера на корме.

Таможенники попытались допросить незнакомца, но все их вопросы остались без ответа. Не зная, как поступить с этой обременительной добычей, они решили отвести его в ближайший городишко, в котором имелись мировой судья и тюрьма.

Задержанный безропотно подчинился своим конвоирам. В пути он не оказывал сопротивления и не произнес ни единого слова. И лишь оказавшись в камере, он наконец открыл рот и сказал: «Я голоден».

Ему выдали арестантский хлебный паек, и он мгновенно его проглотил. Затем послали за мировым судьей. Тот попытался допросить незнакомца, но, не получив ответа ни на один вопрос и не понимая, что с ним дальше делать, судья объявил, что он задержан за бродяжничество, и отправил в сопровождении двух жандармов в окружной административный центр.

На том и закончились странствия морского бродяги.

Его доставили по назначению, и теперь уже следователь сделал попытку разговорить странного арестанта. Но при всей своей ловкости этот опытный служитель закона, знающий как свои пять пальцев любые ухищрения подследственных, оказался бессилен, столкнувшись с весьма простым способом защиты.

Незнакомец не лгал и не изворачивался. Он попросту молчал.

Из-за этого упорного молчания даже такое вульгарное правонарушение, как бродяжничество, выглядело теперь как серьезное уголовное преступление.

Ведь если человек отказывается сообщить, кто он такой, что натворил и откуда появился, то у него должны быть очень веские причины, чтобы упорно хранить молчание, понимая при этом, что его не выпустят из тюрьмы, пока он не начнет отвечать на вопросы. А еще нельзя не учитывать, что не принято являться из моря в полуголом виде лишь затем, чтобы освежиться на пустынном берегу. К тому же морская прогулка без одежды, воды и продуктов, да еще в шлюпке без номерного знака, тоже вызывает вопросы.

Выглядело все очень таинственно, и вполне можно было предположить, что за всем этим скрывается какое-то преступление.

Но какое именно?

Сразу напрашивалась мысль о кровавом преступлении в открытом море, совершенном взбунтовавшимся экипажем какого-нибудь корабля. Но как в таком случае этот несчастный оказался совершенно один в обшарпанной посудине?

И еще одно обстоятельство добавляло таинственности этому странному делу.

Необходимо очень хорошо знать береговую линию, чтобы отыскать родник, который невозможно увидеть со стороны моря.

Значит, этот человек уже бывал в этих местах, но никто из местных жителей не смог его опознать. Все попытки выяснить его личность не дали никакого результата.

Сам он был ни старым, ни молодым, ни красавцем, ни уродом, ни толстым, ни худым.

Он совсем не походил на человека из приличного общества, но и крестьянином или матросом его тоже нельзя было назвать.

Одним словом, можно было точно сказать, кем он не является. Но кто он такой по-прежнему было непонятно.

Столкнувшись с этой живой загадкой, следователь понял, что попал в тупик.

Человек он был молодой и по молодости лет весьма усердный. Закон наделил его столь многочисленными и эффективными инструментами расследования уголовных преступлений, что он решил задействовать сразу все предоставленные ему возможности.

Начал он с того, что вызвал из Тулона надзирателей из тамошних мест заключения, полагая, что его подопечный есть не кто иной как обычный беглый каторжник.

Но надзиратели заявили, что незнакомец никогда не был их «клиентом».

Тогда следователь направил запросы во все прокуратуры Франции и Италии. Он сообщил прокурорам приметы незнакомца и просил их ответить лишь на один вопрос: совпадают ли они с приметами беглых преступников, разыскиваемых соответствующими прокуратурами. Все полученные ответы были отрицательными.

Затем следователь направил запросы во все соседние порты побережья с требованием предоставить сведения о случаях угона подобных шлюпок.

Но ни в одном сообщении об угоне судна не содержалось сведений, совпадающих с характеристиками шлюпки, на которой прибыл задержанный.

Тогда следователь решил прибегнуть к помощи парочки негодяев, которых на тюремном жаргоне именуют «наседками». Обычно подобных персонажей подсаживают в камеру к какому-нибудь бедолаге с поручением шпионить за ним и дают им задание разговорить его и вытянуть нужные сведения.

Подсадные агенты старательно вели пространные беседы со своим сокамерником.

Но вышло так, что сокамерник охотно поддерживал разговоры на любые отвлеченные темы, но буквально, как вода, ускользал сквозь пальцы при малейшей попытке хоть что-то узнать о его похождениях.

Наконец решили прибегнуть к крайнему средству. Составили список преступников, сбежавших из мест заключения или находящихся в розыске, чьи приметы хоть в чем-то совпадали с внешними данными незнакомца, и по ночам, когда задержанный крепко спал, принялись внезапно будить его, обращаясь к нему по имени кого-либо из этих преступников.

Надежда следователя строилась на том, что, услышав свое настоящее имя, незнакомец от неожиданности не сможет совладать с собой.

Но его ни разу не удалось застать врасплох.

Тайна незнакомца так и оставалась нераскрытой, дело не сдвигалось с мертвой точки и уже грозило перерасти в войну самолюбий между следователем и упрямым подследственным.

Но все это не могло тянуться бесконечно, да и держать человека в предварительном заключении до тех пор, пока он не соблаговолит заговорить, тоже было невозможно.

В конце концов служителям правосудия надоела эта бессмысленная борьба, и незнакомец, обвиненный в бродяжничестве, предстал перед судом по делам об уголовных проступках.

На судебное заседание явились все проживавшие в городке: и местные жители, и приезжие, проводившие осенние месяцы в Провансе.

Среди последних был виконт Анри де Сервон, школьный товарищ следователя, к которому он приехал на месяц погостить в его доме. Эта история заинтересовала Сервона из чистого любопытства, вполне характерного для мающегося бездельем парижанина.

Он навещал незнакомца в тюрьме, а в зале суда занял место в первом ряду.

Понятно, что на судебное заседание подсудимый явился не в том скудном одеянии, в которое он был облачен в своей шлюпке. Ему выдали тюремную одежду, состоящую из фуфайки и штанов из грубой шерстяной ткани.

Подсудимый был человек среднего, и, пожалуй, даже высокого, роста. На вид ему было от сорока пяти до пятидесяти лет. В его черных волосах и обширной бороде еще не было заметно седины. Черты лица незнакомца были неправильные, но довольно приятные, а в карих глазах светились ум и доброта.

От сильного загара кожа подсудимого приобрела темно-бронзовый оттенок. Это свидетельствовало о том, что профессия незнакомца сродни профессии охотника или моряка и связана с пребыванием на свежем воздухе.

Руки его не были похожи на руки рабочего, но все говорило о том, что это руки труженика.

Выговор у незнакомца был совершенно правильным, без какого-либо акцента.

Все ждали, что на судебном заседании случится что-то сенсационное. Но ожидания оказались напрасными.

Подсудимый был спокоен, непроницаем и не произнес ни единого слова.

Его засыпали вопросами, постоянно пытались на чем-нибудь подловить, угрожали, что упрямство не доведет его до добра. Но все было тщетно.

Незнакомец упорно сохранял благодушие и, выслушав решение суда, приговорившего его к максимальному наказанию за бродяжничество — один год и один день тюремного заключения, — показал всем своим видом, что он смиренно соглашается с любым принятым судом решением.

Между тем требовалось дать ему какое-нибудь имя, чтобы, если можно так выразиться, персонифицировать приговор, и его назвали Жаком. Так его уже успели окрестить тюремные надзиратели, испытывавшие затруднения в общении со своим узником.

Через несколько дней человека без имени перевели в арестантский дом, расположенный в соседнем департаменте.

Тем и закончилось это дело, которое так и не смогли довести до окончательной развязки.

Анри де Сервона загадка бессловесного анонима захватила так же сильно, как прежде в игорном клубе захватывали партии с крупными ставками. Он даже оставил в канцелярии суда пятьсот франков, чтобы их передали узнику по окончании срока заключения.

Это была своего рода плата за любопытство.

Виконт думал, что, покончив счеты с правосудием, незнакомец захочет отблагодарить его за проявленную щедрость и расскажет о своих похождениях.

Но его расчет не оправдался.

Через год он узнал, что незнакомец отсидел в тюрьме все двенадцать месяцев, так и не раскрыв своего имени, а выйдя на свободу, уехал на жительство в Марсель под надзор полиции.

На этом все и кончилось. Человек без имени не давал о себе знать. Он даже не написал письма и не поблагодарил виконта, хотя по выходе из тюрьмы деньги ему были выплачены полностью.

А через некоторое время, в феврале 1848 года, в Париже произошла революция, и Анри де Сервон, уже успевший позабыть обо всей этой истории, внезапно оказался участником иных весьма странных и драматических событий.