Феминистки не носят розовое (и другие мифы)

Группа авторов, 2018

«Феминистки не носят розовое (и другие мифы)» – не учебник, не инструкция, помогающая стать «правильной» феминисткой, и не сборник научных эссе, объясняющих историю женского движения. Эта книга – о чувствах, которые сначала превращаются в мысли, а потом в действия. Вполне вероятно, что большинство из тех удивительных женщин, которые рассказали здесь свои истории, только лишь начали свой путь и им еще предстоит узнать, каково это – быть феминисткой и бороться за свои права. Эта книга не научит основам феминизма, но раскроет, что главное в этом движении – женщины: сложные, непонятные, любящие макияж, розовый цвет, смеющиеся, плачущие, иногда сбивающиеся с пути. Мы надеемся, что этот сборник поможет понять, что феминизм совсем не такой, каким вы его себе представляли.

Откровение

(сущ.) — момент, когда вы вдруг понимаете или принимаете что-то очень важное для вас.

Опра^[3] назвала бы это «ага! — моментом», и многие феминистки переживают собственный «ага! — момент», обнаружив, что им близки ее слова.

Мой феминизм

Сирша Ронан

АКТРИСА

Феминизм со мной не «приключился» и не сформировался в одночасье. Он стал результатом ряда событий в моей жизни, а также участия в них людей, превративших каждое из них в крохотный поучительный опыт. Взять, к примеру, мою лучшую подругу-активистку, которую мне посчастливилось встретить в двадцать один год. Она достаточно быстро помогла мне понять, что феминизм и знание, что значит быть феминисткой, все это время были внутри — понятные и готовые открыться!

МОЙ ФЕМИНИЗМ

Мама

Наблюдать и учиться.

Вопросы. Объятья.

Разговор о месячных. Разговор о парне/девушке.

Совместное распевание песен в автомобиле во время дождя. Отталкивание.

Возвращение снова и снова.

Дом

Принадлежать ему.

Покинуть его. Найти путь обратно.

Подхватить по богатой на повороты дороге «своих» людей.

Помощь

Принимать.

Слышать, нуждается ли кто в ней.

Давать.

Работа

Переживать за нее.

Бороться за нее.

Жить ради нее.

Жить без нее.

Советоваться, чтобы создавать.

Знать, чего хочешь.

Открывать

Музыку. Фильмы. Книги. «Подружек невесты» (фильм 2011 года). Любовь. Людей.

Секс. Собственное тело: «Что за черт?! Это нормально? У тебя тоже такое бывает? Что, правда? Тогда ладно. СЛАВА БОГУ! Я думала, одна такая».

Быть

Самой по себе.

В группе.

Испуганной до предела.

Уверенной.

Предельно честной с собой.

Девочки

Любить их.

Работать с ними.

Поддерживать их.

Играть с ними в футбол.

Вместе смеяться и танцевать.

Спрашивать их про родителей.

Мальчики

Любить их.

Работать с ними.

Поддерживать их.

Играть с ними в футбол.

Вместе смеяться и танцевать.

Спрашивать их про родителей.

Для меня феминизм — это неразговорчивая девочка, тихонько стоящая в углу класса, которую особо не замечаешь, пока однажды не приходит час ежегодного школьного представления и она не выходит на сцену, чтобы покорить всех исполнением баллады Уитни Хьюстон. Вот тогда ты ее замечаешь и не можешь отвести от нее глаз.

Кошатница

Эванна Линч

АКТРИСА

Я сижу в нью-йоркском офисе весьма уважаемой директрисы по кастингу, веду дружелюбную беседу и отчаянно пытаюсь не протечь на диван в кабинете этой женщины. Стоило мне выложить свой «коммуникативный козырь», как разговор сразу стал теплее: директриса тоже оказалась кошатницей. В яблочко.

Как только я упомянула, что взяла с собой в поездку через океан любимого питомца, красавца перса по кличке Дымок, чтобы не расставаться с ним на два месяца, ее глаза засияли ярче. Рассказывать про кота было рискованно, потому что, согласно статистике, деловая женщина, живущая в Нью-Йорке, с большей вероятностью заведет собаку: приучена к офису, легко переносит длительные поездки, помещается в небольшую хозяйственную сумку. И если дело обстоит таким образом, то директриса непременно меня осудит и быстренько свернет собеседование. Или, что еще хуже, почувствует мое плохо скрываемое презрение к собачникам, и тогда я точно больше никогда ее не увижу. Однако — счастье-то какое — у нее есть кошка, и даже две!

И вот мы уже болтаем как старые приятельницы. Я вдруг вижу, как на горизонте разгораются радостные перспективы моей карьеры, которые сразу же стали отчетливее. Мы будем работать над фильмами вместе, уважаемая миссис нью-йоркская кастинг-директриса! Она вспомнит обо мне, когда будет подыскивать актрис для своей экстравагантной независимой романтической комедии, я успешно пройду прослушивание. А после она спросит меня: «Как поживает ваш очаровательный сладкий котик?» — и я отвечу: «Спасибо, замечательно, надеюсь однажды представить вас друг другу», на что она подмигнет и наберет номер моего агента, как только я покину комнату. И все потому, что кошатницы заботятся друг о друге.

Эти красочные образы проносятся в моей голове, я наклоняюсь, протягивая телефон, чтобы показать ей кадры последней, совершенно умилительной, серии с растянувшимся в солнечных лучах Дымком, и тут ловлю это странное ощущение, когда желудок словно переворачивается — от радости или ужаса, все зависит от ситуации, — и в это застывшее мгновение я надеюсь и молюсь, что сгусток крови сползет откуда-то из самого низа живота во что-то плотно набитое.

Расслабь своего Кегеля, дорогой читатель, и будь спокоен, потому что на мне были влаговпитывающие, месячнопоглощающие, феминистские чудо-трусы, которые так настойчиво предлагает купить фейсбук. Из-за своей неосмотрительности я выбрала для проведения тест-драйва этого расхваленного нижнего белья день, когда у меня важная встреча, и чтобы ты, дорогой, читающий эти строки мужчина, понимал: когда последние десять лет активного менструального цикла затыкаешь свою докучливую вагину тампоном «супер-плюс», отчетливо ощутимый шмоток крови становится причиной весьма неприятных эмоций и панических приступов.

Не знаю, что заставило меня купить эти трусы. С физиологией у меня все сложно: однажды я начала игнорировать девочку, с которой потом и вовсе перестала общаться, потому что она могла через тонкую стенку туалета услышать, как я пукнула (передаю привет Вики). Я затыкаю уши и в ужасе вою, когда мои подружки-американки травят «туалетные» байки. Могу смириться практически с любым недостатком ухажера: таинственными исчезновениями, опозданиями, другими мужчинами — до тех пор, пока от него вкусно пахнет. Но однажды, просматривая фейсбук, я в очередной раз наткнулась на рекламу этих трусов. В коротком проморолике Мила Кунис^[4] без всякого стеснения нахваливала трусы для месячных. Хотя я никогда не испытывала к ней особой симпатии, сама мысль о скапливающейся в трусах менструальной крови казалась отвратительной (к тому же я всегда испытывала благодарность к изобретателям тампонов), в тот вечер мне показалось, что я просто обязана купить себе это нижнее белье. Меня покорила дерзость Милы: беззастенчиво рассказывая на фейсбуке о своих месячных, она казалась феминисткой в самом вызывающем смысле этого слова.

Читая книги про феминизм, я узнала, что женское тело является воплощением четырех времен года^[5], а созданная патриархальным обществом организация рабочей недели не учитывает физиологических и эмоциональных аспектов гормонального цикла. Мне стало как-то неловко, что я не могу поставить хэштег #MeToo, поэтому покупка показалась чем-то правильным, современным, феминистическим. И да, мне хотелось стать уверенной в себе менструирующей женщиной, задорно отплясывающей на улице в новеньких феминистских трусах. Потому-то я и добавила в корзину сразу три пары, нажала «оформить заказ» и поклялась себе всегда поддерживать подобные начинания.

Теперь же единственное, о чем я могла думать, медленно просачиваясь к неминуемому общественному унижению, сидя на злосчастном диване кастинг-директрисы и с оскорбительной быстротой пролистывая фотографии ее кота, было: «Да ну на хрен этот феминизм!».

По правде говоря, феминизм сбивает меня с толку. Я очень переживаю, что в последнее время многие женщины, которыми я восхищаюсь, делятся историями об угнетении со стороны мужчин — чувствую себя пришельцем с другой, гораздо более дружелюбной, планеты.

«А я точно феминистка?» — впервые спрашиваю себя в свои двадцать шесть с лишним лет, потому что никогда прежде в этом не сомневалась. «Ну конечно!» — моментально отзывается внутренний голос, неспособный, однако, заглушить тревожную мысль: чтобы это доказать, надо делать больше.

Тогда я решаю поговорить с женщиной, знающей меня как никто другой, но которая никогда не пыталась навязать мне мысль о необходимости защищать ценности феминизма. Единственное, что она всегда повторяла: мы с сестрами можем быть теми, кем хотели бы стать.

— Мам, я — феминистка? — без обиняков спрашиваю я. Она озадачена не меньше меня и интересуется, с чего бы мне ею не быть.

— Веришь ли ты в равные права мужчин и женщин? Считаешь ли, что женщина может работать? Обладают ли мужчины и женщины одинаковыми интеллектуальными способностями?

— Да, да! — отвечаю я и даже готова биться об заклад, что среднестатистическая женщина превосходит мужчину по интеллекту, но это лишь мое мнение.

— Тогда ты — феминистка, — кивает мама и тут же продолжает: — Ну конечно, только вспомни, в каком восторге ты была в детстве от диснеевских принцесс! Я бы даже сказала, что они были твоими ролевыми моделями!

От этих слов сердце обрывается, так как я знаю, что это правда, и мне до конца жизни придется в разговоре с феминистками врать о первых кумирах. Все дело в рассмотрении мультипликации с точки зрения феминизма, потому что Белль считают запутавшейся и беспомощной жертвой стокгольмского синдрома, а Ариэль — дурным примером для подрастающего поколения, потому что она предала свою сущность в обмен на ноги и, будем честны, вагину, которые смог бы полюбить принц.

При этом сердце начинает биться чаще, когда я думаю о решительных сказочных принцессах, их возвышенных идеях, полных надежд сердцах и шикарных локонах. Я соглашаюсь с мамой, решив отбросить на сегодня мысли о феминизме, и сажусь второй раз за месяц пересматривать «Принцессу-лебедь». Завтра можно будет снова вспомнить Матильду, Джо Марч и Гермиону Грейнджер, на которых ссылаются как на достойные фигуры феминизма. К сожалению, я никогда не идеализировала этих литературных героинь, хотя очень их люблю. «Нет, нельзя признаваться», — говорю я себе, наблюдая за превращением Одетты из грациозного лебедя в еще более привлекательную девушку со всеми ее изгибами, формами и изящными ногами.

Она слишком женственна, чтобы быть феминисткой.

Не скажу точно, когда я впервые начала определять для себя, кем женщина может или не может быть, но все юношеские годы я была убеждена, что мне предназначены книги, а другим — красота. В какой-то момент я усвоила концепцию, в которой целостная женщина, обладающая политической осознанностью и способная изменить мир, достойна внимания, но находится при этом выше женских слабостей. Листая Vogue и Elle, я узнала, что красота — удел привилегированных, скулы, стройность и богатство — что-то обязательное, и начала симпатизировать миру, к которому не принадлежала. Я научилась с пренебрежением смотреть на красивых женщин, считая, что женщина попросту не может быть очаровательной и умной одновременно: надо выбрать что-то одно — и я знала, какая из двух опций заслуживала если не желания, то хотя бы уважения. Я носила вещи с ярким принтом, серьги с подвесками-жуками и цветные колготки, потому что чудачки были думающими, интересными, а те, кто дефилировал по городу в коротких топах, демонстративно сверкая пирсингом пупка, явно не могли думать о чем-либо, выходящем за пределы собственного совершенства.

Я проходила мимо объекта воздыхания, уткнувшись в «Анну Каренину» и мучительно желая, чтобы он заметил мой внутренний мир и достойное восхищения отречение от топов и отчаянных попыток стать объектом сексуального влечения. Однажды я даже нарядилась Гарри Поттером на выпускной вечер — это был тихий, ироничный протест против сетчатых чулок и полосок автозагара моих менее критично смотрящих на мир ровесниц. Мне казалось, что вышло забавно и по-взрослому осмысленно, но я поняла, о чем подумал привлекательный мальчик, когда через всю комнату бросил на меня взгляд и презрительно скривился, отметив стаканчик апельсинового сока в руках и смазанный шрам в виде молнии на лбу. Ясности этот случай не добавил.

Я нравилась себе, понимала себя, знала, что мне необязательно быть красивой, чтобы заслужить внимание, тем более что мысли, мечты и планы по спасению мира казались более ценными и интересными. Гораздо лучше и полезнее проводить время за чтением русской классики, нежели какого-то глянца или последней книги о похудении, написанной звездой телешоу. В своей карьере я хотела добиться уважения и восхищения, будучи начитанной, социально ответственной и элегантной; приклеивание же изящно украшенных акриловых ногтей стоило бы мне двух часов культурного просвещения. И все же просто взять и перешагнуть через очевидное выражение женственности не получалось.

Я отчетливо помню, когда впервые ко мне тепло отнеслась красивая женщина. Мне было одиннадцать, тощая от постоянного расстройства пищевого поведения, я стояла на ступенях дома очередной идеальной незнакомки, которая, как надеялась моя мама, сможет меня вылечить, и тут дверь распахнулась, из нее хлынул свет. Мой новый терапевт — крашеная блондинка с сияющей кожей и высокой грудью, притягивающей взгляд. Я замкнулась еще сильнее, испугавшись взгляда этой женщины и почувствовав себя недостойной ее внимания, безнадежно ничтожной рядом с настоящей принцессой.

«Привет, красотка!» — поздоровалась она так громко, что наверняка было слышно всей улице, а потом так крепко меня обняла, что я едва не закашлялась. Она провела меня к себе и взялась помогать мне заново собирать воедино мои душу и жизнь. Эта лучезарная, блестящая, творческая, сострадательная, добрая, мудрая, чувствующая, сильная, мягкая, великолепная женщина исцеляла меня не столько словами, сколько добротой и вниманием, которыми раз в неделю одаривала меня на протяжении часа. Красивые, ярко подведенные глаза, в которых светилась душа, смотрели на меня с любовью и теплом, и в них я увидела отражение кого-то, достойного восхищения, кто не должен быть наказан за само существование и кому только предстоит раскрыть собственные таланты.

Она стала первой, кто показал мне, что женщина может быть кем угодно, что она может размышлять над «Книгой тайн» Ошо, пока сохнет автозагар, и быть без памяти влюбленной, но при этом не терять себя.

Эта женщина была волшебством и чудом, казалась какофонией из оксюморонов. Она была самой могущественной из всех женщин, что мне доводилось видеть, и впервые я поняла, что женские очарование и красота, которыми щедро делятся, а не прячут глубоко внутри, — это дар, ресурс и средство перемен.

Взрослея, я встречала множество богоподобных женщин, легкомысленных ровно настолько, насколько они были умны и любящи, и простила себе тягу к девчачьим слабостям. Я начала тратить время на вещи, которые не изменили бы мир, но позволяли мне чувствовать себя лучше, могущественнее и способной к свершениям. И как только я стала потакать своим желаниям, тут же почувствовала, как одержимость прежде чужим миром растворяется. Перестали подгибаться коленки, когда я слышала от мальчиков столь желанное раньше «ты милая».

«Знаю, — проносился в голове сухой комментарий в ответ на эти поверхностные наблюдения. — Дальше что?»

Однако не было ли мое высмеивание женственности более честным самовыражением и поддержкой феминизма? Неужели патриархальное общество сломило меня и вынудило тратить драгоценные время и энергию на то, чтобы ласкать мужской взор? В последнее время я часто задаюсь этими вопросами и пытаюсь найти собеседницу, которая была бы более утонченной, человечной, безоговорочно женственной, мягкой, уязвимой, но при этом оставалась сильной. Чувствует ли она эту границу или просто запутывает людей? Противоречит ли женственность феминизму?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Опра Уинфри — американская телеведущая, актриса, продюсер, общественный деятель, ведущая ток-шоу «Шоу Опры Уинфри».

4

Мила Кунис — американская актриса.

5

Имеется в виду, что каждая неделя менструального цикла соответствует одному из времен года: например, первая неделя сродни весне, когда мы «расцветаем», полны сил и готовы покорить мир, а четвертая, совпадающая с началом месячных, — это зима, когда темп жизни замедляется и самое время взять тайм-аут. — Прим. перев.