Записки из ниоткуда

Федор Самарин

Автор, имея досуг, обнаружил непрочитанное произведение некоего бухгалтера Михеева, в котором тот излагает правдивую историю превращения малоизвестной постсоветской губернии в государство Торамдассию, со своей идеологией, религией и даже языком, который в законодательном порядке положено обожать. Несогласных ждет забвение и лишение имени…

Глава вторая

«…Лето стояло душное, пыльное, горел лес, и гибла рыба. А до этой гибели, когда окуни и сомы полезли на берег, а раки лопались, как зажаренные на прутике рыбьи пузыри, случилось то, во что поверить было невозможно.

По весне, когда воды стояли высокие и лоси жались к человеческому жилью, еще только солнце взошло, в главный азыр влетел маленький нянь и, визжа от ужаса, стал тыкать руками в сторону реки.

Первым кочумыр покинул верхний торамдас, у которой уже было свое имя: Холгу. Так называли ее, потому что «хол» — значит «очень большой», а «гу’ы» — суффикс. За нею к выходу потянулись торамдасы нижние, у которых не было большого гу, в строгом порядке: сначала женщины (киси), а затем остальные, которых никак не называли. В них не было ничего полезного, а то, что было полезно, тем пользовались в те луны, когда начинали метать икру лягушки, и прекращали, когда цапли слетались поедать головастиков.

Молча стояла Холгу на высокой круче, ветер трепал две белых ее косы и плащ из бобровых шкур. Речная гладь шевелилась, была живой, поблескивала, лоснилась — в воздухе стоял шелест: на берег хлынула рыжая масса.

— Новый зверь, — сказала Холгу и покачала головой.

— Новый, — сказали киси.

Целый день стояли они на высокой круче, целый день ветер трепал их косы, из-под земли проступила соль, и вышел из леса зверь, чтобы лизать ее, и прижались звери к ногам и бедрам Холгу, ибо очи у зверя покрылись льдом. Земля сотрясалась, и ноги слышали, как рыдает плоть земли далеко за рекой, далеко за лесом, там, куда издревле запрещено даже смотреть — там, где садится за край земли солнце. Оттуда извергло оно невиданных доселе тварей: с длинными лысыми хвостами, круглыми глазами и зубами, способными перегрызть камень.

Земля сотрясалась до восхода луны, и до восхода луны шелестели травы в лесу от молчаливого похода нового зверя.

Этого зверя решили назвать мерге, что означает «нельзя съесть». Когда приходило время решать, все киси и все, которых не называли никак, садились у входа в главный азыр и молчали. Молчали долго, до тех пор, пока кто-нибудь первым скажет какое-нибудь слово. Таков был обычай. Иногда молчали и день, и два, и неделю. Старики говорят, было дело — молчали две луны.

В этот раз слово сказала Холгу:

— Мерге.

— Мерге, мерге, — закивали головой киси.

Затем пошли в курутын, огороженный диким речным камнем.

Курутын всегда на четыре угла: в одном углу, от входа слева — веник из веток березы, в другом — от входа справа — веник из веток дуба, в других углах — чунча из бересты с водою и чунча из коры дуба с мёдом от диких пчёл. А в центре курутына — четыре камня. Четыре черных валуна.

Камни эти выросли из-под земли сами, потому что родила их дочь земли, великий первый торамдас — Торамда. Груди ее — холмы. Волосы ее — травы. Руки — лес. Язык — ручьи и ключи, а влагалище — река.

Разоблачилась Холгу, опустилась на четвереньки, и вошла в курутын так, как ходит в начале своей жизни всякий торамдас. Ибо для Торамды даже самый древний торамдас — будто еще не родившийся.

— Ой, Торамда, дай мне рыбы и меду! — взмолилась Холгу, — ой, дай мне все, и я тебе дам все, ой, чего надо тебе!

После этой молитвы три киси подтащили к входу в курутын столетнего сома, на спине которого росли береза, ольха и папоротник, и вспороли ему брюхо. Холгу разбросала внутренности на четыре угла, зажмурила глаза и задом выползла обратно: нельзя смотреть, как вкушает свою жертву Торамда.

А ночью Холгу сказала:

— Елдын торамдасар!»

(Из романа «Сказание о Холгу-воительнице» (П. А. Алпазов), стр. 9—10).

На том внятное, хотя и чудовищное изложение угадываемых событий, прерывается бесповоротно тоскливой серией компиляции неких не то диссертаций, не то монографий, а иногда донесений и мутных прозаических отрывков, извлечь из которых можно разве что общий смысл случившегося. Но привести их я обязан, хотя мне этого и не хочется.

ИЗ КНИГИ «БЕГСТВО МАХАЯНЫ, ВИДАВШЕГО ВСЁ» СЭРА ДАНАУЭЯ ОЛДРИДЖА, 1912 год, Ливерпуль.

Первые сведения о древних торамдасах относятся к 400-м годам до новой эры, когда Геродот в своей «Истории греко-персидских войн», рассказывая о древних народах и племенах Северного Причерноморья, в числе прочих упоминает неких даев, которые жили, «начиная от Каспийского моря».

По всей видимости, как на то указывает также и Страбон в своей «Географии», земли их тянулись от Урала в его среднем значении и до реки Аракс, то есть, до Сырдарьи. При этом жили они, по утверждению Геродота, «на болотах», которые образуют реки, и на островах, расположенных на этих болотах. Но несколько вдалеке от собственно Аракса, который, в свою очередь, по Геродоту, впадает на севере всеми своими устьями в море, а одним устьем — в Гирканский залив…

Маврикий Стратег в одной из утраченных своих записок, копия которой сохранилась в библиотеке Ватикана, сообщает о том, что торамдасы отличались высоким ростом и медлительностью, красотой и добродушием. Они, говорит он, имеют «волосы прямые и цвета стоялой соломы», «короткие носы и белые глаза», а царей не имеют, но всеми правят женщины, поэтому живут торамдасы подобно амазонкам. Они простодушны и не ведают лукавства, не знают денег, не знают числа больше 30, точно также и не известны им никакие меры и вес.

Некоторые афинские историки еще во времена Евсевия Памфила производили род торамдасов от одного из потерявшихся колен древних идумеян, предки которых по мужеской линии вначале были иеродулами в храмах Аполлона, но потом были захвачены в плен парфянами и выселены в дальние пределы Парфии, где впоследствии и затерялись.

Другие же выводят торамдасов из диких лесов, коими окружены пространства между Монголией и Манчжурией, усматривая в них потомство древних динлинов и смешавшихся с ними уйгуров, которые в начале времен были насельниками этих областей, а потом влились в гуннские орды и расселились по обе стороны Урала и вышли на берега Аракса.

Кое-какие сведения о торамдасах почерпнуты нами и в религиозной философии древней Индии.

Адепты древнейшего брахматизма смутно говорят нам о неком народе, который первым из всех начал искать путей к бегству вратами Луны и Солнца ради достижения бездонного Праджапати. Народ этот известен им под именем «даршан»: именно ему отводят главную роль в создании философии санкхьи, которая провозглашала постоянную множественность освобожденных душ как неких непроницаемых монад.

Великий учитель древних мистиков Махаяна Асанга видел в них Бодисаттву, восходящего от Земли к Земле, и указывал место рождения торамдасов, а именно — последний предел нирваны. При этом Асанга называет торамдасов другим именем: «аготрака», что значит «бесплодные», утверждая, что народ этот получился не в этом существовании, а в результате длинного ряда перевоплощений.

И до сих пор, по учению Махаяны Асанги, народ «аготрака» находится в монотонном движении бесконечных циклов, в состоянии вечного возвращения. И каждый новый период, который называется Махакальпа, у торамдасов наследует другому такому же периоду без какого-либо движения вперед.

Древние китайцы, равно как и святой Максим, считали торамдасов слугами палингенезов, слугами бессмертия смерти, сменой ритмов инь и янь, а индийцы — вдохом и выдохом Брахмы.

И, подобно тому, как вдох не знает, что он вдох, а выдох не знает, что он выдох, так и предки торамдасов, равно и потомки, не ведали ни смысла достижения бездонного Праджапати, ни вращения Махакальпы. Ибо сами они и были сутью этого вращения, находясь при этом как бы в состоянии менопаузы, подобно бабочкам.

Кое-что о торамдасах известно нам из армянских источников о монголах.

Так, например, нам известно, что в битве под Назаретом в сентябре 1260 года в составе войск монгольского правителя Сирии по имени Китбуга-нойон вместе с пехотой, состоявшей из армян и грузин, сражались и некие «белые куманы», которых отличали от куманов обычных, которых русские на своем варварском наречии называли половцами.

По описаниям армянского историка Киракоса, эти «белые куманы» совпадали с известными нам описаниями древних торамдасов. Киракос приводит их боевой клич: «Елдын!» и добавляет: «Горящие рвением, вперед стремились они, силе своей доверяя». В этом сражении с мамелюками султана Кутуза монголы потерпели, как известно, сокрушительное поражение, на чем, собственно, и закончился Желтый крестовый поход, сведения о котором…

Последнее, что мы знаем о торамдасах, что после великой смуты и братоубийственной войны во всем Монгольском улусе, которая завершилась в самом начале 14 века, и после которой монгольские степи пришли в запустение, торамдасы покинули пределы своего обитания и расселились среди других народов на берегах притоков реки Итиль.

ИЗ ДОНЕСЕНИЯ ПАПСКОГО НУНЦИЯ ИЕЗАРИЯ. Тулуза, аббатство братьев-камардульцев, 4 ноября 1501 года, в 13.45 пополудни, в присутствии доверенного иудейской общины Каталонии сера Иешуа бар-Йохай.

…и единственно из зависти некоторых злокозненных людей, потому что в Венеции давно уже на досках никто не пишет, а используют холст. Древесину же в этой местности применяют редко, ибо ель сюда сплавляют в изрядных количествах по реке Адидже из Славонии, и она, в силу сего, весьма дорога. Ель же сюда привозят из пределов даже и татарских.

Так и на этом изрядном куске парусины Вашему Святейшеству известный фра Торамдассо из Фьезолы произвел работы внушительные.

А именно, изобразил Ваше Святейшество, и многих кардиналов, дарующих большую свечу Синьории. А рядом с ними и дальше вглубь полотна фра Торамдассо, знаменитый в разных государствах своим тщанием и добродетелью, поставил много домов и палаццо на Канале Гранде, Понте алла Палия и прочее. А также вывел он там и процессию богато одетых горожан во главе с духовенством, которая собирается броситься с моста в воду в благочестивом стремлении спасти реликвию.

Сей кусок от Креста Христова, о чем в свое время было составлена подробная реляция с указанием имен и фамилий, а также времени дня, года, месяца и фаз луны, ныне обретается в богато и искусно украшенной раке в соборе Святого Марка. Хотя многие не имеют в себе безусловной веры, и говорят, что сие просто киль некой древней триеры…

…Дож же изображен в доспехах, и как бы уж выступивший в поход, но и не он только написан, а много досадивший Вашему Святейшеству отпрыск императора Фридриха. Двуличием отмеченный Оттон этот, однако, изображен стоящим на коленях пред папой, а сзади и несколько сбоку восседает золотая Победа в короне и со скипетром, чего благочестивый фра Торамдассо делать отнюдь не желал, но соблазнен был к тому некоторыми людьми из Немецкого подворья. Следственно, фра Торамдассо сделал работу эту сознательно и обдуманно. Купцы же эти имели виды на подряды строительства новой верфи. Вложения же следовали от императорского казначейства, и, конечно, подряды распределены были несправедливо, о чем по Вашего Святейшества поручению и заведено ныне дело, а купцов тех определили на галеры с конфискацией всего имущества.

Поскольку дело обернулось известными политическими коллизиями, могущими составить неудобства для Священного престола, исполняя приказание Вашего Святейшества, предпринял я следующее.

26 октября на совещании Сената по поводу требования Ордена палестинских кармелитов об определении места содержания работы фра Торамдассо, я усмотрел в созвучии и некоторых иных деталях, о чем в настоящее время хлопочет Орден камардульцев, неприятное совпадение. Указав, между прочим, что Оттон злокозненный этот женился с Вашего благословения на некой девице из знатного и богатого богемского рода Торамдессен.

По записям в учетных книгах иудейской общины Богемии, в чем приложил старание и обнаружил благожелательность почтенный мессир бар Йохай, нашел я нижеследующее. А именно: никакого рода Торамдессен в Богемии никогда не бывало, а есть какие-то Торадулеску в Трансильвании, но проверить это до весны не представляется возможным, ибо горы закрыты из-за снега и опасны по причине множества бесчинствующих язычников. А также и мадьяры изрядно злодействуют, втайне исповедуя древних идолов, коих привнесли с собою в Паннонию во времена Атиллы от какого-то вещего народа.

Известно также, что и учёнейший и благочестивый мессир Джованни Коза также не был обойден тайным учением сего злокозненного племени, таинство происхождения которого и даже само существование вводит братьев наших и паству в подозрительное брожение. Препровождаю Вам сонет мессера Козы, который тот, находясь во власти…

–… Как белокурые, Амур, красивы косы…

…ее же и обнаружил с опасностью для жизни в обители братьев-цокколантов Сан Микеле, что на Мурано, но перенесенную позже в монастырь Карита. На этом куске холста фра Торамдассо, будучи, видимо, окончательно поглощен тенетами чернокнижия и тайнописи язычников Китая, Индии и Татарии, изобразил некоего неизвестного нам папу, как рассказывают, в первые века Церкви Христовой бежавшего из Рима в Венецию, и служившего там долгое время поваром в монастыре братьев-цокколантов. Этому повару приписывают изобретение равиолей, рецепт которых сей лжепапа якобы получил из-за пределов Славонии и даже из того места, где уходит под землю река Аракс, чтобы впасть там в среднюю реку царства теней и вечного ужаса, так правдиво описанного мессиром Алигьери…

Конец ознакомительного фрагмента.