Конец света

Федор Метлицкий

Что делать, когда станет ясно, что близко глобальная катастрофа – на Земле будет невозможно выжить. Эта повесть – о запоздалом пробуждении любви к голубой планете Земля, когда всем становится ясно, что наступает конец света.

Чтобы понять всякую ложь, надо понять, из какой правды она исходила.

Александр Солженицын

1

Я подлетал, стремительно сближаясь,

к той звездочке в сиянье, как сапфир,

что родиной была, и целый мир

не мог бы вызвать так любовь и жалость.

Я встретил его за садом, где когда-то приземлились мои инопланетные друзья Иса и Муса.

Он вылез из своей «космической тарелки», зажмурившись от земного света. На нем был серебристый костюм, похожий на спортивный.

— Здравствуй, папа!

Это был длинный нескладный юноша с тонкой шеей, слегка удлиненным затылком инопланетянина и наивным выражением лица. От него веяло нездешним состоянием космонавта. Я жадно оглядывал его, узнавая свои черты, и ее, моей идеальной любви из иных сфер, коей я когда-то обзавелся, как женатый Данте.

Мы обнялись. Во мне было чувство, словно увидел наяву давно умершее родное существо, по кому тосковал во сне. Он был родным, но в нем была такая инопланетная независимость, что я оробел. И было неловко, не мог потискать его, как обычно родного человечка, хотя чувствовал смертную крепость уз родной крови. Не прожил с ним его детство, и потому, как матери архиерея в рассказе Чехова, хотелось говорить ему «вы».

Я давно отрезвел. Была ли это эйфория после укола наркоза в больнице? Или это действительно было путешествие на другую планету? И это мой сын от инопланетянки?

— Как ты здесь…?

— Прислал наш Форум. Просили выяснить, насколько земляне готовы к изменениям на вашей планете Земля. И чем мы можем помочь. Но это пока секрет — нечего возбуждать землян раньше времени.

Об этом фантастическом, но достоверном пребывании на планете более высокой цивилизации, которую назвал Ио, я рассказал в книге «Созвездие «Обитель Творца», которую можно найти в Сети.

* * *

Помню только оранжевый горизонт утренней зари над голубым полем, неправдоподобно огромное светило, и странное чувство, что увидел дивный первозданный мир фантастически удаленной планеты.

На меня, лежащего на каком-то овальном столе, уставилисьдвое, мне показалось, огромными синими, как озеро Тартар, слегка раскосыми глазами даунов. Совсем не зеленые уродцы с развесистыми ушами и глазами лемуров, как описывают инопланетян, — извращенное представление непонятного. Только сзади, около ушей торчали крошечные антенны, не портящие впечатленияОдин, худой, со страдальческим взглядом, назвался Исой, другой, с неподвижным лицом, смуглый, со сросшимися бровями — Мусой.

Появилась еще безволосая девушка с удлиненным голым затылком, как у Нефертити. Она напоминала кукольно совершенную девушку из одного мультфильма, привидевшуюся его создателю словно в самом счастливом сне. В то же время в ней было что-то недоступное, исключающее мужские заигрывания.

Они проводили надо мной какие-то опыты, и я страшно боялся, что меня расчленят на части и поместят в паноптикум. Но все оказалось не так, их поразил разумный экземпляр землянина…

Мою судьбу — диковины из низшего мира, должен был решить Форум. На неправдоподобно высокой горе Познания, словно утесе над космосом, у страшно близкого оранжевого светила открылось утро иной цивилизации. Амфитеатр Форума, на верхней площадке, походил на чашу, в его светящемся полукруге происходили состязания, которые трудно назвать спортивными. Это состязание одновременно ума и тела, ума-тела. Бессмысленность вопящей страсти наших спортивных болельщиков здесь раскрывалась во что-то осмысленное.

Мириады зыбких аборигенов сидели в свободно колеблющихся креслах, словно готовые улететь. Многие на своих креслах-тарелках играли в воздухе, мгновенно появлялись и исчезали. Как открытия науки и техники становятся естеством жизни, так сотворенные высшие технологии на Ио стали естеством природы, превращающей, как Создатель, исключительное в естественное.

Меня подавали как открытие. Я сидел в центре великой арены, чувствуя себя вознесенным на высочайшую точку, откуда открылись необозримые чуткие просторы. Наверно, сейчас решат мою судьбу.

Над ухом певуче говорили, мне удалось разобрать:

— Удивительно похож на нас.

Загадочные существа смотрели на меня из рядов амфитеатра, в них не было враждебности, а только ожидание.

Отражаясь в небе экрана, как огромное существо, на зиккурате сидел в желтом одеянии на скрещенных ногах патриарх, с голым черепом и удлиненным затылком, без морщин, — молодой, как и все тут. Антенны на его голове были длиннее, чем у других. Величественный, как бог на облачке, он заговорил.

Это был торжественный разговор, полный незнакомых мне намеков, исходящих из их открытости законам космоса. Я понял их так.

— Великие граждане! — возгласил патриарх. — Мы собрались, чтобы оценить истоки психических заторов в глубинах живой Вселенной. И таким образом определить нашу судьбу. К нам прибыл посланец планеты Земля, опыт которой мог бы дать новый импульс в нашем восхождении в Единое.

Сзади меня вспыхнул экран, показывали картины истории Земли, похоже, из нашей фильмотеки раннего немого и позднего кино. Слышался зловеще бодрый радиоголос, говорящий на чистом русском языке:

— На РББ индекс Доу Джонса… ФАС и ФНС установили правила игры… Дистрибьюторы MLM гипнотизируют клиентов сетевого маркетинга…

Наконец, все увидели сложную диаграмму с темными туманностями и светлыми пятнами, — изображение моей психики, наверно, для них олицетворяющей психику человечества Земли. Этого я никак не мог принять, но зрители понимающе аплодировали. Они вникали в мое земное духовное, ибо о внешнем знали все.

Ожидался отчет об исследованиях чужой цивилизации. Есть ли родственность между живыми мыслящими существами — в цивилизациях космоса? Свойственно ли им любить?

Вырос на экране (действительно, здесь все великие!) Путешественник, доставивший меня сюда, такой же лысый и молодой, как и все. Их экспедиции гуляли по Вселенной, забираясь в далекие уголки. Я почему-то мысленно назвал его Улиссом.

— В космосе есть поселения примитивных, не динамических сообществ. В джунглях одной из далеких планет — медузообразные существа, в поисках пищи приоткрывающие змеиной длины розовую щель — рот. На другой планете — племена без истории, довольствующиеся мифами. На третьей печально распадающейся планете — существа с трагическим выражением безнадежно потухших лиц. А на веселой планете увидели вспышку — там, на вечно отплясывающий фольклорные пляски народ в ярких пестро кружащихся одеждах, внезапно обрушился астероид величиной с древнеримскую арену для битвы гладиаторов. Так и погибли, не ощутив катастрофы. Таких мы предпочитаем не посещать. Ваша планета не намного лучше.

Он глянул на меня.

— Динамическая история планеты Земля, конечно, нам ближе. Мы побывали на ней, наблюдали за жизнью людей. Там ужасно смешно. Города переполнены, а большая часть планеты не пригодна для жизни, но уже заражена отходами. Неподвижные коробки жилищ, механические машины для движения и стояния в так называемых «пробках». Ревущие самолеты, не похожие на наши бесшумные тарелки, низко над поверхностью. Башни-антенны, опутывающие сигналами только свою маленькую планету.

Я обнаружил в себе знакомые пласты настороженности к Чужому. Вечная напряженность в себе, реагирующая необходимой стороной натуры.

Улисс продолжал ровным тоном ученого свои изыскания:

— Как я понял, устройство их экономики не предусматривает этики. Она ушла в абстракции цифр и формул. Отвергаются те, у кого нет так называемых денег, или баксов, евро, тугриков, «бабла» и так далее, кто не может дать ничего.

Он говорил с сожалением, что история землян — это история нехваток, и поэтому их кругозор ограничивается постоянным выживанием и борьбой с Чужими, желающими отнять. Отсюда их институты насилия — дикие суды над земными существами, опереточные выборные баталии, с заранее предрешенным результатом в пользу владеющих ресурсом. Эгоизм, зависть и вражда стали чертой этих народов. Империи захватывают несчастную планету, хотя и несут просвещение и мощь человеку. Они там не могут выйти из интересов трайбов.

— Чтобы их понять, великие граждане, надо представить, что нам не хватает питания, и что мы можем осердиться друг на друга.

Окружающие засмеялись, на многих лицах отразилась работа мысли. Они не могли понять, как может не хватать питания, — это же небольшие таблетки и воздушные напитки, вырабатываемые нано-технологиями, заряжающие каждого на весь Сезон (перевожу на русский: биологические нано-роботы, в сотни раз меньше клетки, внедряются в нее, питают и одновременно контролируют здоровье). А уж озлиться друг на друга, значит спуститься с духовных высот, которые их объединили. Это было непредставимо.

Из рядов амфитеатра вырос очередной докладчик — Муса. Своим металлическим голосом он делал выводы из их исследования меня.

— Наука у них отделена от экзистенции, потому время — механическое, а не циклическое. Смерть — ужасна, они принимают ее неестественно, не понимают, что смерть входит в мировой цикл превращений. Потому религия зиждется на спасении извне, а не изнутри. Хотят своего продления, изобретая эликсир бессмертия. Ищут какую-то национальную идею. Их проблема исходит из забвения мировых циклов.

Он повторял то, что говорил раньше. На Земле господствует поверхностная, массовая культура. Она произошла из утопии, иллюзии, может быть, неискоренимой надежды. А потом вошла в русло, в общие стереотипы мысли. Царство мертвой тождественности. Потому что не выносит тягот самопознания, достижения цельной личности. Язык примитивен.

— Все это ведет к гибели их цивилизации. Эту заразу нам нельзя принять.

— Неверно! — закричал я. — У нас появляется новая цивилизация, и рождает нового человека!

— Нового закрытого человека в замкнутом мире, который никуда не ведет.

Я парировал:

— Уверен, что вы не увидели метафизической глубины культуры моей планеты. Той, что скрыта под внешней жизнью, понятна и родственна вашей душе. Пусть наши люди сами не осознают ее. Там те же устремления, что и у вас.

Он понял меня.

— Мы не ограничены нашей планетой. Мы — везде, в Космосе.

— Как и мы, — сказал я. — Мы — бесконечны. Натура нашего человека похожа на вашу. Мы в наших просторах Земли — безалаберны, мистичны, и народные песни протяжны.

Вся дымящаяся колыхающаяся арена одобрительно загудела.

Это было невероятно: они меня понимали! Я не мог представить этой необъятной среды, в которой они жили. Пределы нашей земной окружающей среды зависят от нас самих. Мы освещаем лучом внимания нужную сторону объекта, и таким образом осваиваем ее, отвоевывая у материи. Но здесь луч внимания настолько шире и глубже, что окружающая среда для них — приближенный к их порогу весь Космос.

— Так как же с пришельцем? — спросил старейшина.

На этот вопрос ответил Иса:

— Этот представитель человечества, несомненно, подвержен состраданию к себе подобным. У него острое чувство жалости. Но одновременно (прости, брат!) — в нем страшное зияние одиночества, фатальное отношение к нищете, стонам и обидам. Но он открыт, и потому может любить. Мы должны учесть это в оценке земных существ.

Все залопотали, уходя в высшие недостижимые мне смыслы.

Я смутился: моя банальная подверженность жалости, и в то же время «зияние одиночества». Тоже мне брат!

— Все же у земного существа преобладает инстинкт недоверия, — сказал Улисс, глядя на меня как на объект исследования.

Патриарх произнес:

— Их представитель может занести земной вирус отчуждения. Вам решать, что с ним делать?

Ответил Муса.

— Да, там распространено состояние одиночества, самого страшного дьявола, как это явление называет мой земной друг. Землянам, выпавшим из света, свойственно безумное желание выйти из вечного одиночества отделенного себя, это запрятано в глубине подсознания. Они спасаются иллюзиями ухода в семью, в общественные «тусовки», по его выражению. Подлинного пути преодоления одиночества они еще не нашли. И потому так боятся смерти.

Я возмутился. Его слова показались мне оскорбительными. Неужели они притворно дружили со мной, вникая в душу с какой-то целью?

— Картина неправильная!

Диаграмма на экране заколыхалась.

Во мне взыграл патриотизм.

— Да, наш человек еще живет в системах. Интересы систем и отдельных блуждающих особей бывают непримиримы…

Я ощущал завалы моего незнания, и трудно было спорить. Меня осматривали с огромным любопытством.

Вмешался Улисс.

— Драться в войнах — это черта низших цивилизаций. Их войны с убийствами миллионов самых пассионарных — страшное разбазаривание интеллектуального потенциала. Их наука, изобретения служат усовершенствованию средств войны.

На Земле я смотрел на войны со стороны, через экран телевизора, но тут смутился, словно лично отвечал за людей, не на кого опереться. Представительствовал за все человечество. Сподобился! Ты вечности заложник у времени в плену. Хорош представитель, со столькими пороками, незнанием своей родины!

— Нет, — доказывал я. — Теперь у нас новые условия, уходят преграды систем и самой природы. Грядет глобализация. Это путь гармонизации различий, конфликтов между всеми общностями. После развала Империи люди изменились. Не стало притворства добра, гуманизма, о чем пели в песнях и стихах. И это благотворно. Своеволие человеческого характера выскочило наружу, жадность стала неприкрытой. Но оттуда растет новый землянин, с совестью и болью за всех!

До меня дошел смысл их речей, я ужаснулся тем, что происходит на моей родине. Недаром многие ближние страны удирают от нас. Спасаться надо от этого неперебродившего народа, неуверенного и жестокого друг к другу!

— Да, мы полны пороков! — не выдержал я. — И я горжусь этим. А вы, чистенькие, дистиллированные…

Дальше не знал, что сказать, и обозлился на себя.

— У вас слишком легкая жизнь. Уходите в неизведанные смыслы — без трудностей, которых вас лишила расшифровка генома, темной энергии вселенной. У нас есть цель — вырваться из дурной бесконечности. А с чем тут бороться?

— Да, мы избавились от рисков, — озадаченно сказал Муса. — Но есть объективные риски — рок наступления Космоса. Высшая цель — преодоление его, в бесконечной борьбе и познании. А у вас даже не вижу желания преодолеть дурную бесконечность ваших пороков.

— А что же такое циклические революции, ломающие невыносимую жизнь?

— Ваши революции ничего не дают, — продолжал Улисс, знаток цивилизаций. — Происходит бифуркация, потрясение, после чего приходит власть еще худшая.

— Им нужна одна революция, — обратился он к Форуму, — та, что заменит homosapiens на homoamantis(человек любящий).

— Ваша жизнь без наших пороков скучнее, — упрямо возражал я. — То есть, я имею в виду другое.

Что другое — разве объяснишь? Даже их музыкальный слух не поймет. Мне нужна вся эта бездонная новизна — но вместе с Землей.

Муса улыбался, мне показалось, коварно.

— Вы любите играть, проигрывать ситуации в конвенциональном пространстве, но это особого рода игра: чтобы получить свое.

— Скорее, мы без ума от самой игры, не приносящей ничего корыстного!

Все почему-то оживились, загудели в свои клаксоны.

Ряды аплодировали, наверно, Мусе и Улиссу, потому что не знали, что такое пороки, добро и зло.

Нефертити посвятила свое сообщение сексу на Земле:

— У земных заложена огромная сила эроса, коренная сила продления рода. Примитивные способы размножения. Неуправляемая демография. И всего лишь частичка наслаждения тела. Принимают секс за любовь в однообразных песнях-поделках, ради наживы и славы. Взращивают особых существ женского пола, «гламурных» богинь. Они накрашены древними кремами и красками, скрывающими недостатки их несовершенного развития, — это у них для обольщения. Характер женщин искажается из-за некритического ухаживания мужчин. Желание их писателя Чехова видеть в женщине человека, «подающего мужчине пальто», то есть приравнять к мужчине, там не выполнимо.

И ты туда же! Совсем не умеет врать! Кому верить? Она молола чушь. Земные женщины не обаятельны? Секс застит здравый смысл? Я видел «гламурных» женщин, поп-звезд, телевизионных ведущих, затмевающих реальность культом самих себя. Многие лишь назначают себе цель — быть обеспеченными путем продажи себя олигархам. А в личной жизни, не на экране — обычные смущающиеся женщины, способные на любовь.

— Так можно ли освоить эту планету? — крикнул кто-то в ухо.

— Нельзя, — отозвалось эхо амфитеатра. — Что тогда будет с нами, в среде варваров? Известно, они прячут разбивающиеся межпланетные тарелки, как военные секреты. А представления об инопланетянах чудовищны.

Я искал спасения, увидел печального Ису. Он посмотрел на меня с сочувствием, терпеливо переждал шум и тихо сказал:

— Для нас уже чудо — жизнь, найденная где-то в другой галактике. А это единственная планета, на которой живут существа, похожие на нас, правда, нашей прародины. А высота их культуры представляет интерес даже для нас. Из нее постоянно прорастают ростки того, что близкое нам. Человеческие существа всегда открыты новому. В их открытости космосу есть что-то бесконечно приближающее к нам. За это землян можно полюбить. Им надо помочь.

— Помочь! — сердобольно закричали из многих рядов.

Я удивленно посмотрел на него. Неужели у него другая цель?

Старейшина поднял руку.

— Представьте, мы прилетим на Землю. Люди встретят нас в штыки: кто такие? Хотите изменить все, что сложилось? Примут за врагов. Человечество Земли еще не умеет быть приветливым, хотя и ждет сигналов из космоса. Что говорить, если даже природную горючую жидкость не могут поделить, доходят до драк, которые у них называются войнами. Кроме того, Земля густо населена, как нас там примут? Нет, пока будем сотрудничать. Наш посланец — вот он.

Оказывается, Форум собрался не ради решения моей судьбы. Вопрос в другом. Я все еще не верил: хотят захватить Землю? Переселиться?

— Они обречены находиться на своем участке подъема, — поддержал старейшину Улисс. — Все должно вызреть. Свой путь они должны пройти сами.

— Не умываем ли мы руки?

Иса виновато обратился ко мне.

— Ваш пример нас тоже чему-то учит. С вами мы стали меньше чувствовать одиночество во Вселенной. Поиск родственных цивилизаций — суть наших желаний.

Старейшина заключил:

— Что ж, подождем критического момента.

— Не дождетесь! — невольно вырвалось у меня.

Публика одобрительно гудела, некоторые в своих тарелках возбужденно выпрыгивали из рядов.

Патриарх вопросил:

— Так что же делать с нашим гостем?

Народ молчал. Показалось, инопланетяне поверили, что существо другой планеты может стать одним из них, в неизмеримых высотах ушедших в иные миры сознания. Поверили, что я не опасен, могу стать сыном их полка, то бишь планеты. Но их смущает нечто примитивное, земное, тенью видное в рентгенограмме моей души. Наверно, их мир неведомых нам высоких конфликтов недосягаем для земного существа.

Иса поднял палец вверх (реликт древнего ритуала), и за ним стали поднимать пальцы остальные.

Меня оставили в живых, приняли. С меня свалился смертельный груз.

* * *

Моя подруга встретила его со странным чувством. У нее появились слезы — тоски бездетной женщины по не рожденному ребенку. И странно было видеть нескладного парня, который оказался сыном родного ей мужчины, почти родным ей.

У нее была обида на меня. Ей приснилась моя измена. «Во сне приехала к тебе в какой-то дом отдыха, и кто-то прошуршал платьем и исчез, ты как бы невзначай поправляешь кровать, и сердце мое защемило: ты раньше здесь долго жил, и знаешь все ходы и выходы, как выводить женщин. И я заплакала». Самым жалким кажется человек сам себе, когда он плачет во сне: Аа-аа-аа! Это самый глубокий плач духа! Хотя просыпаясь, не помнит, о чем плакал.

Она страдала, как страдает всякая женщина, лишенная той полной и прекрасной жизни, к которой предназначена. Я смотрел на нее со сложным чувством — вины и жалости.

С ней, моей подругой, я ощущаю близость и согласие в разверзающейся судьбе. И мы еще надеемся иметь ребенка. Наш секс — яркая доля обмана, потому что не приводит к рождению ребенка. Недаром Бог задумал опасным наслаждение сексуальной близостью — это указание на нешуточность коренного свойства живого — укореняться поколениями во вселенной. Но любовь — намного значительней, чем эта потребность природы.

Мы переругивались с ней, не было особого чувства любви, что охватывает полымем в первой страсти. Отчего, неведомо. По-прежнему было счастье близости с родным человеком, правда, не духовной, что и было причиной наших ссор. Наверно, не любил ее так, как инопланетянку, как Данте не мог любить только свою жену, мечтая о Беатриче. Но когда она умрет, без нее незачем будет жить. В наших ссорах — молодая ревность, и беспокойство от безнадежности старения, и отчаяние одиночества, что обычно владеет стариками.

Конец ознакомительного фрагмента.