Амнезия

Федерико Аксат, 2018

Проснувшись на полу собственной гостиной, Джон Бреннер обнаруживает, что голова у него раскалывается от боли, несколько часов стерлись из памяти бесследно, на журнальном столике стоит пустая бутылка водки, а неподалеку лежат пистолет и мертвая девушка с пулей в груди. Неужели Джон, художник-иллюстратор детских книг, совершил убийство? И кто эта девушка? Джон готов поклясться, что видит ее первый раз в жизни – но что-то в ее чертах кажется странно знакомым…

7

В ту ночь в мой сон, как червь, прополз невнятный, темный кошмар. Пробравшись сквозь череду жутких, бессвязных образов, я оказался на лесной тропинке. Яркий луч фонаря вел меня за собой, а сзади подгоняло чье-то дыхание. Охваченный страхом, я шел через лес, пока не проснулся в холодном поту.

После пробуждения я долго сидел в постели. При свете дня вчерашние события казались совершенно невероятными.

Я спустился на первый этаж, как был в трусах и старой майке, и еще раз осмотрел гостиную. Перед сном я убрал осколки абажура, и теперь в комнате царил идеальный порядок.

Я хотел вернуться в спальню и принять душ, но вспомнил нечто важное и спустился в подвал. Мой отец устроил там маленький винный погреб, которым страшно гордился, хотя на самом деле это был даже не погреб, а узкое помещение с рядами полок вдоль стен. В годы моего детства они были уставлены бутылками, которые отец берег для дружеских посиделок, проходивших тут же, в подвале. Здесь играли в покер, курили и беседовали о старых временах. То был тесный круг друзей, знавших друг друга с пеленок. Кто-то из взрослых назвал эти сборища Бильдербергским клубом, или попросту Б-клубом. Мы, дети, немедленно подхватили это словечко.

Когда мама заболела, заседания клуба постепенно прекратились. Бутылок в погребе почти не осталось, и никто не думал пополнять их запас. Деньги уходили на лекарства и сиделок, а поскольку отец не мог работать, как раньше, дела наши были хуже некуда. Иногда я спускался в погреб вместе с папой. Прежде он придирчиво выбирал вино, приберегая лучшие экземпляры для специальных оказий — каждому свой черед, — теперь же все чаще не глядя брал с полки первую попавшуюся бутылку. Мой отец не был алкоголиком, но в те горькие дни он пытался утопить в вине свое отчаяние.

Ныне погреб был пуст и заброшен, как и весь погруженный в тоску и упадок дом, покинуть который у меня недоставало духа. Марку хватило ума и сил, чтобы оставить прошлое позади, а я, жалкий идиот, позволил затянуть себя в черную воронку неудач, которая, похоже, скрывалась под фундаментом злополучного здания.

А теперь еще труп в гостиной. Пора валить отсюда к хренам. Чего еще ты ждешь? Чтобы камни с неба посыпались?

В дальней части погреба был небольшой ящик, в котором отец когда-то хранил особые бутылки для особых случаев. Я открыл его — и долго смотрел на пустую полку. Водки, которую я купил после тяжелого разговора с Лилой, не было.

Идея купить спиртное, чтобы доказать, что спиртное мне не нужно, была невероятно глупой, однако не самой сумасбродной из тех, что приходили мне в голову. Любой алкоголик способен за секунду придумать десяток оправданий своей слабости и искренне поверить в каждое из них.

Следующие полчаса я осматривал дом. Особое внимание уделил спальне и гостиной. Искал скрытые камеры, микрофоны, любые свидетельства присутствия посторонних. В конце концов пришлось признать свое поражение. Усталый и пристыженный, я решил последовать совету Марка и поскорее забыть о вчерашнем нелепом происшествии. Теперь онирическая галлюцинация казалась самым разумным объяснением.

Я отправился в кабинет с твердым намерением хоть немного поработать. В последние недели никак не удавалось сотворить что-то путное. Вдохновение покинуло меня, и надежды на то, что оно вернется именно сейчас, было мало, но я решил не сдаваться. Компьютер включать не стал, чтобы не отвлекаться.

У окна висел рисунок, изображавший пчелку Люси, героиню детской сказки, которую я придумал три года назад и благодаря которой снискал определенное признание среди художников-иллюстраторов. Трудолюбивая пчела учила маленьких читателей ценить время, чередовать работу с развлечениями и все успевать. Про нее вышло больше десяти книжек: как наводить порядок в комнате, как важно соблюдать режим дня, как справляться с домашним заданием и все в таком роде. Если честно, эта Люси была редкой занудой. Сам я возненавидел ее чуть ли не с первого дня; но книги хорошо продавались, и мой агент требовал продолжения. Похоже, родители были рады спихнуть воспитание отпрысков на пчелу.

Однако несколько месяцев назад люсимания пошла на убыль. Ребята из издательства собирались расторгнуть контракт, и моему агенту чудом удалось отстоять наши интересы. «Этот колодец пересох, Джонни, — сказал мне Фил. — Пора придумать что-то новое». Его слова изрядно меня повеселили.

Я попытал счастья с дикобразом и муравьем, но получалась все та же пчела в другом обличье.

Я взял лист бумаги и несколькими штрихами набросал Люси. Полюбовавшись на нее, достал акварель и кисти и принялся за работу. Возможно, секрет не в том, чтобы найти нового зверя, говорил я себе, намечая мягким карандашом силуэт. Возможно, Люси нужен приятель. И как я раньше до этого не додумался?

Я проработал полчаса без перерыва. Рядом с Люси на бумаге появилась белокурая девочка в голубом платье, с ожерельем на шее. У нее были удивительные синие глазища, и внезапно я понял, кто она.