Всё во имя…

Феалин Эдель

Гайа – жрица племени на маленьком южном острове. Её главная цель – помогать всем, кто в этом нуждается. Однажды она помогает простому деревенскому парню по имени Жени, и он загорается идеей стать её учеником. Но всё становится гораздо сложнее, когда в дело вступает любовь…

ГЛАВА 2

Когда Жени по привычке пришёл утром к домику Гайи и постучался в дверь, его встретила удивительная тишина. Словно такой живой, светлый и радостный дом вдруг опустел. Жени заглянул в окошко — в светлице было пусто. Даже совы нигде не было видно.

Ни на шутку испугавшись, Жени влетел внутрь, ринулся на кухню и застыл посреди неё от того, как замерло его сердце. Гайа лежала в кровати и тихонько посапывала, укутавшись в большое цветастое одеяло. Жени выдохнул и не удержался от улыбки — видимо, жрицам тоже свойственно иногда спать.

— Гайа, — тихо прошептал он, присев на край кровати, и неуверенно коснулся лица женщины своей, дрогнувшей от волнения ладонью. — Проснись, Гайа…

Гайа открыла глаза, и Жени в очередной раз засмотрелся в гладь прозрачной голубизны. Гайа прищурилась, села в кровати, сонно зевнула и потянулась.

— Пришёл так рано ты, — заметила она не проснувшимся голосом, а взгляд Жени упёрся в полупрозрачную сорочку.

Под сорочкой явственно были видны тонкие выступающие ключицы, острые плечи, жемчужины ракушек замёрзшей от холода в помещении груди. Жени сглотнул и обеспокоенно посмотрел в сонное идеальное лицо Гайи — но она не замечала его волнения, не замечала и его взглядов.

— Будешь чай? — спросила она, спуская с кровати голые ноги и ёжась от холодящего ступни пола. — В этот день я отдыхаю обычно, — пояснила она явно недоумевающему Жени. — По лесу хожу, по морю…

— Ты по морю ходишь? — удивился он. — Чай буду!

Жени прилично вышел из кухни в светлицу и сел за стол, только спрятал под скатерть сжатые кулаки. Сам себе он казался грязным и неправильным, а оттого пообещал никогда не говорить об этом Гайе.

— Со мной хочешь? — даже по голосу было слышно, что она улыбалась в кухне. — Взять могу.

— Хочу, — честно откликнулся Жени и только потом понял, что это будет испытание для него. Но ради Гайи он был готов на любые испытания. — А где сова?

— Не знаю, — ответила она. — Прилетит позже, может, или не прилетит.

Жени старался не думать, как она там скидывает сорочку, как надевает сарафан, подвязывает пояс… заплетает русые, почти золотые косы. Накидывает на голову голубую ткань… поднимается на цыпочки, чтобы снять развешенные в углу пучки сушёных трав…

— Я угощение ей принёс, — пояснил Жени, вытаскивая из кармана горсть мёртвых кузнечиков. — Есть кузнечиков будет, как думаешь?

— Думаю, да, — Гайа появилась из кухни с чайником и чашками ровно так, как Жени её представлял — в голубом сарафане, с покрытой головой, куда была спрятана золотая коса. — Любит с рук есть она.

Они пили чай в этот раз молча. Гайа сонно щурилась, но уже улыбалась окну с давно проснувшимся солнцем, давно проснувшемуся Жени, мёртвым кузнечикам на столе и отражению света в чашке. Жени не мог удержаться и улыбался тоже — впрочем, на весь мир его улыбки не хватало, хватало только на Гайю. Но ему и это вполне себе нравилось.

***

Как и обещала, Гайа захватила небольшое лукошко, и они пошли в лес по ягоды. Жени старательно отбирал самые большие и ссыпал их в плетёную корзинку, Гайа же смотрела долго, вдумчиво, решала, каких ягод кустику не жалко, а от потери каких он не сможет оправиться. Жени и сам хотел так, но угостить Гайю он хотел сильнее.

Когда ему попалась действительно большая ягода, он окликнул жрицу.

— Сейчас съешь, — попросил он, протягивая Гайе двумя пальцами большую красную спелую землянику. — Понравится тебе.

Гайа рассмеялась и взяла ягоду губами прямо из пальцев Жени, а потом совершенно спокойно отправилась собирать дальше. Парень застыл на месте, глаза его округлились, а сердце было готово выскочить из груди.

Что это было? Что за сумасшедший день?..

Ягод получилось собрать полное лукошко. Солнце потихоньку уходило с середины неба, оставляя только тонкий запах вечера и окрепший ветер, который шумел в лесных кронах. Как-то сами собой Гайа и Жени вышли к морю, и теперь жрица скинула туфли, взяв их в руки, и с тёплой улыбкой шагала по самой кромке воды. И всё-таки по кромке, проваливаясь голыми ногами в песок, а ничуть не по морю, как она обещала Жени.

— По морю, говорила, ходить будешь, — заметил Жени, хотя его это ничуть не огорчило — он сам улыбался, смотря на Гайю и её удовольствие. Накидку на голову развевал окрепший ветер, время от времени задевая золотую косу. Жени нестерпимо хотелось прикоснуться к её волосам, но он шёл неподалёку и лишь смотрел, и не мог насмотреться.

Их мир — прекрасный, уютный и маленький — представлял из себя небольшой островок в бесконечном океане, скрытый от чужих глаз. Летом было тепло, зимой не очень холодно. Поселение жило на этом острове веками, постепенно развивалось. Развиваться быстро не было причин, а волшебные жрицы, которые жили с поселением бок о бок, только замедляли естественный процесс. Они всегда приходили на помощь в любых спорных вопросах. Когда появилась первая из них — никто не помнил, но каждая жрица отбирала ребёнка из поселения и уводила к себе. Девочка или мальчик потом не помнили прошлой жизни и прошлой семьи, а матери и отцу о них вспоминать воспрещалось. Никогда этот вековой порядок не нарушался, но жрица, которая обучала Гайю чуть раньше, покинула свой пост, решив, что девушка уже готова — она и обратилась в вольную хищную белую птицу. Гайа была способной, у неё были хорошие данные и таланты, да и ум её был способен познать множество сокрытых в мире тайн. Но наставница не улетала, хотя и наступило её время получить свободу. Она следила за каждым шагом Гайи, словно предчувствовала беду, но не могла её предсказать. А Гайа просто следовала вселенскому плану, не оглядываясь и не пытаясь предотвратить неизбежное…

Солнце опускалось в воду, и по пушистому от белой пены морю поплыли красные пятна и жёлтые блики. Гайа замерла, подставив бледное лицо закату, чувствуя его тёплое дыхание на своей коже. Жрица чувствовала, будто где-то за спиной у неё есть огромные крылья, и когда-нибудь она так же, как и её наставница, их расправит — и взмоет ввысь, навсегда освободившись от бремени помощницы этому миру. А пока её священная цель, её великая задача — быть рядом, быть здесь, любить…

— Ходить хочешь по морю? — оглянулась Гайа на Жени. — Тогда пошли!

Она отнесла лукошко подальше, чтобы его не смыло волной, и, ничуть не колеблясь, побежала навстречу тёплым вечерним брызгам.

Жени скинул рубаху и рванул следом, быстро догоняя Гайю и вместе с ней кидаясь в тёплые ласковые волны.

Они резвились, как дети, брызгались, толкали друг друга, утягивали под воду, а потом долго отфыркивались. Голубой платок на голове Гайи словно был волшебный — к печали Жени, он не развязывался и не слетал, зато она успела потерять где-то пояс и передник, оставаясь в одном сарафане, который задирался, открывая то, что приличным парням до свадьбы видеть не стоило. Но Жени забыл об этом, он забыл и о том, что было утром, он просто смотрел в эти счастливые голубые глаза с насмешливыми морщинками и чувствовал, как его сердце наполняется любовью и состраданием.

Жени почувствовал себя особенным, избранным. Жрица гуляла с ним, разговаривала с ним, ела ягоды из его рук и теперь купается в море с ним вместе — с ним! Разумеется, это что-то значит!

Гайа заметила, что он задумался, нырнула под воду и дёрнула его за пятку.

Жени взвизгнул, наглотался воды и больше не задумывался.

***

— Хорошо с тобой по морю ходить, Жени, — улыбалась Гайа, когда они, наигравшись, вылезли из волн и сидели на песочке, наблюдая за засыпающим солнцем и остывающим морем.

— Почему не ходишь больше ни с кем? — с волнением спросил Жени, пытаясь остыть сам, хотя щёки его пылали отнюдь не из-за алого заката.

— Не принято жрицам с кем-то ходить, — вздохнула Гайа. — Только с учениками если. Но разве кто узнает? Разве дело кому есть? — бездонные голубые глаза посмотрели на Жени, как показалось, обеспокоенно.

— Не скажу никому я, — нахмурился Жени и взял руку Гайи в свою. Как тогда она взяла в свои руки его. Она же помнит? Её тоже словно молнией ударило в ту секунду?

Но Гайа улыбалась как всегда — тепло и благодарно, наивно и светло, и Жени не понимал, чувствует она действительно его желания и стремления или совсем не видит?

— Научишь ты меня смотреть «в»? — тихо попросил Жени, и Гайа вздрогнула.

— Зачем тебе? — взглянула на него серьёзно, строго, забрала ладонь из его пальцев. — Не нужно, Жени, мой дорогой Жени, — покачала головой, подхватывая лукошко, будто он не вопрос задал, а вспугнул дикую птицу. — Иди домой лучше, ждут тебя. И я пойду.

— Гайа! — воскликнул Жени, когда жрица развернулась и отправилась обратно, словно забыв о его существовании.

Пальцы сами сжались в кулаки, но от спёртого в груди дыхания не удалось больше выдавить ни звука. Жени с трудом хватал воздух, словно его сильно ударили в грудь, потом плюнул, натянул на голое мокрое тело рубашку, чувствуя, как песчинки неприятно покалывают кожу, и медленно поплёлся домой.