Исповедь

Фарида Расулева, 2013

В сборник вошли лучшие стихотворения поэтессы, написанные в разные годы.

III. «Мой хороший, мой ласковый, милый…»

«Мой хороший, мой ласковый, милый…»

Мой хороший, мой ласковый, милый,

Если б знать, сколько сил,

сколько силы

Жизнь берёт за любовь, то в округе

Отказались бы все друг от друга.

Хорошо, что не знаем заранее.

Холодком холодит утро раннее,

И такие туманные дали,

Что предвидеть мы сможем едва ли.

Ах, какая нарядная проза:

Муж, домой приходящий с мороза!

Вот и мне примерещилось счастье —

Гость лукавый и вовсе не частый.

В нашем доме, где грустно и тесно,

Вот и счастью находится место.

И тревожно немного, и зыбко

От твоей чуть печальной улыбки.

«Я думала, что только я…»

Я думала, что только я

ранима, беззащитна,

а про тебя я думала:

закованный в броню,

и вот стою перед тобой

растерянно и грустно

и ничего не говорю,

уже не говорю.

Боюсь смотреть в твои глаза —

в них столько робкой боли,

что легче отвернуться.

мне стыдно и смешно.

Зачем же ты ко мне пришёл?

Ну кто тебя неволил?

Да не смотри ты на меня!

А посмотри в окно:

Выходят дети из кино.

Они болеют часто.

Повсюду — слякоть,

снега — нет,

зимою — эскимо.

Стоят панельные дома,

автомобили мчатся…

Какая может быть любовь?

Где в этом мире счастье?

Ты молча смотришь на меня.

А я смотрю в окно.

«Как счастливы счастливые!…»

Как счастливы счастливые!

Счастливой ты была.

На солнышке лежала.

И по реке плыла.

В глазах любимых видела

лучистый, ясный свет.

Ты счастьем зарядилась

на много-много лет.

И будет много солнца

ещё в твоём дому.

Ну почему ты плачешь?

Тебя я не пойму.

Объелась ты, объелась:

счастливою была —

на солнышке лежала.

Вдоль берега плыла.

И ласточки летали

тебе, дурной, вослед.

Перекормили счастьем

тебя на много лет.

«Ах, Фарид…»

Ах, Фарид,

ах, Фарид,

голова моя горит,

я в огне —

быть беде,

не приходишь к Фариде,.

Ты Фари,ду променял,

видел сны не про меня,

а про Катеньку,

конопатенькую.

На окне с утра сижу

и обиды ворошу,

их считаю,

причитаю,

на тебя я ворожу.

Пусть Фарид,

тот Фарид,

синим пламенем горит!

Ходишь мимо пилигримом,

улыбаешься,

что, мол, маешься?

«Я взглянула…»

Я взглянула

на твою любимую

твоими глазами

и вздрогнула:

какой ты счастливый!

«Мне не снится, мне не снится…»

Мне не снится, мне не снится,

что, взлетев из рук, синица

превратилась в журавля.

Мне не спится, мне не спится,

в колесе седьмая спица

для меня ты, для меня.

Обозналась — эка малость:

поманила да забыла,

а взглянула — да застыла,

увидала лишь затылок,

да стояла, дурь кляня.

Я не стою? — ах, пустое,

приворотного настоя

не пила я, не пила.

завлечён он, да не тою —

будто по сердцу пила.

Не забыться, не укрыться,

головой в подушку врыться,

сон тщетою^[1] отгонять.

Мне не спится, мне не спится,

как посмел он не влюбиться?

Нипочём мне не понять.

«Я ищу совсем не счастья…»

Я ищу совсем не счастья

и не песен,

гордый мой,

я ищу лишь равновесья

между мною и тобой.

Между собственной судьбою

и судьбой совсем другой.

Ты не рад мне.

И не надо.

Не прощай и не жалей.

Как слепая ворожея

я жила среди людей.

Но не я тебя слабее.

Но не ты меня мудрей.

Но зачем же ворожею

ты к себе приворожил?

Без меня полжизни прожил,

дом сложил и жизнь сложил,

без меня дружил с друзьями,

без меня врагов нажил.

Отпусти меня на волю,

ведь тебе я ни к чему.

Отпусти меня на волю.

Что ж ты сердишься, чему?

Отпусти меня на волю,

к перезвону птичьему.

«Им судьба подарила…»

Им судьба подарила

три ночи, три дня.

опереньем сверкнула

жар-птица.

Три падучих звезды,

три несмелых огня

пали с неба,

чтоб вспыхнуть и скрыться.

И обрушится дом,

и обвалится холм,

перехватит от нежности горло.

И былинка шершавым

шепнёт языком

о дорогах

бессонных и долгих.

И налево — восход,

и направо — восход,

светом розовым залито небо.

Здесь — судьбы перекресток,

здесь — узел дорог.

Только камня с пророчеством

нету.

«Осень выдалась — словно в награду…»

Осень выдалась — словно в награду.

Что за осень! Теплынь и покой.

Да и лета мне больше не надо —

лета с тускло-зелёной листвой.

Ах, какая мне выпала доля!

Так взахлёб и так радостно жить,

не уметь защититься от боли

и — усталость осеннюю пить.

Улыбаться награде осенней

и готовиться к строгой зиме,

и надеяться вместе со всеми,

и со всеми — ходить по земле.

«Вглубь какого колодца…»

Вглубь какого колодца

шептать мне об этой любви?

О любви невзначай,

невпопад, наудачу?..

Мне, наверное, лучше бы

плакать и петь, только я

не пою и не плачу.

Ночью снятся мне

странные, светлые сны,

сны сквозные и гулкие,

как огромные своды,

слышу звуки тревоги

пожарных машин,

вижу — пламя

над крышей восходит.

Это пламя танцует

над крышей моей,

освещая ночные дороги,

это мечутся чёткие тени людей

и струится от отблесков

берег пологий.

Снится: речка промёрзла

до самого дна,

снега хруст и угрозы вдогонку,

ледяная дорога

на долгие вёрсты видна,

и в ладони —

ладошка ребёнка.

«Сваты ходят в мой дом…»

Сваты ходят в мой дом.

— Что потом?

Перестанут ходить.

— Что мне в том?

Будешь век вековать.

— Вот беда!

И грустить по ночам.

— Это да.

Ой, смирись, не гордись.

— Что потом?

От него отступись.

— Что мне в том?

Он не пара тебе.

— Вот беда!

Он не любит тебя.

— Это да.

Ну а если б любил…

— Что потом?

В рог бараний скрутил.

— Что мне в том?

Мыть, стирать да вязать.

— Вот беда!

И стихов не писать.

— это да.

«А может быть, совсем не надо было…»

А может быть, совсем не надо было

стеной стоять на собственном пути?

А нужно было ради горькой были

стать пылью — и самой по ней пройти?

И всё б тогда пошло совсем иначе.

Мне был назначен счастья срок.

Когда б глаза мои туманились незряче.

Когда ты их закрыть бы смог.

Скажи, на что мне — горький дар прозренья

и эта власть — решать за нас двоих?

и почему так трудно искупленье

несбывшихся греховных снов моих?

«Ты говорил…»

Ты говорил:

— Смотри, вот мой любимый луг!

Я посмотрела.

— Вот просека сосновая, где на траве роса.

Где сосны корабельные уходят в небеса…

Я посмотрела.

— А вот тропинка, возвращающая силу.

Я здесь хожу, когда мне всё немило.

Я смотрела.

Но — замороченная жизнью горожанка —

Ничто не дрогнуло в моей душе.

Бездумно слушала, глядела. Было жарко…

Природа не волнует нас уже.

Мы ошарашены потоком жизни новой

Невиданной и бьющей через край.

И лишь во сне вдруг просекой сосновой

Привидится наивный древний рай.

И лишь во сне вдруг счастьем отзовётся

Брусники вкус, сосновой рощи тень.

И радость, словно птенчик, встрепенётся:

А ведь какой прожит хороший день!

Замыкание под Новый год

Погасла лампочка в дому

И — сделай милость! —

Не разгоняй свечою тьму —

Всё изменилось.

Как будто в жизни перерыв

По высшей воле,

Чтоб впечатленья перерыть —

Не для того ли?

Воспоминанья перебрать,

Внести порядок,

И я уселась на кровать

С тобою рядом.

И мне с тобою хорошо.

Мы жизнь итожим.

Совместной жизни год прошёл.

Он трудно прожит.

И разлилась густая тьма,

Как речка Лета.

Чужие судьбы и дома

Проступят где-то.

Ведь люди и до нас с тобой

Вот так сидели.

И кто с надеждой, кто с тоской

Во тьму глядели.

Кто защитит нас от невзгод?

Не ты ль? Не я ли?

Друг друга мы за этот год

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Тщета (устар.) — бесполезность, безрезультатность, суетность.