Дуккха

Урмат Саламатович Саламатов, 2023

Книга повествует о становлении людей, которые, преодолевая преграды, переживают личные трагедии. Противостоят взглядам общества, моральным устоям и традициям, казалось бы, нерушимым. Искренне веруя, жертвуют самым дорогим – семьей, родными, чтобы правда победила. История расскажет об обстоятельствах, перед лицом которых мальчик становится мужчиной. О том, как ему предстоит сбросить оковы стереотипов и вопреки устоявшейся лжи сразиться за истину.

Глава II Возродись

Мальчик ехал молча. На вопросы не отвечал и не удостаивал взглядом. Губы безмолвно заклинали проклятья. Он неистово сжимал дверную ручку, и на нежном, еще детском лице, не знавшем невзгод, от напряжения выступили жевательные мышцы челюсти. Рыжие ресницы, усеянные маленькими каплями слез и серые глаза, обращенные к Богу с мольбой… С мольбой о том, чтобы он приютил семью.

Я ехал и думал, как бы половчее его убить. Так, чтобы не увидеть лица, искаженного муками… чтобы ночами не снился. А ведь он все слышал и знает, что едем его убивать. Почему не ревет? Не молит о пощаде? Не уговаривает отпустить? Не клянется забыть? Ковыряясь в памяти, вспоминая последние минуты людей, убитых мною, я не находил ответов.

Я остановил машину. Открыл капот. Велел ему принести камень и подпереть колесо. Он повиновался не сразу. Стоял и смотрел на меня, будто знал, что я задумал. Две крупные слезинки, словно чужие, скатились по его безучастному лицу. Я скомандовал еще раз. Он, не проронив ни слова, повернулся и побрел вдоль дороги. Шел твердой поступью, гордо, с поднятой головой. Я выждал момент и, когда он достиг расстояния, чтобы я не мучился, достал пистолет и прицелился. А он все не останавливался. «Кто же так ищет? Ни вниз, ни по сторонам не смотрит» — не успел спросить себя, он повернулся и, глядя на меня, застыл в ожидании. На детском лице увидел твердость духа, которой не встречал даже у мужчин перед смертью. Он взирал с дерзостью, приподняв подбородок, выпятив грудь, сжав кулаки и всем видом призывая: «Стреляй! Покончим с этим». Губы его шевелились, и я будто слышал: «Клянусь! Я отомщу».

Видит Бог, я прилагал усилия, чтобы выстрелить, но палец онемел и отказывался слушаться. Я опустил пистолет. Сделал два глубоких вдоха. И прицелился снова, готовый нажать на курок. Но рука задрожала, словно кто–то невидимый стал мешать. «Отец?» — пронеслось в голове. «Его или мой?» — подумалось мне.

Я вспомнил день, когда впервые сел верхом. Отец гордо тряс кулаком в воздухе, соседи нарекали молодцом, хлопали в ладоши. А ослик отдалял меня от них, унося по дороге. Повернул неожиданно и уронил наземь. Упав на спину, заплакал не от боли, а скорее от досады. Поднявшись, перепуганный, побежал в слезах к отцу, а он на встречу. Обняв, смеялся и успокаивал. Взял на руки и сказал: «Через это надо пройти. Чтобы вырасти сильным, ты должен научиться падать, а затем вставать». Когда он научил меня падать, его убили.

Мальчик не двигался в ожидании конца.

Я удалился за машину и присел на каменистую землю, прижавшись спиной к двери. Он не мог меня видеть. Учащенно дыша, слышал, как наяву: «Без чести мужчины быть не может!», «Не в силах за клятву ответить — лучше умри!», «Осквернишь память отца», «Опозоришь род», «Убей!», «Исполни…», «Сделай как надо», «Убей его!», «Нет чести», «Позор!», «Позор!!», «Позор!!!». Каждое слово, как оса, запертая в черепе, жалило в мозг.

Я положил перед собой пистолет. Обхватил голову и стал давить, пока руки не свело судорогами. Но мысли не оставили в покое. Всматриваясь в небо, изрек: «Зачем?! Зачем ты позволил мне дать эту клятву? Я не могу убить ребенка! Зачем ты выковал меня в чести? Теперь я должен… Я должен!..». Изведясь в безуспешных поисках ответа, не знал, как поступить, и не нашел ничего лучше, чем со всей силы стукнуть ладонью землю до боли в предплечье. Ударил так, будто она во всем виновата. В местах, на которые пришлись торчавшие камни, проступила кровь. Растёр ладонь, чтобы унять боль, а потом прикрыл ею лицо, прячась от света и обращаясь ко тьме. Надеялся, что она знает, подскажет. «Ты не должен. Никому. Ничего».

Я открыл глаза и увидел пистолет. Схватил и так быстро приставил ствол к виску, что ни одна мысль не успела проскользнуть. Когда почувствовал холодное дуло, я подумал об отце: «Если смотришь сейчас, прошу, отвернись».

Пошел дождь. Он разбавил собою и спрятал слезы отчаяния. Мне не было страшно, но подбородок и губы невольно дрожали. Я закрыл глаза и принажал на курок. Слышал, как натянулась и заскрипела пружина внутри ствола, когда в голове прозвучали слова Будана: «У него никого нет». Открыв глаза, я увидел мальчишку. Он стоял рядом и на протянутой ладони держал овальный, почти правильной формы камешек размером с урюк.