Черные вороны 12. Тьма в его глазах

Ульяна Соболева, 2023

Максим Воронов восстал из мертвых, но он больше не тот, каким его знала Дарина. Он потерял память и из его жизни стерлось более двадцати лет. Он больше не испытывает эмоций и не имеет привязанностей. Он – хладнокровный, запрограммированный на полное уничтожение убийца-одиночка. От его кровожадной жестокости содрогнутся даже те, кто знали, на что он способен.Сможет ли Даша вернуть его любовь или возродить её снова? Настоящие чувства живут в памяти или в сердце? Или это конец, и их одержимость друг другом осталась в прошлом…Римейк Любви за гранью! Повторение текста!

Глава 5

Я улыбнулся, ощутив волну боли, которая накрыла его. Я демонстративно вдохнул её в себя. О, да, Граф, кажется, я нашёл твою слабую сторону. И мы оба знаем, что я обязательно использую ее против тебя. Нужно будет узнать у Радича. Вряд ли Дарина расскажет мне о таком.

И я оказался прав, потому что Воронов так же демонстративно бросил взгляд на часы и сказал:

— У меня сегодня назначена встреча с местной властью. Об открытии новой фабрики. Между прочим, твоей фабрики. Я предлагаю тебе поехать со мной на эту встречу. Ты многое не помнишь, — он явно пытается сгладить повелительный тон своих слов, — хотя не сомневаюсь, что Радич, который тут всю ночь проторчал, тебе так же многое поведал.

— Граф хочет наглядно продемонстрировать свое покровительство, я понял. Заманчивое предложение, Воронов, но я откажусь, — он раздражённо забарабанил пальцами по столу, — ты прав — Радич мне и об этой встрече рассказал. Так что я в курсе дела. А если ты всё же хочешь помочь мне, — я замолчал…Последние слова вырвались невольно, и я уже мысленно проклинал себя за них. Я ведь мог спросить у Дарины. Хотя нет. Сукин сын был прав: кроме него, больше некому мне рассказать об этом.

— Расскажи мне об…о Савелии.

***

Воронов грустно улыбнулся, увидев, как изменился взгляд брата. Теперь он не смотрел на Андрея, скорее, обшаривал глазами помещение кабинета, останавливаясь то на корешках книг, то на стенах, то на мебели.

Возможно, это первая его победа, ничтожная, но очень важная именно потому что первая. Граф дал слово самому себе, что заставит этого недоверчивого сукиного сына капитулировать и признать себя частью их семьи.

— Он любил тебя, знаешь? С того мгновения, как узнал, что ты его сын. Он корил себя за то, что не видел раньше вашего сходства. За то, что позволил тебе пережить всё то, что ты пережил.

Зверь усмехнулся, вздернув бровь, но Граф вдруг ясно увидел в этой нарочитости горечь, которую Макс пытался скрыть.

— Видимо, наличие троих племянников и дочери подростка, сделало тебя сказочником, Воронов. Но я в сказки всё же не верю.

— Ну у меня есть еще и младший сын. Так что сказки я обычно читаю ему. Кстати, какого-то дьявола он похож на тебя. Такой же упрямый чертик.

Андрей ожидал привычной самодовольной улыбки или хотя бы удивления, но в глазах Макса всё была всё та же пустота, и Граф сжал ладонь в кулак, глубоко вдыхая и напоминая себе, что не должен ожидать от брата тех чувств, на которые он пока неспособен. Долбаное «пока», которое заставляло ощущать себя таким же опустошённым.

— Он действительно любил тебя. Ты так на него похож. Помимо внешности. В чём-то даже больше, чем я. Одно время он даже был с тобой близок больше, чем со мной.

В этот момент дверь сзади открылась, и Андрей, не оборачиваясь, понял, что в кабинет вошла Дарина.

Взгляд Зверя изменился, и Граф едва не вскинул руки в победном жесте. Наконец-то. Опостылевшая пустота сменилась не просто заинтересованностью. Взгляд Зверя заполыхал. И Граф мог поклясться, что увидел в нём всполохи как похоти и чисто мужского интереса, так и неожиданной для Зверя теплоты.

— Я хотела спросить, возможно, вам что-нибудь нужно?

Лгунья, она пришла проверить, не поубивали ли они друг друга. Возможно, тишина ей показалась подозрительной. Андрей прикрыл рот ладонью, пряча улыбку, когда Макс весь подобрался, напрягаясь и пожирая голодным взглядом жену. Всё же хорошо, что кое-что в этом мире не меняется. Где бы они ни были, какие бы сложности им ни приходилось перенести, чего бы их ни лишили, этим двоим достаточно было просто увидеть друг друга. И для них всё вокруг исчезало.

Дарина подошла к брату и положила руку на его плечо, сжимая, и Андрей прищурился, глядя на Макса. Понимает ли Зверь, что это провокация чистой воды? Что жена проверяет его? Навряд ли. Потому что он с шумом отодвинул свое кресло и уже через секунду оказался возле жены.

***

Перехватил ее за запястье и повел к двери, процедив сквозь зубы:

— Мы сообщим, если нам что-нибудь понадобится.

— Хорошая сигара и старый добрый виски, что еще нужно для мужского разговора? — донеслось сзади, а я стиснул руки в кулаки, желая врезать ему. Когда увидел, как она положила руку ему на плечо, меня от злости перекосило. Не будет моя женщина других мужиков трогать! Я лучше ей руку оторву, чем позволю так себя унижать. Но, бл**ь, ведь было что-то другое, Зверь? Ведь не только из-за этого ты вихрем через стол пронесся, чтобы скинуть её руку с его плеча? Ведь почему-то внутри ревностью всё скрутило так, что захотелось Воронова в стену впечатать и кулаками в него вбивать, что нельзя мою жену обнимать, нельзя смотреть на нее и улыбаться её прикосновением. Потому что МОЯ! И плевать что считает её сестрой. Моя она! Я так решил.

Когда дверь за Дариной закрылась, подошёл к Графу, внимательно наблюдавшему за нами, и, схватив его за грудки, прорычал:

— Слушай сюда, Воронов! Я плевать хотел на то, как ты её называешь! Даже если она твоя сестра, я запрещаю тебе притрагиваться к ней, понял?

Я не ожидал, что уже через мгновение этот сучий потрох впечатает меня в стену, схватив за горло рукой и, оскалившись, так же медленно процедит:

— Слушай сюда, Зверина! Дарина моя любимая и единственная сестра, и я убью любого, кто оспорит это! И я плевать хотел на твою одержимую ревность! Я буду обнимать и любить свою сестренку так, как посчитаю нужным. И в следующий раз, если ты, извращенец конченый, позволишь думать о нас с ней в таком контексте…я тебе все кишки выпущу, и ни одна тварь на свете больше не воскресит тебя. Понял?

Схватил его за запястье и прохрипел:

— Твою мать, Воронов! Я никогда не уважал тебя так, как сейчас.

И это было, мать его, абсолютной правдой. Потому что я чувствовал от него такую ярость в этот момент, которую не чувствовал никогда. И он верил в то, что говорил, он действительно видел в ней только свою сестру.

Воронов удовлетворённо кивнул, убирая руку…а говоря на моем языке, совершая непоправимую ошибку. Я размахнулся и ударил его кулаком в челюсть так, что костяшки пальцев болью обожгло. А этот психованный франт склонился над столом, демонстративно поправив ладонью челюсть, и громко рассмеялся.

Затем рухнул на свой стул и, продолжая смеяться, произнёс:

— Так что тебе уже донёс твой Ищейка?

Сказал таким тоном, будто Ищейка действительно был близок ко мне. Воронов славился своим благородством, а не глупостью.

Я пожал плечами и начал рассказывать о нашем разговоре со Стефаном. О том, как он принёс с собой несколько стопок бумаги, которые оказались договорами, ожидавшими срочного подписания. О том, как спокойно и безучастно Ищейка рассказывал о роли моей компании в европейской системе металлургии и золотодобычи. О том, что моей жене приходилось уже взваливать на себя семейный бизнес, и, более того, что некоторыми делами занималась сугубо она лично. Радич вскользь упомянул о том, что я теперь член этой семьи тем самым подтверждая слова Дарины. Правда, крыса очень ловко увела в сторону мой вопрос о родителях жены, сославшись на экстренность некоторых деловых вопросов, не предполагавших задержки. Видимо, это была своеобразная месть за тот разговор в клубе.

О том, что Радич подробно рассказал мне об угрозах спецов и об уничтоженных доказательствах моей вины в убийствах мразоты, пачкающей город, я решил не упоминать. Стеф осторожно заметил, что приказ об изъятии и уничтожении любых улик отдавала именно Дарина.

И пока единственными, кому я начинал доверять, были именно она и Ищейка, но никак не Воронов.