Больше, чем любовь

Татьяна Осипцова, 2003

Когда мужчину и женщину тянет друг к другу как магнитом – это страсть. Когда страсть длится годами, несмотря на роковые обстоятельства, серьезные ссоры и долгие разлуки – это настоящая любовь. Но даже самая большая любовь не может стать единственным смыслом жизни для натур сильных и целеустремленных. Роман охватывает около двадцати лет, в течение которых Наталье и Борису довелось пережить перестройку, развал Советского Союза, смену строя и ценностных ориентиров. Они боролись за место под солнцем в кошмаре 90-х годов, теряли друзей, но вновь поднимали голову и шли дальше…

Часть первая

Хлопнула входная дверь. Наташа вздрогнула, обреченно вздохнула, затем плеснула коньяка в стакан и залпом выпила.

Уехал! А она так ничего и не сказала ему. Не успела даже слова вставить, даже не намекнула, что все поняла и простила, и сама готова попросить прощения. Ну почему, почему она так долго тянула со своим объяснением? И вот, дождалась — Борис бросил ее. Бросил как раз тогда, когда она поняла, как он нужен ей. Поняла, что не должна была отталкивать мужа, который переживал не меньше, чем она.

Бутылка стояла перед носом и в голову пришла довольно глупая мысль — напиться. Напиться, чтобы забыть. Забыть, что муж бросил, забыть обо всем и заснуть…

Ну и что? Она забудет на сегодня, а завтра опять ее будут глодать все те же мысли…

Ее любимая героиня в трудные минуты повторяла: «Я не буду думать об этом сейчас». Правильно — что толку терзаться? Оттого, что она будет рыдать или биться в истерике, Боря не вернется.

Наташа выпила еще и пробормотала:

— Ничего. Он сказал, что будет приезжать. Пусть к Димке, но мы увидимся. Не может быть, чтобы он разлюбил меня… То, что нас соединяло — больше, чем любовь… И я знала это почти с первого дня. Сколько лет прошло, четырнадцать или пятнадцать?..

Глава 1

Кому-то лето 1980 года запомнилось Московской Олимпиадой, кому-то — смертью Высоцкого и французского шансонье Джо Дассена. Наташе Виноградовой оно запомнилось тем, что в тот знойный август она стала студенткой Ленинградского института текстильной промышленности. Вместе с Людкой, лучшей подружкой, они подали документы, вместе сдавали экзамены и обе прошли по конкурсу.

Началась студенческая жизнь, которая поначалу казалась поразительно свободной: уроки делать не надо, к доске не вызовут… После занятий девушки ходили на нашумевшие спектакли, доставали билеты на недели зарубежного кино. Едва узнав об открытии выставки картин Ильи Глазунова, Наташка с Людкой решили, что обязательно должны ее посмотреть. За ними увязалась еще одна девочка из их группы, Яна. Молчаливая и несколько медлительная литовка из Паланги планомерно изучала достопримечательности Ленинграда, и не упускала случая сходить на интересную экскурсию вместе с питерскими студентками.

Очередь из любителей живописи завивалась вокруг здания Манежа и заканчивалась на бульваре Профсоюзов. Под надзором блюстителей порядка публика терпеливо топталась на ноябрьском ветру, медленно продвигаясь к вожделенным дверям. Рядом с подругами в очереди оказались три парня, не упустившие случая познакомиться с симпатичными девушками. Ребята были студентами разных вузов, но старыми школьными друзьями. Наташа сразу же выделила среди них Павла — темноволосого, с умными серыми глазами.

Всей компанией ходили по Манежу, а после выставки добрели до улицы Желябова, где, отстояв еще одну очередь, объелись пышками. Расставаясь возле метро на Канале Грибоедова, договорились о следующей встрече. Всю дорогу до дома Людка щебетала про Валентина. Какой он смешной, сколько анекдотов знает… А Наташе такие балаболы никогда не нравились. Она хотела сказать, что ей понравился Паша — но почему-то смолчала. Мало ли кому кто с первого взгляда нравится?

Но и при следующей встрече Павел ее не разочаровал. По вечерам в постели она мечтала: как бы устроить так, чтобы в другой раз он вызвался проводить ее до дому… Они с Людкой живут в одном дворе, и если вместе поедут — это будет не то… А еще надо избавиться от навязавшейся на их голову Яны. Девчонка явно не вписывается в компанию. Иной раз за вечер двух слов не проронит…

Впервые Наташке настолько понравился парень, что захотелось остаться с ним наедине. Конечно, она и раньше влюблялась, платонически. Например, в девятом классе, в учителя истории, а еще раньше — в Алена Делона и испанского певца Рафаэля. Но все это были детские влюбленности, не имеющие отношения к настоящей жизни. Вот Людка от Депардье с ума сходит — и что? Где она, а где Депардье… А Пашка — вот он, рядом, и в следующее воскресенье они опять встретятся.

Она увидела его раньше, в среду, сразу как вышла из института. Он стоял почти напротив, на углу Герцена и Кирпичного переулка и высматривал кого-то в шумной толпе отучившихся на сегодня студентов.

У Наташки сердце замерло: пришел! Специально пришел, чтобы встретиться с ней! Она обернулась к Людке, лихорадочно придумывая, как бы поделикатней намекнуть, чтоб она испарилась, как вдруг подруга схватила ее за руку:

— Ну, дела! Ты посмотри на нашу бледную литовскую моль… Да это ж она с Пашкой целуется!

Остановившимся взглядом Наталья проследила, как повисла на шее у Павла их сокурсница, как они, обнявшись, побрели в сторону Невского проспекта.

— Во дают! — восторгалась рядом Людка. — Нет, ты что-нибудь замечала? И когда успели?

— И что он нашел в этой заторможенной дуре? — проговорила Наташа таким тоном, что подруга удивленно уставилась на нее.

— Ты чего, Наташка? Он что, тебе нравится?

— Павел? Вот еще! По-моему, Саша намного симпатичнее. И интереснее, все-таки будущий журналист…

Вообще-то она не обращала особого внимания на третьего в их компании парня, но сейчас решила, что отомстит Пашке, и Янке заодно. Вот в ближайшее воскресенье и отомстит!

Ребята встретились возле кинотеатра «Ленинград». Павел пришел вместе с Яной. Людка незаметно толкнула подругу — мол, смотри. Но Наташа сделала вид, что все так и должно быть. Паша с Яной, Людка с Валькой, а сама она просунула руку под Сашкин локоть.

— Холодно сегодня…

— Пошли скорее, в кино согреемся. Английский фильм, на Московском кинофестивале второй приз получил.

— Я с тобой рядом сяду, Саш. Ты ведь хорошо английский знаешь? Вдруг там будет неточный перевод?

После сеанса компания разделилась на три пары. Целый час Наташа с Сашкой простояли у нее в парадной. Обсуждали кино, которое только что смотрели, говорили о своих любимых фильмах. Саша оказался интересным собеседником. Он много читал, любил поспорить, обо всем имел собственное мнение. Прощаясь, они договорились о следующей встрече.

Наташа опоздала на свидание на целых двадцать минут. Сделала это умышленно, ей было интересно, дождется ли Сашка?

Он стоял у выхода с эскалатора на Технологическом, явно нервничая, то и дело поглядывая на часы.

— Я что, сильно опоздала? — спросила она, косясь на завернутые в кальку цветы.

— Ага, боюсь, начнут без нас.

— Кто и что начнет?

— Мы идем на сейшн по случаю юбилея свадьбы моего однокурсника. Представляешь, целый месяц как они поженились!

В большой сталинской квартире набилось человек пятнадцать студентов-журналистов и их подруг. Девушки выглядели взрослее Наташи, держали себя раскованно. Наталью удивило, что Денис, молодой муж, заигрывал со всеми девицами подряд, а его супруга Оля вела себя весьма рискованно с длинноволосым молодым человеком в линялых джинсах.

Готовя с Ольгой на кухне очередную порцию бутербродов, Наташа не удержалась и спросила:

— Вы что, правда, женаты?

— Тебе паспорт показать? — рассмеялась Оля и потащила ее в спальню. Там, не обращая внимания на самозабвенно целующуюся на постели парочку, она достала из тумбочки паспорта и свадебный альбом.

— Ну, теперь поверила? — спросила она. — А если ты о том, что Денька в коридоре с Иркой обжимается — так у нас свободный брак.

Подобные отношения не укладывались у Наташи в голове.

— Как же так, после свадьбы…

— Какая разница — до свадьбы, после свадьбы? — пожала плечами Олька. — Мы ведь взрослые люди. В Европе, между прочим, давно уже сексуальная революция. «АББУ» знаешь? Так они, говорят, вообще все вчетвером живут, в смысле — спят.

Нравы будущих журналистов Наталью несколько шокировали, но все равно ей понравилась эта шумная, не считающаяся с условностями команда. Ребята пили дешевое вино, закусывали бутербродами, танцевали, а больше спорили о музыке и литературе. Как-то совершенно естественно во время танца Саша в первый раз поцеловал ее.

После этой вечеринки они стали встречаться ежедневно. Ходили в кино, чаще в «Кинематограф», где крутили старые шедевры, посещали институтские вечера, просто гуляли. Наташа стала считать Сашку своим парнем. Она и думать забыла о своей мимолетной влюбленности в его бывшего одноклассника. Сашка намного лучше! Ей нравилась его горячность в спорах, его длинная челка и то, как он откидывает ее со лба привычным взмахом головы. Нравилось, как он целуется, как его руки ласкают ее и хотят с каждым разом все большего.

Незадолго до Нового года Наташиной маме выделили на работе путевку в дом отдыха. В первый же вечер после маминого отъезда Наташка пригласила друга к себе. Вот тогда все и произошло.

Сначала она даже не поняла, понравилось ли ей. Но Саша был в восторге, он хотел повторять это снова и снова, шептал: «Я люблю тебя», и она уступала его натиску. Три дня они провели, почти не вылезая из постели. Лишь когда Сашка в очередной раз позвонил домой предупредить, что не придет, и на вопрос матери о том, где пропадает, ответил, что готовится с другом к экзаменам, Наташа опомнилась:

— Ох, у меня ведь завтра зачетная неделя начинается! Все, Сашенька, иди домой, а то я математику завалю.

Она с трудом выпроводила друга, и целую неделю честно посвятила занятиям. Правда, сосредоточиться было довольно трудно, но к 31 декабря за ней не числилось ни одного хвоста, и оставались целых три дня до первого экзамена.

Новый год влюбленные встречали вдвоем и, поцеловавшись после боя курантов, уже не могли оторваться друг от друга. В эту ночь Наташа впервые испытала полное наслаждение от близости. Как поразили ее эти ощущения! Теперь она жила, будто во сне, только и мечтала остаться с Сашей наедине. Она не могла понять, почему окружающие ее женщины не счастливы так, как она, ведь многие из них замужем и занимаются каждую ночь любовью.

Когда Ольга Павловна, Наташина мама, вернулась четвертого января из отпуска, то сразу почувствовала — с дочкой что-то случилось. Однако возможности поговорить по душам не находилось: к ее приходу с работы Наташа с Сашкой улетучивались — в гости, в кино, просто погулять. Наталья оставляла записку, чтобы мама не беспокоилась, и возвращалась, когда та уже спала. Иногда их принимал на ночь кто-нибудь из друзей, если квартира была свободна от родичей. Наташа звонила домой, сообщала, что с ней все в порядке и тут же вешала трубку. Одному богу известно, как они с Сашей умудрились сдать сессию.

Зимние каникулы Сашка предложил провести у него на даче. Даже перед отъездом Наташа не поговорила с матерью, просто написала на клочке бумаги, что едет с однокурсницей в Псков.

Домик в садоводстве был мало приспособлен для зимнего житья, но Сашу с Наташей это не волновало. Все казалось им чудесным: и треск поленьев в печке-буржуйке, и каша из брикета, и суп из пакетика, и чай с печеньем. Даже походы по узкой обледенелой тропинке за водой превращались в замечательное приключение. И конечно, волшебной была каждая ночь, хотя к утру комната выстывала, и так не хотелось вылезать из-под одеяла, чтобы растопить печку. Впрочем, они и не торопились…

Но «медовая» неделя закончилась, пришло время возвращаться домой. Наташа понимала, что объяснения с мамой не избежать и, открывая дверь в квартиру, опасалась, что та сразу набросится с нотациями. Но мама даже не выглянула из кухни. Лишь когда Наташа разделась и умылась с дороги, позвала:

— Поди сюда, поговорим. А то уж и не вспомню, когда тебя видела, — строгим взглядом Ольга Павловна проследила как дочь, опустив голову, усаживается за стол.

— Надо понимать, ты у меня стала совсем большая, ведешь взрослую жизнь?.. Вечерами и ночами пропадала, потом на неделю исчезла. И ни у какой подруги ты не была! Куда бы ты без Люды поехала? А она дома, лепетала мне про какую-то девочку из вашей группы, наверняка врала. Ты не хочешь мне все рассказать? Кто он? Какие у вас планы? Познакомить нас, наконец?

Наташа почувствовала, что краснеет, она просто не знала, куда глаза девать от стыда. Конечно, она очень любила маму, которая после смерти отца, уже почти десять лет, растила ее одна. Но даже мысли не возникало делиться с мамой сокровенным. На некоторые темы в их доме говорить было не принято, слово «беременная» никогда не произносилось, мама заменяла его бессмысленной формулировкой «она в положении». Даже сейчас Наташа все еще стеснялась в присутствии матери смотреть «поцелуйные» сцены по телевизору — либо выбегала из комнаты, либо отворачивалась, делая вид, будто что-то ищет. Предугадать такие эпизоды было нетрудно, да и фильмы по телику крутили одни и те же, знакомые наизусть. Книги, в которых могли попасться описания любовных сцен, мама прятала на полках за другими — более подобающим для девочки чтением. Конечно, к тринадцати годам все они были тайком прочитаны, и не по одному разу. Едва получив паспорт, Наташа записалась во взрослую библиотеку ДК Кирова и вскоре были буквально проглочены все «Анжелики» и даже «Декамерон». Кроме любопытства, при чтении ощущалась какая-то истома, но обсудить это Наташа могла только с Людкой, единственной подругой. Та тоже любила читать, вот и получалось, что свой опыт девчонки черпали из книг. Даже то, чем девушка отличается от женщины, подруги узнали лишь на уроке биологии в десятом классе, а до этого гадали: как герой романа или фильма после брачной ночи узнал, что у его жены уже кто-то был?

Сейчас мать смотрела укоризненно, а Наташа не знала, как сказать, что влюбилась.

— Его зовут Саша Соловьев. Мы познакомились на выставке, он в университете на журфаке учится, третьекурсник…

— И с ним ты провела все это время? У вас все было?.. Не отвечай, и так вижу… Ох, — вздохнула Ольга Павловна, — говорили мне на работе, что нельзя в таком возрасте девушку одну оставлять! А я тебе доверяла…

— Ну что случилось-то, мам? Мы с Сашей любим друг друга!

— А то, что от любви дети бывают, тебе известно? А ты уверена, что эта любовь навсегда?

Наташа была уверена, что мама никогда не знала такой любви, как у них с Сашкой, и запальчиво ответила:

— Мам, я уже взрослая и сама за себя отвечаю! И вообще, не девятнадцатый век на дворе!

— Какой бы век ни был… Помнишь, как в песне поется: «Часто мужчины нас любят не строгими, в жены лишь строгих берут…» А если ты поторопилась?.. У него хоть серьезные намерения?.. Ведь если он тебя бросит — ты можешь вообще замуж не выйти! Кому хочется быть девяносто девятым у жены?

Наташка не ожидала такого, и слезы сами собой покатились из глаз. Ольга Павловна смягчила тон и обняла дочь:

— Наверное, я виновата сама, надо было раньше с тобой об этом говорить. Успокойся, доча, все у тебя будет хорошо. И не прячь от меня своего Сашу, не съем я его и женить на тебе насильно не буду.

Когда на следующий день Наташа представила своего друга маме, та только сказала:

— Вроде неплохой парень, а там — кто знает? Жить-то тебе…

Теперь влюбленные могли спокойно проводить вечера у Наташи дома.

В начале летних каникул они с компанией на неделю отправились в поход под Приозерск. Погода стояла отличная, они вернулись домой загорелые и искусанные комарами. А с пятого июля зарядили дожди, казалось, лето закончилось. И тут Сашка преподнес Наташе сюрприз — они вдвоем поедут к морю, в Севастополь, и билеты уже куплены. Один его товарищ каждый год отдыхает в Северной бухте у родственников, и уверяет, что там за рубль в день можно снять койку.

Целый месяц Наташа и Саша прожили в снятой недалеко от моря комнате как муж и жена — так они представились хозяйке. Показывая паспорта, сказали, что поженились только что. Хозяйка перелистала красные книжечки, усмехнулась, не обнаружив штампов ЗАГСа, но вслух ничего не сказала. «Молодоженам» было разрешено пользоваться газовой плитой, выдана пара кастрюль и сковорода. Они питались в основном картошкой и кашей с тушенкой. Удивлялись дешевизне молока, фруктов и овощей. Арбузы на пляже чуть не даром. На рынке роскошные помидоры по двадцать копеек, яйца — по семьдесят, а не по девяносто или рубль тридцать. А уж вино по семьдесят восемь копеек за бутылку! Конечно, они покупали его ежедневно. Иногда на катере ездили в Севастополь, в кино — там даже билетеров не было, можно подумать, уже коммунизм.

Днем загорали и купались до одури, а ночами…

Незадолго до отъезда домой Сашка признался:

— Я так привык спать с тобой, что не представляю, как теперь буду… Да и вообще, надоело мотаться из одного конца города в другой на последнем автобусе!

Наташа замерла. После разговора с мамой она опасалась, что Саша никогда не сделает ей предложения, а самой заговорить о свадьбе мешала гордость.

— Может, поженимся? — спросил Сашка.

— Это ты так предложение делаешь?

— Ну да, мы же любим друг друга. А расставаться после того, как месяц пробыли мужем и женой… У нас это неплохо получилось, — он повернул Наташино лицо к себе. — Что ты молчишь?

— Я подумаю, — улыбнулась она.

— О чем тут думать?

— О том, как жить, где, на какие шиши?

— Можно с моими стариками, прокормят, — беззаботно заявил Сашка.

— Лучше снять комнату, тридцать рублей в месяц.

— Считай, вся моя стипендия, — хмыкнул он.

— Можно подрабатывать по вечерам.

— Вагоны разгружать?

— Не обязательно, работу найти можно, было бы желание, — возразила она.

— Значит, найдем, — легко согласился Сашка. — Конечно, без родичей лучше.

Однако по возвращении в Ленинград он почему-то о свадьбе не заговаривал. Наташа тоже молчала, и благодарила бога, что не успела маме с Людкой рассказать — вот стыд бы был! Все опять пошло по-прежнему. Почти каждый вечер после учебы Саша бывал у нее дома, до прихода Ольги Павловны они все успевали, а после, обнявшись, сидели на диване, или шли в кино, или в гости.

Предохранялись влюбленные, как умели, вернее, как умел Сашка. И случилось то, что должно было случиться.

— Кажется, я залетела, — сообщила Наташа в конце ноября, боясь посмотреть другу в глаза.

— Давно? — явно испугался он.

— Пять дней задержка.

— Ну… может, это еще ничего не значит?

— Кажется, твоя однокурсница Ольга в этих делах разбирается. Позвони ей.

— Я позвоню, только ты сама говори, а то мне неудобно…

Ольга дала Наташе кучу советов: попить молока с йодом, можно еще настоя ромашки; побегать несколько раз вверх-вниз по эскалатору в метро; выпить пол-литра водки и завалиться в горячую ванну с горчицей. Но все это может не помочь. Самое верное средство — уколы, правда, рецепт лекарства трудно достать, но она попробует.

Целую неделю Наталья пила всякие гадости. После водки и ванны с горчицей ей было так плохо, что Сашка всерьез испугался:

— Да ну, Наташка, ты чуть богу душу не отдала! Оставим все, как есть. Поженимся, и пусть будет ребенок.

— Оставить? — она впервые закричала на него. — Да я уже такого с собой наделала! Что там может родиться? Ни мышонок, ни лягушка, а неведома зверушка… — Наташа готова была разрыдаться, но все-таки сумела взять себя в руки и проговорила с независимым видом: — А по поводу женитьбы — я с пузом замуж выходить не собираюсь! И не нужны мне от тебя такие жертвы!

— Какие жертвы? — возмутился Сашка. — Мы ведь решили…

— Когда, летом? Ты об этом еще помнишь?.. Я думала, забыл.

Сашка покаянно опустил голову.

— Когда это дурацкое лекарство будет? — сердито спросила Наташа.

— Ольга завтра обещала, а вдруг не поможет?

— Тогда придется на аборт идти.

Тут она не выдержала и все-таки разревелась. Сашка принялся ее успокаивать.

— Как только все закончится, сразу подадим заявление, — пообещал он, и Наташа улыбнулась сквозь слезы.

Уколы помогли, или другие средства — но в тот раз все обошлось.

После зимней сессии они подали заявление во Дворец бракосочетаний на набережной Красного флота. Свадьбу назначили на конец апреля.

Прямо из Дворца поехали к Саше, и он представил родителям свою будущую жену.

Неприятный осадок от этого мероприятия остался в душе у Натальи надолго. Ей очень хотелось понравиться Сашкиным родичам, но его отец, едва услышав о свадьбе, разбушевался:

— Ах, вот как? Уже все решили?.. Родителей и спрашивать не надо? Вот и разбирайтесь сами! — и, хлопнув дверью, убежал в другую комнату.

Алла Георгиевна успокаивала сына и Наташу:

— Ничего, побесится и успокоится. А мы пока чайку попьем.

Целый час будущая свекровь пыталась сгладить неловкость ситуации. Она расспрашивала Наташу о ее семье и учебе, рассказывала, каким Сашка был в детстве, принесла альбом с его фотографиями. В тот день глава семьи так и не вышел к столу.

Наташа не стала говорить Сашке, как ее обидело поведение Николая Петровича, но Людке высказала все, что о нем думает.

— Хам он, вот и все! Я таких типов ненавижу! Разве это прилично — запираться в комнате, кто бы к тебе ни пришел? А мы с Сашкой, между прочим, собираемся пожениться и прожить счастливо всю жизнь. Я уверена, он даже не разглядел меня толком! Индюк надутый… Нет, ни за что с ними жить не буду, пусть Сашка и не уговаривает!

— Чего кипятишься? — пыталась утихомирить ее Людмила. — Вы ведь договорились, что комнату снимать будете?

— Думаешь, это просто — комнату найти? Похоже, Сашка не больно-то ее ищет. К тому же до свадьбы три месяца, наверное, если люди сдают, так и деньги хотят сразу получать, а где у нас лишних девяносто рублей? На свадьбу и так столько всего надо: кольца, платье, туфли…

— А банкет?

— Какой банкет? Отпразднуем скромно, дома, в кругу друзей. С каких доходов балы закатывать? Мама говорит, что и так придется в долги залезать, но я обещала, что когда-нибудь все ей отдам. Люд, ты спроси у своей матери, вдруг какая-нибудь работенка подвернется, часа на два-три…

Вскоре Наташина мама принимала будущих свояков у себя. Вроде бы сменивший гнев на милость Николай Петрович для начала по-хозяйски обошел однокомнатную квартирку, даже в ванную и туалет заглянул, усмехнулся — не больно просторные хоромы… За столом он молчал до тех пор, пока Сашка не высказался в том смысле, что никаких пиров закатывать не надо, пригласить домой друзей — и хватит.

— Нет уж! — Николай Петрович даже рукой по столу прихлопнул. — Раз женитесь, так извольте по-человечески!

Ничего, время еще есть, успеем устроить все как следует, чтоб перед людьми не стыдно было.

Примерно за месяц до свадьбы Сашка сообщил:

— Там родичи что-то насчет банкета затеяли, хотят посоветоваться. В воскресенье вечером тебя ждут.

Стол в гостиной был накрыт на пять человек. Наташа села рядом с Сашей, будущая свекровь поближе к двери, Николай Петрович напротив сына. Место перед Наташей оставалось свободным.

Видимо, кого-то ожидая, за еду не принимались.

Наташа буквально кожей ощущала неодобрительный взгляд Николая Петровича, хотя сама избегала смотреть на него. Тот, в свойственной ему беспардонной манере, поинтересовался:

— Интересно, а где вы собираетесь жить?

Алла Георгиевна постаралась смягчить вопрос:

— Наверное, у нас, Наташенька?

— Если Саша сможет подрабатывать — снимем комнату. Я могу перейти на вечерний и тоже пойти работать, — ответила она, не глядя на Сашкиного отца.

— Это исключено, — отрезал Николай Петрович, — парню полтора года учебы осталось, нечего отвлекаться. Будем давать ему сотню в месяц, больше он все равно не заработает.

— Ну и, конечно, одевать его, — вставила Алла Георгиевна.

Сашка безмятежно улыбался, довольный щедростью своих родичей, а Наташа ощутила себя униженной. Ведь ей хотелось начать жить самостоятельно, ни от кого материально не зависеть.

От неприятных мыслей ее отвлек звонок в дверь.

— А вот и Боренька! — обрадовалась Сашина мама и кинулась открывать.

Через пару минут она вернулась с букетом роз, за ней в комнату вошел молодой человек еще с одним букетом. Поздоровавшись за руку с мужчинами, он обернулся к Наташе и улыбнулся, обнажая ряд ровных белых зубов. Затем вопросительно посмотрел на Аллу Георгиевну. Та поспешила представить:

— Знакомься, Наташенька, это мой племянник, Боря Пахомов.

Борис вручил Наташе цветы, поцеловал руку и заглянул в глаза. Девушка смешалась. От мимолетного скрещения взглядов ее будто током ударило.

— Счастлив познакомиться с невестой моего троюродного брата, — улыбнулся он Наташе и сел на свободное место.

Николай Петрович нетерпеливо потянулся к бутылкам:

— Ну что ж, все в сборе, можно приступать. Водка, коньяк?

Сашкин родственник покачал головой:

— Я считаю единственным подходящим напитком для такого события шампанское, — он вышел в коридор и через полминуты поставил на стол бутылку с импортной этикеткой. — Итальянское полусухое, думаю, вам понравится.

Казалось, он сказал это одной Наташе. Она уже успела рассмотреть его. Борис был высок, держался необыкновенно прямо, двигался легко и непринужденно. Как мужчина, безусловно, красив: серо-синие глаза, прямой нос, твердая линия подбородка, волнистые волосы немного светлее почти черных усов. Серый костюм прекрасно сочетался с голубой рубашкой и расцветкой галстука, и сидел безупречно.

Выпили по бокалу за жениха и невесту, затем наполнили тарелки закусками. Некоторое время все были заняты только едой. Наконец Сашина мама заговорила:

— Боренька обещал помочь нам с организацией свадьбы.

Наташа вопросительно взглянула на жениха.

— Борис — директор большого ресторана, — пояснил Саша.

— Ну, не такого уж большого, — усмехнулся Пахомов, — можно сказать, средненького. Давайте обсудим банкет. На сколько персон делать стол?

— С нашей стороны будет сорок пять человек, — сообщила Алла Георгиевна, — а с твоей, Наташа?

— Человек десять-двенадцать.

— Будем считать — шестьдесят, — округлил Борис. — По червонцу на лицо, итого — шестьсот рублей.

— Так мало? — удивилась будущая свекровь, — нам бы хотелось и икру, и балыка, чтобы не бедно…

— Не волнуйтесь, тетя Алла, бедно не будет. Столько будет еды, что еще останется.

— А выпивка? — поинтересовался Николай Петрович.

— По бутылке коньяка на десять человек, шампанского и водки на пятерых, это входит в стоимость. Считаете мало — приносите с собой, так вам дешевле выйдет.

— Что же так дешево? — не унималась Алла Георгиевна.

— Это будет моим подарком жениху и невесте, — Борис опять посмотрел на Наташу.

— Как же… — вновь завела Сашина мама.

— А вот так, — усмехнулся он, приподнимая брови, — на то и работники торговли, чтобы уметь мухлевать.

Это откровенное заявление шокировало Наташу. Вот наглый тип, ворует, да еще хвастается!

Борис встал, поднял бокал и спросил, глядя на будущую невесту:

— Вы очень Сашу любите?

— Очень! — с вызовом ответила она.

— Так выпьем за то, чтобы вы никогда в нем не разочаровались!

Почему-то ей показалось, что тост прозвучал двусмысленно.

Вскоре разговор принял общий характер и свадьбу больше не обсуждали. Мужчины закурили, причем Борис спросил разрешения у Аллы Георгиевны и Наташи, чем очень удивил ее. Пиджак он тоже снял с их позволения. Каждый раз, когда Сашина мама выходила на кухню за очередным блюдом, он вставал, садился только после хозяйки, подвинув ей стул. Эта галантность давалась Пахомову легко, естественно, как будто иначе и быть не может. Сашка усмехался на его старомодные манеры, а Наташа подумала: «Вот это воспитание! Ну почему Сашка не такой?»

И хотя поначалу Борис ей не очень понравился, к концу вечера она искренне смеялась над анекдотами, которых он знал бессчетное множество, причем ни одного неприличного не прозвучало, и пришла к выводу, что Боря очень милый человек.

За чаем и разговорами засиделись допоздна. В начале двенадцатого Наташа поблагодарила хозяев и поспешила одеваться. Сашка собрался ее провожать. Борис тоже вышел в коридор и поинтересовался у Натальи, где она живет.

— В Гавани, у метро «Приморская».

— Саша не успеет обратно на Гражданку. Могу вас подвезти на машине, если будет позволено. Мне почти по пути.

— Но ты ведь выпил, Боренька! — запротестовала Алла Георгиевна.

— Не беспокойтесь, тетя Алла, за рулем будет сидеть трезвый человек.

Он выглянул в окно на кухне и сообщил:

— Машина уже подъехала. Ну что?

— Конечно, Боренька, подвези Наташу, а то Саше завтра с утра в университет, — ответила за сына Алла Георгиевна.

Сашка лишь согласно кивнул.

Распрощавшись с родственниками, Пахомов вышел из квартиры. Наташа с женихом задержались на лестничной площадке. Когда шаги стихли внизу и хлопнула дверь подъезда, она заметила:

— Интересный человек этот Боря.

— Торгаш и паяц, строит из себя… — не слишком любезно пробурчал Сашка. — Когда он вместо Фрунзенского училища в Институт советской торговли подался, его отец сказал, что больше сына у него нет. Борька из дома ушел, но выкрутился. И вот, в тридцать лет — машина, квартира, дача и так далее.

— Ему тридцатник? — удивилась Наташа. — Я думала, лет двадцать пять, двадцать шесть. И не понимаю, ты что, завидуешь?

— Да чему тут завидовать? — возмутился он. — Я этих торгашей презираю.

— Но он ведь не овощами на рынке торгует и не с подносом бегает. Все-таки директор ресторана…

— Один черт, — скривился Сашка.

Она пожала плечами, чмокнула жениха в щеку и побежала вниз.

Пахомов усадил ее на заднее сиденье «волги», а сам устроился рядом с водителем. За всю дорогу они перекинулись лишь несколькими фразами. Увидев распахнутую дверь темной парадной, Борис сказал, что проводит ее до квартиры.

На площадке возле своей двери Наташа помедлила, не стала сразу открывать.

— Спасибо, что подвезли, и за хлопоты со свадьбой… — проговорила она, не зная, как распрощаться.

— Ерунда, неважно. Вы счастливы? — неожиданно спросил он.

— Да, конечно, — быстро ответила она.

Борис внимательно смотрел ей в глаза и опять между ними проскользнул разряд. Взволнованная, Наташа принялась рыться в сумочке в поисках ключей.

— Тогда, быть может — в качестве платы за мои услуги, — вы позволите мне иногда греться в лучах вашего семейного счастья? — фраза была произнесена насмешливым тоном, но Пахомов смотрел серьезно и выжидающе.

— А вы всегда за все требуете плату? — не слишком вежливо поинтересовалась она.

— Каждый труд должен быть справедливо оплачен — это основной принцип социализма! — торжественно произнес Борис, и глаза его уже смеялись. — Нет, серьезно, мне редко доводится бывать среди молодежи, тем более такой интеллигентной. К тому же я человек не семейный, буду наблюдать за вашим счастьем, и учиться на ваших ошибках.

— Чтобы не повторять их, когда сами женитесь?

— Я?!? — воскликнул он, будто пораженный таким чудовищным предположением. — Неужели я похож на человека, способного добровольно сковать себя брачными цепями?.. А ваш опыт мне все равно пригодится. Только дураки учатся на своем опыте, я предпочитаю пользоваться опытом других!

— Бисмарк, — автоматически вставила Наташа.

— Фройляйн Ангелика, — рассмеялся Борис. — Вы ведь не читали Бисмарка, и я тоже. Зато мы очень любим фильмы про советских разведчиков. Ну что ж, еще раз желаю вам не разочароваться, Наташенька — ведь Саша не тот человек, который вам нужен. До свидания.

Она не успела и рта открыть, как он шагнул в лифт и уехал.

«Вот наглый тип! — мысленно возмущалась она, возясь с ключами. — Какое ему дело, подходит мне Сашка или не подходит? Получается, не зря Соловьев его недолюбливает».

На следующий день Саша молчал, насупившись. Наташа не понимала, почему он дуется. Недоволен, что Пахомов подвез ее до дома? Так сам же разрешил! Такое его поведение она называла «кто в доме хозяин», и старалась не обращать внимания, поскорее его отвлечь. Ластилась, как котенок, тормошила, называла всякими смешными прозвищами, и Сашка сдавался. Для себя Наталья решила, что никогда не допустит ссор. Зная, что характер не позволит ей вынести ни одного обидного слова, она просто до них не доводила. В восемнадцать лет многим кажется, что без ссор любовь будет вечной.

Глава 2

Как это часто бывает, вначале день свадьбы казался бесконечно далеким, и вот он уже наступил…

Наталья сама сшила себе подвенечное платье: кремового цвета кружева на обтягивающем лифе, шелковые рукава и пышная юбка из того же материала. Решила обойтись без фаты — золотистые локоны украшал венок из искусственных цветов.

— Наташка, ты принцесса! — восторгалась Людка, любуясь подругой. — Впрочем, с твоей фигуркой хоть в мешок нарядись, все равно красавицей останешься. Но у меня тоже ничего костюмчик! Свидетельница будет на высоте, как думаешь?

— Чудный костюм, — рассеянно похвалила Наташа, которая ни о чем, кроме предстоящей свадьбы думать не могла. — Людка, я так счастлива! Порой мне казалось, что Сашка так и не сделает предложение.

— Ну и что? Не он, так другой! Такие красотки в девках не засиживаются, — уверенно заявила Людка, выглядывая в окно. — О, жених уже прикатил!

Во время церемонии Наталья так волновалась, что еле сумела расписаться в книге регистраций. Будто во сне она принимала цветы и поздравления, и пришла в себя только в машине, украшенной колечками и лентами.

Борис Пахомов, как радушный хозяин, встречал молодых у дверей ресторана. Обняв родственника, он галантно поцеловал руку невесте и проводил их в зал.

Стол в форме буквы «П» действительно выглядел «не бедно». Кроме того, около танцплощадки расположился ансамбль из шести человек, это стало приятным сюрпризом.

— Мой подарок новобрачной, — пояснил Боря.

В ответ Наташа благодарно улыбнулась ему.

После первых тостов и криков «горько», когда гости наконец занялись едой, она поинтересовалась у Сашки:

— А где тут Борины родители?

— Дядя Леша сказал, что ноги его в этом кабаке не будет. Они только на регистрации были.

— Разве можно ссориться вот так, навсегда? — удивилась Наташа.

В ответ Сашка пожал плечами:

— Дядя Леша — кремень. Он всю родню против Борьки настроил.

Заиграл оркестр, кто-то за столом крикнул: «Танец жениха и невесты!»

Наташа немного смутилась, по ее представлениям Сашка танцевать не умел, а тут вальс, да еще в центре зала, в одиночестве, под взглядами такого количества народа! И правда, получилось неудачно. А еще она заметила, что стоявший в дверях Пахомов наблюдал за ними с явной насмешкой.

После вальса зазвучала быстрая музыка, потянулась танцевать молодежь, а за ней и пожилые гости.

Через некоторое время оркестр взял передышку, гости разбрелись по залу. Кое-кто вышел в холл покурить. Пока на нее никто не обращал внимания, Наташа решила улизнуть в туалет.

В холле она увидела Павла, и что-то ворохнулось в душе. Она давно забыла про свою мимолетную влюбленность, и все-таки…

— Привет, — сама подошла она к нему.

— Привет, — улыбнулся Паша.

— Как поживаешь?

— Нормально.

Наташа знала, что Пашка с Янкой еще прошлым летом поженились в Паланге. После зимней сессии Яна взяла академку.

— А где твоя жена?

— Яна у родителей, рожать там будет.

— Рада за вас, — сказала Наташа, хотя радости никакой по этому поводу не испытывала.

— Ты счастлива? — вдруг спросил Павел.

— Да, конечно. Я выхожу замуж по любви и уже совсем забыла, что когда-то была влюблена в тебя.

— Ты?..

— Да, Пашенька, ты мне с первого взгляда понравился. Но я решила не мешать подружке. Вряд ли кто еще позарился бы на нее, с ее-то бесцветной внешностью!

Наташа сама не знала, зачем выпалила это. Павел стоял ошарашенный, а она развернулась, взмахнула своей пышной юбкой и поспешила в сторону туалета.

Чуть приоткрытая дверь по правую руку распахнулась, и перед ней оказался Борис.

Ехидно улыбаясь, он спросил:

— Пардон, я не ушиб вас?

«Неужели слышал?» — испугалась Наталья.

И черт ее за язык дернул признаваться Пашке в том, что влюблена была когда-то. Да еще высказываться по поводу Янкиной внешности. А, впрочем, плевать, может, она последний раз в жизни видит этого Сашкиного родственника.

После небольшого перерыва и соответствующего количества криков «горько» вдруг снова раздались звуки вальса.

— Ты позволишь пригласить твою невесту, братишка?

Борис вопросительно смотрел на Сашку. Жених пожал плечами:

— Если она согласится…

Почему-то Наташа была уверена, что Борис хорошо танцует и, хотя чувствовала себя неловко после того, что Пахомов услышал, кивнула.

Он церемонно взял ее за руку, вывел на середину зала, и они закружились под чарующие звуки вальса Свиридова.

— Вы хорошо танцуете, где научились? — начала разговор Наташа.

Не молчать же букой? Он столько для них сделал, даже оркестр на ее свадьбе есть.

— Я без ложной скромности скажу вам, сестричка, что обладаю еще множеством талантов, — насмешливо произнес Борис, — а танцевать меня учила Мария Петровна.

— Во Дворце пионеров? — обрадовалась Наташа.

— А вы что, тоже туда ходили?

— Да, два года, до девятого класса. Даже в конкурсах участие принимала.

— Жаль, что мы не занимались вместе, мне никогда не попадалась столь послушная партнерша, — признался Борис.

— Как мы могли заниматься вместе, ведь вы…

— Такой старик, вы хотели сказать?

Наташа промолчала. Он здорово танцует, но тридцать лет — это ведь и правда, не молодость…

Музыка кончилась, Борис поклонился, и только тут Наташа заметила, что все смотрели на них и неожиданно зааплодировали.

Пахомов поднял руку:

— Дорогие гости! Как оказалось, мы с новобрачной учились танцевать в одном и том же месте, но к сожалению, в разное время. Если вы желаете продолжения показательных выступлений, попросим невесту!

Тут и там раздалось: «Просим, просим!»

Он обернулся к Наташе, заразительно улыбаясь:

— Что будем танцевать — ча-ча-ча, танго, фокстрот? Давайте танго.

Наташа медлила с ответом. Танго, такой сложный и страстный танец, на собственной свадьбе, с посторонним мужчиной!

— Нет, лучше фокстрот.

— Я понял ход ваших мыслей. Фокстрот! — крикнул Пахомов оркестру.

Они стояли посреди зала, и он все еще держал Наташу за руку. Только она захотела ее убрать, как зазвучала музыка. Классический фокстрот, «Чай вдвоем», у мамы сохранилась эта пластинка. Хотя Наташа давно не танцевала, но Борис вел уверенно, и через несколько тактов она уже не задумывалась о движениях. Вначале гости только смотрели на них, но постепенно пожилые пары присоединились.

— Вот на нас и перестали пялиться. Relax, Наташенька, — прошептал Боря.

Она послушно расслабилась.

— Итак, сестричка — мы ведь с вами теперь родственники, — вы посчитали танго слишком сексуальным танцем для собственной свадьбы?

Наташа подняла удивленные глаза.

— Да, да, именно так вы подумали. С тех пор, как мы познакомились, я понял, что читаю ваши мысли. Не верите?

— О чем же я сейчас думаю?

— О том, что я наглый тип и пора сменить тему разговора.

Наташа рассмеялась. Действительно, пора сменить тему.

— Повинуюсь. У вас красивое платье и мне нравится, что оно не до полу, совсем как для бальных танцев.

— Я сшила его сама.

— Вы так сказали, как другая похвалилась бы: «Это платье от Кардена». Похоже, у вас талантов не меньше, чем у меня.

— Ваша самоуверенность…

— Граничит с наглостью, вы хотите сказать? Я это неоднократно слышал. Но что поделать, если я чувствую себя талантливее, умнее и удачливее многих? Делать вид, что я глуп и несчастлив? Нет, моя милая сестренка, я себе цену знаю, да и женщины любят уверенных в себе мужчин, не так ли?

Наташа мельком взглянула на него и промолчала. Зачем он ведет с ней такие разговоры?

— Не хочется быть навязчивым, но напоминаю, что хотел бы погреться в лучах вашего семейного счастья, — он говорил почти серьезно, — вы ведь пригласите меня к себе на завтра? Я слышал, у вас собирается молодежь. Или я слишком стар для вашей компании?

— Приходите, — кивнула Наташа.

Неудобно отказывать, он ведь второй раз просит.

— И там мы с вами потанцуем? Вам ведь понравилось? Не забудьте, я читаю все ваши мысли!

Когда музыка смолкла, Борис поклонился партнерше и повел ее на место. Там он извинился перед Сашкой, что так надолго лишил его возлюбленной, с усмешкой заметив, что впереди у них вся жизнь.

Снова гости кричали «горько!» и считали «раз, два, три…» Оторвавшись от жениха, Наташа увидела, что Боря стоит в дверях и смотрит на нее. Отчего-то ей стало не по себе. А тут еще новоиспеченная свекровь подлетела:

— Что же вы, детки, не танцуете?

Она вытащила невесту и жениха в центр зала, вот только топтание с Сашкой показалось Наташе пародией на танцы. Похоже, пока ее не было рядом, он перебрал лишнего, и теперь разве что не висел на ней. Она попробовала слегка встряхнуть его, тогда Сашка принялся ее целовать. Почему-то она застыдилась и, едва высвободившись, обернулась к двери. Бориса там уже не было. Она быстро оглядела зал, но не нашла его.

Через некоторое время подружки затеяли похищение невесты с целью выкупа. Улучив момент, Людка повлекла Наташку в дамский туалет, рассудив, что там жених ее не найдет. В холле Пахомов разговаривал с каким-то неприятным типом. Наташу поразило Борино лицо. Он говорил тихо, бесстрастно, а глаза — ледяные. Это был совсем другой человек, непохожий на весельчака и любезного кавалера. Она расслышала слова:

— Завтра — последний срок. Не принесешь — пеняй на себя, на счетчик поставлю.

Не попрощавшись, Пахомов отвернулся от собеседника и тут заметил подруг. Вежливо улыбнулся, хотел было пройти в свой кабинет, но Наташа его задержала:

— А почему вы не за столом?

— Потому что меня никто не приглашал… на сегодня, — криво усмехнулся Пахомов.

— Это недоразумение, просто все думали, что вы, как хозяин, то есть директор… — Наташа смешалась и почувствовала, что краснеет. — Мы не думали, что вы…

— То есть вы полагали, что у меня хватит наглости сесть за стол, не получив приглашения? Ее хватило лишь на то, чтобы пригласить вас на танец.

Кивнув, он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Какой красавец! — закатила глаза Людка. — Что ты нас не познакомила? А танцует как!

— Познакомлю завтра. А что до танцев, так ты ему все ноги оттопчешь.

Людка не была обидчивой и откровенную грубость пропустила мимо ушей. Она действительно не умела танцевать, к тому же была толстушкой, и это еще мягко сказано.

— А что, Сашка его на завтра пригласил?

— Нет, я, — отрезала Наташа, почему-то рассердившись на подругу.

Праздник продолжался и дошел уже до той стадии, когда не помнят, по какому поводу собрались. Молодежь веселилась и танцевала, старики сидели группами и что-то вспоминали. К жениху то и дело подходили родственники и друзья, почти со всеми он выпивал.

Ольга Павловна встревожено смотрела на зятя и подозвала дочь глазами.

— Натуля, тебе не кажется, что вам пора уезжать? Боюсь, Саше станет совсем плохо.

«И правда, — раздраженно подумала Наташа, — здорово набрался. Никогда его таким не видела».

Она подошла к жениху.

— Милый, давай поедем домой, а гости пусть веселятся.

Сашка начал отказываться, говорил, что еще мало танцевал и потащил Наташу на середину зала. Слава богу, верхний свет выключили, горели только бра вокруг стола, и не видно было, что он еле стоит на ногах.

— Ну, Сашунчик, поедем домой, — упрашивала Наташа, — я хочу остаться с тобой наедине.

Сейчас ей не очень-то этого хотелось, но она боялась, что новоиспеченного мужа окончательно развезет.

Они выходили из ресторана под напутственные шуточки гостей. Дверь перед невестой открыл Борис и, пристально глядя ей в глаза, без улыбки пожелал спокойной ночи.

Несмотря на выпитое шампанское, Наталья не спала почти до утра. Зато Сашка заснул через десять минут после того, как добрался до кровати, едва выполнив свой супружеский долг.

Не такой она представляла свою первую брачную ночь. Конечно, это не первая их ночь, и все-таки…Ее новоиспеченный муж напился и спит, да еще похрапывает. Ну что ж, храп — не самый большой недостаток. То, что танцевать не умеет — тоже ерунда! Наташа представила, как легко кружилась в вальсе с Борей, но тут же отогнала видение. Зато ее Саша — умный, эрудированный, с ним любому интересно поговорить. И еще он ее любит, и она его. Так что пусть спит. Завтра начнется новая жизнь.

Наутро она вскочила первой, приняла душ, накинула подаренный подругами пеньюар и понесла мужу кофе в постель.

— О, спасибо, — пробормотал Сашка, с трудом разлепляя глаза, — я, кажется, перебрал вчера?

— Да уж, — укоризненно покачала она головой, — на собственной свадьбе!

— А что мне еще было делать, когда жена с другим растанцевалась!

Непривычное слово «жена» прозвучало как «моя собственность».

— Кстати, почему Боре приглашения не послали?

— А зачем приглашение? Ресторан-то его!

— Но он обиделся и даже ни разу за стол не присел. Вообще-то это свинство! Зато на сегодня я его пригласила.

— А ты у меня спросила? — возмутился Сашка. — Может, я его видеть не хочу!

— Между прочим, он устроил нам свадьбу за половину цены, и он тебе брат.

— Седьмая вода на киселе, — Саша допил свой кофе и переставил поднос на столик. — Не очень-то мы общались, а последние лет десять его никто из семьи вообще не видел — и где его мама откопала? Ну, хватит о нем. Иди ко мне, моя женушка.

Наташа потянулась к Сашке. Из кухни, где никогда не выключали радиоточку, доносили звуки «Кумпарситы». «Танго, самый сексуальный танец», — промелькнуло в голове, а потом она обо всем забыла…

К пяти часам начали подтягиваться друзья. Было шумно и весело, тосты следовали один за другим, и в семь уже спорили, кого посылать за добавкой. Наташа успела забыть, что пригласила Борю, и когда открыла дверь на звонок, немного растерялась.

— Борька, привет, — почему-то обрадовался Сашка и, как оказалось, не зря. В двух больших сумках Пахомов притащил кучу выпивки и закуски, то, что не успели подать гостям, как объяснил он.

— Ребята, это Борис Пахомов, мой троюродный брат, и он нас спас! — дурашливо представил Сашка, потрясая двумя бутылками.

Кто-то закричал «Ура!», а Наташа поспешила усадить гостя. Свободное место оказалось рядом с Людкой.

Борис выпил предложенную штрафную и стал прислушиваться к общему разговору. Вначале обсуждали литературу, потом фильмы недавней недели французского кино, затем свернули на экономику и политику. Дружно заговорили о том, что на загнивающем Западе страдают от кризиса перепроизводства, а у нас прилавки пустые. Вот бы нам их разнообразие товаров, мы бы разом все раскупили…

— Разрешите вставить несколько слов, — вмешался Пахомов, — все здесь взаимосвязано. Кризис перепроизводства вызван высокими технологиями, автоматизацией и роботизацией. Отсюда безработица и отсутствие покупательной способности у большой части населения, и это тоже, в свою очередь, влияет на перепроизводство. Замкнутый круг. Когда у нас будет безработица, товаров тоже хватит на всех, кто сможет их купить.

— Ну, нам-то безработица не грозит! — воскликнул Сашкин однокурсник.

— Слава богу и партии! — рассмеялся Боря.

Наташа обратила внимание, что он сказал всего несколько слов, но это оказалось к месту. Он объяснил очень доходчиво, будто расставил точки над «i». Ведь всем было известно и про безработицу, и про роботизацию, но никому из ребят не пришло в голову сделать такие выводы. Похоже, он действительно, умен.

Но все-таки не умнее ее Саши, тут же одернула она себя. Его статьи уже печатают в университетской многотиражке, и как хорошо, совсем профессионально они написаны! Он очень талантлив, так говорили многие, и Наташа верила, что Сашка станет известным журналистом. Думая об этом, она влюблено смотрела на мужа. Людка вздохнула:

— Какая ты счастливая!

— По-моему, Саше очень повезло, — заметил Боря и предложил еще раз выпить за молодых.

Когда в другой комнате зазвучал проникновенный голос Кена Хэнсли: «There I was on a July morning…», Пахомов предложил Наташе:

— Может, потанцуем?

Она оглянулась. Сашка ушел с ребятами на кухню спорить дальше. Кивнув, она поднялась.

В комнате было почти темно. Кто-то целовался на диване, вторая парочка сплелась в объятиях, еле-еле переступая под музыку.

— Да, под такую музыку только целоваться и можно, — шепнул Борис, слегка прижимая Наташу.

— А вам не нравится? — она попыталась незаметно отстраниться.

— Напротив! Это моя музыка. Я целовался под нее, когда вы еще и пионеркой не были.

— И с кем же целовались?

— Естественно, с комсомолками, партийным дамам я тогда был не интересен, — рассмеялся Боря.

— А вы что, член партии? — недоверчиво спросила она.

— Конечно. Я умею держать нос по ветру. Иначе не защитил бы диссертацию на тему «Особенности экономического развития припортовых регионов Советского Союза», и не стал в двадцать шесть лет директором ресторана. Вы еще не разочаровались? — спросил он вдруг.

— В чем? — не поняла Наташа.

— В муже.

Она рассердилась:

— Вам не кажется, что в день свадьбы…

— В день свадьбы вы признались какому-то парню, что были влюблены в него.

— А вас никогда не учили, что подслушивать нехорошо?

— Я не подслушивал специально, просто не хотел мешать вашему разговору. Как я понял, жена этого типа вам в подметки не годится, и парень много потерял, не разглядев в свое время вашей любви.

— Не было никакой любви, я просто пошутила вчера. Сама не знаю, что на меня нашло.

— Значит, вы по уши влюблены в своего Сашеньку… А ведь кроме забот, он вам ничего не даст, попомните мое слово!

Ей тут же захотелось вырваться из его объятий. Как он смеет говорить такое? С трудом она взяла себя в руки и спросила с деланным равнодушием:

— Вам-то что?

— Может, я жалею вас…

— Я в вашей жалости не нуждаюсь, — холодно проговорила она.

— А если я влюбился с первого взгляда?

Наташа отстранилась.

— Шутка. Не вырывайтесь, сестричка. У нас впереди еще пара минут июльского утра… Нет, серьезно, мне жаль, что мы познакомились, когда было уже поздно. Или не поздно? Неужели вы только сегодня… как бы это помягче выразиться?.. Ну-ка, посмотрите на меня. Здесь темно, но я постараюсь разглядеть.

Наташа нехотя подняла глаза.

— Не нынче, давно, — сделал он заключение. — Год назад? Можете не отвечать, я и так все вижу… Ну, если вы до сих пор не расстались, значит, это серьезно, по крайней мере, с вашей стороны. Вы сами его на себе женили?

— Не хамите, я никогда никому не навязываюсь!

— И это правильно. Я терпеть не могу женщин, которые добиваются любви, это чисто мужская роль. А женщина должна по желанию дарить любовь тому, кто ее любит. Рад, что у вас такой случай. Хотя остаюсь при своем мнении: он вас не заслуживает.

— Хотелось бы знать, почему?

Было интересно, что он ответит, и вообще этот разговор интриговал ее. Наташа чувствовала, что нравится Боре, и злилась на себя за то, что ей приятно его слушать. Она не хотела быть похожей на Ольгу, которая, едва выйдя замуж, флиртовала со всеми подряд.

Он пристально взглянул на нее.

— Ваша будущая жизнь представляется мне ясно, как открытая книга. Наш талантливый Сашенька будет требовать забот, поклонения, и все это он от вас получит… А вы, взамен — что?

— Его любовь!

— Слишком емкое понятие, — усмехнулся он. — По-русски это означает страсть, привязанность, жалость и так далее. Я бы предпочел страсть.

— Может, хватит? — она решила прекратить рискованный разговор. — Похоже, в этом вопросе мы никогда друг друга не поймем.

— А мне кажется, что поймем когда-нибудь. Вот и музыка кончилась. Выйдем на кухню покурить с ребятами?

Но на кухне было пусто, взрывы хохота доносились из гостиной.

— Здесь есть шампанское. Выпьем на брудершафт? — предложил Пахомов. — Мы ведь теперь родственники. Хотя в обращении на «вы» есть определенная прелесть, какая-то старомодная дистанция. Или вы не хотите ее сокращать? А может, боитесь невинным поцелуем изменить молодому супругу?

Он явно смеялся над ней, и Наташа ответила решительно:

— Ничего я не боюсь, наливайте!

Их локти были на разной высоте, и Борису пришлось слегка присесть. Поставив бокал, он, не отрывая взгляда от ее губ, наклонился. Опять она испытала то же странное ощущение и, хотя поцелуй длился совсем недолго, Наташа дрогнула.

— Тебя будто током ударило? Не удивляйся, похоже, мы к одной электросети подключены, — рассмеялся Боря и потащил ее танцевать. — Это не танго, но мы его еще станцуем. Я так думаю! — закончил он голосом Кикабидзе, подняв указательный палец.

Пока они танцевали, Пахомов молчал, но его молчание держало Наташу даже в большем напряжении, чем предыдущий разговор. До конца вечеринки они больше не общались.

Боря был галантен с Людкой, чем-то постоянно смешил ее, а она кокетливо стреляла своими большими зеленоватыми глазами и таяла от удовольствия. В общем разговоре он участия почти не принимал, хотя выходил с толпой покурить. Около полуночи пошел одеваться, предложив подвезти тех, кому по пути.

— За вами… то есть за тобой, опять заедут? — спросила Наташа.

— Нет, поймаю такси. Ничего, если я буду иногда звонить? — спросил он у Сашки. — Приятно вновь обрести родственников.

— Звони, только мы здесь всего на месяц. Когда родичи из санатория вернутся, будем, наверное, снимать комнату.

— Ну что ж, желаю счастья, — Боря поцеловал Наташе руку, попрощался с Сашей, подхватил Людку под локоток и покинул квартиру. Еще одна парочка поехала вместе с ними.

На следующий день в институте Людка рассказывала:

— Этот Боря Пахомов — просто душка! И галантный, и весельчак, каких поискать! Сначала подвез на такси ребят, потом меня, хотя это крюк порядочный, ему ведь на Комендантский… Представляешь, попросил показать мои окна! Как ты думаешь, зачем? Хочет встретиться!

— Хотел бы встретиться, спросил бы телефон, — прокомментировала Наташа.

— Действительно, как же я не догадалась дать ему номер? — расстроилась Людмила.

Наташка чуть было не брякнула, что Пахомов не любит девиц, которые сами вешаются на мужчин, но смолчала. Она даже мужу не рассказывала, о чем говорила с Борей, хотя обычно от Сашунчика у нее тайн не имелось.

Прошло полмесяца супружеской жизни. Поскольку молодые не могли никуда уехать из-за учебы, в отпуск отправились Сашины родители, предоставив им на месяц свою квартиру.

Однажды, подойдя на звонок к телефону, Наташа услышала:

— Здравствуй, Наташенька, это Боря. Где вы были? Я несколько раз звонил.

Узнав Пахомова, она удивилась и… обрадовалась.

— Только что в дом вошли, мы ведь сегодня учились.

— А я уже и забыл, что суббота у студентов рабочий день. Какие планы на воскресенье?

— Пока никаких.

— Зато у меня есть предложение. Можно к вам подъехать?

— Приезжайте.

Повесив трубку, она сообщила:

— Санчик, сейчас Пахомов приедет.

Удовольствия на лице мужа не читалось, но Наташа решила не обращать внимания.

Борис появился буквально через пятнадцать минут.

— Сань, ты рыбалкой еще увлекаешься? — спросил он с порога. — Помню, мальчишкой всегда с отцом ездил. Дяди Колины снасти, надеюсь, целы?.. Предлагаю съездить порыбачить.

— Вот здорово! — обрадовался Сашка. — Наверное, больше года удочки в руках не держал. Натуля, я съезжу с Борей?

— А мы и ее с собой возьмем, — вмешался Пахомов и впервые посмотрел на нее. — Десять минут вам на сборы. Мы как раз успеем на вечернюю зорьку.

Наташа поспешила на кухню.

— Если ты насчет еды, то у меня все есть, только соль забыл, — крикнул Боря из коридора.

Вручив ему пачку соли, она отправилась одеваться. Пришлось натянуть латанные Сашкины джинсы и свитер крупной вязки почти до колен. Сам Сашка вырядился в стройотрядовскую форму.

Окинув ее взглядом, Боря улыбнулся:

— Стильно выглядишь! Прихвати куртку и косынку. Хотя куртки у тебя здесь, конечно, нет… Не откажешься от моей ветровки? Я обойдусь этим.

«Это» было модной серой фланелевой курткой со множеством карманов и молний. Ни у одного знакомого парня Наташа такой не видела. Новенькие джинсы «Wrangler», кроссовки фирменные… Почему-то в душе вскипело раздражение. «Это он так в лес вырядился, пижон! А мы рядом с ним как два пугала!»

— У вас и лодка есть? — спросила она неприятным голосом.

— Естественно — небольшая, надувная. И двухместная палатка. Но, кажется, мы перешли на «ты»?

— Да, я помню, — буркнула Наташа.

Когда Сашка нашел в кладовке удочку и две пары резиновых сапог, они покинули квартиру.

Спустя полчаса они уже мчались в белой «Волге» по Приозерскому шоссе. Был ясный майский день, листва на березах только пробивалась и деревья вдоль дороги казались окутаны нежной дымкой. Даже в машине ощущалась весенняя свежесть.

Сашка глубоко вздохнул:

— Здорово, что ты нас вытащил. Скоро зачеты начнутся — не до рыбалок будет. А куда мы едем?

— На Вуоксу, недалеко от Лосева. Красивейшие места и рыбалка отличная. Ты там бывала, Наташа?

— Нет, — помотала она головой.

— Тебе понравится.

— Это точно, — подтвердил Сашка. — Мы с отцом ездили в те края несколько раз.

Он открыл окно.

— Наташе не надует? — побеспокоился Боря.

— Нет-нет! — поспешила ответить она, с удовольствием откидываясь на мягкое сиденье.

Здорово вот так мчаться! Когда-нибудь у них с Сашкой тоже будет своя машина. Конечно не «Волга», а «Жигули» или хотя бы «Запорожец»…

— Мы с твоего разрешения закурим, — Боря вопросительно посмотрел на нее через зеркальце заднего вида.

«Никогда никто не спрашивал у меня об этом», — пронеслось у Наташи в голове, и она поспешно кивнула.

Они остановились на самом берегу Суходольского озера. Широкая поляна с выложенным из камней кострищем заканчивалась небольшим песчаным пляжем.

В багажнике у Бори оказались складной столик и три стула. Достав их, он поручил Наташе разобраться с продуктами, а сам с Сашкой занялся палаткой и лодкой. Наташа расставила на столе миски, тарелочки с сыром, колбасой и ветчиной, порезала салат из огурцов. Что делать с замаринованным в трехлитровом бидоне мясом, она не знала.

— Вот тебе хворост, разжигай огонь, а мы отправимся за настоящими дровами, — сообщил Пахомов, кинув охапку веток возле кострища.

Она исчиркала весь коробок, однако тонкие прутики, едва занявшись, тут же гасли. Борис, притащивший с ее мужем сухое бревно из леса, увидел и не удержался:

— Непутевая сестричка, костра не разжечь! Как же ты семейный очаг хранить будешь? Сама уже от холода дрожишь…

Он достал из машины ярко-синюю ветровку и заботливо накинул ей на плечи. Затем ловко переложил хворост домиком, подсунул под него несколько кусочков бересты и с одной спички разжег костер.

— Учысь, жэнщина! — произнес он комически-грозным тоном и рассмеялся. — Пойду, помогу твоему супругу дров напилить, а то он уже взмок, а толку чуть.

Пахомов скинул мохнатый свитер и в одной фланелевой рубашке перепилил все дрова, а потом и наколол их.

Через несколько минут они уже сидели у костра, наблюдая за разгорающимся пламенем. Боре было жарко, и он расстегнул еще пару пуговиц на рубашке, открывая покрытую курчавыми волосами грудь. Наташа смущенно отвернулась, чтобы не пялиться на этого разгоряченного работой мужчину.

— Ну что, поплыли? — нетерпеливо заерзал Сашка.

— Да надо бы… — задумчиво посмотрел на озеро Борис, — только боюсь, что наша хранительница очага проворонит момент, когда угли будут готовы. Мой богатый жизненный опыт показывает, что ни одна женщина не способна приготовить настоящий шашлык. Может, после?

— Ну, нет! У меня уже руки чешутся, один пойду.

Прихватив удочки, Соловьев спустился к воде, и через минуту надувная лодочка уже удалялась от берега.

Было тихо, только какие-то птицы перекликались в лесу. Наташа с Борей молча прислушивались.

— Жаль, для соловьев рановато, их здесь несколько.

— Откуда ты знаешь? Может, в этом году не прилетят.

— Соловьи гнездятся на одном месте, а здесь их спугнуть некому.

Они посидели так еще несколько минут, затем Пахомов включил магнитофон в автомобиле. Нежная музыка не нарушила спокойствия тихого вечера.

— Приятная мелодия, — заметила Наташа.

— Ты ее никогда не слышала? — не поверил Боря и слегка усмехнулся.

Несильный женский голосок и мужской баритон по очереди тянули незатейливую мелодию, часто повторяя по-французски: «Je t'aimer». Затем голоса смолкли, соло вел саксофон, и только женщина иногда вздыхала.

— Тебе нравится?

— Да, — кивнула Наташа. И вдруг поняла, что означают эти вздохи.

— Это записали два любовника, — невозмутимо заговорил Боря, при этом в глазах плясали веселые чертики. — Она красавица, фотомодель, а он невысокий уродец. Но он заставил ее так полюбить себя, что она стала его рабой, исполняла все фантазии… Например, он приказывал ей ползать на коленях за специально разбросанными по полу шахматами. Представляешь картинку: обнаженная красотка на карачках смотрит на своего господина в ожидании его очередного каприза…

Пока он говорил, мелодия и сопровождающие ее вздохи достигли апогея.

— Какая мерзость! — вскочила Наташа.

— Это ты о чем? — изобразил удивление Пахомов. — О музыке или… Э, да ты еще совсем девчонка! — он громко расхохотался. — Пардон. Я не собирался заниматься растлением малолетних, представлял, что ты уже женщина, и имеешь некоторый опыт. Но, похоже, этот опыт не отличается разнообразием.

Резко отвернувшись от него, Наташка быстро пошла к воде. «Так хорошо было, а этот пошляк все испортил», — думала она со злостью.

— Неужели тебе не понравилось? — Боря подошел так тихо, что она вздрогнула. — Ведь эта вещь — настоящее олицетворение страсти, произведение искусства, которому суждена долгая жизнь. Ну, посмотри на меня. Какая злючка! А глазки-то сверкают! Карие глаза у блондинки — большая редкость. Или ты красишь волосы? — он дотронулся до кончиков ее золотистых локонов.

Наташа непроизвольно отшатнулась.

— Не бойся, я не кусаюсь. Но ты, при безусловной стройности — очень и очень аппетитная, так бы и съел! Ну вот, опять рассердилась… Хватит дуться, больше не буду тебя развращать, подожду, пока повзрослеешь. Ну, посмотри на меня. Мир?

Его глаза искрились весельем, и она сама едва сдерживала улыбку. Демонстративно надув губки, отвернулась и пошла к костру, Боря последовал за ней.

— Ого! Надо срочно нанизывать мясо на шампуры, а то угли прогорят. Я научу тебя, как это делать.

Шашлыки подоспели как раз к возвращению Сашки. Муж с гордостью вручил Наташе двух подлещиков и окуня.

— Ну вот, одним все, другим — ничего! — нарочито несчастным тоном заметил Боря. — Молодец, братишка, уху уже обеспечил! Но уха завтра, а сейчас прошу к столу. Наташа, ты что будешь, водку или вино?

— Только не водку!

— А ты, Саш?

— Только водку!

Шашлыки удались на славу, Саша с Наташей признали, что никогда таких вкусных не ели. Пахомов вел себя как хозяин, потчующий гостей, подкладывал в тарелки, наполнял стаканчики, сам же после первой порции ни одну не допил. Зато Сашка старался за двоих и пьянел на глазах, Наташе даже стыдно стало. То он лез обниматься к Боре, то целоваться к ней. Наконец, опустил голову на колени и заснул прямо у костра. Наталья растерялась, а Пахомов ухмыльнулся:

— Этого следовало ожидать. Ничего, дело житейское. Давай его со мной уложим, а то боюсь, как бы с ним чего в машине не случилось.

Сашка немного посопротивлялся, но Боря все-таки поднял его и дотащил до палатки.

— Посидим еще? — спросил он, когда вернулся. — Ночь-то какая!

Стемнело совсем недавно. Освещенная луной гладь озера, казалось, сама испускает свет. В лесу — ни звука. Такой красотой можно наслаждаться бесконечно, но Наташа покачала головой.

— Нет, пойду спать.

Пахомов послушно разложил сиденья в машине, расправил спальный мешок, и пожелал ей доброй ночи.

Разбудил Наташу щебет птиц. Потирая глаза, она выглянула из машины, пытаясь сообразить, который час. Солнце уже поднялось высоко и радостно светило на безоблачном голубом небе, обещая теплый погожий день.

На берегу в одних плавках стоял Пахомов, и вдруг, словно только что решившись, глубоко вдохнул и бросился в воду. Наташа так и ахнула. Ведь начало мая! Проплыв метров тридцать, он повернул обратно и, выскочив на берег, принялся яростно растираться полотенцем. Увидев, что Наталья проснулась, крикнул:

— Доброе утро, соня! Вставай скорее, погода чудесная!

— Оденься, а то простудишься, — забеспокоилась Наташа.

— Слушаюсь и повинуюсь, — склонился он в шутливом поклоне и направился к палатке.

«До неприличия хорошо сложен», — отметила она, против воли провожая его глазами.

Спустя несколько минут они сошлись возле кострища.

— Не хочешь покататься на лодке, пока твой муженек будет отсыпаться? — предложил Боря, и она согласилась.

У берегов в неподвижной воде с фотографической точностью отражались золотистые стволы сосен, середина озера голубизной соперничала с небом. Утреннюю тишину нарушали только крики чаек, низко летавших над водой. Лодка тихо скользила по зеркальной глади.

— Чего такая насупленная? — прервал молчание Пахомов. — Все еще сердишься за «Je t'aimer»?

Она покачала головой.

— Ты зачем вчера Сашку напоил?

— Я? — возмутился Боря. — Ты видела, чтоб я заставлял его, кричал: «пей до дна»? Просто он в этом деле меры не знает. Ох, и наплачешься ты с ним!

— А тебе-то что? — огрызнулась она.

— Да ничего! Буду рад за тебя, если окажусь неправ — хотя это и не в моих интересах.

— Это почему же? — Наташа предчувствовала ответ.

— Нехорошо соблазнять жену брата, пусть и троюродного. Но если он станет спиваться, совесть будет меня мучить значительно меньше, — улыбнулся Боря.

— Ты опять шутишь?

— Кто же будет такие вещи всерьез говорить? — рассмеялся он.

Хотя Наташе было приятно его слушать, она попыталась уверить себя, что Пахомов наглец, каких свет не видывал, и правильно его Сашка недолюбливает.

Весь оставшийся день она старалась держаться от Бориса подальше, изредка ловя на себе его пристальный взгляд. Но он был очень мил с Сашкой и, когда довез их до дома, они договорились о следующей встрече.

— А Наташа не против? — обратился к ней Боря.

При этом он смотрел так наивно ласково, что оставалось только кивнуть.

В последних числах мая Боря позвонил по телефону и сходу спросил Наташу, не нашли ли они комнату.

— Пока сессию не сдадим — поживем здесь, с Сашкиными родителями. Сейчас некогда поисками заниматься.

— Один мой знакомый уезжает с семьей работать на Кубу, минимум на три года. Не хочет сдавать квартиру чужим людям, но и без присмотра оставлять опасается, мало ли что? Если вам такой вариант подходит, то будете платить за квартиру, свет, телефон — и это все.

— Конечно, подходит! — воскликнула Наташа. — Даже не верится, отдельная квартира — мы и не мечтали!

— Вы могли бы сегодня ее посмотреть?

— Ой, — растерялась она, — Сашки сегодня до ночи не будет… А завтра можно?

После небольшой паузы Борис ответил:

— Я тут прикинул, с утра мне не вырваться, а после обеда я улетаю в Сочи на две недели. Может, мы с тобой сегодня посмотрим?

Через полтора часа они встретились у станции метро «Купчино», а оттуда на Бориной машине буквально за пару минут добрались до нужного им дома.

Трехкомнатная квартира оказалась отлично обставленной. На кухне полный набор утвари и двухкамерный холодильник. В ванной — импортная стиральная машина-автомат.

Наталья была поражена. Такие хоромы сдают за бешеные деньги!

— А где хозяева? — поинтересовалась она.

— Вчера уехали, оставив все на мое усмотрение. Родственников в Питере у них нет, знакомые все при жилье.

— Неужели за все это мы будем платить меньше, чем за комнату? — все еще не могла она поверить.

— Зато вы должны ухаживать за цветами — их тут множество, и, если что испортите, придется возмещать. Пойдем, посмотрим комнаты… Это гостиная, из нее вход в спальню. А это детская, в ней сложены кое-какие вещи хозяев. Надеюсь, она вам не скоро понадобится? — взглянул он вопросительно.

Наташа слегка смутилась и покачала головой:

— Сперва надо учебу закончить, встать на ноги…

— Ты меня успокоила. Пока вы не связаны детьми, у меня есть шанс.

— Какой? — она сделала вид, что не понимает.

— Добиться тебя.

— Опять шутишь?

— Нет, я серьезно, — Боря смотрел без улыбки. — Женщина, родившая ребенка, на несколько лет выпадает из жизни. Ее ничто не интересует, кроме собственного чада — ни карьера, ни мужчины. Я рад, что ты обстоятельно продумала свое будущее.

Он взял Наташу за локоть и повел в кухню.

— Здесь что-нибудь должно остаться… Точно, есть кофе и сахар, выпьем по чашечке?

Он сам заварил кофе в турке. Поставив на стол две чашки, спросил разрешения закурить. Перемежая затяжки глотками кофе, он некоторое время молча смотрел на Наташу. Чувствуя неловкость момента, она поспешила поблагодарить:

— Спасибо тебе огромное, Боря. Ты столько для нас сделал!

— Для тебя. И даже больше, чем собирался.

Она не знала, что ответить, а он продолжил:

— Тогда, перед вашей свадьбой, я пришел к тете Алле, потому что она попросила помочь. Конечно, я бы все сделал как надо, но, увидев тебя… Не перебивай, я сейчас выскажусь и надолго замолчу. Ты ведь тоже что-то почувствовала, я знаю. Вот поэтому я тогда и сделал больше, чем собирался. Хотелось украсить твою жизнь. А с квартирой… Я бы с удовольствием снял ее только для тебя. Мне будет тяжело сознавать, что женщина, которую я хочу, блаженствует здесь с другим. Но я не могу допустить, чтобы ты мыкалась по коммуналкам.

Он умолк, Наташа тоже молчала.

— Надеюсь, все, что ты сказал — неправда, — наконец произнесла она, уставившись в чашку.

— Нет, правда. Посмотри на меня.

Она взглянула на секунду, тут же вскочила с места и кинулась мыть чашки.

— Не бойся, — проговорил он ей в спину. — Я не насильник. И не буду предпринимать попыток разрушить ваш брак. Надеюсь, он рухнет сам. Не обижайся, Наташенька, ты еще девочка, и сама себя не знаешь. Да, я хочу тебя, но постараюсь ничем этого не показывать. Подожду, пока ты повзрослеешь, и сама окажешься в моих объятьях.

Увидев, как яростно она трет чашку губкой, он рассмеялся:

— Повторяю, не бойся меня. Я хочу быть твоим другом.

— Другом? — обернулась она.

— Да. Ты во всем можешь на меня рассчитывать. Помни, для тебя я сделаю все, что в моих силах. А могу я многое.

— Например?..

Ответ последовал не сразу.

— Ты еще молода и не придаешь значения связям, а связи — это все.

— И деньги? — язвительно спросила Наташа.

— Нет, моя девочка, — покачал он головой, — в нашей стране — именно связи.

— Ты считаешь меня маленькой дурочкой?

— Так оно и есть. Ты думаешь, что сможешь довольствоваться обычным семейным счастьем, служением ничего не стоящему человеку? А жизнь может быть намного богаче и интереснее. Когда-то тебе захочется большего, а твой Саша ничего не сможет тебе дать. Он умеет только брать. А я бы для тебя…

— Так ты надеешься, что когда-нибудь я уйду от мужа и выйду за тебя?

Пахомов искренне расхохотался:

— Я жениться не собираюсь!

Наташа опешила: уж не думает ли он, что она будет изменять мужу?

— Да как ты смеешь?..

— Ого! Кажется, сейчас я получу по портрету! Я же говорю — ты еще совсем ребенок. Для счастья совсем не нужен штамп в паспорте, даже наоборот.

— Ты что, не веришь в семью?

— Нет, отчего же. Но не в восемнадцать же лет выскакивать замуж за первого встречного?

— Мне девятнадцать, — поправила Наташа.

— Разница, конечно, существенная. Я говорю о том, что надо узнать жизнь, научиться разбираться в людях, получить определенный опыт, в том числе в интимных отношениях, а потом уже… — Боря сделал небольшую паузу. — Знаешь, как делают на Западе? Влюбленные молодые люди съезжаются и живут вместе, порой годами. Вроде как брак на пробу. Иногда не получается, тогда разбегаются без обид. Иногда решают завести общих детей, и вот тогда венчаются или регистрируются. Очень разумно, по-моему. Я следую их примеру.

— И сколько же пробных браков у тебя было? — язвительно спросила она.

— Не считал, но, кроме первого, ни один не продлился больше, чем две недели. Если тебя интересует — сейчас я свободен.

— Меня это вовсе не интересует, — отвернулась Наташа, не желая слушать про его любовниц.

— Но я все-таки скажу. С тех пор, как мы познакомились, у меня никто не ночует. Не буду врать, что дал обет воздержания, но я не хочу видеть утром на соседней подушке чье-то лицо, кроме твоего. Однако это мои проблемы. От тебя я сейчас не прошу ничего, лишь разрешения быть другом и видеть тебя иногда. С вашего позволения, мадам, — насмешливо завершил он, вставая и протягивая ей ключи, — время от времени я буду навещать вас в этом гнездышке, и проверять, в каком состоянии находится вверенное вам имущество.

Глава 3

Сдержав стон, Наталья перевернулась на другой бок и открыла глаза. Электронные часы на тумбочке показывали пять пятнадцать. Опять этот сон! Уже почти два года ей иногда снится, что она занимается любовью с Борей. Во сне он был страстным и нежным, она чувствовала его руки на своем теле, ощущала аромат его одеколона и любила его, во сне — любила, порой даже испытывала оргазм, как сегодня. А проснувшись, думала о нем. Понимала, что надо гнать эти мысли прочь. Как может она, мать двухлетнего Димки, думать о постороннем мужчине?.. Она замужем, она любит Сашку, да-да, любит, пыталась она убедить себя.

Как-то в порыве откровенности она рассказала Людке об этих снах, и та вынесла вердикт: «Все от недостаточной половой жизни!» Наташа только усмехнулась. Сашка в любой момент не прочь этим заняться, но после трудного дня, полного забот, после обид на мужа, мелких бытовых стычек, постоянных мыслей о ребенке, готовке, невымытой посуде, стирке, учебе и деньгах… Наташа стала часто отказывать мужу, сказываясь больной или усталой. А когда ему удавалось настоять, хотелось поскорее все закончить, и она вынуждена была признать, что Сашины ласки уже не приносят ей прежней радости.

Пахомов стал другом семьи Соловьевых, но появлялся в их доме не часто. Иной раз привозил дефицитные продукты, если возникали какие-то проблемы — помогал их решать. Именно благодаря Боре Наташин сын ходит в очень приличный ведомственный детский сад, совсем рядом с домом.

О своих чувствах Борис напоминал редко, но порой она ловила на себе его пристальный, вопрошающий взгляд, и невольно отводила глаза. Если он приезжал на какое-то сборище, случалось, они танцевали.

Наташе казалось, что, сжимая ее кисть в своей теплой ладони, Боря посылает сигналы, напоминает, что хочет ее. А ей с трудом удавалось сдержаться, не стиснуть пальцы, отвечая: я тоже хочу быть с тобой… Чувствовать его близость, запах, ощущать его руку на своей талии, и не иметь права прижаться было мучительно, но еще мучительнее было бы отказаться от этих редких прикосновений.

Последний раз Наташа видела Пахомова на Новый год. Как всегда, он явился с подарками. Димке достался симпатичный импортный грузовичок, Сашке — спиннинг, а ей — чудные австрийские туфельки на шпильке, такие красивые, что хотелось поставить их в сервант. Она примеряла обновку, затаив дыхание — а вдруг не подойдут? К счастью, туфли оказались впору.

Позже, когда приехали гости и Новый год уже встретили, они с Пахомовым оказались на кухне наедине.

— Спасибо за подарок, Борик. Таких красивых туфель у меня в жизни не было!

— Только спасибо? — усмехнулся он. — А поцеловать?

Он взял ее лицо в ладони. Мягкие губы отдавали коньяком, зубы коснулись ее зубов, язык требовал разжать их… Сладкая истома волной прокатилась по телу и замерла внизу живота. На мгновение она забыла про мужа, про сына, про гостей… Лишь собрав остатки воли, ей удалось оторваться от него.

Зажимая рот рукой, будто стирая с него остатки поцелуя, она пробормотала:

— Это ни к чему… — и поспешила в комнату.

Вскоре Пахомов уехал и, похоже, с той ночи решил ее избегать.

Наташа подсчитала: они не виделись три месяца и шестнадцать дней. Боря даже не приехал поздравить ее с днем рождения и восьмым марта, ограничился телефонным звонком. Неужели это все, и больше они никогда не увидятся?

Она обреченно вздохнула. В конце концов, разве он обязан вечно опекать ее семью? У него своих дел полно, он человек занятой, к тому же холостой… Может, он встретил хорошую девушку и надумал жениться — зачем тогда ему сюда ездить? Ведь родственные отношения всего лишь предлог, она знала это с самого начала. Знала, что он приезжает только для того, чтобы увидеть ее. И втайне радовалась этим визитам, ждала их. Зачем? Если она любит своего мужа и не собирается с ним расставаться, зачем ей Пахомов?..

Задумавшись о нем, Наташа не заметила, что пролежала в постели лишних десять минут.

С шести и до половины восьмого утра она убиралась в соседней парикмахерской, затем вела Димку в ясли и ехала в институт. После учебы оставалась там часа на два-три, подрабатывала на полставки в машбюро. Перепечатывая Сашкины статьи, она здорово наловчилась в этом деле. После бежала домой, делая по дороге покупки. Вечером занятия с сыном, готовка, уборка, стирка, шитье… Да еще Сашка с обязательными вечерними посиделками. Наташа уже едва терпела его постоянные разговоры об одном и том же.

Муж все чаще стал раздражать ее. Ежедневно он рассказывал ей об обстановке в редакции бассейновой многотиражки, где работал после университета. Почему-то выходило, что все вокруг него — идиоты, а он один умный. К тому же он взял моду приводить в дом коллег, а те прихватывали бутылку… Она подозревала, что Сашка сопьется в этой газетенке.

Как всегда, Пахомов проснулся один. Свою вчерашнюю спутницу он усадил в такси в час ночи, следуя давно заведенному правилу: никаких совместных завтраков, кофе в постель, и никаких обязательств. Окажись на месте вчерашней девицы Наташа — ее бы он не отпустил… Но она с другим.

Пытаясь избавиться от бессмысленной любви, Борис больше трех месяцев не навещал Соловьевых. Несколько раз, не сдержавшись, подъезжал к их дому, видел, как Наташа ведет сына в садик, но к ней не подходил, так и сидел в машине, считая, что в ее жизни места для него нет. А как бы хотелось взять и увезти ее куда-нибудь на курорт, завалить цветами и подарками, усадить на трон своей любви… Он был уверен, что Наташа неравнодушна к нему, чувствовал ее волнение, когда танцевали, видел, как поспешно отводит глаза под его взглядом. А как она дрогнула, когда он ее поцеловал?

«Чего ради я пытаюсь оставаться порядочным человеком?» — спросил себя Пахомов, поднимаясь с постели, но ответа не нашел.

Пока брился, мысленно переключился на насущные дела. На сегодня были запланированы встречи с несколькими полезными людьми, кроме того, ему надо проследить, как двигается ремонт малого зала гостиницы, где он теперь директорствует. Следующая задача — пристроить гэдээровские женские плащи, не дошедшие до глубинки. Абсурд советского распределения, при котором в деревни отправляют модные вещи, а в крупных городах качественные товары в дефиците, приносил Пахомову немалые деньги. Вспомнив о плащах, он представил Наташу в ее сером пальтишке, и решил, что может позвонить Наташиной подруге.

Он предложил Людмиле встретиться в маленьком ресторанчике на Съездовской. Для приличия вначале расспросил о ее делах, узнал, где работает после института, попутно услышав, что у Натальи, просидевшей год в академке после рождения сына, тоже не за горами диплом.

Видя, как изменилось Борино лицо, когда она заговорила о подруге, Людка поинтересовалась:

— Ты только ради этого меня и пригласил? Узнать, как Наташа?

Он кивнул:

— Прости, Людочка. Ведь я люблю ее. Давно.

— Вообще-то, я подозревала…

— Только не думай, что я мечтаю отбить ее у Сашки — просто по-человечески хочу ей помочь. Поверь, если бы я был подлецом, — Боря грустно усмехнулся, — я бы давно своего добился.

«Белозубая улыбка, эти завораживающие глаза, манеры джентльмена… Я бы не устояла, это точно, — думала Людка, глядя на него. — А Наталья?.. Да что она, не из той же глины, что и все Евины дочки? Сама говорила, он ей снится. Сказать?.. Нет, Наташка меня точно убьет».

— Я ее три месяца не видел, как она?

— Как… Крутится, как белка в колесе. Вкалывает на двух работах: в парикмахерской по утрам убирает и в машбюро на полставки, — она заметила удивленный Борин взгляд. — Ты что, не знал? А на что бы они жили? Да еще учеба, да ребенок маленький, да Сашка с его закидонами…

И Людку понесло, она выдала все, что думает о Сашке, что о нем Наташа рассказывала, обо всех ее обидах…

— Представляешь, Соловьев считает, что ежели он журналист, творческая личность — так на рынок за картошкой ему ходить зазорно, посуду помыть — тем более. Да чего там — ведро до мусоропровода не донесет! Ну, может, раз в неделю Димку в ясли отводит, не чаще. Все остальное на Наталье, а она… Она ночами готова работать, чтобы в доме хоть какой-то достаток был. В квартире чистота, ужин всегда приготовлен… А Соловьев друзей из своей паршивой газетенки приведет, они выпьют, съедят все, что Наташка наготовила, а потом он пьяный к ней подкатывается…

Людка прикусила язык. Вот этого, наверное, говорить не следовало. Пахомов мрачно курил, глядя в одну точку. Она с сочувствием смотрела на него, и он встрепенулся.

— Прости, Людочка. Давай выпьем.

Поднимая бокал, предложил:

— Будем друзьями?

— Будем, — согласилась Людмила и подумала, что иметь Пахомова в друзьях тоже неплохо. — Тебе нужен лазутчик во вражеском стане?

— Да нет, я только хочу немного помочь ей. Для начала хотя бы устроить Сашку на работу в приличную редакцию, где денег побольше платят, а то он так и будет до пенсии в этой шарашке водку хлестать. Но надо это как-то не напрямую, незаметно устроить.

— А как?

— Вот тут я надеюсь на тебя. Скажи Наташе, что я хочу с ней встретиться: в пятницу, часов в пять вечера, в Катькином садике. Я мог бы и сам позвонить, но как ее одну дома застать? Договоришься, перезвони мне, вот мои телефоны.

Когда в пятницу Наташа увидела Борю, вышагивающего возле памятника императрице, сердце затрепетало и ей с трудом удалось приглушить счастливый блеск глаз. Он хотел чмокнуть ее в щеку, как всех женщин при встрече, но Наталья официально протянула руку.

— Привет. В чем дело? Людка говорила, что-то важное?

— Может, не будем на улице? Зайдем куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе. Тут совсем недалеко очень милый ресторан.

— Нет-нет! — запротестовала она. — Какой ресторан, мне через час Димку из садика забирать.

Боря сжал зубы. Конечно, он не ожидал, что она бросится ему на шею, и все-таки…

— Если ты спешишь, поехали, по дороге поговорим. Моя машина недалеко, на Зодчего Росси.

— У тебя что-то случилось? — спросила она, усаживаясь рядом с ним и глядя в его хмурое лицо. — Может, я могу помочь?

Боря невесело усмехнулся:

— Нет, у меня все в порядке, помощь нужна тебе. Не перебивай, — сказал он, видя, что она пытается возразить. — Значит так. Завтра в пять часов вечера ты встречаешься в ресторане гостиницы «Моряк» с редактором молодежной газеты. Принесешь лучшие Сашкины статьи. Его возьмут штатным журналистом, если он не совсем бездарен — а это вроде не так, я читал его опусы. Ну и, конечно, ты должна понравиться редактору, — завершил Боря, ухмыляясь.

— То есть, как?.. — Наташа не поняла, он шутит или намекает на что-то.

— Ну, пококетничай с ним… Жалко тебе, что ли — ради счастья мужа и его творческих успехов?

— Только пококетничать? — усомнилась она.

— А это уж как карта ляжет! — расхохотался Боря.

Наташа думала, что опоздает. Выскочив из парадной, она перебежала дорогу к автобусной остановке, но тут из припаркованной рядом вишневой «девятки» вышел Пахомов и, изобразив театральный поклон, распахнул перед ней дверцу. Улыбнувшись, она уселась в машину, но не удержалась от замечания:

— Прямо как мальчишка…

— Да какой мальчишка, на днях стукнет тридцать три… — сообщил он, поворачивая ключ зажигания.

— Поздравляю, — автоматически ответила она, и только сейчас сообразила, что Боря никогда не приглашал их, и она понятия не имела, когда у него день рождения.

— Заранее нельзя, примета плохая. Вот если бы ты пришла поздравить меня через неделю…

— С Сашкой?

— Нет, одна.

— Это… в качестве платы за твои хлопоты?

Боря оглянулся и прищурился.

— Ты думаешь?.. Посмотрим, — и неожиданно рассмеялся.

Редактор газеты, толстячок лет пятидесяти, показался Наташе милейшим человеком. Представив друг другу, Пахомов, извинившись, оставил их за сервированным на три персоны столом. Наташа решила приступить к делу, пока не подали еду. Просматривая Сашкины статьи, Михаил Израилевич бормотал: «Недурственно, недурственно», а отложив вырезки из газеты, сказал Наташе, что готов встретиться с ее мужем в ближайший понедельник. Она обрадовалась, но и немного растерялась, не зная, как преподнести эту новость Соловьеву. Михаил Израилевич будто прочитал ее мысли:

— Я буду деликатен, Наташенька, и не скажу, откуда узнал о нем. Положитесь на меня, все будет хорошо.

Тут как раз вернулся Пахомов.

— Все в порядке? — поинтересовался он.

— Борис Алексеевич, у вашего родственника несомненный талант журналиста!

— Так вы его берете? Вот и славно, тогда давайте обедать.

Во время еды Михаил Израилевич несколько раз заговаривал о том, что должен быть благодарен Пахомову, а тот только усмехался. Они отобедали, немного выпили. В зале негромко играла музыка, и Боря вопросительно взглянул на Наташу.

— Потанцуем?

Конечно, она кивнула, и вскоре ощутила на талии его руки, сильные, нежные, и ненавязчивый аромат его одеколона. Она прикрыла глаза, наслаждаясь минутой…

— Так как насчет моего дня рождения? — тихо прошептал Боря. — Придешь в субботу?

— Часа в четыре?

— Я буду ждать. Вот мой адрес, ты ведь не была у меня никогда.

Музыка смолкла, и они вернулись к столу. Когда Наташа удалилась на несколько минут, Пахомов отдал редактору конверт:

— Все, как договаривались. Круиз на теплоходе «Лермонтов», две путевки, на вас и супругу. Здесь список документов, которые надо собрать за две недели, и написано, к кому обращаться.

«Черт возьми, — подумал редактор, — я ведь про заграничные путевки спросил, особо не надеясь, а он устроил! Лет тридцать мужику, а любые вопросы решает легко и непринужденно».

Когда Наташа вернулась из дамской комнаты, Михаил Израилевич встал, сказав, что ему пора. Борис попросил его подвезти Наташу до дома.

На прощанье он поцеловал ее в щеку и тихо напомнил:

— Я буду ждать.

Через день Михаил Израилевич сам позвонил Соловьеву на работу и договорился о встрече. Во вторник вечером Сашка возбужденно рассказывал:

— Видела бы ты, как наш главный зубами скрипел, подписывая мое заявление… Ему-то до смерти не видать тиража больше пяти тысяч! Нет, Наташка, ты можешь представить, что я буду работать в газете с миллионным тиражом?!

Соловьев сиял от счастья. Наташа тоже была рада, что у мужа появилась реальная перспектива.

Идти к Боре в субботу или нет? Не пойти будет свинством, убеждала она себя. И бояться нечего — ведь не одна она там будет. Но как сказать Сашке, что Боря его не приглашал? Может, вообще ничего не говорить? В субботу он собирался с отцом на дачу, Димку можно отвезти к маме…

Она никогда не бывала на улице Ломоносова, но дом нашла быстро. Поднявшись на второй этаж, нажала кнопку звонка. Боря открыл так быстро, будто стоял за дверью. Действительно, он рванул в коридор, как только увидел ее из окна.

Едва переступив порог, Наташа протянула сверток.

— Поздравляю! Не знала, что тебе подарить и решила по принципу: что дарить — дарите книгу… Это репродукции картин Дрезденской галереи.

— Спасибо, дорогая, чудесный подарок, — Боря чмокнул ее в щеку.

— А где же гости? — спросила она, снимая пальто. — Я первая?

— И единственная.

Наташа замерла. Вначале на лице отразилась растерянность, затем она нахмурилась:

— Знала бы — не пришла. Ты соврал…

— Постой, не сердись, у меня сегодня, правда, день рождения, но гости придут завтра, и это не те люди, которых я хотел бы видеть рядом с тобой… Прости, — он взял ее руку и тихонько сжал, заглядывая в глаза.

Складка между бровей разгладилась. Зачем обманывать себя: она шла к нему, а не ради того, чтобы повеселиться в компании.

— Пойдем, — потянул он ее за руку.

— Ты один здесь живешь, в такой большой квартире? — Наташа насчитала в коридоре шесть дверей.

— Не совсем. Со мной живет Ирина Романовна, очень милая старушка, она следит за домом. Ее комната по другую сторону кухни, там отдельный вход. Сейчас она в отъезде.

В уютно обставленной гостиной царил полумрак, плотные шторы были задернуты. Пахомов зажег две свечи на уставленном блюдами низком столике возле дивана.

— Ого! Это ты сам все приготовил? Очень красиво.

— Надеюсь, что и вкусно, во всяком случае, готовилось с вдохновением — потому что для тебя.

Он так взглянул, что опять будто электрический разряд прошел между ними. Наташа поспешила сесть. Вначале она чувствовала себя неловко, непривычно было оказаться единственной гостьей, которую потчуют с преувеличенным вниманием, но после нескольких рюмок вина расслабилась. Они болтали о кулинарии, потом рассматривали подаренный Наташей альбом. Пили кофе с крохотными пирожными. Тихая музыка не мешала разговору.

Вдруг Боря прислушался и предложил:

— Потанцуем?

Лишь только они встали, началась другая тема. «Je t'aimer», узнала Наташа.

Боря положил руки ей на талию, она обняла его за плечи. Медленно передвигались они под музыку, а нежный женский голос и хрипловатый мужской, казалось, говорили за них…

— Я люблю тебя, — прошептал Боря.

— Это перевод? — осторожно уточнила она.

— Нет, это я….

Он нашел ее губы. Музыка длилась и длилась, из динамика стали доноситься страстные вздохи, а он все целовал ее, и сил двигаться не осталось…Тогда он подхватил Наташу и отнес в спальню, усадил в кресло, а сам устроился у ее ног и, держа за руки, горячо заговорил:

— Я влюбился в тебя с первой минуты, как увидел. До тридцати лет не верил в любовь с первого взгляда — а она есть! Я пытался забыть тебя, даже перестал к вам приезжать — не помогло… Никто мне не нужен и не дорог так, как ты, Наташенька… И эту работу для Сашки я нашел, поверь, не для того, чтобы ты мне была благодарна, я просто не мог видеть, как ты тянешь все на себе. Ты — красивая, умная, лучшая на свете женщина, — вынуждена по утрам мыть полы, чтобы подработать!

— Ну, должен же кто-то и полы мыть, — пробормотала Наташа, отводя взгляд от его пылающих страстью синих глаз.

— Когда муж дурака валяет? Да это его прямая обязанность, тебя содержать, а не наоборот! Милая моя, я хочу все для тебя делать. Ты же знала это, ты чувствовала… Я ведь не ошибаюсь, ты тоже меня хочешь?

— Это не любовь, это…

— Дурочка. Почитай Фрейда: секс правит миром! Только старина Зигмунд не делал поправку на русский характер. Мы-то без своей загадочной души не можем, поэтому и в секс ее вкладываем — получается любовь. Посмотри мне в глаза, я же вижу, что ты тоже этого хочешь… — Он уже гладил ее колени, сдвигая юбку все выше. — Я вижу, ты хочешь… Скажи, что хочешь, и я пойму, что любишь… Хочешь?..

Он смотрел на нее, не отрываясь, и казалось, гипнотизировал своими откровенными словами. Затем принялся целовать: колени, грудь, губы. Она чуть не задохнулась от счастья, ощутив щекотку от его усов, и уже не могла понять — во сне это или наяву, так все было похоже… Еще немного, и волна восторга поглотит ее целиком. Но тут в гостиной зазвонили часы — гулко, громко. Вздрогнув от резкого звука, Наташа очнулась.

Что она делает?..

Оттолкнув Борю, она принялась лихорадочно застегиваться, лепетала, оправдываясь:

— Пойми, я так, тайком, не могу. Я себя уважать перестану…

— Давай не тайком, скажи мужу!

— Нет, я не могу.

— Чего ты боишься?

— Нет, так нельзя, это неправильно… Я не могу его предавать… Саша любит меня, он отец моего ребенка… И мы прекрасно живем, тебе все скажут…

Она сама не понимала, кого хочет убедить в этом — его или себя.

— Все скажут?.. Прекрасно?.. — крикнул Боря. Впервые Наташа видела, что ему изменила всегдашняя выдержка.

— Мне кое-кто сказал, как вы хорошо живете, да и не нужны мне ничьи рассказы! Лучше скажи: ты меня любишь? Что молчишь?.. Самой себе боишься признаться, что все не так просто? Что есть привычный муж и мужчина, которого хочется всем телом и душой, ведь так? — Он насильно повернул к себе ее лицо. — Так?!

— Нет, я не могу, — тихо ответила Наташа, опуская взгляд.

— Тогда иди ты к черту! — вдруг взбесился Пахомов. — Я вырву тебя из своего сердца! Убирайся, и даю слово, что больше шага не сделаю в твою сторону. На что ты надеялась, когда шла сюда?.. Пощекотать себе нервы, слушая мои излияния, продинамить, и уйти? Поверь, я не из тех, кто легко забывает подобные вещи. Была бы ты девицей — еще можно понять! Я думал, ты уже выросла, — горько усмехнулся он. — А теперь уходи! Придешь, когда повзрослеешь! Когда поймешь, что тебе нужен я, а не он!

Наташа остолбенела от этих слов. Не в силах двинуться с места, она стояла и смотрела на него. Тогда Пахомов схватил ее за локоть и потащил к выходу.

— Убирайся вместе со своей хваленой порядочностью!

Захлопнув за ней дверь, он вернулся в гостиную, нервно закурил, опрокинул в рот рюмку коньяка и набрал телефонный номер.

— Андрюха, как там у вас, все нормально? Тогда прихвати двух телок и дуй ко мне, а то тошно одному в день рождения.

— Что, не обломилось? — спросили на том конце провода.

— Да уж, здесь, похоже, никогда не обломится. Давай быстренько, чтобы пораньше их выставить. Ты мои принципы знаешь — никаких ночевок.

Около полуночи девицы, получив по стольнику, сели в такси.

— Что-то на твоей лица не было, затрахал в доску? — подколол Андрей друга. — За свою цацу отыгрываешься? Я хотел было поменяться, да вижу — девка уже никакая.

— Надо было поменяться! — скрипнул зубами Пахомов.

— Да ладно, я пошутил…

— Зато я — нет. К черту ханжество и порядочность! Я ими сыт сегодня. Три года ждал, сегодня уже в руках держал — и выскользнула, как намыленная.

Он залпом опрокинул в рот рюмку водки.

— Кончай пить, — отодвинул бутылку Андрей. — Завтра башка трещать будет. Одна она на свете, что ли? Просто тебе бабы никогда не отказывали.

— Была бы она свободна! — почти простонал Боря.

— Ну, так разведи! С твоими деньжищами — и бабу не уломать? Все они продаются.

— Видимо, не все. Но проще с теми, что продаются.

— Это верно, — кивнул Андрей.

— Вот за них и выпьем!

— Хорошо. Только это последняя, у меня уже в глазах двоится, а ты еще раньше начал. Выпьем и спать.

Наташа ничком лежала на кровати и тихо плакала. В квартире было непривычно пусто, никто не мешал ей реветь.

Что она наделала? Сама мечтала, чтобы ее сны превратились в реальность, а как дошло до дела — струсила. Ведь Боря на самом деле ее любит, ерунда все эти разговоры про секс. Он всегда пытался облегчить и украсить ее жизнь — что это, если не настоящая любовь?

А она сама? Когда-то, влюбившись в Сашку, она думала, что это навсегда. Кто мог представить, что она станет мечтать о другом, плакать о нем…

Когда это произошло? Когда их с Борей взгляды впервые пересеклись, и она почувствовала дрожь в позвоночнике? Или во время танца в темной комнате на второй день после свадьбы? Или, когда, передавая ключи от этой квартиры, он признался ей в любви? Он овладевал ее мыслями и сердцем постепенно, но порой Наташе казалось, что он царил там всегда.

Неужели она больше никогда не увидит Борю, не испытает привычного волнения под его взглядом, дрожи от его прикосновения? Ей останутся только сны… А вдруг и их не будет?

Но Боря продолжал ей сниться. Наташа старалась отодвигаться в постели подальше от мужа, ей казалось, он может почувствовать, что во сне она с другим. Она избегала близости, да и Сашка стал заметно холоднее. Даже после нередко случающихся командировок он не настаивал.

Она сознавала, что уже не любит мужа — но у них семья, общий ребенок, общая жизнь…

Глава 4

Дни складывались в недели, недели в месяцы. На смену чуть не ежегодно умирающим дряхлым лидерам пришел Горбачев. С молодым генсеком время побежало быстрее. То и дело что-то происходило, и это не замалчивалось, как прежде. После взрыва на Чернобыльской АЭС страна вместе со всем миром напряженно следила за ликвидацией последствий аварии; после землетрясения в Спитаке оплакивала погибших и дружно помогала оставшимся без крова. Между этими событиями случился кровавый этнический конфликт в Нагорном Карабахе. Активный и энергичный Михаил Сергеевич разъезжал вместе с женой не только по стране, но и по всему миру, и везде искренне улыбался, произносил бесконечные речи, обещая перестроить, углубить, интенсифицировать и придать ускорение. Брошенные им словечки превращались в лозунги, и заменяли давно набившие оскомину: «Слава КПСС» и «Да здравствует марксизм-ленинизм». Журналисты осмелели, так же, как депутаты то и дело созываемых партийных пленумов. На страницах периодических изданий начали понемногу печатать правду, которую долгое время скрывали от народа.

Так пролетело три года. Наталья окончила институт и работала в НИИ текстильной промышленности. Сашка активно писал, и получал соответственно. С деньгами в их семье стало полегче, отпала необходимость подрабатывать уборщицей.

Однажды летом она позвонила на работу мужа, хотелось узнать, когда он вернется из командировки. На том конце провода ответили, что Соловьев никуда не уезжал и сейчас подойдет к телефону. Еще не до конца осознав услышанное, Наташа в растерянности повесила трубку.

Что значит — никуда не уезжал? Сашка уехал почти две недели назад… А если командировка всего лишь предлог?

С трудом досидев до конца рабочего дня, она поспешила к редакции, но, оказавшись у главного входа, опомнилась. Куда она несется? Устраивать разборки на глазах у его сослуживцев? Выставлять себя на посмешище?

Посмотрев на часы и сообразив, что скоро в редакции заканчивают работу, она перешла улицу, присела на скамейку в сквере и стала наблюдать за массивными дубовыми дверями старинного здания.

Примерно через полчаса из них вышел Соловьев под руку с девушкой. Подъехал троллейбус и парочка села в него. Наташа едва успела вскочить во второй вагон. Через спины пассажиров она видела, как ее муж обнимает спутницу, улыбается ей и что-то шепчет на ухо. Потом наблюдала из заднего окна, как рука об руку они шагают к жилым домам на Наличной улице.

Зачем-то доехав до кольца, Наташа пешком двинулась в сторону дома. Она не заметила, как пересекла Васильевской остров, по мосту Лейтенанта Шмидта перешла Неву. Ноги сами вывели ее к Гостиному двору и только там она села в метро.

Домой вернулась поздно, спешить было не к кому. Димка на даче с садиком. Муж с любовницей.

Поставив чайник и присев к кухонному столу, она пыталась собраться с мыслями. Пока добиралась до дому, в голове в такт шагам и перестуку колес электрички крутилось одно и то же: «Вот и все. Вот и все».

Да, это все. Муж ей изменяет и, скорее всего, давно. Удивительно, но ни ревности, ни особой злости она не ощущала. В душе была только пустота и обида, что Сашка обманывал. А она? Да, она давно его не любит, но ведь не изменила? Наверное, зря…

Ни в этот день, ни на следующий Сашка не объявился. Наталья сама удивлялась своему спокойствию. Года четыре назад она бы рыдала, билась в истерике, умирала от ревности, а сейчас лишь хладнокровно обдумывала, как без ненужного скандала расстаться с мужем.

На третий день она позвонила в редакцию, ей ответил сам Соловьев.

— Натаха, я только что приехал — и ты позвонила, как чувствовала.

— Да, я предчувствовала, что застану тебя на работе. Ты когда будешь дома?

Он пришел позже, чем обычно, с чемоданом, будто из командировки. Его вещи Наташа уже собрала и поставила в коридоре. Она встретила его у порога и сказала:

— Вот, здесь все, можешь отправляться на Наличную.

Саша вроде растерялся, но ненадолго.

— А может, лучше тебе переселиться туда, где ты с нашим редактором встречаешься? Не знаю — где именно, я слежкой не занимался!

— Что? При чем здесь Михаил Израилевич? — не поняла она.

— Вся редакция болтает, что ты с ним… Говорят, из-за этого меня и на работу взяли. Интересно, где ты умудрилась с ним познакомиться? Ну и как оно, со старым евреем?..

— И давно тебе наболтали? — холодным тоном поинтересовалась она. Объяснять что-либо не хотелось.

— Недавно. Но я и сам мог догадаться. С тех пор, как я там работаю, у нас все наперекосяк.

— И ты молчал, не ушел с работы? — поразилась Наташа.

— С какой стати? Таких крупных редакций всего три в городе, штатным корреспондентом фиг устроишься, а жену поменять не фокус!

— Нашел, на кого менять, и уходи! — от злости у нее даже руки дрожали.

— А чего это ты меня гонишь? — заорал Соловьев. — Как будто это твоя квартира!

— Тогда уйду я, — она кинулась в комнату.

Соловьев молча наблюдал, как она пихает в спортивную сумку белье, джемперочки, косметику.

— И куда ты? — спросил, остывая.

— К маме. За остальным приеду завтра. И сделай так, чтобы мне тебя здесь не застать.

Уже в дверях она обернулась.

— А с твоим редактором я встречалась один раз в жизни, в общественном месте.

Дверь захлопнулась. Почему-то Сашка сразу поверил ее последним словам, но не попытался удержать, вернуть. Его мысли больше занимала другая женщина, которая восхищалась его талантом, буквально пылинки с него сдувала. А Наташка давно не испытывала перед ним трепета, казалось, она его еле терпела…

Узнав, что подруга ушла от мужа, Людка позвонила Пахомову. Едва поздоровавшись, выпалила:

— Надо срочно встретиться.

Они созванивались редко, только перед праздниками. О Соловьевых Борис никогда не спрашивал, кое-что Людка сама рассказывала. Удивленный неожиданным звонком, Боря сказал:

— Если срочно, я сейчас же подъеду, скажи куда.

Встретились на Садовой. Людку буквально распирало от новостей, но она молчала до того момента, пока Боря не усадил ее за столик в полутемном баре ресторана «Баку».

— Все. Наташка свободна, они с Сашкой разошлись.

Пахомов и не пытался скрыть радость.

— Она ушла от него?

— Вначале он уходил, — затараторила Людка, — оказывается, он ей изменял, а она и не знала, думала — в командировках. А как узнала — сама ушла, сразу. И представляешь, Сашке стало известно, что это Наташка его устроила на работу через главного редактора, и он думает, что она с ним… Про тебя он не знает… Этот еврей, похоже, сам слухи распустил.

— Старый козел, — процедил Пахомов, качая головой, — вот и делай людям добро после этого. Придется наказать.

— Ты что, Борик! — отчего-то испугалась она.

— Не бойся, крови не будет. Подгадаю удобный случай и просто уничтожу его.

Глядя на его лицо, Людка подумала, что участи редактора не позавидуешь. Но вот он тряхнул головой и поинтересовался:

— И давно они разошлись?

— Неделю назад.

— Может, помирятся?

— Нет. Ты Наташку не знаешь — она ни за что измены не простит, гордости у нее на троих! Так что ты теперь…

— Предлагаешь воспользоваться случаем и упасть перед ней на колени? Уже падал. Я обещал, что больше шага к ней не сделаю первым. У меня тоже гордость есть, к тому же я привык слово держать, и выступать в роли вечно влюбленного идиота не намерен.

Людка растерялась:

— Я думала, ты ее еще любишь…

— Люблю. Это диагноз такой — любовь. Мало того, знаю, что и она меня любит. Любила, — поправился он. — Но хочу, чтобы она сама это осознала. Са-ма.

— Ну, вы даете! — возмутилась Людка. — Каждый за свою гордыню прятаться будете?

— А что, она тоже? Ты с ней говорила?

— Нет, но…

— Знаешь, что, Людочка? Помоги мне еще раз, — попросил Боря.

— Как?

— Передай, что я все еще жду, пока она повзрослеет.

— И что это значит?

— Она поймет.

— А ты действительно ее ждал? И ни с кем…

Он искренне расхохотался:

— Я — нормальный мужик, и обета не давал. Но честно — ничего серьезного уже больше пяти лет. А вообще-то, спасибо тебе, дорогая. Ты вернула мне надежду. Давай выпьем за это!

Людмила в тот же вечер позвонила Наташке и передала то, что просил Пахомов.

— Ты поняла?..

— Поняла, но я еще не повзрослела, — буркнула подруга в ответ.

— Для чего?

— Для его любви.

— Ты что, дурочка инфантильная? — не выдержала Людка. — Такой классный мужик столько лет по тебе сохнет! Он ведь устанет ждать!

— Мне сейчас не до этого…

— Будешь сидеть и смаковать свои несчастья, когда счастье перед носом?

— Я не считаю то, что мы с Соловьевым разошлись, таким уж несчастьем! Я не об этом переживаю. Мне надо по-новому жизнь устраивать. Димка с дачи вернется, как-то надо жить. В здешний садик его устроить, перестановку в этой квартире сделать, приработок какой-нибудь найти… Вот о чем я сейчас думаю! И что ты вообще за Пахомова хлопочешь? Нравится — бери его себе! — в сердцах завершила Наташка.

— Знаешь, дорогая, это нечестно. Мы с тобой сто лет дружим, и как на духу: я бы от такого не отказалась! Красавец, умница, джентльмен, прямо как герой романа. Но этот принц не для меня, он весь твой, и ты это знаешь.

— И всем вокруг станет известно, что я сразу же, как с мужем разошлась, еще до развода…

— Ты что, идиотка? Кого это касается? Сашки?.. Так он первый тебе рога надстроил! Ой, извини, сорвалось… — смешалась Людка. — В общем, даю тебе три дня на размышление — или мы больше не подруги!

Но прошло не три дня, а целая неделя…

Наташа ехала на 22-м автобусе и, задумавшись, пропустила нужную остановку. Поглядев в окно, поняла, что следующая у гостиницы «Моряк» — там Борина работа.

Это судьба, подумала она и вышла на следующей.

Секретарша в приемной поинтересовалась ее фамилией и спросила, по какому вопросу она к директору. Наташа растерялась. Люди здесь делом занимаются, а она явилась… Для чего? Но тут открылась дверь, кто-то вышел из кабинета, на мгновение она встретилась взглядом с Борей, сидевшим за столом. Уже через пять секунд он был в дверях.

— Проходи, — он пропустил Наташу в кабинет, бросив секретарше: — Лен, меня ни для кого нет.

Наташа огляделась: два стола буквой Т, несколько стульев, журнальный столик и пара кресел. Боря кивнул на одно из них, она присела. Сам он остался стоять.

— Я… — смущенно начала она. — Я пришла сказать, что больше не живу в той квартире, и не знаю, нужна ли она Саше…

— Не то. Разве это важно? Ты пришла, значит, ты хочешь, любишь? — он пристально смотрел ей в глаза. — Так хочешь?..

— Люблю.

Он присел перед ней на корточки и заглянул в лицо.

— Для нас с тобой это одно и то же. Ты ведь чувствуешь нашу связь, ощущаешь ее?..

Борис взял ее за руку, поцеловал в ладонь и выше, выше, до сгиба локтя. Она не думала, что невесомые поцелуи могут оказаться сильнее ожога… Добравшись до внутренней стороны локтя, он отпустил руку и поцеловал ее по-настоящему. Наташа задохнулась, сама впилась в него, готовая тут же отдаться. Но Борис оторвался от ее губ, извинился и быстро вышел из кабинета. Через чуть приоткрытую дверь она слышала, как он дает какие-то указания секретарше, совсем обычным голосом. Как он может, ведь минуту назад был как одержимый!

Вернувшись, Пахомов взял ее за руку и вывел из кабинета. Он молча гнал машину, как сумасшедший, вскоре они оказались в его квартире. И тут Наталья запаниковала, представив, что Боря увидит ее белье. Единственный нарядный комплект благополучно лежит в шкафу — она ведь ни к чему такому не готовилась!

— Я хотела бы…

— В душ? — догадался он. — Это здесь, я сейчас принесу полотенце.

Он не казался смущенным, но был радостно возбужден. Через несколько минут дверь в ванную открылась.

— Все, больше не могу терпеть, — сказал он, отодвигая штору.

Наташа обомлела: он стоял перед ней совсем голый и такой красивый, такой желанный, что всякий стыд тут же пропал. Она потянулась к нему и прошептала:

— Я хочу тебя…

Крепкие смуглые руки нежно гладили ее тело мягкой морской губкой, затем смывали мыло, касаясь кончиками пальцев то здесь, то там. Эти почти невесомые прикосновения она ощущала, как удары слабого тока, и казалось, еще чуть-чуть… Но вот он накинул махровый халат, Наташу закутал в большое полотенце и понес в спальню, по пути целуя в висок, в шею, в грудь.

А дальше было волшебство слияния и узнавания. Боря был нежен и настойчив, ласков и требователен, и ненасытен. Он был намного опытнее, умнее в любви. Наташа изнемогала от наслаждения, казалось, сил больше не оставалось, но он не отпускал ее, и она получала удовлетворение снова… Как во сне…

Она сказала это вслух, когда, уже отдыхая, они лежали поперек кровати, не в силах двинуться.

— Что? — переспросил он рассеяно.

— Все было как в моих снах…

Боря приподнялся на локте.

— Я снился тебе? Да?

— Да. И это были такие… эротические сны.

— Ты тоже мне снилась. И, представь себе, во сне мы занимались любовью.

— Значит, судьба?

— А ты сомневалась?

— Нет. Уже нет.

Тут в гостиной зазвонили часы.

— Десять! Мне пора.

— Сын ждет?

— Нет, мама. Димка на даче с садиком.

— Позвони ей. Пожалуйста, останься, — попросил Боря. — Пойми, для меня это очень важно.

— Почему?

— Поверишь ли, с тех пор как я познакомился с тобой, ни одну женщину я не просил остаться на ночь.

— А их было много?

— Не мало, — просто ответил он, — но ни одной из них я не мечтал сказать: «доброе утро». Ты понимаешь?

— Да, кажется. Ты подразумеваешь под этим особую близость?

— Вот уже пять лет, просыпаясь, я мечтаю увидеть тебя рядом, только тебя.

— А раньше ты влюблялся?

— Было однажды. Я только окончил институт, стал работать администратором в том ресторане, ну, ты помнишь… Она была там бухгалтером. Постарше меня лет на пять, но красавица. В курс дела меня вводила, уму-разуму учила. Мне показалось, что влюбился, и мы стали жить вместе. Но спустя несколько месяцев я ощутил, что она подминает меня под себя, воли лишает. Сильная была женщина, пожалуй, даже слишком… А я и сам сильный. Быть подкаблучником — это не для меня. Так что до ЗАГСа дело не дошло. В общем, мы разошлись и, как выяснилось, очень своевременно. Вскоре она оказалась под следствием, а еще через полгода — за решеткой.

— Ужас какой! — охнула Наташа. — А ты?

— Это было по старым делам, когда я еще в ресторане не работал. Троих посадили. В результате я стал молодым директором. Но, если честно, в душе я благодарен этой женщине…

— За что?

— Рядом с ней я повзрослел, понял, что по характеру я — лидер, и подчиняться кому бы то ни было просто физически не могу. Если человек сильнее меня, мне с ним трудно ужиться. Еще понял, что с женщинами лучше не доходить до совместной жизни — без настоящей любви это обременительно. Понял, что не смогу полюбить женщину, которая умнее и сильнее меня. Ну, и главный урок — дела нужно вести аккуратно.

— А у нее в бухгалтерии был непорядок?

— Да нет. Я про другие дела. Это неважно.

Наташе сейчас тоже было неважно, о каких делах он говорит.

— Я позвоню маме, где телефон?

Боря прошел в смежную со спальней гостиную, и она опять залюбовалась им. Его тело казалось ей совершенством — такие ваяют из мрамора. Через минуту он протянул ей трубку без провода, но с антенной.

— Что это? — удивилась Наташа.

— Домашний радиотелефон. Нажми на эту кнопку — видишь зеленый огонек? Теперь набирай номер.

— Никогда такого не видела!

— Да их всего пара десятков в городе, а за бугром обычная вещь.

Наташа предупредила маму, чтобы не ждала ее сегодня, сказала, что объяснит все позже, и нажала на ту же кнопку. Зеленый огонек погас.

— А ты знаешь, я такая голодная! — сообщила она, состроив жалобную физиономию.

— Я тоже, пошли на кухню.

— А твоя Арина Родионовна не обалдеет?

— Не Арина Родионовна, а Ирина Романовна, и в это время уже наверняка на кухню не выйдет. Надевай мою рубашку, женского халата я в доме не держу.

Сам он накинул синий махровый халат и повел Наташу по коридору.

По пути она спрашивала:

— Это что?

— Вторая спальня, для гостей.

— А это?

— Кабинет.

Наталья заглянула в обе комнаты. У окна в кабинете стоял старинный письменный стол, на нем лампа под зеленым абажуром. Поражало обилие книг, ими были заставлены все стены до потолка, а потолок под четыре метра.

— Прямо профессорский кабинет! — прокомментировала она.

— От старых жильцов осталось. Хозяин и правда, профессор, но давно на пенсии. На этой стенке — мои личные книги, но их не так уж мало, полтысячи томов.

Она с интересом осмотрела полки. Одна была сплошь заставлена литературой по экономике, а остальные — художественной. Здесь был не только стандартный «макулатурный набор», который имеется в каждой советской семье, но и библиотека всемирной литературы, энциклопедия, много собраний сочинений.

— А мебель в гостиной тоже от старых хозяев?

— Не вся. Кое-что я прикупил в том же стиле, вот часы, например, которые звонят в точности как Биг Бен. Но я готов их выбросить, потому что они тебя отвлекают…

Просторная кухня оказалась современно и рационально оборудованной. Боря сделал несколько бутербродов с колбасой, с сыром и положил их в микроволновку. Через минуту все было готово.

— Шампанское, коньяк?

— А можно и то, и другое?

— Не возбраняется, и вообще — сегодня нам можно все!

Он вручил ей бутылки, сам взял поднос с бокалами и тарелками.

— Слушай, а как получилось, что у тебя такая большая квартира? — спросила Наташа, идя за ним по коридору.

— Если честно — квартира не моя, я здесь даже не прописан.

— Как? — поразилась она.

— Ну, это длинная история.

— Все равно, расскажи.

Они по-турецки уселись друг против друга на кровати, между ними стоял поднос. Пробка от шампанского полетела под потолок и, упав, закатилась под кровать. Наташа чуть было не полезла ее искать, но Боря остановил:

— Не надо, лучше выпьем за то, что мы, наконец, вместе!

Опустошив бокал, она взялась за бутерброд, и поторопила:

— Ну, рассказывай!

— Года три назад я был в гостях, тут, неподалеку. Возвращался поздно, иду, ищу такси. А зима, гололед, темень. Вдруг слышу: кто-то скулит. Думал, щенок — ей богу, похоже. Оказалось, не щенок, а старушка — упала, а кричать не может, у нее с горлом что-то, как раз из дежурной аптеки шла с лекарством. Поскользнулась, и уже давно лежит и поскуливает в подворотне. С улицы ее не видно, а во двор давно никто не проходил, время-то — за полночь. Я побежал, нашел работающий автомат, «скорую» вызвал. Вернулся и бабулю спрашиваю: кого известить, внуки, дети есть? Нет, говорит, одна я, только соседи, но они очень приличные люди. А бабулька — такая, знаешь, милая. Настоящая питерская интеллигентная старушенция, шестидесяти семи лет. «Скорая» приехала, сказали — перелом ноги. В таком возрасте это серьезно. И какой-то стих на меня нашел: стал я Ирину Романовну в больнице навещать. После лечения домой отвез, потом привозил раз в неделю кое-какие продукты — она еще три месяца из дома не могла выходить. И так мы с ней за это время сдружились — прямо как бабушка она мне стала, или мать. Бабушек у меня никогда не было, а мама… Я семнадцать лет с ней по разу в год вижусь, да и то тайком от отца… Короче, из рассказов Ирины Романовны я узнал, что ее соседи мечтают обменяться, разъехаться, да никак. Ну, я варианты продумал, с людьми поговорил. Не скрою, немного потратился… В результате одна семья живет в Псковской области — это профессор с женой, он старенький, ему свежий воздух только на пользу, а жена давно мечтала в деревню вернуться. Вторая пара — в моей двухкомнатной на Комендантском, третья — у меня на даче. А я здесь, хотя и не прописан.

— А если вдруг они передумают?

— Это вряд ли. Все получили, что хотели, и детей ни у кого нет. А вот от «кирпича на голову» застраховаться сложнее. Ну, в крайнем случае, перееду обратно в свой кооператив. Хотя очень не хочется после такого простора в 137-ю серию. Но я над этим вопросом работаю, и может быть, что-то вытанцуется.

— А где у тебя дача?

— В Сестрорецке. Купил как раз в тот год. Там теперь и живут прежние жильцы, занимают треть дома — комната, кухня и веранда. Они недавно на пенсии, мечтали за городом в земле потихоньку копаться, а своей дачи не имелось. Теперь они на всем готовом: дом кирпичный с удобствами, даже телефон есть. А у меня дача присмотрена… Слушай, а давай отправим туда твою маму с Димкой? — вдруг предложил Боря. — Когда у нее отпуск намечается?

— Со следующего понедельника.

— А у тебя?

— Через месяц.

— В августе? Нет, не пойдет. — Пахомов на секунду задумался, что-то прикидывая. — Значит, делаем так. Мы уговариваем твою маму с Димкой пожить у меня на даче, а ты с понедельника берешь отпуск.

— Да кто ж меня так сразу отпустит? — помотала она головой.

— Как молодого специалиста, имеющего ребенка, обязаны отпустить, — уверенно заявил он. — Итак, в понедельник ты улаживаешь с отпуском на работе, во вторник покупаешь себе всякие купальники, сарафаны, очки и что там еще… А в среду мы летим в Дагомыс.

— Вот так прямо — в Дагомыс?

— Нет, глупышка, — Боря притянул ее за уши и чмокнул в нос. — Прилетим мы в Адлер, а до Дагомыса доедем на машине.

— Как у тебя все просто!

— А не так все это и сложно. Надо только стараться жить как хочешь, и прикладывать к этому определенные усилия, — говоря это, он начал ласкать ее.

— Моих усилий не хватит, — слабо запротестовала Наташа.

— Ну, еще на один разочек? — он смотрел умоляюще и при этом нагло улыбался. Затем притянул ее к себе и поцеловал в ложбинку на груди.

— Ты обольститель! — сдаваясь, прошептала она.

— Да, я такой, — самодовольно согласился Боря.

Первое, что он увидел, проснувшись, было Наташино лицо совсем близко. Он улыбнулся и осторожно подул ей на лоб.

Она открыла глаза.

— С добрым утром, любимая.

Он потащил ее в душ и на этот раз не только помогал мыться… Очнувшись, Наташа указала на вентиляцию…

— Весь дом слышал!

— Плевать! Пусть завидуют, — рассмеялся Боря. — Одевайся скорее, а то я потребую продолжения банкета!

Они уже позавтракали яичницей с ветчиной и пили чай, когда на кухне появилась пожилая дама: в черном сарафане и белой блузке с камеей на вороте, небольшого роста, немножко полноватая, седые завитые волосы чуть отдают фиолетовым, на губах неяркая помада. Наташа сразу поняла, что Боря подразумевал под словами «наша ленинградская старушенция».

Пахомов представил их друг другу и вскоре вышел из кухни, сказав, что ему надо сделать несколько звонков.

Ирина Романовна налила себе чаю и уселась за стол. За несколько минут словоохотливая, но не навязчивая Борина соседка успела сообщить, что раньше Боря ни с кем ее не знакомил.

— Боренька — очень порядочный и деликатный молодой человек, таких теперь днем с огнем не сыщешь. Я никого тут не видела, то есть на кухне. И меня это даже немного удивляло: мужчина в таком возрасте, давно пора обзавестись семьей. Мне кажется, милочка, что неспроста он нас познакомил…

Наташа улыбнулась, но ответить ничего не успела, потому что в кухню вошел Боря и сообщил, что им пора.

— Не беспокойтесь, Наташенька, — поторопилась сказать Ирина Романовна, — я сама уберу со стола и помою посуду.

Ольга Павловна не могла скрыть удивления, когда увидела рядом с дочерью родственника Соловьевых. Пахомов с ходу предложил ей отдохнуть вместе с Димкой на его даче в Сестрорецке, в благоустроенном доме, в компании милейших людей. Наташина мама едва помнила его в лицо, правда, слышала о нем от дочери. Но, как женщина, она не могла устоять перед обаянием Пахомова, и после недолгих колебаний согласилась.

За Димкой решили ехать сейчас же. Но вначале мать позвала Наташу на кухню и зашептала:

— Это из-за него ты с Сашей разошлась?

— Нет, мама. Я тебе говорила, Саша сам ушел к другой женщине.

— И ты сразу…

— Не сразу, мам, не сразу. Боря больше пяти лет любил меня издали. И я недавно поняла, что тоже его люблю. И теперь я по-настоящему счастлива, даже не думала, что так бывает!

Ольга Павловна подозрительно посмотрела на сияющее лицо дочери.

— Не знаю, Наташенька, как-то у вас все просто. С мужем еще не развелась, уже другой объявился! Захотели — через день на юга!

— Да, мамочка, с Борей все просто. Он такой!!! Да ты и сама видишь!

Она чмокнула маму в щеку, выскочила из квартиры и через минуту плюхнулась на сиденье рядом с Борей.

Димка, из несмышленого карапуза превратившийся в бойкого мальчишку, не узнал дядю Борю, но нисколько не стеснялся, болтал всю дорогу, радуясь, что вырвался из детского сада и будет с бабушкой.

К вечеру, устроив Ольгу Павловну с внуком в двухэтажном кирпичном доме на окраине Сестрорецка, они вернулись в город.

На следующее утро, придя на работу, Пахомов сразу вызвал к себе секретаршу.

— Лена, я уезжаю в отпуск, недели на две-три. За меня остается Свиридов. Позвони ему, пусть зайдет. Затем вызови бригадира строителей, потом бухгалтера.

— Что это вы, Борис Алексеевич, так неожиданно в отпуск собрались? Не работается после визита той дамочки в пятницу?.. — игриво поинтересовалась секретарша.

Борис оторвался от бумаг на столе. Темноволосая красотка в короткой юбке в обтяжку и прозрачной кофточке смотрела на него кокетливо, красноречиво проводя язычком по накрашенной пухлой губке…

— Лен, ты у меня работаешь недавно, и, как мне кажется, не все понимаешь. То, что ты пару раз со мной переспала, да пару раз на работе обслужила, ничего не значит. Я начальник, ты — секретарша, которой я приплачиваю, и неплохо приплачиваю. На этом все. Так что держи дистанцию, детка…

— Я все поняла, Борис Алексеевич, — ответила девушка совсем другим тоном. — Так вам сначала Андрея Андреевича найти?

— Да, побыстрее. И Зина из кассы Аэрофлота должна позвонить, со мной соедини.

Глава 5

Дни, проведенные на юге, показались Наташе сказкой. Их поселили в двухкомнатном «люксе» гостиницы «Дагомыс». Такие шикарные апартаменты она видела только в кино.

Едва осмотрев номер, она хотела сразу же пойти на море, но Боря подвел ее к окну.

— Погляди на пляж. Видишь, какие волны? Почти шторм, и ни одного человека. Сейчас умоемся с дороги и сходим поужинать, а завтра погода, надеюсь, изменится. Накупаешься еще. Ты хоть плавать-то умеешь, русалка?

— Стиля нет, но на воде держусь. А ты?

— Первый юношеский разряд был в свое время.

— Сколько талантов!

— И о многих ты еще не знаешь, дорогая, — усмехнулся Боря.

Она обвила его шею руками и легко поцеловала в губы.

— Но главный твой талант мне известен — ты лучший любовник на свете!

Он мягко высвободился из объятий.

— С удовольствием доказал бы это на деле сию же минуту, мой ангел, однако, если мы не поспешим в ресторан, то можем не застать нужного мне человека.

— И здесь у тебя дела, — рассеянно проронила Наташа, открывая чемодан.

— Нет, просто надо доллары разменять, я рублей с собой мало взял.

— И у нас не хватит расплатиться за это великолепие? — Наташа окинула взглядом просторную спальню. И вдруг до нее дошло. — Доллары? Ты что, валютчик?

Он покачал головой:

— Нет, дорогая, я не валютчик. Просто рубли было невыгодно везти, здесь доллары чуть не в полтора раза дороже. Если есть возможность навариться, зачем ее упускать? — рассмеялся он и поторопил: — Переодевайся скорее.

Ресторан находился в десяти минутах ходьбы от гостиницы. Сделав заказ, Боря отошел с официантом в сторонку.

— Вахтанг Васильевич на месте? — спросил он.

Парень кивнул.

— Передайте, что приехал Пахомов. И вот еще, — он достал из бумажника сотню, — купите лучший букет роз и принесите моей даме. Сдачу оставьте себе.

Официант испарился, а Боря вернулся за столик. Через пару минут к ним, раскинув руки, спешил очень полный и почти лысый грузин.

— Вах, какие люди! Боря!!! Сколько лет, сколько зим!

— Здравствуй, Вахтанг, генацвале!

Пахомов вышел из-за стола и обнял толстяка.

— Позволь представить тебе мою жену.

Наташа удивленно взглянула, он незаметно подмигнул.

— Здравствуйте, уважаемая, — склонился над ее рукой Вахтанг. — Для меня большая честь познакомиться… — И обернувшись к Пахомову, укоризненно покачал головой: — Почему не сообщил, что женился, почему на свадьбу не позвал, а?

— Ну, мы пышных свадеб не закатываем, не то, что вы у себя в Грузии. Надеюсь, Вахтанг, ты с нами поужинаешь?

— О чем речь, слушай? Сегодня я угощаю!

— Я уже заказал.

— Зачем обижаешь, а? Мне надо самому распорядиться, — и толстяк поспешил на кухню.

— Почему ты сказал, что мы женаты? — тут же спросила Наташа.

— Потому что Вахтанг грузин. На незамужних женщин все они смотрят… Неважно, главное, что я себя чувствую женатым человеком. Ты — моя семья, мое счастье, — прошептал он и попутно коснулся губами ее ушка.

Наташа вздрогнула от желания, но он тут же отстранился.

— А сейчас мне надо оставить тебя ненадолго. Не скучай.

Он поймал приятеля на выходе из кухни.

— Вахтанг, у меня к тебе две просьбы. Первае: срочно нужно обменять пятьсот баксов.

— О чем речь, дорогой! Пройдем в кабинет.

Вахтанг открыл сейф и отсчитал три тысячи рублей из банковской упаковки сотенных.

— Спасибо. А вот на эту тысячу… — он передал деньги обратно грузину, — сам понимаешь, медовый месяц… Пусть завтра к утру нам в номер принесут розы, самые лучшие. И прямо в вазах — а то куда их ставить?.. Ровно в семь, и попроси не стучать, я выйду.

— Миллион, миллион, миллион алых роз… — закатив глаза, пропел Вахтанг. — Красивый поступок, достойный щедрого мужчины! Слушай, Боря, у меня есть замечательное кольцо, с бриллиантами. Возьми, подари жене. Для дочки берег, на будущий год школу заканчивает, но я ей еще куплю. — Он опять открыл сейф. — Бери! Твоей Наташе должно подойти.

И он почти насильно засунул коробочку в карман Пахомова.

— Спасибо, дружище, — Боря обнял грузина. — И последнее. Ты там передай Бесо, пусть деньги подготовит. Зачем по цепочке посылать, когда я здесь?

— Хорошо, сегодня же позвоню.

— Пусть он сам приедет, у меня есть кое-какие предложения по нашим делам.

— Договорились, — кивнул толстяк. — Слушай, у меня тоже просьба: хорошему человеку две «Волги» новые нужны, сделаешь, а?

— О чем речь, конечно! Как только приеду в Питер, решим вопрос.

Друзья возвратились к столику. Там Наташа с ужасом взирала на заставленный блюдами стол. Пахомов рассмеялся:

— Теперь ты понимаешь, что такое кавказское гостеприимство?

Ужин прошел очень весело. Вахтанг с Борей наперебой рассказывали анекдоты, будто соревнуясь.

— Один грузин купил машину, — начал Пахомов, подмигивая Вахтангу Васильевичу, — и хвастается соседу. «Новую «Волгу» купил, цвет называется «белая ночь». — «Какой-такой белая ночь? — не понимает сосед. — «Ты закат солнца видел?» — спрашивает грузин. — «Да, видел». — «Вот такой же цвет, только зеленый».

Вахтанг расхохотался, а, отсмеявшись, и тут же рассказал свой анекдот.

— Один храбрый грузин спрашивает другого: «Что ты, генацвале, будешь делать, если встретишь в лесу медведя?» — «Из ружья застрелю»! — отвечает храбрый грузин. — «А если у тебя нет ружья?» — «Саблей зарублю!» — «А если нет сабли?» — «Ножом зарежу!» — «А если и нож дома забыл?» — «Тогда придется залезть на дерево». — «А если дерева нет?» — «Как нет? Я же в лесу?» — «Такой лес!»

Наташа устала смеяться, принялась икать и попросила пощады.

Их ночь была наполнена нежным шепотом и горячими ласками. В какие-то мгновения Наташе казалось, что ее больше нет, что, утоляя свою страсть, Борис выпил ее до дна… Но проходило некоторое время, и она опять была готова любить его, любить без конца…

Когда утром она открыла глаза, Бори в постели не было. Нашарив тапочки, она поднялась и заглянула в гостиную. Сердце сразу ухнуло и забилось в счастливом восторге. Комната утопала в цветах: они стояли вдоль стен и окон, на столе и вокруг него. Воздух казался вязким от аромата роз.

Она позвала:

— Эй, волшебник, ты где?

— Я здесь, моя королева.

В дверях балкона показался Борис.

— Королева?

— Сегодня ты — королева цветов. А вот что я хочу подарить моей королеве.

Он подошел и надел кольцо Наташе на средний палец.

— Ух ты! Это ведь, наверное, целое состояние? — прошептала она, любуясь розовым камнем в обрамлении сверкающих бриллиантов.

— Для тебя теперь нет слишком дорогих вещей, — покачал он головой.

— Ты что, подпольный миллионер?

— Ага, Корейко, — кивнул он, прижимаясь к ней всем телом.

— А где твои сиротские брюки, гражданин Корейко, на тебе вообще брюк нет!

— А сейчас я избавлюсь и от последнего клочка материи, скрывающего мою рвущуюся наружу плоть, — прорычал Борис диким басом, увлекая ее на ближайший диван.

После обеда они отправились на пляж. Искупавшись, Наташа загорала, а Боря заплыл далеко — нырял, надеясь достать для нее самую красивую ракушку.

«Господи, ведь всего этого могло не быть… — думала Наташа, млея под солнечными лучами. — Если бы я не узнала про измену Сашки, если бы не доехала случайно до кольца на автобусе… Я бы продолжала свою серую, скучную жизнь. Ведь в сущности, уже давно все праздники были связаны с Борей, а с Сашкой — будни, суета, заботы. Мы вместе всего несколько дней, а столько счастья я за всю жизнь не испытывала. Даже страшно немного… Разве так бывает?»

В это время Пахомов показался из воды, безупречный, как античный бог, и махнул ей рукой.

— Любимый, — прошептала она беззвучно.

Неделя пролетела так быстро, что Наташа и не заметила. Пляж, поездки на машине Вахтанга по побережью, сюрпризы, подарки… Несколько раз они посетили ночную дискотеку на открытом воздухе, прямо под звездами. Когда возвращались в номер, на столе всегда стояли свежие цветы, фрукты и вино.

Но Борис не забывал и о своих делах. Он встретился с Бесо и получил от него деньги. Когда вернулся в номер с дипломатом, Наташа поинтересовалась:

— Что это за чемоданчик? В кино в таких возят огромные деньги, миллионы.

— Миллион бы не влез, купюры мелкие, — серьезно ответил Борис.

— Ты что, банк грабанул? — рассмеялась она.

— Фи, девушка, что за жаргон?.. К тому же ты — мое алиби. Мы ведь не расставались ни на минуту.

— Между прочим, ты отсутствовал два часа.

— А ты успела соскучиться? — он хотел поцеловать ее, но Наташа увернулась.

— Нет, серьезно, что там?

— Золото, бриллианты, — отшучивался он.

Им не удалось продолжить разговор, зазвонил телефон и Боря отправился в гостиную. Спустя несколько минут он вернулся помрачневший.

— Ангел мой, ты очень расстроишься, если нам завтра придется улететь?

— Как — завтра, ведь прошла всего неделя?

— Да, я рассчитывал на полмесяца, но срочно надо в Питер.

— Что-то на работе?

— Не совсем…

— Ну что ж, — вздохнула она, — зато сегодняшний вечер наш, и ночь!

— Вот именно, моя девочка, и ночь, — рассеянно повторил Боря.

— Бедный, ты расстроился…

— Расстроился?.. Нет, я взбешен! Ни на кого нельзя положиться! Плюнуть на все иногда хочется, но не могу, слишком много людей и денег задействовано…

— Это ты о ремонте гостиницы?

Задумавшись о чем-то, он ответил не сразу. Она повторила вопрос.

— Нет, другие дела. Не будем сейчас об этом. Мне надо насчет билетов договориться, а ты вещи собери, завтра рано уезжать.

Впервые за эти дни Наташа заметила, что он думает не о ней, и стало немного обидно. Весь вечер ей казалось, что в мыслях Боря далеко. Но потом она поняла, что это не так. В постели он был по-прежнему страстен и, одновременно с ней вознесшись на вершину блаженства и скатившись с нее, после минутного забытья прошептал, заглядывая ей в лицо:

— Я не знаю, что со мной творится. Ни с кем мне не было так хорошо. А тебе с Сашкой? Ведь у тебя, кроме него, никого не было?

— Ревнуешь?

— Я впервые увидел тебя рядом с ним, и воспринимал это как данность, хотя влюбился с первого взгляда, ты помнишь?

— Да, помню. Когда ты посмотрел мне в глаза, у меня будто ток по позвоночнику пропустили. Что это, предчувствие?

— Наверное. Но ты так и не ответила.

— У меня больше никого не было. Да и с Сашкой мы в последние пару лет редко… трахались.

— Ого, как мы заговорили! — расхохотался Боря. — Я думал, ты назовешь это «динь-динь».

— А со сколькими ты «динь-динь»?

— Ревнуешь?

— Удивительно, но к прошлому — нет. Хотя я жуткая собственница.

— Представь себе, я тоже чувствую, что ты должна принадлежать только мне. А другие женщины… Их было немало. Я же нормальный мужик в самом расцвете сил, прямо как Карлсон, — он улыбнулся. — С некоторыми встречался по несколько раз, но, прошу заметить, никому ничего не обещал.

— Неужели так много женщин, готовых на несерьезные отношения? — поразилась Наташа.

— Ну, во-первых, я им нравился, многим, а может и всем…

— Вот в это я верю, в тебя нельзя не влюбиться!

— Но ты-то сопротивлялась больше пяти лет?

— Дурочка была. Мучила тебя…

— Не говори так. Любовь, даже безответная, приносит человеку такое богатство чувств, что это и есть счастье, просто не всегда это понимаешь.

— Наверное, ты прав. Я в последние годы уже не любила Сашку, я любила тебя, но даже самой себе боялась в этом признаться… Я страдала, но, пожалуй, ты прав. Даже тайная любовь приносит счастье. Ты сердишься на меня за тот твой день рождения?

— Уже не сержусь, — он подтвердил это, поцеловав по очереди пальчики на ее правой руке.

— Ты не закончил о женщинах, мы остановились на том, что многим ты нравился.

— Так или иначе, они оставались довольны, если не мной, то…

— Ты что, им платил?

— Некоторым делал подарки, другим платил.

— Так ты имел дело с проститутками? — она даже представить такого не могла.

— Не только. Но, честно говоря, с ними удобнее. Они не претендуют ни на что, кроме денег. Не нужно заморачиваться с подарками и ухаживаньем.

— Да ты просто мерзкий, циничный тип! — возмущенно воскликнула Наташа.

— Ого, первая ссора, а когда же драка? — рассмеялся Боря.

— Сейчас! — и она набросилась на него с кулачками. Боря играючи перехватил ее руки.

— Придется меня простить. Ведь тогда со мной не было моей любимой, единственной, которая способна меня перевоспитать. Но теперь ты со мной навсегда, правда?

— Не знаю.

— Что значит — не знаю?

— Ты же не делал мне предложения, и к тому же я, на минуточку, пока замужем.

— Разведешься, куда ты от меня денешься! — заверил Боря.

— Как мне помнится, ты был идейным холостяком.

— Времена меняются. Неделя испытательного срока — вполне достаточно. Принимаешь предложение руки и сердца?

— Я подумаю, — лукаво улыбнулась она.

Глава 6

Едва вернувшись в Ленинград, Пахомов предупредил Наташу, что отвезет ее на дачу на несколько дней. Оставив ее собираться, он прошел в кабинет и связался со Свиридовым.

— Андрей, я прилетел. Часиков на десять вечера собери всех. Будем думать, как из этой хреновины выбраться… Нет, на нас, я думаю, не выйдут, мы тут никаким боком. Жалко, товар пропал, джинсу в Грузии ждут. Я и деньги уже получил. А этого придурка выручим, задействуем все связи. Только боюсь, визы ему больше не видать. Придется новые каналы налаживать. Итак, собираемся в десять.

Три дня Наташа прожила на даче с Димкой и мамой. Но даже сын не мог отвлечь ее от мыслей о Боре. Она и не представляла, что будет так сильно тосковать без него.

Он приехал, как и обещал, в воскресенье. Ощутив, как подпрыгнуло от счастья сердце, Наташа кинулась ему на шею.

— Соскучилась? Я тоже, ужасно!

— Борь, я поняла. Я жить без тебя не могу!

— Мне тоже без тебя тяжело…

Подбежавший Димка заставил их разнять объятия.

— Дим, посмотри, что я тебе привез!

На сиденье машины стояла прикрытая сеткой корзинка. Боря достал ее и поставил перед Димкой. На дне клубком свернулся серый щенок.

— Собака… — прошептал мальчишка.

— Твоя собака.

— Моя? А как его зовут?

— Не знаю, ты должен сам придумать.

— Барбос, Тузик? — предложил Димка, знакомый с собаками только по детским книжкам.

— По-моему, не подходит, — покачал головой Боря. — Это овчарка, он вырастет большим.

Щенка выпустили из корзинки. Удивленный неожиданной свободой, он сделал несколько неуверенных шагов и улегся на траве у Димкиных ног. Мальчик присел и с опаской погладил его по голове.

— Какой он мягкий!

— Джульбарс, — придумала Наташа. — Самое овчарочье имя.

— Джульбарс, — повторил Димка, продолжая гладить щенка, — Джульбарс.

Целый день Димка возился со щенком, не отходил от него ни на минуту.

— Ну вот, и как его теперь уговорить вернуться на дачу в садик? — вздохнула Наташина мама, наблюдая за внуком.

— А когда ваш отпуск кончается? — спросил Боря.

— Вообще-то я могу после него на пенсию выходить.

— Мама двадцать лет проработала на производстве рентгеновской аппаратуры, — объяснила Наташа.

— Так выходите на пенсию, и живите здесь с Димкой до осени!

— Соглашайся, мама. Это было бы здорово!

Видя, что Ольга Павловна удивлена таким предложением, Боря добавил:

— Мы с вами не чужие люди, Ольга Павловна. Мы с Наташей скоро поженимся.

— Но… Наташа ведь замужем…

— Они разведутся, вы то, не против?

— Я не против. Боюсь, что перед вами ни одна женщина не устоит, — рассмеялась Ольга Павловна.

Пахомов улыбнулся своей восхитительной улыбкой и спросил:

— Ольга Павловна, можно вас поцеловать? И знайте, я сделаю все, чтобы ваша дочь была счастлива.

К вечеру они вернулись в город.

На следующий день Наташа позвонила мужу на работу и сказала, что нужно поговорить. Они встретились во время обеденного перерыва.

Соловьев оценивающим взглядом окинул ее новое платье, босоножки, сумочку.

— Неплохо выглядишь, загорела. В отпуске была?

— Да, в Дагомысе.

— Дикарем?

— Нет, в гостинице.

— Что, кузен успел подсуетиться? — приподнял брови Соловьев.

Наташа промолчала, не отрицая.

— Свято место пусто не бывает… Я ведь подозревал, что он давным-давно на тебя глаз положил, да и ты перед ним задом вертела, танцы-шманцы… Быстро же ты к нему переметнулась!

— Не хами, — спокойно ответила Наталья, которую совсем не волновало, что о ней думает бывший муж. — Я пришла поговорить о разводе.

— Хочешь разводиться — подавай заявление, мне этим заниматься некогда, — небрежно пожал плечами Сашка.

— Я подам, но говорят, из-за ребенка нас без суда не разведут.

— А вот, может, Димку я тебе и не отдам!

— А он тебе нужен? — разозлилась она. — Ты за месяц хоть раз о нем вспомнил?

— Представь себе, вспомнил! — повысил голос Соловьев. — Приехал навестить сына в садик, а мне сообщают: мамаша с хахалем ребеночка забрали. Хоть бы постыдилась… Вы что, прямо при нем?..

— Дима с мамой на даче.

— Где?

— Не твое дело, — огрызнулась она.

— Все, хватит. Вызовут в суд, приду.

Не попрощавшись, Сашка развернулся и ушел.

На следующий день Наталья подала заявление на развод. В ЗАГСе сказали, что, если за три месяца они с мужем не передумают, суд состоится тридцатого октября.

«Всего три месяца, — радостно вздохнула она, выходя из ЗАГСа, — всего три месяца, и мы с Борей будем вместе навсегда».

Дома было пусто, Боря обещал быть лишь к ужину. Она решила позвонить ему, уже взялась за телефонную трубку, но передумала. Нехорошо человека от работы отвлекать.

Но поделиться радостью хотелось, и она набрала номер единственной своей подруги.

— Наташка, нахалка, ты куда пропала? — сходу напустилась на нее Людка. — Я все телефоны оборвала, даже Пахомову звонила, но он был в отъезде.

— Люд, мне столько надо тебе рассказать! Приезжай ко мне, то есть к Боре.

— Ну, наконец-то! Диктуй адрес… Через час буду.

Людмила примчалась через сорок минут.

— Такси взяла, так ты меня заинтриговала! Так вы вместе на югах отдыхали? — догадалась она, едва посмотрев на подругу. Затем заглянула во все двери, и поторопила: — ну, давай рассказывай!

Девушки уселись в гостиной. Пока Наташа говорила, Людка то и дело охала:

— Ой, ну прямо как в кино!

А когда подруга умолкла, вздохнула:

— Ну вот, одним все, другим — ничего. Простому смертному на такой отдых за всю жизнь не накопить. Это же тысяч десять он на тебя угрохал!

Наташа удивленно смотрела на нее.

— Ну, сама прикинь! Туда-обратно на самолете — а в сезон билеты не достать, только с переплатой. Номер в гостинице — рублей пятьсот в сутки, это точно, сама слышала, за сколько Пугачева у нас в «Прибалтийской» «люкс» снимала. Да еще наверняка сверху накинул за срочность — считай, не меньше четырех, а то и пяти тысяч. Обеды, ужины в ресторанах, поездки, подарки, цветы вагонами. Да нет, не десять — все пятнадцать тысяч, точно! Это же мне десять лет работать, и не есть, не пить.

— Да, правда… — ошарашенно пробормотала Наташа. — Даже на директорскую зарплату так не пошикуешь…

— Умеет мужик жить! Да ты чего рожу недовольную строишь? Ее золотом обвешивают, цветами заваливают! Вон три букета.

— Еще два в спальне.

— Фантастический мужик! — вынесла вердикт Людмила.

— И фантастический любовник! Я даже не представляла, что так бывает, просто сумасшествие какое-то!

— Когда у вас с Сашкой все начиналось, тебе так же казалось…

— Нет, что ты! С Сашкой ничего подобного не было. Сейчас я даже не понимаю, любила ли его по-настоящему. А Борик! Я с ним совсем другая стала, каждое его прикосновение… Даже стыдно, я только об одном и думаю. А о деньгах как-то времени не было.

— И это естественно, они ведь тебе теперь не нужны, — изрекла Людмила.

Зазвонил телефон. Наташа просияла.

— Да, Борик! Да… Да, конечно… Жду, целую, — проговорила она в трубку, а положив ее, призналась: — Представляешь, я от одного его голоса завожусь. Он всегда звонит перед приездом.

— Выходит, мне пора… — засобиралась Людка. — Но ты не исчезай!

Наташа предложила остаться, но слишком не настаивала. Договорились встретиться на днях.

Рассказав Пахомову, что приезжала Людмила, Наташа покачала головой:

— Я от любви с ума сошла, совсем забыла про нее, сижу целыми днями одна, тебя жду. Скорей бы отпуск кончился…

— Ты что, собираешься вернуться на работу? — удивился он.

— А что еще делать? Быть домохозяйкой — со скуки помрешь!

— Ну, чтобы не скучать, можно завести маленькую девочку. Будешь воспитывать детей, заботиться о муже, то есть обо мне.

— Я бы не хотела сейчас ребенка…

— Димку ты тоже планировала завести значительно позднее, — напомнил он. — Нет, серьезно, ты что, в своем НИИ крутую карьеру делаешь, науку вперед двигаешь? Наверняка по пять раз на дню чаи гоняете.

В этом он прав, подумала Наташа. От меня в отделе ни жарко, ни холодно. Мою работу даже человек со средним образованием выполнять может. Да и другие дамы не перегружены, больше занимаются обществом книголюбов, продуктовыми заказами. Только в конце квартала, перед подведением итогов соцсоревнования, развивают бурную деятельность. А так — кто в магазин, кто в соседний отдел поболтать.

— Нет, правда, к черту твою работу! Ни к чему тебе работать, денег хватит, — не отставал Боря.

— Кстати, о деньгах, — вспомнила она Людкины подсчеты. — Во сколько тебе обошлась поездка на юг?

Он пожал плечами:

— Не считал.

— Откуда у тебя такие деньги?

— Так! — Он закурил и серьезно взглянул на нее. — А я-то думал, почему ты об этом не спрашиваешь?

— Не обращала внимания, так откуда?

— Скажем так: я занимаюсь торговлей, то есть прямой своей специальностью. Исправляю перекосы в советском снабжении.

— Ты фарцовщик? — догадалась она.

— Я Делец. Причем с большой буквы. Ну вот представь: в одном регионе есть товар А, но нет товара В, в другом — есть товар С, но нет товара А, в третьем — товар В, но нет товара С. Я устраняю этот дефицит, только счет идет не на штуки, а на целые партии. А прибыль от разницы цен идет нам, посредникам. Это я упрощенно тебе объяснил.

— То есть ты торгуешь в свой карман?

— Сам я не торгую. Но любая торговля основывается на личной заинтересованности. Торговать успешно в пользу государства — нельзя!

— Это же подсудное дело!.. — прошептала Наташа, с ужасом глядя на него.

— Надеюсь, ты не побежишь меня закладывать. А те немногие люди, которые связаны непосредственно со мной, слишком во мне заинтересованы.

Наташа сидела, ошарашенная. Какая же она дурочка! Воспринимала Пахомова, как доброго волшебника, а откуда берутся эти чудеса, не задумывалась. Конечно, она понимала, что все работники торговли мухлюют, по Бориному же выражению, но такие масштабы… Любила ли она его за богатство? Нет, честно призналась она себе. Ее прельщали его внешность, заботливость, долголетняя любовь, страстность натуры, ум, мужественность, уверенность в себе…

Боря взял ее за плечи и заглянул в глаза.

— Ну, что ты?

— Не знаю… Борик, я как-то иначе все представляла…

— Интересно, как? Откуда машина, квартира, дача?.. У меня зарплата с премиями до трехсот не дотягивает. Столько же я со своей кандидатской получал бы как преподаватель. Но мне это скучно. Деньги — это не только материальные блага, это воплощение моего труда.

— Какой труд? Спекуляция!

— Да будет тебе известно, что спекуляция вовсе не ругательное слово, а биржевой термин.

Боря сейчас объяснял ей, что такое спекуляция, и она как будто понимала, но ей было трудно принять его точку зрения. Перед ней был совсем другой Пахомов — делец, зрелый, уверенный в своей правоте.

— Деньги — это свобода, уверенность в себе, в конце концов — просто удобства и комфорт. Но без труда их не добудешь. Да, то, чем я занимаюсь — труд и ответственность. Там, где крутятся большие деньги всегда большая ответственность. Я не буду больше тебе ничего объяснять. Не думаю, что это может повлиять на наши отношения. К тому же тебе ведь тоже нравятся подарки и определенные удобства нашей жизни?

— Я прекрасно могу обойтись без цветов и побрякушек, — торопливо ответила она, — мне только ты нужен.

— Ты думаешь, будь я бедным инженером, я был бы таким же. Нет, моя дорогая, это был бы уже не я. Я был бы несвободен, как несвободны в нашей стране многие, почти все. Я бы ютился в одной квартире с ненавидящим меня отцом, или, в лучшем случае, в коммуналке, если б удалось настоять на обмене. Я бы кучу времени тратил на покупку нужных мне вещей, месяцами отмечался в очередях на мебельный гарнитур, деньги на который накопил с трудом. А сейчас мне по телефонному звонку все привозят на дом. Будь я простым инженером, к тридцати пяти годам я наконец купил бы мебель, стиральную машину и холодильник, а к сорока пяти — первый и последний в своей жизни автомобиль, и все свои выходные проводил, лежа под ним на засаленном ватнике, не имея денег на автосервис. Я бы носил один костюм по пять лет. Завел жену, чтобы растила картошку на шестисоточном садовом участке, делала заготовки и умела экономить. Раз в год, на 8 марта, дарил бы ей три гвоздички, заначив десятку с получки. И ты думаешь, это был бы я? — Пахомов подчеркнул последнее слово. — Я работаю по двенадцать часов в сутки, и в день зарабатываю намного больше, чем другие за месяц.

— Все так живут. Ты хочешь сказать, что презираешь их?

— Нет, не так. Я допускаю, что какой-нибудь полгода не стриженый ассистент с кафедры философии или полунищий преподаватель детского хорового кружка могут быть умней или духовней меня. Тут другое. Их образ жизни соответствует их внутренним убеждениям, а мой — моим. А те, у кого противоречит — жрут водку на своих тесных кухнях и жалуются на жизнь, но ничего не предпринимают, чтобы жить в душевном комфорте. Вот правильное слово: мой душевный комфорт зависит от материального.

— Какой уж тут душевный комфорт, — горячо возразила Наташа, — ты ведь под статьей ходишь!

Пахомов ухмыльнулся.

— А может, этот самый риск мне тоже необходим? Я ведь мужик, самец, для которого добыча пропитания всегда была связана с риском.

— Но у тебя уже все есть, Боря, и ты мог бы…

— Нет, Наташенька, — перебил он ее. — Я очень тебя люблю, я ждал тебя пять лет, но даже ради тебя я не могу отказаться от своей материальной свободы и, прежде всего, от своего дела.

— Ты такой делец? Тогда тебе место на Западе! Женись на еврейке и уезжай в Америку! — съехидничала она.

— А вот не хочется! Я люблю эту проклятую страну, этот город на болоте, закаты на Вуоксе, я люблю тебя… Впрочем, если ты хочешь, мы могли бы уехать вместе, скажем, в Канаду — там природа похожа на нашу. Конечно, потребуется время и куча комбинаций, но думаю, это можно устроить.

— Господи, ну что ты городишь! — возмущенно воскликнула она. — Бросить родных, свою родину? Я не диссидентка какая-нибудь!

— В принципе, умные люди говорят, что родина там, где хорошо жить, — заметил Боря.

— А мне и здесь хорошо. Я не чувствую себя несчастной из-за того, что у меня нет итальянских сапог и болгарской дубленки.

— Но ведь ты станешь чуточку счастливее, если они у тебя будут? Кстати, болгарские дубленки очень тяжелые, я достану тебе турецкую.

— Ты меня покупаешь? Шлюхам своим подарки делай! Я не продаюсь! — бросила она ему в лицо.

Он не обиделся.

— Дурацкий советский взгляд на вещи. Это прямая обязанность мужчины — содержать женщину, делать подарки, это доставляет удовольствие. Настоящему мужчине, не такому, как твой Соловьев. Давай закроем эту тему. Я люблю тебя, а ты меня. Это главное. Если хочешь работать — работай, не хочешь сейчас ребенка — пожалуйста. Мы ведь счастливы вместе? Давай-ка поедем в субботу на дачу, и Людку прихватим. Сходим в лес, на лодке покатаемся… Я уже по Димке соскучился.

— Серьезно?

— А ты как думаешь? Кто тебя в роддом отвозил и встречал из него?

Это было правдой. Сашка тогда вернулся из преддипломной командировки через две недели после рождения Димки, когда Боря уже и коляску привез, и кроватку. Пахомов попросил считать его крестным отцом мальчика.

— Ну что, проехали? — Борис взял ее за руку и повлек в спальню.

Конечно, ночь их примирила.

Оценив размеры дома и участка, Людмила без упрека и зависти обозвала Пахомова латифундистом. Тот лишь рассмеялся в ответ. День прошел в дачных развлечениях: гуляли по лесу, купались на заливе, жарили шашлыки.

Вечером, за чаем, Ольга Павловна сказала дочери:

— Знаешь, я бы, пожалуй, пожила тут с Димкой всю осень, и даже зиму. Ты посмотри, как он окреп на свежем воздухе.

— Это конечно хорошо, но как же садик? Что ребенок будет делать здесь один? Он ведь совсем одичает.

— Как что? — обиделась мама. — Мы с ним гуляем, занимаемся, читаем. Он уже половину букваря осилил.

Наташа смутилась. Бабушка учит ее ребенка читать, а она занимается устройством личной жизни. Заметив это, Борис предложил:

— Давайте вот как сделаем. Я поговорю с соседкой, у нее дом через участок от моего — она заведует детсадом и, думаю, возьмет Димку туда. Садик всего в пяти минутах езды на автобусе. Если вам так здесь нравится, то всю рабочую неделю вы с внуком будете здесь, а на выходные мы будем привозить вас в город. Вам ведь, Ольга Павловна, тоже ни к чему безвылазно на даче находиться.

Димка ужасно обрадовался:

— Ура, я остаюсь с Джульбарсом! Я его буду дрессировать. Джульбарс, сидеть! — скомандовал мальчишка, но песик вразвалочку потрусил под стол, и напустил там лужу.

— Никакой он не Джульбарс, а Жулик, — рассмеялась Люда.

— Мне стыдно бросать сына, — тихо сказала Наташа Боре.

— Не беспокойся, это временно. В любом случае, как только ты слишком соскучишься, мы возьмем его с собой.

— К папе? — вдруг спросил Димка.

Взрослые напряженно замолчали. Мать глазами указала Наташе на дверь, и они вышли во двор.

— Доченька, надо все объяснить ребенку.

— Это ты ему про отца напомнила?

— Нет, что ты! Просто гуляли по берегу, Димка увидел в лодке рыбака и закричал: «Папа, папа!» Лодка была далеко, рыбаки не слышали, хотя мне самой показалось, что там был Саша. Что от него слышно?

— Я подала на развод, он сказал, что не против. А что еще он мог сказать?

— Но есть еще его родители. Что, если они захотят увидеться с внуком?

— Я им препятствовать не собираюсь, и Сашке — тоже. Думаю, договоримся, как цивилизованные люди. Сейчас свекры на даче копаются, им не до того. Приедут, увидим.

Кончился отпуск. Наташа вернулась в свой НИИ. Но работа, как оказалось, просто занимала время. А в душе у нее творилось черт знает что. Да и могло ли быть иначе?.. Днем она сидела на жестком стуле со стеганой подкладкой — чтобы колготки не рвались, — слушала разговоры коллег о дефицитных сапогах, удачно купленном куске говяжьей вырезки, талонах на книги и болезнях детей… А вечером ее ждали цветы, свечи, рестораны и театры. Наташка будто выпала из коллектива. Ей вдруг стало неинтересно слушать сослуживцев, а рассказывать о себе — неудобно. Во-первых, Боря ей не муж. Во-вторых, по ресторанам каждый день порядочные женщины не ходят. Хвастаться беспроблемной жизнью неприлично, считала она. Вскользь упомянула, что разводится с мужем, но в ответ на сочувственные слова замкнулась.

Это молчание, невозможность рассказать о Боре, увеличивало пропасть между мирами дня и вечера, будней и выходных, остальных людей и Бори. Из-за этой раздвоенности в душе копилось раздражение. Если раньше Наташа почти постоянно думала о любимом, мечтала, чтобы он поскорей приехал, то теперь все чаще ее охватывало беспокойство. А что, если Борины махинации раскроются, и он окажется за решеткой? Неужели деньги так важны для него?

Возможно, она скучала от безделья. Прежде весь день был занят: работа, магазины, забота о ребенке и муже, стирка, уборка, готовка. А здесь она жила почти как в гостинице. Борина скатерть-самобранка работала исправно. Продукты, а то и готовые блюда, привозил он сам. К тому же они часто ужинали в ресторанах. Он отвозил белье в стирку, а одежду в химчистку.

Убирать тоже нечего: к приходу Наташи с работы Ирина Романовна успевала навести порядок везде, не заходила только в спальню. Сына рядом не было, а муж, то есть любовник, сам заботился о ней.

Заметив в Наташе перемену, Борис решил ее растормошить, предложил собрать гостей. Она согласилась.

Однако ни один из Бориных приятелей Наталье не понравился. В основном это были немолодые мужчины, и она смотрела на них с подозрением, предполагая, что это такие же, как Боря, дельцы. Их жены были увешаны бриллиантами, без конца болтали о тряпках и очень походили на бывших официанток. Наташа за весь вечер рта не раскрыла.

Когда гости отчалили, Борис пробормотал:

— Кажется, я сглупил. Ведь знал, что эта компания не для тебя… Хотя ты им понравилась.

— То-то этот носатый глаз с меня не спускал, если б не жена, он бы мне под юбку полез!

— Это вряд ли… Он прекрасно знает, что мне его даже на дуэль вызывать не надо, так, кислород перекрыть чуть-чуть — и нет его. А может, твоих друзей пригласим? Я уж и не знаю, как тебя развлечь!

— Нет, обойдемся без гостей.

«Кого я могу пригласить сюда? — раздраженно думала она. — Однокурсниц, приятельниц с работы? Чтобы Галина Федоровна увидела эту квартиру и умерла на месте?»

Как-то, болтая в постели, она рассказывала Пахомову про эту сослуживицу. Галина с мужем и тринадцатилетней дочерью живет в пятикомнатной коммуналке, кроме них там еще одиннадцать жильцов. Комната — двадцать метров, поэтому их даже не ставят в очередь на кооператив. Чтобы не развращать ребенка и не искушать мужа, женщина уже два года спит с дочерью вместе, а он на раскладушке.

— Она говорит, что муж из-за этого бесится, все-таки мужчина… — посочувствовала тогда Наташа.

— Был бы мужчиной — изменил бы ситуацию, — фыркнул в ответ Пахомов. — Кто он по жизни?

— Младший научный сотрудник.

— Рублей 120–140? И, естественно, не прирабатывает.

— Он кандидатскую пишет.

— Сколько ему?

— Где-то около сорока.

— Самое время! Я свою в двадцать шесть защитил. Один мой приятель весь пятый курс маклером работал — на себя, естественно, — и в результате цепочки из дюжины вариантов выменял свою восьмиметровую комнатку на однокомнатную квартиру. А еще через год поменял ее на двухкомнатный кооператив, потому что женился. Другой знакомый три года вместо отпуска на шабашку ездил, а после купил развалюху в Парголове и построил классный дом.

— А как ты свою квартиру получил?

— Я тебе уже говорил.

— Нет, ту, на Комендантском.

— Купил кооператив. В любой кооператив можно без очереди за деньги просочиться.

— Как все просто у тебя!

— Да, просто! Я не хотел жить с родителями и не стал! Я мог купить только однокомнатный кооператив, а мне нужна была двухкомнатная квартира — я оформил фиктивный брак и купил ее. Потом развелся — всего-то в пятьсот рублей обошлось! А иждивенцы по жизни будут до конца своих дней мучиться в коммуналке, ссылаясь на обстоятельства и проклиная закон, который ставит на очередь лишь с шести метров на человека. В конце концов, на меньшую комнату могли бы обменяться, помучиться чуть-чуть, и получить квартиру!

— Не все же такие предприимчивые, как ты, — довольно ехидно заметила Наташа.

— Благодаря этой предприимчивости ты пять лет жила в трехкомнатной квартире, — напомнил Пахомов.

Сейчас, вспомнив тот ночной разговор, Наташа вздохнула.

Боря обнял ее, заглянул в глаза:

— Что с тобой?

— Сама не знаю, как-то пусто.

— Может, Димку привезти? — предложил он.

— Нет, ему на даче хорошо, и к новому садику он привык. Мне надоело безделье, я же ничего не делаю. Хожу на работу, потом жду тебя, а ты иногда задерживаешься, и я не знаю, что делать. Телевизор смотреть?

— Можно видеомагнитофон. У меня на работе стоит. Навезу тебе иностранных фильмов, будешь смотреть и потом мне рассказывать.

— Нет, боюсь, я его сломаю.

— Ломай на здоровье.

— Нет, не хочу.

— Да что ж тебе нужно тогда? — начал он терять терпение.

— Наверное, простой человеческой жизни с ее проблемами и трудностями. Слишком у нас все гладко, вот этого я и боюсь… Все время чувствую себя не в своей тарелке — и на работе и здесь. Будто что-то чужое взяла.

— Что тебе мешает?

— Твои деньги. Вернее, то, как они тебе достаются.

В конце концов Пахомов вышел из себя.

— Да ты понимаешь, что десять из десяти твоих подруг были бы счастливы оказаться на твоем месте? Птичьего молока тебе не хватает?!.

— Мне все время кажется, что ты меня покупаешь.

— Да не покупаю, глупая, а завоевываю. Я каждый день боюсь, что приду, а тебя нет.

— А если я и вправду уйду? — она сама не поняла, зачем сказала это.

Глаза Бориса сверкнули неожиданной злостью.

— Не думай, я не покончу жизнь самоубийством! Впрочем, — сказал он вдруг холодно, — может, тебе и вправду стоит уйти и подумать? Хочешь ли ты быть со мной, хочешь ли ребенка от меня? Повторяю, я измениться не могу: я такой, какой есть.

— Значит, измениться должна я?

— Да. Решай. Даю тебе три дня. Если в четверг не вернешься, я буду считать, что все кончено.

И он вышел из комнаты, не взглянув на нее. Через минуту хлопнула входная дверь.

Поначалу Наташа растерялась. Она не ожидала такого поворота, но не идти же на попятный?..

Ничего страшного, подумала она, поеду домой, разберусь в своих переживаниях… За пару дней Боря остынет и все образуется.

Глава 7

Приехав в квартиру мамы, она позвонила Людке. Подруга тут же примчалась, благо жила в соседнем доме.

Выслушав Наташу, Людка попыталась убедить, что она с жиру бесится:

— Живи за таким мужиком, как у Христа за пазухой. Забот тебе не хватает?.. Роди ребенка и их выше крыши будет, даже при полном комфорте. Тем более, он сам этого хочет… Любит, уважает, заботится — чего тебе еще?

Наташка не могла даже Людке рассказать, откуда у Пахомова такие большие деньги. Как никогда не призналась бы в том, что однажды стащила на работе пачку писчей бумаги и копирку — копирка была дефицитом, а бумага, хоть и недорого стоила, но расходилась у Сашки с катастрофической быстротой. Она знала, что многие бравируют подобным мелким воровством, это тоже называется «достать», но ей было стыдно даже перед собой.

Темпераментная подруга разошлась:

— Недовольна, что мужик крутиться умеет?.. Хочешь, чтоб он жил на одну зарплату?.. Не нажилась еще в нищете, работая на двух работах и перелицовывая старье?

— У нас с ним разное представление о душевном комфорте…

— Не смеши меня! Разве это повод, чтобы разойтись? Вот мой пил запоями — это повод, я и развелась! Ты вокруг оглянись! Кто у нас лучше всех живет? Партийцы, работники торговли и официанты! Кстати, меня тут с одним мясником познакомили, чтоб отовариваться без проблем. Ничего мужичок, жаль, что женатый… В конце концов, Наташка, о сыне подумай, как ты одна его будешь поднимать?

— Да я и так, считай, все на себе тянула, привыкла…

— Не напласталась еще?

— Понимаешь, с Сашкой я сама решала, как жить, что делать, сама за все отвечала…

— Ну и чем это закончилось? — вставила Людка.

— А Пахомов, он хозяин по жизни, по своей сути! И, несмотря на заботу, подарки, он станет и моим хозяином, а я всегда буду у него в подчинении.

— По-моему, это нормально, во всяком случае, с таким мужиком, как он. Умница, красавец, одни усы и улыбка чего стоят! Если вы расстанетесь — это будет самый дурацкий поступок в твоей жизни.

— У меня еще два дня на размышление.

— Да тут и думать-то нечего!

— Я самостоятельный человек.

— А что такого самостоятельного ты в жизни сделала? Полы по утрам мыла? Статьи Сашкины перепечатывала? Платья себе шила?

— Хотя бы!

— Тоже мне, достижение… Повторяю, любая на твоем месте не задумывалась бы. Любит, заботится, деньги зарабатывает — и ладно. А тут так любит, от всех забот избавил, денег у него немерено… Я конечно, всегда знала, что ты принципиальная, но не думала, что при этом еще и идиотка! Завтра же позвони ему, а то потом локти кусать будешь. Жаль, не могу проконтролировать — уезжаю в дом отдыха почти на месяц. Вот бы подцепить там такого, как твой Пахомов! — мечтательно закатила глаза Людмила.

Но назавтра Наташа Боре не позвонила, она решила дотянуть до последнего. Конечно, она вернется, только пусть он вначале помучается.

А в четверг рано утром раздался телефонный звонок. Немолодой женский голос спросил Наталью Дмитриевну Соловьеву.

— Я слушаю, — удивленная такой официальностью, ответила Наташа.

— К нам в больницу привезли Соловьевых, Александра Николаевича и Николая Петровича. Это ваши родственники?

— Да, муж и свекор, а что случилось?

— Автокатастрофа. Еще две женщины, которые были с ними в машине, погибли практически сразу.

У Наташи в груди похолодело.

— Кто был с ними?

— Сейчас посмотрю, их в морг отвезли…

Уточнение последовало после небольшой паузы:

— Соловьева Алла Георгиевна и Межевая Елена Юрьевна.

«Боже мой, Сашина мама! А вторая, наверно…»

— А что с Сашей и Николаем Петровичем?

— Соловьев А. Н. в реанимации, состояние стабильно тяжелое.

— К нему можно?

— Пока нет. А вот старший, его из реанимации перевели, но совсем тяжелого, а персонала, сами понимаете…

— Хорошо, я сейчас же приеду. Адрес подскажите.

В этот день Борис вернулся с работы рано. Привез цветы, коньяк, шампанское и кучу всяких деликатесов, чтобы устроить праздник при свечах. Он был абсолютно уверен, что Наташа вернется. Весь вечер провел у окна, наблюдая за улицей и вздрагивая от каждого телефонного звонка, но Наташа так и не вернулась, не позвонила. В полночь он открыл коньяк и выпил залпом полстакана. Затем взял телефонную трубку, набрал Наташин номер, но там никто не отозвался. Тогда он позвонил Свиридову.

— Андрюха, она не вернулась.

— Может, именно сейчас едет? Ты ей звонил? — поинтересовался друг.

— Звонил. Не отвечает. Не хочет, или… Ладно, подожду до завтра.

Назавтра Наташа не объявилась. Дома не поднимали трубку. Андрей уговорил Бориса позвонить ей на работу, — нет и там, и коллеги ничего не знают. Вечером они вместе обзванивали больницы, обращались в милицию — ничего. Пахомов позвонил на дачу. Выяснил, что Наташа не приезжала и не звонила. Не говоря, что Наташа исчезла, он предупредил Ольгу Павловну, что вряд ли они приедут на выходные.

А в это время на руках у Наташи умирал Николай Петрович.

Сутки она провела возле него, меняя утки, пытаясь накормить больничной кашей. Голова свекра была перебинтована, оставались только рот и глаза, постоянно закрытые. Один раз появился доктор, пощупал пульс, заглянул под веко, назначил капельницу. Сестра поставила ее и удалилась. Наташу удивляло, почему больного не пытаются вывести из бессознательного состояния, но она рассудила, что медикам виднее. На вторые сутки Николай Петрович ненадолго пришел в себя, узнал Наташу, прошептал: «Как Аллочка?» и вдруг, видно, вспомнив, что жена погибла, заплакал и опять впал в забытье.

Через некоторое время дыхание его изменилось, из груди стали слышны прерывистые хрипы. Испугавшись, Наташа поспешила на пост, но медсестры там не оказалось. Она нашлась в ординаторской на другом конце коридора. Сестра взглянула на больного и побежала искать дежурного врача. Пока нашли его, свекор почти перестал дышать. Врач посмотрел зрачки, взял его за руку и сел рядом.

— Уходит.

— Как уходит? Делайте же что-нибудь! — возмутилась Наташа.

— Ничем не помочь. Слишком много травм. Обширнейшее кровоизлияние в мозг. Даже если бы он каким-то чудом выкарабкался — поверьте, это была бы не жизнь…

Несколько минут они провели в молчании, следя за тем, как дыхание умирающего становится все реже.

Наконец Николай Петрович судорожно вздохнул в последний раз и затих.

Наташа впервые видела смерть, и была буквально раздавлена. Мелькнула мысль: «Надо позвонить Боре, он знает, что делать», но тут врач сказал:

— Кстати, ваш муж пришел в сознание, вечером его перевели в палату.

— К нему можно?

— Да, конечно. Пойдемте, я вас провожу.

Весь следующий день она провела у постели Саши. Потрясенный известием о смерти отца, матери и любимой женщины, он впал в отчаяние и замкнулся. Его не удивило, что Наташа рядом, он только попросил:

— Позвони отцу на работу, у тебя есть телефон?

— Да.

— И в редакцию.

— Это была она?

Саша прикрыл глаза и отвернулся.

Она позвонила на работу свекра, там обещали взять подготовку к похоронам Николая Петровича и Аллы Георгиевны на себя. Связалась с редакцией, сообщила о трагедии. Попыталась дозвониться до Бори, но телефон был занят. Несколько раз повторила попытку — безрезультатно.

Она решила, что, когда Саше станет лучше, приедет и все ему расскажет. Еще она позвонила на работу и попросила отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Известила маму, велела ехать с Димкой домой.

Медсестра не позволила больше занимать телефон.

В день похорон свекров Наташа опять звонила Боре. Дома никто не отвечал, а на работе сказали, что он будет не раньше, чем через две недели.

Состояние мужа врачи оценивали, как тяжелое: серьезная травма позвоночника, вызвавшая паралич ног; кроме того, сотрясение головного мозга и перелом ключицы.

Обездвиженный, он был практически беспомощен, и Наташа постоянно находилась возле него. Меняла утку, подкладывала судно, обтирала против пролежней, кормила. Она внимательно следила, как сестры делают уколы и ставят капельницу. Саша был подавлен, молчал, равнодушно принимал еду и лекарства из Наташиных рук. Спустя три недели после аварии его выписали из больницы.

Казалось, Саша не заметил переезда. Он был безучастен ко всему, и это пугало. Еще в больнице Наташа говорила об этом с невропатологом, тот сказал, что нужна помощь психиатра и время. О перспективах лечения позвоночника врач говорил туманно, ссылался на опыт Дикуля, и советовал обратиться в Москву, если есть связи. Наташа была уверена, что у Бори есть связи, он все может.

Конец ознакомительного фрагмента.