Саврола

Уинстон Черчилль, 1900

Публицистические, исторические и политические произведения Уинстона Черчилля известны многим, но его художественная проза никогда нс издавалась на русском языке. Между тем, роман Черчилля «Саврола или Революция в Лаурании» в свое время имел огромный успех и выдержал несколько изданий в Англии и Америке. События романа разворачиваются в вымышленной стране. В этой стране единолично правит жестокий тиран, против которого восстает главный герой книги Саврола, – убежденный демократ и сторонник реформ. Взбунтовавшийся народ свергает тирана, он погибает на ступенях собственного дворца. Однако победа свободы и демократии омрачена происками тайного анархистского общества, члены которого являются сторонниками насилия. В образе главного героя романа Черчилль показал самого себя и вложил в этот персонаж многие черты своего характера и свои представления о жизни. Интересно, что в 1953 году Черчилль удостоился Нобелевской премии именно по литературе.

Глава IV

Депутатская группа

Президент обычно вставал рано и сразу же приступал к чтению газет. Он читал статьи, в которых обсуждалась политика правительства или критиковались его действия. В это утро он получил исключительно много литературы. Во всех газетах главное внимание было уделено ограничению права голоса и всеобщему восстанию, которое произошло вслед за этим. Вначале он раскрыл газету «Час», предназначенную для представителей ортодоксальной посредственности, которая осторожно поддерживала правительство, надеясь на его благосклонность при распространении случайных новостей, которые время от времени предоставлялись в ее распоряжение. В полутора столбцах издания газеты «Час» осторожно выражалось сожаление о том, что президент был неспособен полностью восстановить право голоса; такая позиция устраивала большинство читателей. Во втором столбце было высказано полное неодобрение (точнее яростное осуждение) позорного восстания, которое привело к таким печальным последствиям; Таким образом отдавалось должное президенту, который прислал в газету текст английской ноты, поступившей накануне. Он был опубликован дословно с помпой и торжественностью. Сообщалось, что текст представил «наш специальный корреспондент» в Лондоне.

«Придворный», респектабельная утренняя газета, с прискорбием отмечала, что такой позорный бунт произошел в начале сезона. В ней выражалась надежда, что это событие не отразится на великолепии правительственного бала, который должен был состояться 7-го сентября. В газете также был представлен отличный отчет о первом торжественном ужине, устроенном президентом. К основному тексту прилагалось меню. Была выражена обеспокоенность тем, что сеньор Лоуве, министр внутренних дел, не присутствовал на этом мероприятии из-за недомогания.

«Искренний собеседник», ежедневная газета с огромным тиражом, воздержалась от комментариев, но опубликовала талантливый репортаж о жестокой бойне, душераздирающие подробности которой были представлены ярко и эмоционально.

Это были издания, которые поддерживали правительство, и президент всегда читал их в первую очередь, чтобы найти защиту от гнева, который радикальная, народная и демократическая пресса обрушивала на него, его правительство и все его действия. Самым худшим результатом использования высокопарного языка в обычных публикациях является то, что в экстренных ситуациях становится невозможно красочно описать их. Такие издания как «Фабианец»^[1], «Солнечный край» и «Бурный поток» уже исчерпали яркие эпитеты из своего обширного словарного запаса при освещении незначительных событий. Теперь, когда граждане подверглись смертоносному обстрелу, и их древние привилегии были поруганы, газеты очень сдержанно сообщили об этом, хотя люди испытывали чувства, заслуживавшие более ярких эпитетов. Газеты так часто и так живо сравнивали главу государства с Нероном и Искариотом (в незначительной мере показывая преимущества древних героев), что было трудно понять, как относиться к нему в настоящее время. Тем не менее они ухитрились найти несколько неиспользованных выражений и обрушили все свое красноречие на правительственный ужин, как пример «зверского попрания самых элементарных принципов человечности». У читателей газеты «Солнечный край» создалось впечатление, что в ней с особым упоением сообщалось, как министры «наслаждались позорной оргией обжорства и уплетали изысканные блюда пальцами, запачканными кровью убитых, в то время как тела их жертв не были захоронены и никто не отомстил за них».

Закончив чтение, президент бросил с кровати последнюю газету и нахмурился. Его не интересовала критика, но он знал, какой силой обладала пресса. И он понимал, что она не только отражала, но и формировала общественное мнение. Не могло быть сомнения в том, что возрастало недовольство против него.

За завтраком он был задумчивым и печальным. И Люсиль тактично старалась не раздражать его вымученными банальностями утренней беседы. К девяти часам утра он всегда принимался за работу, но в это утро он приступил к ней раньше обычного. Секретарь уже сидел за столом и что-то напряженно писал, когда вошел Молара. Он встал и поклонился. Это был формальный поклон, который казался признанием равенства, а не выражением почтения. Президент кивнул и направился к столу, на котором были тщательно разложены письма, требовавшие его личного внимания. Он сел и начал читать. Время от времени он что-то восклицал, выражая согласие или неодобрение. Часто он делал пометки карандашом, принимая решения и высказывая свое мнение. Мигуэль собрал документы, которые он оформлял, и отнес их в соседнюю комнату, где работали младшие секретари. Их обязанность заключалась в придании особой помпезности официального языка таким фразам, как «Грубый отказ», «Конечно, нет», «Обратитесь в военный штаб», «Экспансивный ответ», «Я не согласен», «Посмотрите прошлогодний доклад».

Люсиль тоже читала и писала письма. Закончив это занятие, она решила поехать в парк. В течение последних недель, а именно, после того как они вернулись из летней резиденции, она перестала вести привычный образ жизни, установившийся в последние годы. Но после всех волнений и беспорядков, случившихся на днях, она считала своим долгом продемонстрировать смелость, которую она не чувствовала. Это могло бы помочь ее мужу, поскольку она отличалась дивной красотой, творческие люди неизменно проявляли свое почтение. По крайней мере, это не могло никому повредить. Кроме того ей надоело проводить время во дворце и прилегающих к нему садах. Был подан экипаж, и она уже собиралась сесть в него, когда к двери подошел молодой человек, который холодно приветствовал ее.

Граждане республики Лаурании гордились тем, что они никогда не вносили политику в свою личную жизнь или личную жизнь — в политику. В дальнейшем станет ясно, насколько это оправданно. Нынешняя ситуация была напряжена до крайности, и стало трудно следовать этому принципу, но политические противники по-прежнему обменивались любезностями. Люсиль была хорошо знакома с великим демократом, который часто бывал в доме ее отца еще до гражданской войны. Он всегда поддерживал с ним формальное знакомство. Она улыбнулась и поклонилась в ответ, спросив, был ли он намерен встретиться с президентом.

— Да, — ответил он. — У меня назначена с ним встреча.

— Вероятно, общественные дела? — спросила она, робко улыбнувшись.

— Ну, конечно, разумеется, — односложно ответил он.

— Какие же вы все зануды! — решительно произнесла Люсиль. — Как надоели ваши общественные дела и суровые взгляды. С утра до вечера я слышу только о делах и теперь, когда я покидаю дворец, чтобы немного отдохнуть, они встречают меня у самой двери.

Саврола улыбнулся. Было невозможно сопротивляться ее обаянию. Восхищение, которое у него вызывали ее красота и ум, оставалось незыблемым несмотря на осторожность и подозрительность, которые охватили его, когда он готовился к интервью с президентом. Он был молодым человеком, и Юпитер не был единственной планетой, которой он восхищался.

— Ваше высочество, — сказал он, — не должно подозревать меня в злых умыслах.

— Я согласна, — ответила она, смеясь, — и я освобождаю вас от наказания.

Она подала знак кучеру и, отдав поклон, уехала.

Он вошел в вестибюль и был принят дворецким, одетым в роскошную ливрею синего и желто-коричневого цветов, символизирующих республику. Его принял молодой гвардейский офицер. Это был лейтенант, который командовал охраной накануне. Он сообщил, что президент будет свободен через несколько минут. Другие члены депутатской группы еще не прибыли; не изволит ли он присесть? Лейтенант подозрительно смотрел на него, словно перед ним был какой-то странный зверь, вроде бы довольно безобидный, но готовый сорваться и натворить безобразия. Он был воспитан в строгости и воспринял самые жесткие принципы казарменной жизни: представителей народа (речь идет о толпе) он считал «свиньями»; и народные лидеры по его мнению были такими же. Согласно его точке зрения демократические институты, парламент и прочие были «прогнившими». Поэтому было ясно, что между ним и Савролой не может быть ничего общего. Но помимо приятной внешности и хороших манер молодой офицер обладал и другими достоинствами; его товарищи считали его «молодцом». Команда гвардейских улан, игроков в поло относились к нему, как к самому многообещающему игроку.

Саврола, который должен был все знать обо всем на свете, задал ряд вопросов относительно проекта, недавно обсуждавшегося в военном штабе Лаурании. Речь шла об отправке команды игроков в поло в Англию для участия в крупнейшем ежегодном турнире в Хэрлингхэме. Лейтенант Тиро (это была его фамилия) с восторгом обратился к этой теме. Обсуждалось, кого следует послать в качестве «защитника». Дискуссия была прервана лишь когда прибыли мэр и Рено. Младший офицер был направлен, чтобы сообщить президенту, что его ожидали члены депутатской группы.

— Я немедленно приму их, — сказал Молара, — пусть они проходят сюда.

Таким образом члены депутатской группы поднялись по лестнице в личный кабинет президента, который встал и любезно принял их. Годой заявил о недовольстве граждан. Он напомнил об их осуждении неконституционного правительства, которое находилось у власти в течении последних пяти лет. Они восторженно восприняли обещание президента об объединении стран. Он также выразил их горькое разочарование по поводу ограничения права голоса, и их страстное желание его полностью восстановить. Он подробно рассказал о негодовании народа, вызванном жестокостью, с которой солдаты расстреливали безоружных людей. И, наконец, как мэр, он заявил, что нельзя было требовать верности президенту или уважения к этому человеку. Рено рассуждал в том же духе, придавая особое значение законодательному аспекту политики президента в последнее время. Он также говорил о серьезности ее последствий для потомков.

Наконец Молара ответил. Он обратил особое внимание на беспорядки, происходившие в стране, и особенно в столице; он вспомнил волнения, охватившие людей во время последней войны, и о страданиях, которые она принесла народным массам. Государство стремилось создать сильное стабильное правительство. По мере нормализации ситуации право голоса должно расширяться до полного восстановления. Следовало ли на что-то жаловаться в переходный период? В стране поддерживались закон и порядок; нормально работали коммунальные службы; люди жили в условиях мира и безопасности. Более того, твердая внешняя политика способствовала повышению престижа страны. Они должны иметь соответствующий пример.

Он обернулся и попросил Мигуэля прочитать ответ на английскую ноту по африканскому спору. Секретарь встал и прочитал соответствующий документ. Его мягкий мурлыкающий голос прекрасно подходил к воспроизведению оскорблений, содержавшихся в нем.

— И эта нота, джентльмены, — сказал президент, когда чтение было закончено, — обращена к одной из самых могущественных военных и морских держав в мире.

Годой и Рено хранили молчание. Их патриотизм был разбужен; их гордость была удовлетворена; но Саврола многозначительно усмехнулся.

— Потребуется нечто большее, чем депеши, — сказал он, — чтобы не позволить англичанам вмешиваться в дела Африки или чтобы заставить народ Лаурании смириться с Вашим режимом.

— И если потребуются более решительные меры, — подхватил его мысль президент, — наверняка они будут приняты.

— После вчерашних событий в подобном можно не сомневаться.

Президент не обратил внимание на эту ядовитую насмешку.

— Я знаю английское правительство, — продолжал он, — они не станут использовать оружие.

— А я, — возразил Саврола, — знаю народ Лаурании. И потому не чувствую такой уверенности.

Последовала долгая пауза. Оба мужчины посмотрели друг на друга. И их глаза встретились. Это были взгляды двух воинов, владеющих холодным оружием и готовых вступить в битву; это были взгляды двух смертельных врагов; казалось, что они мысленно измеряют расстояние между собой и рассчитывают шансы. Тогда Саврола отвернулся, и тень улыбки застыла на его губах; но он прочитал мысли президента и почувствовал, словно совершил прыжок в преисподнюю.

— Каждого может быть свое мнение, — наконец сказал Молара.

— Скоро оно станет фактом истории.

— Прежде чем это произойдет, могут сбыться другие точки зрения. — возразил президент, после чего, перейдя на официальный язык, заявил очень формально: — Господин мэр, многоуважаемые джентльмены! Я крайне вам признателен, за то, что вы представили передо мною ужасающую картину беспорядков, происходящих среди некоторых слоев общества. Я уверяю вас, что будут приняты крайние меры, чтобы предотвратить восстание. Я прошу вас информировать меня и в дальнейшем. Всего доброго!

Депутатской группе оставалось лишь покинуть дворец после того как Саврола поблагодарил президента за аудиенцию и заверил его в том, что он не откажется от любой возможности донести до него, с какой враждебностью относятся к нему граждане. Спускаясь по лестнице, они встретили Люсиль, которая неожиданно вернулась с прогулки. По выражению их лиц она поняла, как горячо они спорили. Она не обратила внимания на Годоя и Рено, но радостно улыбнулась Савроле, словно хотела сказать ему, что ее не интересует политика, и она не могла понять, почему люди так волновались по этому поводу. Ее улыбка не обманула его; он слишком много знал о пристрастиях и талантах Люсиль, но ее поступки вызывали у него еще большее восхищение.

Он пошел домой. Нельзя сказать, что эта встреча было совершенно бесполезным. Он никогда не надеялся в чем-то убедить президента; и едва ли это было возможно. Но они выразили взгляды людей. И Годой и Рено уже отослали в газеты тексты своих выступлений. Таким образом партия не могла пожаловаться на бездействие своих лидеров в условиях такого кризиса. Он подумал, что испугал Молару, если только было возможно испугать такого человека; во всяком случае он рассердил его. Думая об этом, он испытывал радость. Почему? Он всегда подавлял в себе такие безрассудные и бесполезные эмоции по мере возможности. Но сегодня его неприязнь к президенту была еще сильнее. И тогда он вспомнил о Люсиль. Какой красавицей она была! Она так глубоко инстинктивно понимала оттенки человеческих чувств, что является источником подлинного ума! Моларе повезло, что у него была такая жена. Было очевидно, что он питал к нему личную ненависть, но, конечно, это было вызвано неконституционным поведением президента.

Когда он достиг своих апартаментов, Море уже ждал его. Он был очень взволнован и, очевидно, сердит. Он написал несколько длинных писем своему лидеру, сообщив о своем безоговорочном решении порвать все отношения с ним и его партией; но он полностью разорвал их и теперь решил обо всем рассказать простыми словами.

Саврола уловил его взгляд.

— О, Луи! — воскликнул он. — Я рад тебя видеть. Как хорошо, что ты пришел! Я только что побывал у президента: он неумолим; его невозможно сдвинуть с места ни на дюйм. Мне нужен твой совет. Какой курс нам следует принять?

— Что у вас там произошло? — угрюмо, но с интересом спросил молодой человек.

Саврола рассказал об аудиенции предельно кратко. Море внимательно выслушал его и сказал, все еще выражая глубокое недовольство:

— Физическая сила — это единственный аргумент, который он понимает. Я предлагаю призвать людей к восстанию.

— Возможно ты прав, — задумчиво сказал Саврола, — я почти готов согласиться с тобой.

Море яростно отстаивал свое предложение перед своим лидером; он никогда еще не проявлял такую поддержку крайних мер, к которым прежде призывал. В течение получаса они обсуждали этот вопрос. Казалось, что Саврола все еще не был убежден. Он посмотрел на часы.

— Уже третий час, — сказал он. — Давайте пообедаем здесь и еще раз подробно рассмотрим эту ситуацию.

Они так и сделали. Обед прошел отлично, а веские доводы Савролы становились все более убедительными. Наконец, когда они пили кофе, Море согласился, что, возможно, было бы лучше еще немного подождать. И придя к этому мнению, они очень любезно расстались.

Примечания

1

Фабианец — приверженец фабианства, философско-экономическое течения, получившего свое название от имени римского военачальника Фабия Максима Кунктатора (Медлительного). Фабианцы полагали, что преобразование капитализма в социалистическое общество должно происходить постепенно, медленно, в результате постепенных институциональных преобразований.