Джекаби

Уильям Риттер, 2014

Новая Англия, 1892 год. Юная искательница приключений Эбигейл Рук устраивается на должность ассистентки к молодому детективу Р. Ф. Джекаби, исследователю необъяснимых явлений. Джекаби обладает необычным даром – он может видеть фантастических существ, обитающих в городе под видом обыкновенных людей и животных. Талант Эбигейл – подмечать обычные, но важные детали – делает ее идеальной помощницей паранормального детектива. Первый рабочий день Эбигейл начинается с жуткого происшествия: в городе объявляется серийный убийца. Полиция считает его обыкновенным преступником, но Джекаби уверен, что это нечеловеческое создание. Мистическое расследование начинается!

Для Джека, благодаря которому мне хочется творить невозможное, и для Кэт, которая убеждает меня, что я способен на это.

William Ritter

Jackaby

First published in the United States under the title: JACKABY.

© 2014 by William Ritter

Interior and Jacket design by jdrift design. Jacket image

© Raven Cornelissen / BirdsistersStock.

© З. Мамедьяров, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Все персонажи, начиная с обычных людей и заканчивая фантастическими существами, такие же обаятельные и живые, как и пара главных героев. Богатейшие познания Риттера в городской мифологии и фольклоре и легкое, поэтичное повествование делают «Джекаби» ярким и самобытным явлением в мире литературы.

Teenreads.com

В романе Риттера виртуозно смешиваются наука и сверхъестественное, добродушный юмор и ощущение реальной опасности.

Kirkus Reviews

Та книга, которую хочется читать в дождливый день, сидя в уютном кресле с чашкой ароматного чая… Оторваться невозможно.

Nerdist.com

Глава первая

Был конец января, когда я сошла по трапу на заметенный свежим снегом берег Новой Англии. Город Нью-Фидлем поблескивал в сгущающихся сумерках: свет фонарей плясал на обледенелых стенах домов на набережной и превращал кирпичную кладку в алмазную россыпь. В чернильно-черных водах Атлантики плясали отсветы газовых фонарей. Я пошла вперед, держа в руке один-единственный чемодан, в котором уместились все мои пожитки. После нескольких недель в море было непривычно ступать по твердой земле и видеть вокруг высокие здания. В будущем мне предстояло хорошо изучить этот город, но той холодной зимой 1892 года каждое светящееся окно и каждый темный переулок были мне незнакомы и таили в себе неведомые опасности и интригующие тайны.

Город не был старым — по сравнению с другими городами, которые я успела посетить, — но при этом дышал великолепной пышностью и гранитной уверенностью любой европейской гавани. Я бывала в горных деревушках Украины, средневековых городках Польши и Германии и поместьях родной Англии, но тем не менее меня приводил в трепет гул оживленного, пульсирующего американского порта. Даже когда свет окончательно сменился тьмой, в порту не перестали мелькать силуэты людей, спешащих закончить свои дела.

Бакалейщик щелкал затворами, закрывая свою лавку на ночь. Матросы на побывке бродили по гавани в поисках развлечений, на которые не жалко потратить честно заработанные деньги, а женщины в откровенных нарядах были рады помочь им потратить эти деньги побыстрее. В одном из прохожих я увидела собственного отца — уверенного в себе и успешного, вероятно, снова опаздывающего к ужину, потому что вечер он посвятил важной работе, а не любящей семье.

На противоположной стороне пристани молодая женщина плотнее запахнула зимнее пальто и опустила голову, когда толпа моряков проходила мимо. Может, у нее и подрагивали плечи, но громкий хохот мужчин не заставил ее свернуть с пути. В ней я узнала себя, еще одну заблудшую душу, своенравную, идущую куда угодно, только не домой.

Холодный ветер гулял по пирсу, задувая под потрепанный подол моего платья и пронизывая все швы толстого пальто. Я ухватилась за свою старую твидовую кепку, чтобы ее не унесло прочь. Такие кепки были в моде у мальчишек — отец называл ее «кепкой газетчика», — но за последние месяцы я к ней привыкла. В кои-то веки я пожалела, что не ношу пышных нижних юбок, без которых, как утверждала мама, не обойтись ни одной приличной даме. Простой покрой моего зеленого дорожного платья не стеснял движений, но тонкая ткань нисколько не согревала на ледяном ветру.

Я подняла овчинный воротник, спасаясь от снега, и пошла дальше. В карманах позвякивала горстка монет, оставшихся после работы за границей. Я понимала, что здесь смогу купить на них разве что жалость, да и то если удастся сторговаться. Но каждая из них могла рассказать историю, и я радовалась их дружественному звону, продираясь сквозь белую пургу к таверне.

Джентльмен в длинном коричневом пальто, едва ли не до бровей замотанный шарфом, придержал мне дверь, и я зашла внутрь. Повесив пальто и кепку у двери и пристроив рядом чемодан, я смахнула с волос снежинки. В помещении пахло дубовой древесиной, дровами и пивом. В камине пылал огонь, и тепло защипало мои онемевшие щеки. Полдюжины посетителей разместились за тремя-четырьмя круглыми деревянными столами.

В дальнем углу стояло фортепиано, скамья возле него пустовала. Я знала несколько мелодий наизусть: брала уроки музыки, пока училась в школе, ведь матушка настаивала, что леди должна играть на инструменте. Она бы упала в обморок, если бы узнала, что однажды я найду такое низменное применение ее урокам и воспитанию, оказавшись одна-одинешенька в этой странной американской таверне. Я поспешно отбросила размышления о безграничном благоразумии своей матери, чтобы случайно не передумать, и подошла к лысому бармену, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой. Взглянув на меня, он приподнял кустистую бровь, отчего у него на лбу проступили морщины.

— Добрый день, сэр, — сказала я, подойдя к стойке. — Меня зовут Эбигейл Рук. Я только что сошла на берег и нуждаюсь в деньгах. Не позволите ли вы сесть за ваше фортепиано и сыграть несколько…

— Оно сломано, — перебил меня бармен, — уже несколько недель.

Должно быть, я не смогла скрыть своего разочарования, потому что он тут же смягчился.

— Но не спешите, — сказал он, налил пинту пенистого эля и подвинул ее мне, добродушно подмигнув. — Посидите здесь, мисс, переждите снегопад.

Спрятав удивление за благодарной улыбкой, я устроилась за стойкой возле сломанного фортепиано. Оглядев других посетителей, я снова услышала в голове голос матушки, которая непременно заметила бы, что я выгляжу как «легкомысленная девица», если не хуже, а пьяные дегенераты, завсегдатаи подобных мест, вот-вот набросятся на меня, как волки на заблудшую овечку. Но пьяным дегенератам не было до меня никакого дела, да и большинство из них выглядели вполне прилично, хотя казались усталыми после долгого дня. Двое в дальнем конце зала и вовсе играли в шахматы — более чем пристойную игру. И все же мне было странно держать в руке пинту эля, даже хотелось обернуться и проверить, не идет ли директор. Это была не первая моя порция алкоголя, но я все еще не привыкла к тому, что со мной обращаются как со взрослой.

Я взглянула на собственное отражение в замерзшем окне. Всего лишь год назад я покинула английские берега, но уже едва узнавала себя в той молодой женщине, что отражалась в стекле. Соленый морской воздух лишил щеки мягкости, лицо загорело — по крайней мере, по английским стандартам. Вместо аккуратных, украшенных лентами кос, так нравившихся матушке, на голове был небрежный пучок, который казался бы слишком строгим, если бы несколько волнистых прядей не выбилось из него на ветру и не спустилось на шею. Сбежавшая из дортуара девушка осталась в прошлом, и теперь на ее месте оказалась эта незнакомая женщина.

Оторвавшись от собственного отражения, я взглянула на вихрь белых снежинок, кружившихся в свете газового фонаря. Пригубив горький эль, я почувствовала, что кто-то стоит у меня за спиной. Я медленно повернулась и чуть не разлила свой напиток.

Пожалуй, больше всего меня поразили его глаза: огромные, напряженные, пытливые. Глаза и тот факт, что он стоял в каком-то полушаге от моего стула, чуть подавшись вперед, из-за чего мы едва не стукнулись носами, когда я обернулась.

Его черные или темно-каштановые волосы были в полном беспорядке: им хватило приличия лишь лечь зачесанной назад спутанной гривой, из которой выбилось несколько прядей, падающих на виски. У него были острые скулы и темные круги под светлыми, пасмурно-серыми глазами. Казалось, эти глаза прожили уже сотню жизней, но в остальном он выглядел молодым и полным сил.

Я чуть отстранилась, чтобы внимательнее разглядеть незнакомца. Он был худощавым и угловатым. Его толстое коричневое пальто, весившее, должно быть, не меньше его самого, спускалось ниже колен, обвиснув под тяжестью переполненных карманов. Лацканы пальто были не видны за длинным шерстяным шарфом, доходившим едва ли не до колен. Я узнала этот шарф: замотанный им мужчина придержал мне дверь. Видимо, он вернулся в таверну следом за мной.

— Здравствуйте! — выдавила я, восстановив равновесие. — Чем могу помочь?

— Вы только что вернулись с Украины.

Это был не вопрос. Его голос был спокоен, в нем слышались даже нотки… довольства? Пока он говорил, его серые глаза двигались, словно он обдумывал каждую мысль, прежде чем озвучить ее.

— Вы пересекли Германию, а затем преодолели внушительное расстояние на огромном судне… сделанном, держу пари, в основном из железа.

Склонив голову набок, он продолжал смотреть на меня, но не прямо в глаза, а куда-то в сторону, словно был очарован моими волосами или плечами. В школе я научилась справляться с нежелательным вниманием со стороны мальчишек, но здесь было нечто совершенно иное. Казалось, он был поглощен мною и в то же время совершенно мною не заинтересован. Я была взволнована и заинтригована одновременно.

Запоздало сообразив, что к чему, я с улыбкой спросила:

— Ах, вы тоже с «Леди Шарлотты»? Прошу прощения, мы встречались на борту?

Искренне озадаченный, мужчина наконец встретился со мной взглядом.

— С какой еще леди? О чем вы говорите?

— С «Леди Шарлотты», — повторила я. — Это торговое судно из Бремерхафена. Разве вы не были среди пассажиров?

— С этой леди я не знаком. Похоже, с ней шутки плохи.

Этот странный тип продолжал рассматривать меня: очевидно, моя прическа и швы моего жакета интересовали его гораздо больше моих слов.

— Если мы не плыли вместе, как вы вообще… Ах, должно быть, вы заметили мои багажные бирки.

Я старалась не выдать смущение, но все же отстранилась, когда мужчина придвинулся еще ближе, открыто разглядывая меня. От него слабо пахло гвоздикой и корицей. В спину мне неудобно впилась дубовая столешница.

— Ничего подобного. Это было бы невежливым вторжением в личное пространство, — безучастно заметил незнакомец, после чего снял пушинку с моего рукава, попробовал ее на вкус и сунул куда-то в складки своего мешковатого пальто.

— Я поняла, — заявила я, — вы — детектив.

Глаза мужчины снова встретились с моими. Я почувствовала, что на этот раз попала в точку.

— Вы прямо как… тот детектив, который консультирует Скотланд-Ярд в рассказах. И что же меня выдало? Дайте угадаю! Вы почувствовали, что мое пальто пропахло соленой водой, а к платью прилип какой-то особенный тип глины? Что-то такое, да? Расскажите!

Мужчина ответил не сразу.

— Да, — сказал он наконец, — что-то такое.

Он едва заметно улыбнулся, а затем развернулся на каблуках и направился к выходу. Замотав шарф и натянув вязаную шапку, он распахнул дверь и вышел прямиком в снежный вихрь. Прежде чем дверь закрылась, я поймала последний взгляд его дымчато-серых глаз между шерстяными краями шапки и шарфа.

А потом он ушел.

После этой странной встречи я спросила бармена, известно ли ему что-нибудь о незнакомце. Усмехнувшись, бармен закатил глаза.

— Я много что слышал. Может, что-то из этого и правда. Почти каждый здесь может рассказать о нем какую-нибудь историю. Правда, ребята?

Несколько завсегдатаев рассмеялись и принялись вспоминать обрывки историй, но уследить за их разговором я была не в силах.

— Помнишь тот случай с кошкой и репой?

— А тот жуткий пожар в доме мэра?

— Мой кузен ему верит, но он верит и в морских чудищ с русалками.

Кажется, мой вопрос возродил давно забытый спор между двумя стариками за шахматной доской, который быстро перерос в перебранку о суевериях и наивности. Вскоре обе стороны заручились поддержкой гостей за соседними столиками. Одни настаивали, что этот странный тип — шарлатан, другие утверждали, будто он посланник небес. В разгаре этой перепалки я наконец услышала имя незнакомца. Его звали Р. Ф. Джекаби.