Диорхинийская сага. Начало пути

Уайт Визард

Дебютная книга Уайта Визарда «Начало пути» – это первая книга из диорхинийского цикла. Увлекательный сюжет произведения перенесет читателя в мир царств фэнтезийного континента Диорхинии, где идет борьба за власть между законными королями и их лживыми вассалами. Лангетонам и Каппарисам предстоит подписать историческую унию в то время, как зловещая аура Северного предания уже охватила всю Диорхинию! А молодому бастарду Финли нужно пройти долгий путь, чтобы познать себя и найти верных друзей!

Глава 2

Погода стояла жаркая, было ощущение, что ветер забыл направление к обширным степям и черноземам Этарда. Посевы ржи и пшеницы, пышно колосящиеся на плодородных землях, изнемогали от засухи — дождя не было уже четыре дня. Редко какой зверек выглядывализ норы, редко какая змея проползала по земле, пугая лошадей путников, тянущихся по Королевскому тракту к славному городу Этарду. Животные были не глупы и пережидали жару у главной водной артерии этих мест — реки Нифлен и её притоков, питавших землю живительной влагой. Без Нифлена не было бы хваленого этардского зерна, ведь без воды не было бы жизни, а без хлеба не было бы сытно нигде в Нижнем царстве. Жители плодородного графства, столицей которого и был Этард, не обременяли себя сложными названиями своих земель, а именовали их не иначе, как Хлебной кладовой. Гордость местных крестьян и их феодалов подчас зашкаливала от переизбытка собственной важности для государства, как главных хлебопашцев империи. Сотни и сотни повозок ежедневно тянулись от Этарда к Друалю, дабы его королевские амбары и подземные хранилища не пустели, и всегда были полны отменной мукой и зерном.

Финли был в пути уже третий день и, в конце концов, пересек долгожданный Нифлен через «Мучной мост», который соединял два берега реки и был воротами из земель подконтрольных Друалю в Хлебную Кладовую. Мост был каменным и арочным, и при одном его виде появлялось чувство гордости и восхищения, ведь Нифлен был широк и достаточно глубок. Перейдя мост, Финли решил полюбоваться рекой и устроить небольшой привал у её побережья. Он обосновался чуть поодаль от Королевского тракта, от которого тащило пылью и сухостью. Поля в этих местах были настолько обширными, что умудрялись налезать на пространство побережья. Деревьев по близости не росло, все прибрежные лиственные посадки остались на северном берегу реку. В сторону Этарда Финли созерцал красивые низкие холмы, также покрытые колосящимися посевами. Королевский тракт красиво проходил меж самых высоких холмов, а уже за ними дорогу было не видно, так как они закрывали собою обзор. На западе уже намного четче виднелись Храмовые горы и их зеленая древесная растительность. Финли подобные пейзажи очень нравились — такой красоты он прежде еще не видел. Природа радовала и удивляла его, и лишь жара со зноем изматывали.

Еды у него осталось лишь на один раз. Он достал из узелка пару последних пирожков да немного вяленого мяса. От мяса уже несло запахом начавшегося гниения, и Финли решил развести костер, чтобы поджарить его, дабы не отравиться. Через некоторое время он уже коптил мясо на огне, нанизав его на свой меч. Яблочко тоже хотел есть, и Финли, не жадничая, поделился с ним пирожком, после чего сам поел мясо и сводил коня на водопой. Покончив с едой и кормлением коня, Финли присел, чтобы немного отдохнуть. В качестве стула он выбрал выброшенный течением реки кусок ствола дерева, сохнувшего на берегу.

В его голове крутились мысли о последних событиях, где ему впервые в жизни пришлось убить человека. Он не хотел насилия и противился ему, но какой-то скрытый внутренний зов заставил его в момент опасности безжалостно покончить с сомнениями во имя спасения себя и тех, кому нужна была его помощь. Он вспоминал, как в ту ужасную ночь он помогал хоронить беднягу Найрела, которому волк перегрыз шею. Он выяснил у выживших пленниц, которые оказались мамой и дочкой, что Лумпита и Ценеш явились к ним за неделю до трагических событий, прикинувшись скитальцами, и попросили переночевать. А позже, воспользовавшись тем, что хозяева спали, они связали их и сделали пленниками амбара. Женщины рассказали Финли про то, что эти двое ненормальных притащили откуда-то волка и постоянно твердили им про некого Сарвара, по все видимости, какое-то чернокнижное божество, которому поклонялись. По словам несчастных женщин, Ценеш и Лумпита грозились накормить волка их телами, а потом съесть мозги зверя, дабы получить какую-то таинственную силу. Этот кошмарный культ был не понятен Финли, и он с отвращением представлял себе подобное действо.

Нифлен тек завораживающе размеренно, а местами по реке проплывали ветки растений, иногда можно было заметить какое-нибудь гнилое бревно или старый башмак, которые несло по течению в сторону далекого и опасного Мятежного полуострова. Финли готов был просидеть так славно, наблюдая за магнетизирующим к себе течением, целый день, но дорога звала вперед, на Этард! Финли начал собираться, закинув узелок за спину, немного почистив Яблочко от прилипших репейников и другой сорной травы, и тронулся в путь. Час за часом он продвигался вглубь Хлебной кладовой, объезжая временами телеги, кареты и других всадников на своем пути. Несмотря на жару, Яблочко после привала был в отличном тонусе и желал быстрой скачки, и Финли был этому только рад! По пути постоянно встречались крестьяне, трудившиеся на полях, да мельницы, которых в этих краях было несметное количество. Время летело незаметно, и примерно через пять часов быстрой езды Финли увидел впереди, где-то в двух километрах, дома с хозяйствами и решил направиться к ним. Дело шло к вечеру, и Финли не рискнул объезжать повстречавшееся ему селение мимо, дабы не остаться в ночи без крыши над головой.

Когда он наконец-то доехал, оказалось, что село это было достаточно большим: при беглом обзоре Финли насчитал в нем домов пятнадцать не меньше. Дома располагались двумя линиями, и при каждом из них имелся небольшой амбар и дворик, где разгуливали куры и свиньи. По всей видимости, крестьяне тут жили вполне зажиточно, поскольку жилища их были не деревянными или глиняными, а каменными. Однако треугольные крыши домов были настланы поверх прочего соломой, что немного обедняло их общий вид. В селе, ко всему прочему, имелась и центральная мощеная улочка, что придавало ему особую роскошь. Финли неторопливо поехал по этой улочке и вскоре набрел на общественное место, напоминавшее городской кабак и представлявшее собой обыкновенный дом, который по площади был немного больше остальных. Над входом в него висела деревянная табличка, гласившая: «Трактир у Ангиса». Из маленьких оконец кабака доносились живые звуки разговоров, чья-то пьяная несусветица и даже ругань какого-то мужчины, наверно владельца. Финли не стал заходить сразу и еще раз осмотрелся вокруг, в поисках лучшего места для отдыха, чем этот сомнительный трактир. Убедившись, что такого места в этом селе нет, он решил, что начнет отсюда поиск нормального ночлега. Сойдя с коня, он привязал его к забору во дворе и поднялся по небольшой лестнице с пятью-шестью ступеньками к дубовой входной двери кабака.

Финли уверенной поступью вошел вовнутрь, где все оказалось не так плохо, как он предполагал в начале: деревянные полы были чистыми, имелось пять-шесть столов, а атмосфера заведения не отталкивала своей непредсказуемостью.

Сам хозяин, полный усач в разукрашенной красной вышивкой белой рубахе, стоял за стойкой в правом от Финли торце помещения, где у него имелись бочки с напитками. Он и был, по всей видимости, тем самым Ангисом, которому принадлежал трактир. Хозяин сразу же обратил внимание на вошедшего гостя, но не стал ничего говорить, а только внимательно посмотрел на незнакомца.

За ближним к вошедшему Финли столиком сидели трое крепких крестьян средних лет, распивавших что-то из больших кружек. Они были уже прилично пьяны и о чем-то громко разговаривали, матерясь и навлекая на себя недовольные взгляды Ангиса, ругавшегося на них пару минут назад с целью заставить их вести себя поскромнее. Крестьяне небрежно ели вареные яйца, прикусывая их свежими побегами зеленого лука, а на их столе было грязно от сыпавшихся мелкими кусочками яичных желтков и крошек хлеба.

За столом в левом от Финли торце помещения, в дальнем углу, располагались еще двое. Эти, скорее всего, были заезжими, причем знатного происхождения. Они были куда занимательнее крестьян. Финли обратил внимание, что один из них был блондином лет двадцати восьми со стрижкой до уровня плеч. У него была крепкая гармоничная фигура и наряд благородного покроя. Знатность выдавало котарди бордового цвета с великолепными серебряными пуговицами, которое было украшено сетчатым узором, выполненным золотыми нитями. Котарди на поясе прекрасно сочеталось с черным ремнем, украшенным серебряными вставками. Из-под котарди блондина выглядывала черная котта, бывшая чуть длиннее, почти до нижней трети бедра. На нем были коричневые сапоги и черные шоссы. Его взгляд был надменно игривым, зеленые глаза смотрели исподлобья, то на людей в зале, то на собеседника напротив. Он пил что-то из такой же кружки, что и крестьяне, но из его еды Финли обратил внимание на жареного кролика, аккуратно украшенного зеленью и помидорами, который красовался в сковороде напротив блондина. Его собеседник сидел напротив, поэтому Финли не видел его лица, а только крепкие плечи в темном котарди и густую прядь черных, как мгла, волос.

Осмотревшись, Финли решил занять место за столом сбоку от крестьян, присев спиною к двум знатным незнакомцам, чей столик оставался позади него. Скинув узелок на скамью, он стряхнул с себя налеты уличной пыли и приготовился к разговору с усачом, который уже направлялся к нему. Хозяин приближался немного лениво, но при этом уверенно, а его губы периодически делали различные замысловатые движения, приводившие его славные усы в разные положения, выражавшие то скепсис, то некую настороженность. На его голове была шерстяная шапка с красным бубоном, кои любили носить в этих краях. Хотя жара стояла изнурительная, подобные утепленные головные уборы были скорее неким культом, чем средством защитить голову от холода. Кстати, на крестьянах, распивавших за столиком сбоку от Финли, были такие же шапки.

— У нас имеется пиво и шнагель. Что желает господарь? — спросил трактирщик, подойдя к Финли. Говорил он на этардском диалекте, который незначительно, но все же отличался от друальского присутствием сельских словечек, подобно этому «господарь» вместо «господин».

— Вы не могли бы принести мне кролика, как у того знатного господина, что сидит за мной? — учтиво спросил Финли. Его действительно заинтересовала еда, которую ел блондин — уж больно аппетитно она выглядела!

— Можно. С вас двадцать лангетонов. Пить что будете? Может морс? — произнес трактирщик сухим и неприветливым голосом.

— Вполне сойдет, — ответил Финли.

Усач отправился на кухню, а Финли решил приготовить деньги, чтобы расплатиться за еду. Порывшись в сумке, он вынул оттуда один империк. «Снова империк. Может, хоть здесь-то его разменяют?», подумал он, вспомнив ситуацию с Лумпитой, у которой таких денег с роду не водилось.

Пока хозяин трактира возился с кроликом, Финли решил отдохнуть после долгой дороги. За его спиной блондин вел активную беседу со своим собеседником в черном. Финли старался придерживаться манер и не подслушивать чужие разговоры, но уши так и тянуло узнать немного больше о неизвестных рыцарях.

— Оден, повсюду несут чепуху про Северное предание и про другие всякие предания. Крестьяне мечутся на фоне слухов — некоторые из них вместо работы уходят в леса и придаются различным еретическим верованиям. Говорят, уже есть и Черное предание, где вообще полнейшая чертовщина написана. Развелось всяких жрецов и предсказателей — ходят по всем царствам и мутят воду, — говорил блондин.

— Да, нас это тоже коснулось. В шахтах под Айронвилем пять-шесть семей предались какому-то животному культу и ушли в ближайшие леса. Лорд Аланей приказал поймать всех. Я лично рубил голову их предводителю! — с неким хвастовством говорил тот, другой, в черном, по всей видимости, Оден.

— Отец приказывает ловить всех, кто привержен тому или иному чернокнижному божеству и сжигать на кострах! Есть лишь Турис и Аспаис, и в них мы должны верить, — продолжал блондин. — Знаешь, все это дерьмо идет от нашего безвольного короля Роберта. Он постоянно поддерживает подобные бредни. Говорят, он со своим дядей, лордом Бенеитом, совсем потерял рассудок и чуть не каждый месяц принимает все новых и новых жрецов и проходимцев, даёт им кров над головой, кормит, выделяет деньги на какие-то обряды и опыты.

— Наш болван Леит не лучше вашего — тоже самое творит. Но я тебе скажу, друг, когда будет подписана уния, все станет намного хуже, поверь мне, — говорил Оден.

— Соглашусь с тобой: все станет совсем мерзко. А унию подпишут совсем скоро, ведь через неделю состоится встреча наших королей. Влияние Северного предания растет и, скорее всего, нам не избежать союза царств. А ты слышал про Северный легион?

— Конечно, слышал: если его организуют, то придется отправлять туда много людей и припасов — это разорит нас. Нужно с этим кончать! — негодующе произнес Оден.

— Подожди, осталось недолго. Мой отец уже имеет неплохой план. Я думаю, что и твой покровитель вскоре нас поддержит? С двумя безвольными королями нужно кончать. Но будь осторожнее и не говори кому попало, ведь если кто-то пронюхает планы моего отца — всему конец.

— Мой покровитель ненавидит все, что начало творится после Второй войны царств. Он уже давно точит ножи на Каппарисов! — злорадно произнес рыцарь в черном.

Финли внимательно слушал то, о чем говорили незнакомцы, но мало что из этого понимал. А вот имя Бенеит показалось ему знакомым. «Случаем, не тот ли это Бенеит, который отправил Бобри в Фарет шестнадцать лет назад?», — подумал Финли. Он внезапно захотел обернуться и спросить блондина, кто такой Бенеит и где его можно найти, но решил этого не делать, так как подобное могло обернуться большими неприятностями — рыцари могли вызвать его на поединок за подслушивание их разговоров. К тому же, было отвратительно слышать из уст двух знатных незнакомцев омерзительно крамольные вещи, которые они позволяли себе говорить про королей Нижнего и Верхнего царств. Финли отвлекся от подслушивания, так как усач трактирщик вернулся с крольчатиной в сковороде, украшенной зеленью и помидорами.

— Господарь, вот ваш крол — давайте деньгу, — произнес он. «Деньгой» у него наверняка именовались «деньги», а «кролом» — кролик.

Финли поблагодарил хозяина и расплатился. Трактирщик смог дать ему сдачу от империка, что очень порадовало Финли, и он с двойным аппетитом приступил к трапезе. От сковороды несло приятным ароматом запеченного мяса! Отрезав себе небольшой кусочек, он с предвкушением приятных ощущение положил его себе в рот и методично прожевал, съев попутно дольку помидора и огурца. Кролик был изумительно нежным, а его мясо прекрасно сочеталось с овощами. Финли был жутко голоден, поэтому четверти крола не стало уже через десять минут. На какое-то время он отвлекся от беседы рыцарей за его спиной, но вскоре опять услышал интересные вещи.

— Он думает, что унижает мою семью, отправляя меня на переговоры к Йону! — говорил блондин. — Он ненавидит нас, но это ему дорого обойдется.

— Что думаешь делать? — спросил рыцарь в черном.

— Он хочет, чтобы я принудил дядю сдать оружие и принять власть короны, — ответил блондин.

— Но ты ведь не так глуп, чтобы предлагать подобное человеку собственной крови?! — спросил Оден.

— Конечно, нет! Кредо Карлайнов — «своя кровь лучше чужой», — с гордостью произнес блондин.

— Эуон, я очень тоскую в этих краях по игре! — внезапно сменил тему разговора Оден. Эуном он назвал своего собеседника. Финли теперь знал, как зовут блондина.

— А мне не хватает женщин, поэтому я тебя понимаю! — шутливо произнес блондин. — Разве можно в «Хлебной кладовке» чем-то заниматься, кроме как пахать землю и быть по самые ноздри в навозе!?

— Я бы бросил кости с первым возжелавшим игры, но, похоже, подобных людей в этой «Хлебной кладовке» не найти, — произнес Оден, заменив, как и Эуон, словом «кладовка» слово «кладовая», что придавало выражению издевательский манер.

— Потерпи немного! Доедем до Этарда, а там, я полагаю, найдется хоть какое-то достойное развлечение! — подбодрил Эуон.

На этом их диалог завершился, и уже через минуту они покинули кабак. Финли ощутил опустение в трактире после ухода из него двух занимательных рыцарей. Их разговоры, пусть и непонятные ему до конца, давали некоторое представление о сложных хитросплетениях, имевших место в обоих царствах. «Значит, крестьяне сходят с ума и веруют в нечто дьявольское, неподвластное богам плодородия и войны — Турису и Аспаису», — подумал Финли. Он начал понимать теперь, что Лумпита и Ценеш хотели скормить невинных крестьян волку отнюдь не из-за помутнения рассудка — это был ритуал, который преследовал какие-то конкретные цели. «Кто же стоит за всем этим? Может, есть таинственные ордена, верующие в новых богов, неизвестных обычным людям? Почему высшее сословие не удовлетворено своими королями, хотя те даровали крестьянам свободу, а в царствах сейчас мир и процветание?», — терзал себя вопросами Финли. Ответы на них он не находил, как бы далеко мысли не уводили его в дебри размышлений. Тем временем трое пьянчуг за столом сбоку от Финли продолжали свой пир. Они ему были безынтересны и наводили на него тоску своим видом. Единственное, что от них хотел Финли, так это, чтобы они перестали материться и вели себя потише.

Кролик в его сковороде уже уменьшился ровно вдвое, а желудок Финли наполнился до отвалу и есть больше не хотелось. Глотнув морса, который оказался приятным на вкус и освежающе кисленьким, и решив немного посидеть после сытного ужина, Финли откинулся на спинку скамьи и ощутил прилив расслабления и сонливости, которое обыкновенно наступает после того, как кровь от головы направляется к желудку, наполненному едой. Просидев так минут пять, он услышал звук отворившейся двери: судя по шагам, вошедший был великаном. Обернувшись, Финли увидел воистину громадного мужчину, который возрастом был еще не стар, но и юношество из него выветрилось уже давно. Ростом он был под метр девяносто; плечи его были широки настолько, что с трудом протиснулись в створ трактирной двери; ладони были здоровенными; на исполине красовалось коричневое кожаное котарди, выполненное немного грубо, по-сельски, со шнуровкой на груди; на животе висел громадный пояс с массивной бронзовой бляхой, на которой красовался герб с рельефным быком. Незнакомец имел короткие светлые волосы, лицо, чьи эмоции выражали сельскую прямолинейность, и угрюмый, недовольный чем-то взгляд. Одним словом, он наводил трепет на окружающих своим внешним видом. Однако, при внимательном изучении, можно было заметить душевную открытость сельского господина, коим этот здоровяк непременно являлся.

Более впечатляющим, чем сам исполин был лишь его огромный меч, висевший в ножнах на спине. Спинные ножны не часто можно было встретить, поскольку подобный метод ношения оружия устарел уже со времен Первой войны царств. Меч исполина представлял собой не что иное, как редкий экземпляр «головосноса». «Головосносом» именовали меч, использовавшийся, как двуручный, с помощью которого отрубали две и более головы во время боя. Мастерством правильного обращения этим мечом обладали очень редкие воины, о чьих похождениях обычно складывали легенды. Пока Финли внимательно изучал незнакомца, испытывая при этом сложные эмоции удивления и восхищения мощью его тела, исполин уже успел решительно подойти к трактирщику, словно должен был в тот момент сказать ему что-то гневное, но в итоге вполне добродушным голосом произнес:

— Ангис, желаю здраве тебе! Утомился я сегодня в поле, гоняя своих наемных бездарей. Принеси мне поросенка молочного да кружек шесть пива налей!

— И тебе здраве, господарь, коль не шутишь! — ответил трактирщик, которого явно порадовал визит завсегдатая, коим исполин наверняка являлся. — Поросенка могу зажарить, но придется подождать. А пока присядь где-нибудь — я принесу пива тебе через минуту.

— Пиво — это хорошо! Твое пиво самое славное! — бодро произнес исполин.

— Шутишь наверно, Гривлин?! — рассмеялся трактирщик. — Кроме моего, нет никакого другого! Видимо, ты совсем утомился на жаре! Я один его варю на всю округу — или ты в Этард за пивом мотаешься?!

— А может быть, и мотаюсь, — обиженно произнес здоровяк. — Вот всегда ты так, Ангис, найдешь к чему прицепиться! Как только я тебя не запорол до смерти за твой острый язык, когда ты в холопах у меня ходил?! Ну, пил я пиво еще и у Орсэта — он тоже его варить пытается. Он мне теперь точно спасибо не скажет, если узнает, что я проговорился тебе.

— А-а-а, вот значит, что за дела творятся — поганец Орсэт начал варить пиво в обход наших договоренностей! — с негодованием произнес Ангис. — Скорняк должен заниматься шкурами, а трактирщик — едой и выпивкой! И куда только лезет эта морда! Он ведь занимается шкурами — так вот и занимался бы ими и дальше!

— Ну ладно тебе, Ангис, успокойся. Вы купцы вообще не умеете договариваться, смотрю я.

— Договориться можно с человеком, а не с мошенником, который на той неделе клялся мне, что пиво остается за мной, а шкуры за ним! — продолжал гневаться трактирщик.

Весь этот забавный диалог отчетливо слышал Финли, которому местами очень хотелось рассмеяться, но он решил не шутить со здоровьем и попридержал свои эмоции. Здоровяк вскоре закончил беседовать с Ангисом и развернулся лицом в зал. Немного порыскав глазами, видимо, в поисках подходящего места, он направился в сторону троих пьянчуг, сидевших поблизости от Финли, сбоку от его столика. Пол опять заскрипел и с каждым метром приближения исполина скрипел все сильнее и сильнее, а Финли хотелось в это время провалиться сквозь землю, ведь взгляд здоровяка выражал серьезное недовольство чем-то, и Финли не понимал, что от него можно было ожидать.

— Ах, вот вы чем тут занимаетесь! — грозно произнес исполин, когда приблизился к столику, за которым сидели крестьяне, совсем близко и уставил на них свой тяжелый взгляд. Пьянчуги сразу пришли в себя и виновато посмотрели на Гривлина снизу вверх. Они были прилично пьяны, но угроза, нависшая над ними в виде здоровяка, на некоторое время выветрила шнагель и пиво из их голов.

— А что мы сделали такого, господарь? — спросил один из крестьян, который осмелился взять инициативу на себя и начал оправдываться. — Мы теперь свободные землепашцы! У нас королевские свободники на руках.

— Будь проклят тот день, когда наш светлейший господарь Нижнего царства, Храмовых гор и Кабнара подписал эдикт о свободе свиней, коими вы являетесь! Не смейте себя называть хлебопашцами — вы понятия не имеете, что это значит! — сквозь злобу процедил исполин.

— Сделал, а значит, надо было — короли эдиктов по пустякам не подписывают! — игриво пролепетал другой крестьянин. Видимо, этого мужика забавляла происходившая ситуация, и он решил пошутить подобным замечанием.

— Сучий ты сын, как ты смеешь говорить с господарем Гривлином Остисом в таком тоне?! — прокричал здоровяк, который окончательно вышел из себя от неаккуратного замечания крестьянина.

Пьянчуги почувствовали, что атмосфера накаляется и их взгляды стали напуганными. Тот, что позволил себе шутку особенно насторожился и сделал правильно, ведь уже в скором времени он был выдернут из-за стола крепкими ручищами исполина Гривлина, который затем с шумом выкинул его на пол. Крестьяне тоже были вполне крепкими, но ни статус, ни происхождение не позволяли им сопротивляться, ведь это могло закончиться плохо.

— Убирайтесь отсюда, сучьи сыны! — прокричал Гривлин, указывая пальцем двум оставшимся за столом пьянчугам на выход. — Были бы вы до сих пор моими холопами — пахали бы в поле все лето. А отказались бы — застегал бы вас кнутами!

Мужики быстро додумали, что нужно было убираться. Подобрав пострадавшего собутыльника, они скорее поковыляли восвояси, подальше из кабака. Выгнав неприятных ему крестьян, исполин немного поостыл, и на его лице появилось смущение, которое обычно настигает людей после минуты горячности. Он обернулся лицом к Финли, который с удивлением и настороженностью наблюдал назад сцену с выкидыванием мужика на пол. Гривлин простовато и по-детски улыбнулся ему и пожал плечами, будто оправдываясь в своем буйном поведении.

— Господарь простит мне эту выходку? — спросил исполин у Финли.

— Все отлично, — ответил Финли, пытаясь выдержать непринужденный тон. — Они уже и так тут засиделись!

— Король, по-моему, сделал ошибку, что дал этим холопам свободу, — сказал Гривлин. — Наверно он решил, что эти бездари пойдут трудиться на землю, но вместо этого многие из них просто-напросто начали пьянствовать. Я сдаю им в аренду землю под жалких два империка в год. Они могли бы засеять её пшеном или льном и после жатвы с лихвой бы окупили все расходы, но вместо этого они бегут в города, где промышляют попрошайством и воровством. А я страдаю в поисках наемных работников. Ах да, простите, что не представился! Я Гривлин Остис из рода Остисов.

— Финли… Просто Финли, — произнес юноша, протягивая руку Гривлину, огромная ладонь которого уже ждала крепкого рукопожатия. Финли подумал, что его рука может отсохнуть — настолько сильно её сжал исполин!

— Из какого вы рода, господарь? — спросил Гривлин.

— Мне сложно вам ответить, ведь я не знаю своего происхождения, — немного смущенно ответил Финли. — Одно знаю точно — раз я вырос в замке и у меня есть слуга — я не холоп!

— Нет, я вовсе не намекал на то, что вы можете быть холопом! — начал оправдываться исполин. — Я вижу в вас благородного господина. Кто в наше время точно может знать, кем были его предки и чем занимались?! Один шут разберет! Вот бабка говорила мне, что мой дед — Герлин Остис в Первую войну царств рубил головы вот этим самым «головосносом» в лесах Форрестера, а отец говорил, что все это брехня, что дед рубил их под Айронвилем! И кому верить? Так же дела обстоят и с происхождением!

— И то правда! — ответил Финли.

— Вот, жду свое пиво, — скромно произнес исполин, показывая в сторону кухни трактирщика. Интонация голоса Гривлина при этом намекала на его желание скорее усадить куда-нибудь свою пятую точку.

— Присаживайтесь, господин Гривлин, ведь вы итак за целый день притомились в поле, — учтиво предложил Финли, заметив, что здоровяк неловко мялся перед его столом. Было бы неприлично оставлять нового знакомого в подобном положении, не пригласив его занять место рядом.

— Что есть, то есть! — ответил Гривлин, присаживаясь сбоку от Финли на скамью, которая даже немного прогнулась от его веса. — Пашу всю неделю, и мне эта работа на полях уже прилично поднадоела. Знаете, господарь Финли, я все же верю, что ни поля, ни хлебные ярмарки не являются моим по-настоящему.

— А что же тогда является? — удивленно спросил Финли, которому странно было слышать подобные философские речи от сельского исполина.

— Я верю, что меня должна найти война и свершения на полях брани, а не на хлебных полях. Мой дед воевал в Первой войне царств, отец воевал во Второй войне царств, и оба заработали славу и почести, а деда сам король Рейгард наградил замком и землями в Хлебной кладовой. Мой сегодняшний замок — «Четыре угла» — это заслуга деда. Перед смертью он велел мне не вздумать заниматься войной и рыцарством, так как считал их пустой тратой времени и отличным способом «просадить» все деньги и славу в кутежах. Он сказал, что бык на нашем гербе отныне должен символизировать не силу и мощь, а успешное землепашество. Таким образом, моя жизнь превратилась в сплошной навоз и пахоту, — с сожалением в голосе констатировал Гривлин.

Тем временем трактирщик вышел в зал и поднес к столу шесть кружек пива. Сильные же, однако, пальцы были у Ангиса: он смог донести через весь зал по три кружки в каждой руке. А кружки были не менее, чем на пол-литра каждая.

— Я слышал, как ты бранился с пьянчугами. Прогнал их! Спасибо тебе! — радостно сказал Ангис, обращаясь к исполину. — Мне они много нервов «потрепали» сегодня, пока сидели тут, поэтому, Гривлин, пиво за мой счет!

— Спасибо, Ангис, но догадываюсь, что за поросенка ты с меня возьмешь один черт больше, чем нужно и компенсируешь и пиво, и даже скамейку, которую я успею прогнуть, пока сижу на ней!

— Да брось, господарь! Щедрее трактирщика, чем я, ты во всей округе не сыщешь. Или к Орсэту пойдешь за его пивом? А он-то тебе нальет ослиной мочи! — произнес Ангис с нескрываемым раздражением, снова вспомнив о наболевшем факте варения пива его конкурентом. Видимо, борьба за то, кто будет поить местный народ, была в этих местах «острым вопросом».

— Все, даю клятву рода Остисов, что хожу с этой минуты только в твой трактир за пивом и никуда больше! А теперь проваливай на кухню за моим поросенком и не отвлекай меня от беседы с моим новым знакомым! — шутливо сказал Гривлин и указал ладонью на Финли.

— Прекрасный делец! — произнес исполин, как только трактирщик ушел. — Он был моим холопом до королевского эдикта о свободе, а теперь организовал свой трактир и стал виднейшим купцом в округе. Свобода идет на пользу некоторым людям, но далеко не всем.

— А еда у этого трактирщика действительно отменная, — заметил Финли, еще раз взглянув на половинку кролика в сковороде.

— Он свою монету получает не за так! Еще будучи моим холопом, он лучше всех мог запечь поросенка на вертеле, когда я ездил на охоту. А теперь вот радует своим варевом всю округу! — сказал Гривлин, ощущая гордость за то, что когда-то такие люди, как Ангис, были его крестьянами. — Юный мой друг, куда ты держишь путь? — продолжил Гривлин, отбросив формальности и начав общаться на «ты». Финли заметил — несмотря на различное происхождение, с трактирщиком Гривлин общался исключительно по-свойски.

— У меня есть маршрут длинного пути, но тебе сложно будет понять то, зачем мне нужно его пройти, — ответил Финли. — Дело в том, что все мое происхождение покрыто завесой тайн. Я не знаю, кто я, и кто мои родители. Я рос в замке со слугой и никогда не видел мира вокруг, кроме родного Фарета. Правда, я читал много книг по географии, но уже сейчас вижу — наш мир куда больше, чем написано в книжках.

— Книги — это здорово, но познать мир из них не реальная задача, — зафилософствовал Гривлин. — А не знать рода своего — хуже и наказания не найдешь. Но я думаю, что тебе не стоит расстраиваться, ведь кто ищет, тот всегда найдет. А у тебя есть какие-нибудь догадки?

— Ты не слышал про какого-нибудь человека с именем Бенеит?

— Бе-не-ит, дайка подумаю, — произнес задумчиво исполин, предварительно хлебнув глоток пива из кружки. — Я знаю только одного Бенеита — Бенеита Лангетона. Это очень знатный лорд, еще и дядя нашего короля, властелин Эвеза и Храмовых гор, первый лорд-советник Друаля. Но навряд ли этот человек имеет хоть какое-то отношение к тебе — уж очень он большая птица!

— Значит, говоришь, брат короля, хм, — произнес Финли. — Мой слуга и воспитатель Бобри говорил, что его прежний господин имел имя Бенеит. Он, этот Бенеит, отправил моего слугу когда-то в свой пустующий замок в Фарете, чтобы тот проследил за ним. Бобри следит за замком уже шестнадцать лет и больше никогда не встречался со своим господином вновь. А еще, в день прибытия моего слуги на новое место, объявился некий человек в черном и передал ему маленького меня и наказал Бобри оставаться при мне всю жизнь и беречь от любых невзгод. Мы так и не знаем, кем был тот человек в черном, и какое он отношение имел к загадочному Бенеиту.

— А твой слуга Бобри не рассказывал тебе о своем прежнем господине Бенеите подробно?

— Он вообще, знаешь, не любит говорить на тему моего происхождения и своего прошлого, несмотря на все мои расспросы.

— Давай съездим и потрясем его хорошенько! — предложил исполин, показав Финли воображаемое потряхивание Бобри сжатыми в кулак кистями.

— Да ты что! Он мне как отец и мать в одном лице. Если он чего-то и не договаривает, значит так надо, и я не хочу его допытывать. Я должен выяснить все сам — так будет вернее.

— Извини, я не подумал, что тебе дорог твой верный слуга, — произнес Гривлин. — Ты прав: все же тебе нужно искать истину самому. Но я уверен, что твое путешествие даст ответы на все твои вопросы, а сейчас давай больше не будем говорить о грустном, а лучше выпьем пива!

Еда начала усваиваться, и у Финли освободилось место в животе: он решил не отказываться от предложения Гривлина выпить вместе с ним. Они бодро опрокинули по три кружки, а затем подоспел и поросенок. «Молочного» зажарили до румяной корочки, внутрь запихали яблок, а по бокам блюда разложили овощи и зелень. Гривлин решил «добавить» и заказал еще несколько кружек пива. Финли почувствовал прилив аппетита, и они вместе с исполином принялись за его поросенка, запивая его приятным хмельным пивом Ангиса. Разговоры потекли рекой: история за историей, рассказанные друг другу за столом, сближали новых знакомых все сильнее и сильнее, и между ними появился доверительный тон. Исполин оказался интересным рассказчиком и вполне образованным вельможей. С каждой новой кружкой он становился откровеннее, и ему уже сложно было скрыть от Финли свое разочарование сельской жизнью. Гривлин тяготился ношей хозяйственника, хотя ему и удавалось успешно вести дела. Как оказалось, он имел много земель, засеянных пшеном, льном и кукурузой, держал свиней и кур, имел амбары и другие хозяйственные постройки не далеко от замка «Четыре Угла». Гривлин часто навещал зерновые ярмарки Этарда, где сбывал купцам свой урожай. Денег у него было много, но счастлив он не был, так как зарекся не женится пока не найдет себя на войне и в службе. Финли же рассказал исполину свои похождения в хибаре у Ценеша и Лумпиты, где чуть было не лишился жизни.

— Друг Финли, скажу тебе, что ты легко отделался, — произнес Гривлин, потрясывая указательным пальцем в воздухе. — Некоторое время назад возникло новое верование, имя которому — Черное предание. Страшные дела творятся! Слышал я, что те недалекие люди, которые молятся на Черное предание, едят мозги волков, так как верят, что после этого обратятся в сверхсильное существо и смогут создать новый вид человеческий, которому ни в силе, ни в прыти ни один лучший воин обоих царств не сможет противостоять. Сумасшедшие, что бродят по округам, говорят, что когда наступит эра Сарвара, люди, не успевшие ему подчиниться, будут растерзаны.

— Знаешь, Гривлин, я тоже слышал от сумасшедшей еретички Лумпиты про некого Сарвара. Он их бог, как я понял, но бог очень кровожадный, по всей видимости, если ради него губят невинных людей.

— Еще бы! Говорят, очень многих людей постигла участь подохнуть от кровожадных обрядов верующих в Сарвара, — добавил исполин.

— А откуда взялось это Черное Предание? Кто за ним стоит? — с любопытством поинтересовался Финли.

— Черное предание родом из Храмовых гор, как я слышал. Если будешь проезжать поблизости, то не рекомендую тебе долго задерживаться в тех краях. Многих еретиков с длинным послужным списком «кровавых дел» разыскивают там. И беглецы с Мятежного полуострова тоже бегут именно туда, ведь скрыться там проще простого: в горах много пещер, а в лесной чащобе гор, где нет дорог, сложно поймать дезертиров и бунтарей. А кто в точности принес в наши царства это предание, я тебе не скажу, потому что я не знаю, — сказал Гривлин и отпил из своей кружки большой глоток пива.

— Темные дела, однако, — заключил Финли, после слов Гривлина.

Вечер же плавно перетек в полночь и Финли уже прилично устал, и хотел прилечь поспать, но спать было негде.

— Мне неудобно тебя просить, уважаемый Гривлин, — скромно начал он, — нельзя ли мне переночевать у тебя в замке?

— Что за вопросы?! — бодро ответил Гривлин, по голосу которого практически не чувствовалось его опьянение. Казалось, исполин мог пить пиво ведрами и не пьянеть. — Мы немедленно едем ко мне, где и заночуем, а завтра я тоже поеду в Этард, где мне нужно продать несколько телег зерна. Если ты не против моей компании, то выспавшись и позавтракав, мы отправимся в путь вместе!

Уже вскоре они распрощались с трактирщиком и направились в «Четыре угла». Дорога была не долгая, ведь замок Гривлина располагался всего в паре километров от села, на равнинной местности с густыми полями. Замок оказался небольшим и действительно имел четыре башенки на углах крепостных стен, придававших ему вид квадрата, благодаря чему он и получил свое забавное название. Поблизости от замка располагались несколько хозяйственных построек и домов для работников. Света в оконцах домов уже не было — все крестьяне спали. Сам замок стоял на запруде, игравшей роль естественной водной преграды на пути к главным воротам замка, которые соединялись с сушей деревянным мостом метров десять длиною. Свистнув громко при подъезде к замку, Гривлин обозначил, что вернулся, и через пару минут распорядитель его хозяйства, пожилой мужчина с проплешиной и редкими волнистыми волосами, отворил им ворота. Когда они наконец-то очутились в «Четырех углах», Гривлин велел подготовить для Финли спальню в главном донжоне крепости и приказал распорядителю не будить гостя, пока тот не выспится в свое удовольствие.

В обед солнце уже стояло в зените и залило спальню Финли своим ярким светом. За окном распелись птицы и петухи, и от их шума невозможно было спать. Проснувшись, Финли лениво потянулся в кровати. На несколько секунд, пока он еще полностью не пришел в себя, ему показалось, что он и не уезжал из родного Фарета. Вот, сейчас, представилось ему, зайдет Бобри и принесет ему завтрак, потом они пойдут во двор, и Финли попросит его побыть партнером по фехтованию, а уж в самом конце, после занятий, они поработают в хозяйстве замка. Но, оглянувшись и узрев не вполне знакомую обстановку, он вспомнил, что находится в гостях у исполина Гривлина. Видимо, выпитое вечером пиво все же «прихмелило» Финли не дурно!

Комната, в которую его устроил Гривлин, была аскетична, даже немного груба, если уж быть откровенным. В обстановке не было ничего лишнего: кровать с навесом и бордовыми ширмами из дешевой ткани, простенький сундук и такой же примитивный шкаф, отсутствие стола в комнате, односложные подсвечники на подоконниках. Мебель отличалась строгостью форм и дешевизной материалов, использованных для её изготовления — то ли сосна, то ли еще более дешевое дерево определил Финли взглядом, бегло осмотрев предметы интерьера. Хозяин однозначно не был транжирой, судя по мебели в спальне для гостей, которая, по традициям дворянства многих веков, должна была поражать ночевавших в ней друзей хозяина своей роскошью.

Пробудившись полностью, Финли подумал, что неплохо было бы принять ванну, ведь он долго не мылся, так как в дороге не было возможности позволить себе подобную роскошь. Гривлин же, будучи предусмотрительным хозяином, позаботился об этом и с раннего утра приказал распорядителю приготовить купальню в комнате Финли, пообещав дать оплеуху, если гость проснется от его шумных телодвижений. Слуге в итоге удалось все провернуть бесшумно. Финли не сразу заметил купальню и настолько обрадовался, увидев её, что тут же сбросил с себя всю одежду и кинулся к ней. Мытье заняло некоторое время. Тело задышало всеми порами — появился прилив бодрости! После, одевшись, он спустился в общую залу донжона, где хозяин уже восседал в каменном кресле за столом средних размеров, на котором была настлана чистейшая белая скатерть и стояли яства.

— Дорогой мой гость Финли, как спалось тебе в моем скромном жилище?! — радостно встретил его Гривлин. — Садись за стол! Пефит, наложи гостю сосисок и овсянки.

— Премного благодарен тебе, достопочтимый Гривлин! Я спал как ангел в твоем уютном замке! — ответил Финли, присев на скамейку сбоку от хозяина.

Пефит активно начал возиться с едой: накладывал он все по-царски, видимо, по привычке, как и своему могучему хозяину. Распорядитель хозяйства производил впечатление очень толкового слуги, ведь делал он все молча и быстро. Казалось, что он настолько боялся гнева господина, что не желал проверять могущество «горячего словца» Гривлина на себе.

— Как только поедим, немедля отправимся к Королевскому тракту, а иначе мы не успеем добраться до Этарда к вечеру. Оставаться же с кучей зерна в телегах на ночь глядя совсем негоже! Пефит, приготовь все к отправлению.

— Господарь, все уже готово, — сухо отчитался распорядитель.

— Отлично, тогда осталось лишь дождаться гостя! — произнес исполин, взглянув на Финли. Лицо Гривлина при этом растянулось в доброй улыбке. — Но не смей торопиться, друг, поешь хорошо — впереди нас ждет лишь сухомятка.

Какие же хорошие домашние сосиски были приготовлены Пефитом — при желании они бы дали фору друальской колбасе, которую покупал Бобри! Овсянка тоже была вкусна и хорошо проварена, что в итоге оставило приятное впечатления у Финли. Некоторое время спустя с завтраком было покончено. Затем, собрав быстро личные вещи, они с Гривлином, не медля, отправились в путь. Погода не радовала: жара продолжала печь воздух, делая его удушливо горячим. Две большие телеги, подготовленные Пефитом и прицепленные друг за другом, были нагружены мешками с зерном под завязку. После проверки телег на работоспособность они выехали из замка. Финли уселся рядом с исполином на ведущую телегу, которая была обыкновенной, но для удобства хозяина спереди у неё был организован вполне комфортный облучок. Бодрый и сытый Яблочко поскакал рядом с кобылой, которая тащила телеги, — сегодня у Яблочка был выходной!

Уже через полчаса они оказались на королевском тракте, где в этот день было достаточно много путников. Всех их морила жара, а лица бедолаг, которые не слазили с коней уже много часов, выражали муку. Гривлин же был сконцентрирован и старался скорее «накрыть» как можно большее расстояние, боясь не успеть до города к вечеру. Время в жару всегда течет медленнее, но через девять часов изнуряющей дороги с единственной остановкой у одного из притоков Нифлена, где были напоены кони и организован скромный обед, они все-таки увидели огни славного града Этарда.

— Доехали, слава Турису и Аспаису! — радостно произнес Гривлин, глядя на огни центральных ворот.

— Неужели я сегодня увижу первый город в своей жизни, который больше Фарета?! — восхищенно спросил Финли.

— Извини меня, но твоим Фаретом только дрова топить в Этарде, ахах ха-ха! — рассмеялся исполин. — Знаешь ли ты, как красив Этард?! Может, лишь Варза и Друаль составят ему конкуренцию, но уж точно не Фарет!!!

— Я согласен, Гривлин, наверняка ты прав! — ответил Финли.

— Сегодня снимем номер в гостинице и закажем женщин! А завтра отправимся прямиком на ярмарку! — радостно произнес Гривлин. — Чего ты засмущался, мой друг? Ах, конечно, и как я не догадался сразу — ты еще не был с женщиной! Я прав?!

— Мне всего шестнадцать, друг, увы я еще не опытен, — смущенно произнес Финли.

— Это дело поправимое, друг! Сегодня ты узнаешь вкус женщины! — с легкой пошлостью в голосе произнес исполин.

Финли призадумался. Женщины? Наверно с ними очень не просто завести общение? Он ведь вовсе не имеет опыта. Фантазии начали сыпаться на него из рога изобилия. Вообще, он умел контролировать свои эмоции и тело и редко впадал в ступор при виде красивой незнакомки, но сама возможность близости с противоположным полом показалась ему необычной, даже немного сумасшедшей затеей. Он всегда представлял себе этот момент как нечто сокровенное и удивительное, а не вот так — «будут тебе женщины, если пожелаешь». Он решил не травить себя бесплодными фантазиями до того момента, как что-то подобное не замаячит перед ним вполне реальной возможностью и переключился на другие размышления.

— Гривлин, я хотел узнать у тебя, почему знать обоих царств недовольна своими королями? — спросил он неожиданно у исполина, который в это время усердно работал с вожжами, желая ускорить приближение к Этарду.

— С чего ты это взял? — удивленно спросил в ответ здоровяк, не оборачиваясь к Финли лицом.

— В том кабаке, где мы с тобой отдыхали вчера, два неизвестных мне рыцаря, беседуя друг с другом, очень непристойно отзывались о нашем правителе, также о короле Верхнего царства, да и вообще, о многом, обсуждали какие-то темные дела. Тебя в тот момент еще не было там, но я думаю, что тебе показался бы занимательным их разговор, — ответил Финли.

— Зря меня не было там — я бы непременно вызвал этих слизняков на поединок, — грозно произнес Гривлин, повернув голову к Финли. Он был решительно возмущен тем, что кто-то позволил себе оскорбить его короля. — За Роберта Лангетона, нашего славного господаря, я готов отдать свою жизнь, не думая ни о чем! Он очень необычный человек и правитель тоже своеобразный, но это не причина отзываться о нем плохо!

— Но ведь что-то он наверняка сделал не так, раз люди высказывают недовольства?

— Пойми, короли делают только то, что хотят, и не наше дело это обсуждать. Главное, чтобы их дела были полезны царству и его славным рыцарям, — убедительно ответил исполин.

— А его приверженность жрецам и преданиям? — не отставал Финли, которому хотелось узнать побольше.

— Да, он верит в Северное предание и не скрывает своей приверженности предсказаниям и пророчествам, — немного тоскливо начал Гривлин, — но он имеет на это право, ведь это предание предвещает нам конец от невиданных сил из Северных пустошей, а король желает побороть эти силы. Хотя, я считаю, что вся эта магическая чушь про дьявольские силы близка к помешательству и готов тысячу раз спорить с любым вельможей или купцом, насколько глупы подобные байки, но я не рискну оспаривать право короля на свое мнение. Ведь он все же мой сюзерен!

— А ты знаком с содержанием Северного предания? — спросил Финли.

— Мне о нем говаривала бабка, которая застала период, когда некий белый маг по имени Альвис бродил по округам обоих царств вместе со своими учениками и распространял свои откровения, данные ему якобы свыше.

— И кто же был тот маг, откуда он взялся?

— Никто не знает, ведь он ушел также таинственно, как и появился. Оставил кучу папирусов после себя, которые через его последователей дошли до самого Роберта, бывшего в то время лишь младшим сыном короля Рейгарда Могучего Лангетона. На Роберта предание оказало сильнейшее впечатление — он убедился в необходимости мира в обоих царствах и скорейшей подготовки к отражению нападения дьявольских сил. Его отец Рейгард вел тогда Первую царскую войну против Мэйтланда Кровожадного Каппариса, властелина Верхнего царства. Из-за чего та война случилась, сегодня никто и не вспомнит, наверное. Война забирала с собой тысячи жизней лучших воинов, сотни гектаров пашни было уничтожено, не один замок был разрушен. После короткого перемирия, длившегося не более года, началась Вторая царская война, которую после смерти отца продолжил старший сын Рейгарда — Араис Лагетон Воинственный, брат Роберта. Всем тогда казалось, что вторая война окончательно погубит обе империи, ведь Араис был жутким «задирой» и желал довести войну до полной победы. Но все-таки случилось нечто невероятное: Роберт в ходе ссоры то ли случайно, как говорят некоторые, то ли умышленно заколол родного брата. Естественно, знать Нижнего царства в большинстве своем была этой неожиданной развязке только рада и уже вскоре провозгласила его королем. Став властелином, чего он не так уж сильно жаждал, он тут же решил связаться через посланников с Мэйтландом. Но старый и дряхлый Мэйтланд, великий когда-то правитель Верхнего царства, каким-то образом упал со своего коня на охоте и погиб раньше получения послания. Совпадением ли была та смерть или чьим-то коварным планом, один Турис да Аспаис теперь ведают. К власти же в Верхнем царстве после смерти Мэйтланда пришел Леит Каппарис, его сын, который прочел послание, предназначавшееся его отцу, и согласился на переговоры с Робертом Лангетом. Сложно представить теперь, согласился бы на подобное проявление слабости его отец — Мэйтланд. Я думаю, что он порвал бы послание, даже не прочитав его, так как желал полного разгрома Нижнего царства и был против перемирия.

Во время исторических переговоров пылкие речи Роберта Лангетона о нашествии невиданных сил с севера, о страшных муках, которые ждут народы обоих царств, если вовремя не подготовиться к отражению атаки, произвели должное впечатление на Леита Каппариса. Короли, как оказалось, стоили друг друга, и оба с головой окунулись во всю эту магическую чушь. Так они и стали единомышленниками, а вскоре их частые встречи сделали их практически друзьями. Их общий интерес к Северному преданию подкрепляется постоянной поддержкой двух знатных лордов с каждой из сторон. Роберта поддерживает его дядя — Бенеит Лагетон, лорд Эвеза и Храмовых гор, первый жрец Туриса, лорд-советник Друаля, который давно практикует с магией и жреческими ремеслами. Он часто дает приют в своих монастырских замках различным жрецам и белокнижникам, подкармливая их, выделяя средства на дорогостоящие обряды и опыты. По всей видимости, он поглощен идеей найти новые способы защиты от невиданных сил, новые средства войны. Говорят, и поныне он занимается тем же.

Конец ознакомительного фрагмента.