Констанция

Тэсс Михевич

Она совершенно не помнила, как это случилось. Как так вышло, что она, маленькая хрупкая девочка, стала поглощать боль, словно какую-то вкусную еду? Ради собственного ли выживания она делает это, или ради удовольствия? Почему ее начал душить кислород? Пучина злого страха, дрожь в коленях, крик в горле и боль в легких – основное действие всего того кошмара, настигающего ее бедное существо.

5 глава. Мелинда

Душевная боль хуже телесной: тело мучится лишь бурями настоящего, а душа — и прошлого, и настоящего, и будущего.

А. Домбровский «Сад Эпикура»

Она начала свой рассказ с самого начала, когда была еще совсем крохой, маленьким несмышленым ребенком. Тогда у нее пропал брат. Стивен был очень хорошим человеком, только слишком любопытным. Сложно присвоить любопытство к плохим чертам характера или хорошим. Кого-то это самое любопытство чуть не загнало в могилу, а кому-то даже спасло жизнь.

Любопытство Стивена можно было причислить к плохим чертам, потому что оно его и погубило.

Бесконечные гуляния, отсутствие дома уже стало привычкой. Вся его жизнь была беззаботной ответственностью, которую он то принимал, то отказывался от нее. Его мучили кошмары тех мест, где он побывал. Что самое странное — он любил эти кошмары. Они загорали в нем сильный огонь, подстрекающий на подвиги.

Но беззаботность кончилась, как только Стивен прибежал домой, весь взмокший и испуганный.

— Мелинда, — проговорил он, мечась взглядом от одного родственника к другому. — Мне нужна Мелинда.

Тогда она была еще маленьким ребенком, который только-только научился ходить. Она остановилась в дверях и вопросительно оглядела столпотворение. Сложно было сказать, что она чувствовала в тот момент, и помнила ли его вообще.

Стивен, со слезами на глазах, подбежал к ней, но не обнял и не поцеловал, как обычно, а просто присел, чтобы быть ее роста.

— Если бы ты знала, что сейчас произошло.

Мать вопросительно уставилась на сына, но тот не видел ее взгляда.

— Я нашел самое прекрасное, что есть в мире, — с воодушевлением произнес он, залезая в карман.

Мелинда с интересом наблюдала за его лицом, понимая, что он испуган, несмотря на счастливые нотки в голосе и улыбку.

— Смотри, — он показал ей камень. Самый обыкновенный камень, каких на свете было миллион.

Отец, до сего момента молчавший, заговорил с осторожностью:

— Ты конечно молодец, Стив, но грязный камень явно будет Мелинде не по вкусу.

Осуждать детей в этот период их жизни было очень опасно, ибо они могли легко выйти из-под контроля, совершить глупый поступок, который испортил бы им всю их дальнейшую жизнь. Отец Стивена прекрасно это понимал. Но мальчишка лишь отмахнулся, продолжая настаивать взять этот камень.

Вдруг глаза матери блеснули и она, присев рядом со Стивеном, отобрала у него этот злосчастный камень.

Мальчик, крайне удивленный, взглянул на мать. Та передала камень отцу и заявила, громко и грозно:

— Не смей приносить домой грязный хлам! Мелинда слишком мала, чтобы правильно обращаться с такими вещами.

Отец же, поглядев на камень с какой-то личной неприязнью, выбросил его в окно.

Тут со Стивеном что-то произошло. Он, как ненормальный, забился в припадке, выкрикивая несвязные между собой фразы:

— Камень… Мой камень, зачем?! Вы не понимаете, что де… Что вы делаете? Я искал… Год, три, искал… А вы взяли и выкинули… Посланник! Он придет за ней, если я не отдам камень, верните!

Потом с ним сделалось что-то и вовсе страшное. Он стал царапать свое лицо, грудь, кусать губы до посинения и, в конце концов, рвать волосы. Мать подхватила Мелинду и увела ее наверх, а отец пытался успокоить взбесившегося сына.

Он хватал мальчика за руки, пытался удержать лицо в своих ладонях, старался остановить извивающееся тело.

Но Стивен словно стал сильнее, буйство только усиливалось.

Отец кричал на него, пытаясь успокоить, но тот словно не слышал. Потом вдруг Стивен выдернул руки из хватки папы и убежал из дома.

Родители надеялись увидеть его к вечеру, или, может, к утру следующего дня, но он так и не появился. Его не было ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Поиски были тщетны, он бесследно исчез.

Мелинда росла, теперь ей было шесть лет, которые она проводила так же, как и ее брат. Она исследовала новые территории, подолгу проводила на улице и очень поздно возвращалась. Правда, дальше дворика она не уходила, но надолго пропадала там, ковыряясь в высокой траве и отдыхая в прохладных кустах.

Как-то раз, потерявшись в траве, она вышла в заднюю часть дома и заметила, как на земле что-то блестит. Ее пухлые пальцы разрыли землю, найдя тот самый камень, который брат так пытался ей дать. Она взяла его в руки. Тут ей подумалось, отчего исходил блеск, если камень полностью черный, да еще и матовый?

Она, немного поиграв с ним, оставила его там же, где и откопала, и совсем о нем забыла.

Прошло три года, которые, честно сказать, прошли трудно для всей семьи. Мама вдруг захворала, а папа перестал приносить деньги в дом. Мелинда боролась с болезнью мамы травами, о которых что-то давно читала, но перепутала все так, что чуть не приблизила смерть дорогого родителя. Денег на лекарства не было, но девочка уговаривала родителей не отчаиваться, ведь все плохое рано или поздно сменяется хорошим.

Тогда мама рассказала девочке про ее пропавшего брата. Сначала Мелинда подумала, что мама бредит от крапивного супа, но когда та заговорила о камне, который Мелинда нашла в земле, девочке стало не по себе.

Мама вскоре выкарабкалась из болезни, а Мелинда подросла на еще один год.

Ее голова вдруг заполнилась сложными, непонятными мыслями, которые она сама понимала не всегда. Каждый год девочка все больше преображалась, находила в себе ранее скрытые черты и удивлялась некоторым своим поступкам.

Спустя три года Мелинда вновь нашла забытый камень и решила оставить его у себя.

Тут отец стал подолгу где-то пропадать. Наверное, мать бы совсем сошла с ума, если бы Мелинда каждый раз не подбадривала ее, заставляла верить в чудо. И мать верила, пока это не вошло в привычку.

Когда отец пропал не на две недели, как обычно, а на месяц, Мелинда почувствовала, что мир начал рушиться. Ее природная позитивность завяла, иссохла и отвалилась. Все было бы плохо, если бы не мать. Теперь она пыталась вновь вырастить в дочери надежду, утешая ее. Так они помогали друг другу до определенного времени, желая, чтобы все это поскорее кончилось.

Казалось, что весь этот кошмар никогда не закончится, пока отец вдруг не вернулся, да еще и с деньгами. В нем виделась сильная, очень явная перемена характера. Мысли, которые Мелинда понемногу стала понимать, подсказывали ей, что отцу пришлось пережить что-то серьезное, раз его характер так сильно изменился.

Когда первый восторг отошел, отец продолжал куда-то уходить, но возвращался всегда с деньгами.

На четырнадцатилетние Мелинде подарили первое в ее жизни украшение. Золотой кулон в виде капли, внутри которого было пусто. Девочка сразу же нашла, что туда поместить. Черный камень, единственное напоминание о пропавшем брате. И, кажется даже, совсем незнакомом.

Мама, порядком постаревшая от переживаний, вновь расцвела, стала часто улыбаться и совсем перестала волноваться по каким-либо причинам.

Однажды отец подозвал к себе мать и заперся с ней в комнате. Сидевшая рядом на коврике Мелинда в сотый раз разглядывала камень, выискивая какие-то новые складки или счесы.

Громкий вскрик матери заставил девочку встрепенуться. Она тихо подбежала к двери и приникла к щели.

— Да тише ты! — зашипел отец.

Наступила пауза. Сердце девочки беспокойно забилось, предчувствуя неладное.

— Я пропал на месяц, потому что нашел его, — очень тихо донеслось из-за двери.

Мать, непонятно отчего, молчала. Может, догадалась, о ком речь и изобразила немое удивление, а может — вовсе никак на это заявление не отреагировала.

«Из-за чего она кричала?» — в моменты пауз думала Мелинда.

— Я как обычно шел в таверну, — ну не смотри так на меня! — и меня у самых дверей кто-то схватил за запястье. Это был он, я уверен по той простой причине, что он назвал меня «отец». Слышно было плохо, он произнес это вполголоса, вокруг шумели, но я четко расслышал это слово, даже по его губам прочел.

Опять тишина. Мелинда чуть не вскрикнула вместо матери. Она поняла, о ком идет речь, и сердце ее чуть не взорвалось.

— Только т-ш-ш. Он сказал мне, что у него все хорошо, но он был бледен. Как думаешь, он не заболел?

Какой-то неразборчивый ответ мамы. Голос ее очень дрожит, она еле сдерживается, чтобы не зарыдать в голос.

— Да, да, вот и я так подумал! Он стал таким взрослым, я с трудом узнал его.

Мелинде стало не по себе. Он, ее брат, жив?! Ей нужно срочно найти его и спросить о камне, который он ей дал.

Она хотела уже отойти от двери, как вдруг опять услышала голос отца, немного испуганный:

— Мелинда будет растеряна, если узнает, что он жив.

Но она совсем не растеряна, отнюдь. У нее в голове уже сложился дальнейший план действий.

— Почему же он не вернулся нас повидать? — все еще дрожащим голосом спросила мать.

— Я ж говорю, именно поэтому: он боится нашей реакции.

— Почему же он тогда подошел к тебе?

До этого момента отец говорил охотно, но сейчас растерянно замолк. После попытался выдавить какие-то оправдания, но выходили только звуки.

— Он… бог, — пробормотал, наконец, он.

Мелинда заинтересовалась еще больше прежнего. Ее лицо приобрело странный румянец, она явно была взволнована.

— Бог?

— Все! Больше ни слова не скажу! — вскричал отец, но потом шикнул сам на себя. — Черт.

После этого разговора Мелинда ходила белая, как смерть. Ее сизые глаза — единственное, что имело цвет на лице.

— Уж не заболела ли ты? — спрашивала ее мать, трогая щеки.

Мелинда мотала головой и спешила каждый раз выйти на раскаленную в то время улицу.

Минуло два года, невероятно простых для родителей и сложных для девушки. Она вновь приобрела румянец, стала улыбаться, разговаривать и ухаживать за постаревшими родителями. К камню она относилась как ко всем обычным вещам, брата вспоминала редко.

Умные мысли стали исчезать, поэтому девушка подпитывала их книгами.

Внезапно отец умер, не оставив двум женщинам ни гроша. Надо было зарабатывать, но мать была слишком стара и слаба, поэтому эта забота переходила к Мелинде. Она старалась найти хорошую работу, которая будет ей по рукам.

Но такие же девушки как она, эту работу разобрали, оставив только самую сложную и тяжелую. Мелинда понимала, что шансов уже нет, но продолжала искать.

Вернувшись домой после очередного дня, девушка села на пол и уставилась на свои уставшие и гудящие ноги.

— Мелинда, — крикнула мать, подходя к девушке.

Та слабо повернула голову.

— Я опять потерпела неудачу, — заговорила она, чувствуя себя крайне виноватой.

— О, не беда. Пришло письмо от моего знакомого, он готов взять тебя на работу к себе.

В груди что-то перевернулось. Девушка вскочила, готовая обнять мать, но та остановила ее:

— Туда будет далековато, но ты справишься. Да?

На секунду Мелинда замерла в раздумьях. Ей хотелось отказаться, но бедственное положение семьи переубедило ее.

— Тебе хватит денег? — спросила девушка, вспоминая, сколько лежит в копилке.

— Да! Еще месяца два проживу! — весело отозвалась старушка.

Мелинда улыбнулась ей, и пошла паковать вещи.

На следующий день она уже спешила по ухабистой дороге, направляясь к деревне.

Ближайших планов у девушки не было. Ей нужно было лишь добраться до деревни, а там бы она уже решила, остаться ли ночевать в ней или двигаться дальше.

Когда Фред спросил, сколько Мелинда уже в пути, та ответила, что около пяти дней.

Остановиться в деревне она не захотела, решила, что это значительно увеличит путь и укоротит время, а через двадцать дней она уже должна будет быть там.

Первый день она только училась преодолевать далекие расстояния, а потому не отвлекалась на деревеньки и шла до тех пор, пока не наступило утро следующего дня. Тогда ноги ее отказали в ходьбе, и она устроила первый привал.

Мелинда ожидала, что отдохнет час или два и вновь пустится в путь. Но, к ее удивлению, ноги и через час и через два ходить не могли. Тогда она осталась до самого вечера и ночью, незаметно для себя, уснула.

Третий день она рьяно наверстывала упущенное время, много бегала и крайне мало останавливалась.

Вечером силы ее покинули, и она опять устроила привал до четырех утра следующего дня.

Мелинде казалось, что она топчется на месте, идет по кругу и вообще даром теряет время.

В этот день она шла уже как обычно, никуда не спеша, но и не останавливаясь. Она решила, что какими бы темпами не шла, все равно время потеряет одинаково, поэтому незачем было бы напрягаться.

Проходя какую-то деревню, девушка заметила кого-то, сидящего на крыше и медленно тянущего звуки.

Мелинда хотела пройти мимо, но сидящий на крыше ее остановил:

— Куда в такую жару можно так спешить? Прекрасная погода!

Мелинда замерла, не понимая, кто говорит и кому. Как оказалось, говорил какой-то Мэт и говорил именно с Мелиндой.

— Извините, но не ваше дело, — коротко бросила девушка, когда оправилась от испуга.

— Зачем ты извиняешься? — спросил незнакомец, подходя к краю крыши, чтобы получше разглядеть девушку.

Мелинда предпочла промолчать, а парень продолжал:

— Идешь на юг? — утвердительный кивок Мелинды, — А чем тебе здесь плохо?

— Не знаю. Наверное, ничем.

Незнакомец вдруг спустился, подошел к девушке и протянул свою смуглую руку.

— Мэттью, — сказал он, смотря прямо в глаза девушке.

Та же мгновенно пожала ее, не сказав ни слова.

— Значит, предпочитаешь остаться неизвестной, — заключил незнакомец и хмыкнул.

— Я все равно надолго здесь не задержусь, — холодно ответила Мелинда, разрывая рукопожатие.

Мэт кивнул, словно прекрасно это знал.

Мелинда еще раз оглядела человека и продолжила свой путь.

— Погоди! — крикнул он и догнал девушку.

Он разговаривал с ней до самых сумерек, подводя ее к лесу. Когда стемнело, он сказал серьезно и быстро:

— Счастье ждет тебя там, куда ты направляешься. Ты, наконец, будешь счастлива.

Мелинда округлила глаза, смотря куда-то сквозь этого человека.

— Это просто пожелание, я не предсказываю будущего. Не бойся, — шутливо добавил он.

— А звучит совсем наоборот.

Напряжение понемногу ушло, и девушка тепло распрощалась с новым знакомым.

Идти в лес ночью не было смысла, и девушка переночевала на лугу около деревеньки.

На пятый день она поспешила умыться от дорожной пыли и луговой почвы и, выстирав свои вещи в речке, оставила их в папоротнике. Сняла она не все, опасаясь каких-либо животных или путников.

И тут мимо прошел Фред, остановившись, как назло, прямо напротив нее. Мелинда, прячась под водой, перестала слышать шелест и треск. Подумала, что ушел. Стала медленно выныривать.

Он смотрел, чтобы понять, что в происходит в речке, а она решила, что смотрит он именно на ее вещи, лежащие в папоротнике.

И теперь она здесь, сидит в сырой одежде под деревом и смотрит на сидящего напротив Фреда и чуть поодаль Констанцию.

В период всего рассказа Фред задал около десяти вопросов, а Констанция — ни одного. Она все время молчала, уткнувшись в свои колени или руки. Иногда смотрела по сторонам, рассматривая грызунов на деревьях.

— А она что, правда посланница? — спросила Мелинда, кивая головой на девочку.

Та, замечая, что разговор пошел о ней, повернула голову.

— Она? — Фред оценивающим взглядом окинул девочку, — Да ну, нет, конечно.

Они вдвоем ждали, что Констанция как-то отреагирует на это заявление, но она продолжала молчать, чувствуя внутри себя давящую и рвущую одновременно боль.

— Должна признаться, ты здорово меня напугала, Констанс, — сказала Мелинда, перекидывая свои волосы на плечо.

— Констанция, — сказал Фред. Было неясно, то ли он обращался к носителю этого имени, то ли поправлял Мелинду.

В любом случае, Констанция ему не ответила, а он не стал продолжать тему.

Они сидели, глядя друг на друга в виде треугольника до тех пор, пока Фред не встал, сказал:

— Ну, надо бы двигаться в путь. Кто куда и с кем идет?

Мелинда явно размышляла, а она здесь была единственным собеседником. Констанция хмуро окинула взглядом мальчика, мысленно заставляя его вспомнить, зачем вообще пришла. И он вспомнил.

— Раз Констанция пришла за мной, а не за Мелиндой, я пойду с ней. У тебя, наверное, другой путь?

Девушка улыбнулась, поджав губы.

— Да, совсем иной, — а после спокойно добавила: —

Но каждая встреча всегда имеет ворох вытекающих из нее последствий. И раз уж встреча произошла — будет еще одна.

Повисла пауза. Фред, сбитый с толку, переводил взгляд то на девушку, то на Констанцию, ожидая объяснений. Но их не последовало.

Констанция улыбнулась, зачем-то кивнув девушке.

Фред бросил взгляд на волосы девочки. Ее черные локоны туго перевязывала красная лента, которую он совсем недавно нашел.

— Э-эм, — выдал он, растерянно смотря на Констанцию.

Та вопросительно взглянула на него, он показал ленту.

— Я нашел ее в реке… Думал, твоя.

Сначала Констанция молча буравила взглядом эту ленту. Затем, вспомнив что-то, улыбнулась, да так, что чуть не рассмеялась во весь голос.

Фред, почувствовав себя глупым, все же сдавленно улыбнулся. Мелинда наблюдала за ними поодаль, а потом не выдержала и подошла.

— Лента? — бросила она взгляд на руку Фреда. — Вы из-за этого такие веселые?

Констанция вновь приобрела серьезность, а Фред посмотрел на свою руку.

— Ты случайно ленты красной не теряла? — спросил он, поднимая на Мелинде взгляд.

Та взглянула на него с такой мягкостью, добротой, заботой, словно он был самым важным для нее человеком, самым первым и последним. Короче, единственным.

— Теряла, — не отрываясь от его взгляда, проговорила девушка.

Уже начинало темнеть, и было вполне вероятно, что хищники, скрывавшиеся все это время где-то в недрах леса, захотят выйти наружу и полакомиться свежим, беззащитным мясом. Констанция отвернулась от них и стала искать палки для костра.

— Тогда держи, это твое, — Фред как-то неуверенно отдал ленту хозяйке и вздохнул.

Мелинда состроила что-то наподобие улыбки, а потом душевно и искренне обняла мальчика, сказав:

— Спасибо, что выслушал.

— Ну, — сконфуженно проговорил Фред, — я был не единственным слушателем.

Он мягко отстранился, выискивая взглядом Констанцию. Но та скрылась из виду, будто ее и не было здесь вовсе.

— Но вы действительно помогли мне, — начала она, но запнувшись, замолчала.

— Ты просто высказалась и тебе стало легче, — сказал Фред, слегка улыбаясь.

— Но без вашего толчка я бы до сих пор держала все в себе и сгорала от этой боли всю свою жизнь. Спасибо вам за все.

Она не своди благодарного взгляда с Фреда еще примерно пять секунд. Потом, заметно взволнованный, Фред произнес:

— Скоро вечер, а здесь, в лесу, есть дикие крупные звери. Не хотелось бы наткнуться на них ночью.

— Как удачно я собрала хворост.

Констанция вышла откуда-то сзади, с укором глядя на Мелинду. В ее руках находился ворох палочек, бревнышек, сучков и веток.

— О, — только и смог выдавить Фред.

Констанция без слов передала хворост мальчику и повернулась к Мелинде, по-прежнему смотря на нее с подозрением.

— Твоя боль слишком слабая, — вдруг начала она без прелюдий.

Мелинда вздрогнула и лицо ее скривилось.

— Да она даже слабее боли растений!

Кажется, тут девочка продумала все наперед. Фред, занятый непослушным хворостом, пытался запихнуть его в сумку, перевязать чем-то. А потому не мог остановить бурный поток ругани Констанции:

— Боль всегда такая слабая, или ты просто ее пережила? — грубо осведомилась девочка.

Мелинда стояла, подобная статуе и абсолютно не понимала, о чем ведет речь эта девчонка в желтом платье и плаще, непомерно великом ей.

— Погоди!

— Твоей болью только закусывать! — взвизгнула Констанция и резко отвернулась: — Черт!

«Она обманула меня», — звучало в голове девочки, пока она до боли сжимала кожу на локтях.

Мелинда опять замолчала и лишь ее глаза, устремленные на Констанцию, спрашивали обо всем, что тут сейчас было.

Констанция вдруг пришла в себя и сев рядом с Фредом, стала тихо объяснять.

— Ваша боль — очень важная вещь, которой мне нужно поддерживать свое существование. Боль утоляет мой голод. Вы должны понимать, что если я прошу вас причинить себе боль — значит это необходимо. И не нужно лишних вопросов, они… ну, в общем, я их не люблю. Думаю, не стоит окунать вас в подробности, тем более что я сама как следует в них не разобралась, но сказать стоит то, что душевная боль — самая долгая из всех. Поэтому меня так разозлил этот случай с тобой, Мелинда.

Она говорила непрерывным потоком, как-то не выделяя интонацией запятые и точки, а потому, ее резкое молчание немного их удивило.

Мелинда переосмыслила эту информацию заново и чуть не рассмеялась от ее вздора.

Фред поверил в историю больше, чем Мелинда, ибо на личном опыте убедился в том, что Констанция может ее вдыхать в себя, избавляя других людей от страданий.

— Как ты удачно собрала хворост, — сказал Фред, вставая.

Констанция улыбнулась, а потом произнесла:

— Нам надо уйти из леса до темноты.

Они, оглядев друг друга и все, что простирается вокруг них, пошли вверх по реке.

Позже Мелинда взяла инициативу в свои руки. Она вышла вперед, диктовала, где лучше пройти и куда лучше свернуть. Фред иногда создавал споры, ибо был не согласен с тем, что говорит Мелинда. Констанция вновь умолкла, ее лицо опять стало каменным.

Пройдя приличное количество времени, они так и не вышли из леса, хотя порядком стемнело.

— Привал, — объявил Фред, перебивая Мелинду, которая хотела только что что-то сказать.

Хворост плавно опустился на землю. Констанция мирно села рядом с палками и, не обращая внимания на перебранку ведущих, осмотрелась. Сейчас ее дыхание замедлилось, она стала проверять, не жжется ли кислород.

Пока все было нормально, но еще немного и девочке придется искать подпитки.

Вокруг были лишь деревья. Огромное количество высоких, густых деревьев, ни одного животного.

Даже белки исчезли.

— Ты хоть понимаешь, что привал в лесу опасен? — взвизгнула Мелинда.

Фред непоколебимо возразил:

— Но идти куда-то на наугад всю ночь — тоже затея так себе.

— Да почему наугад? Мы движемся на юг, там выйдем из леса и устроим привал.

— А ты не подумала, что лес может быть очень раскидистым? Мы не знаем, где кончается лес, а потому можем идти к его концу хоть до следующего вечера. А это плохо, мы можем без сил упасть.

— Ты недооцениваешь способности человека, — заявила Мелинда и решительно добавила: — я иду дальше.

— Тогда прощай, — улыбнулась Констанция, помахав рукой на прощание.

Мелинда взглянула на девочку так, словно вдруг собака подала голос, о котором ее не просили прямо посреди театрального зала.

Мелинда двинулась было вперед, но остановилась, собираясь что-то сказать, но Фред ее перебил:

— Ладно, подожди. Иди сюда, мы что-нибудь придумаем.

В положении они оказались действительно затруднительном. Скоро стемнеет окончательно, а конца лесу не видно; нет и речи о том, чтобы идти куда-то на ночь глядя. Но и оставаться на ночь здесь было бы опасно, хоть ничего и не остается.

На нос Констанции упала первая тяжелая капля. Девочка дернула носом, сама вздрогнула и накинула капюшон, показавшийся ей невероятно тяжелым и горячим.

— Что это? — задал Фред вопрос скорее риторический, нежели обычный.

Мелинда как-то странно на него посмотрела, непонятно сморщилась и взглянула наверх, ожидая что-то увидеть. Но там, вверху, была лишь обильная листва.

— Я говорила, что пойдет дождь, — довольно сказала Констанция, вставая.

Интервал участился, и капли стали капать больше и быстрее. После пошел ливень.

Плащ надежно защищал своего носителя, но этому носителю было несколько неудобно смотреть на промокнувших мальчика и девушку, а потому Констанция решила куда-то пройтись.

— Далеко не уходи, — сказал ей в след Фред.

Девочка же пробиралась сквозь папоротники, пока не обнаружила запах.

Нужный ей запах.

Он был так близко, но в то же время было не понятно, откуда запах именно исходит.

Констанция обернулась, отмечая, что ее спутники на месте и двинулась куда-то, осматривая все вокруг.

Дождь лил, и плащ стал невероятно тяжел. Он буквально вдавливал девочку в землю, мешая свободно передвигаться.

Лес неожиданно преобразился. Стал блестящим, каким-то темным и загадочным, неестественно мокрым и вообще был похож на дремучий, тот, в котором дальше носа ничего не увидишь.

Листья папоротников, словно раскисшая бумага, отваливались, и падали в бесформенную кучу чего-то мокрого, зеленого и странного.

Конечно, листья не могли так раскисать. Либо дождь необычный, либо с лесом что-то не так, либо у Констанции галлюцинации.

Конец ознакомительного фрагмента.